Кого ты видишь? Я легион. Книга третья

Марина Зилотина, 2022

Привычная реальность. Наши дни. Лишь медиумы видят скрытую картину – мир сверхъестественных существ с его конфликтом Тьмы и Света, где все решают аномальные способности и выбор каждого адепта.Лука Гордон – заложник этого конфликта. Под маской бизнесмена и социопата живет одержимый медиум и, медленно уступая внутреннему монстру, уже смиряется с таким существованием, пока не встречает свою человеческую половину.Камилла Бриг отрицает мистику, но трагедия в недавнем прошлом обнаружила ее перед демоническим сообществом. На нее объявлена охота. Ни сила, ни чувства медиума не способны избавить ее от душевной боли, кошмаров и преследования.Гордон принимает единственное решение.Согласится ли Камилла с его выбором, если жертва монстра сотрет все воспоминания о нем и вскроет настоящую причину ее бегов от тайных могущественных сил?Третья книга серии, читается как самостоятельное произведение.

Гордон

Глава 0. Нулевой меридиан

Начало июня. Азов. Хибара на отшибе мертвой деревушки без названия, стертой из реестра географических объектов завесой аномалии. Пребывая в беспамятстве, в пограничном состоянии сознания, я даже не был уверен, что живой.

Привычная реальность разошлась по швам, обнажая изнанку — духовный мир с его расстановкой сил добра и зла. Он существует рядом, невидимый для всех, а мне не повезло. Я медиум. Да, псих со стажем, раскрывший в себе сверхъестественный потенциал, что автоматически делает меня заложником извечного противостояния.

Включился. Фырканье, звук струи, запах псины, собачьей мочи… У забора шныряли одичавшие бездомные собаки. Чуя залегшего в берлоге, истощенного хищника, осмелевшая стая метила свою территорию.

«Твою мать… Еще дышу? — врожденная брезгливость вернула в настоящее. — Что же я здесь делаю, Лука Гордон — успешный авторитарный бизнесмен, седой прожженый жизнью, циник?»

— Умираю. Добровольно. — Хриплый кашель высохшего безумца парализовал оборзевшее зверье. Для всех в материальном мире я — девелопер, магнат с темной скандальной репутацией, пропавший без вести. В духовном измерении для демонов и их адептов я известен как преподобный Легион — серийный убийца, одержимый демоном.

— Не забыл меня? — бессмертный оппонент зло напомнил о себе. — Я — Зверь.

— Мы с тобой практически женаты. — я усмехнулся, снова ощущая весь гнет своего проклятия. Я ношу демона в себе. Когда-то инфицируя перспективного молодого медиума, начисто лишенного морали и этического кодекса, демонический рецидивист из высшей иерархии рассчитывал стать моим хозяином, а оказался узником. Все время нашего сосуществования я пребываю в состоянии войны: без правил и срока давности. Заключенный в застенках моего сознания, демон стремится меня сломить, сделать своей марионеткой, медленно и неизбежно превращая из вампира энергетического в реальное чудовище.

Я преследую единственную цель — сохранить хрупкий баланс и остаться человеком. За семнадцать лет сопротивления, подавляя свою натуру монстра, я приспособился к раздвоению личности и внутренним диалогам с демоном и, используя аномальные способности и принцип ментальной диктатуры, даже выстроил бизнес-империю…

А потом случилась она — таинственная южная звезда, и вампир сорвался.

Она взошла внезапно.

Разбуженный монстр стоял у ворот своего особняка на закрытой частной территории, провожал голодным взглядом дефилирующую мимо, диву и, превращаясь в четырехметровое чудовище, понимал, что учредитель этого вторжения — я, сам.

Несколько лет назад я решил расширить свой загородный поселок. Последний, самый удаленный коттедж с эркером и панорамными окнами, проект которого я лично утверждал, пустовал непокоренным особняком два года, пока его не купила почтенная семья. Для дочери.

Юная хозяйка — художница Камилла Бриг жила уединенно, тихо, прилежно училась, рисовала, посвящала себя благоустройству дома, сада, радовала примерным поведением родителей и не имела недостатка в мужском внимании. Но особым магнетизмом леди обладала для представителей демонического мира.

Одержимый теневой хозяин клубного поселка не стал исключением.

Само ее существование бросало монстру вызов. Мое состояние напоминало амнезию: все принципы, рациональность, дисциплина — оказались забыты. Самоконтроль позорно уступил инстинктам. Беснуясь в ненависти и неутоленной жажде, вампир был готов ее убить, лишь бы избавиться от наваждения…

Демон презрительно скривился:

— Зря ты остановился. Заказали бы букет из ста голландских черных роз для леди. На могилку… И отпустило. Но нет, теперь мы здесь, гнием…

Абстрагируясь от Звериного присутствия, я воспроизводил в памяти античные черты. Ее непременным аксессуаром всегда были зеркальные очки. Необычные, сияющие жидким золотом, взрослые глаза на безупречном девичьем лице вызывали изумление. Зависал, увы, не только я. Инстинкт собственника заглушал всю, наработанную годами, цивилизованность организованной рептилии и усиливал чувство дежавю… Пока деспотичный монстр, для которого нет ничего святого, не узнал в потенциальной жертве свою человеческую…

— Половину?! Она — твое недостающее звено! — Ржавый кашель захлебнулся кислотой. Я проглотил оскомину, но выслушал мнение эксперта в области демонологии. — Ты не человек. Вампир живет по другим законам. Для тебя жизнь — это кровь. А кровь — душа человека. Только так ты можешь рассчитывать на… «объединение» с Камиллой Бриг.

Демон не лгал. Ту часть меня, которая уже превратилась в монстра, лихорадило от предвкушения. Став совершенным искушением, она поставила вампира перед выбором: ее кровь дала бы мне неоспоримое аномальное преимущество, делая хищника обладателем абсолютной силы, а…

— Альтернатива?

Демон огрызнулся:

— Не было альтернативы! У вас духовный паритет. Ты не можешь ею управлять. Ментальному влиянию она не поддается. Твои способности на нее не действуют. Ты можешь только ее взять. Не поглотишь ее — ты вымрешь. А тебя, беспринципную расчетливую тварь, растащило на эмоции? Бредишь ее кровью, но постишься из чувства пацифизма… — мой арестант вынес вердикт, дискутируя с самим собой. — Да вы из разных параллелей, Вселенных и альтернатив! Даже если пойдешь против своей природы, святой кролик тебя не примет. Ты — преступник вне закона и диссидент, объявленный в розыск царством тьмы. А ты влюбился!

— Не знаю, любовь это или зависимость? — В своих истинных мотивах я уверен не был, но боролся. Один против всех, посвятив себя ее защите. Причина моего подвижничества перевешивала все преступления и внутренний конфликт серийного убийцы. Только благодаря этой девочке сумасшедший монстр еще оставался человеком.

Сейчас?

Аномальные шторма Азова. Зыбучие пески. Реальность, что осыпалась кусками и пропадала в разломах схождения миров. Опаленная жаждой, личная пустыня. Все слилось в непроходимую трясину агонии. Я загибался без нее.

Разлепил воспаленные глаза, оглядел сумрачную лачугу. Разрядившийся ноут был похоронен в пыли. Телефон давно разбит. Бутылочные осколки изрешетили, исписанные кровью, стены. Все, что осталось от прогрессивной реальности — гербовый бланк для личной корреспонденции. Под рукой нащупал несвежий лист голубоватой плотной бумаги. Вместо размашистого, продавливающего почерка — неразборчивые жалкие каракули. Я усмехнулся, но попытался пристроить ее карандаш в непослушных пальцах, чувствуя себя выжившим из ума маразматиком.

— Моя мстительная фурия. — улыбнулся открыто, искренне. Пересохшие губы треснули, забрызгав кровью седую лопату всклоченной бороды. Пугая бездомных псов, вампир разразился хищным сумасшедшим смехом и не остановился, извращенно наслаждаясь болью во всем теле. — Я бесполезен, звезда моя. Через физическую близость я сделаю тебя одержимой. Зверь перейдет в тебя. Морально — подавлю. На уровне эмоций — выпью. Энергетически осушу похотью вампира. Я ушел, чтобы сделать то, на что еще способен. Отпусти меня…

Она не отпустила.

Да, я остервенело цеплялся за утопию, сражался каждую минуту, чтобы вырвать у судьбы ничтожный шанс. Шанс — остаться вместе, которого, в принципе, никогда у нас и не было. Но помимо прямой угрозы, исходящей от моей хищной натуры и демона, между нами существовала ментальная связь и корреляция — аналог мгновенной кармы. Воюя с ней, я разрушал самого себя. И сейчас вампир заслуженно огребал отдачу, но пер наперекор и инстинкту самосохранения, и здравому смыслу.

Год назад, категорично отказываясь ломать ее жизнь, я позволил себе сблизиться с ней на правах друга, больше похожего на ворчливого опекуна. Но когда выяснил причину, по которой к ней все липнут — не смог смириться. Ее тайна — трагическая гибель брата-близнеца — такого же медиума как я, разрушала ее изнутри. Именно скорбь и чувство вины, навязанные бесами, делали ее объектом всеобщего демонического преследования.

Самым азартным хищником показал себя гибрид — Георгий Княжин, Гога, он же арахнид, который оспаривал мое аномальное влияние, используя Камиллу как рычаг давления. Ситуация вышла из-под контроля. Демоны и их адепты объявили на нее охоту. Вокруг нее столпились все: гибрид, его кузен Иван Княжин — верный и простодушный друг детства Камиллы, обманом втянутый в интриги гибрида; бесноватый сосед Шульгин, ее однокурсники, кандидаты в женихи, прочее отребье… Я потерял к ней доступ. Чтобы защитить ее, я открыл ей правду: о демонах, о ее брате, которого все считали сумасшедшим, о себе…

Усовершенствованный мозг рептилии хранил каждое мгновение.

Я смотрел в черные жемчужины расширенных зрачков, поглотивших золотую радужку, видел в них отражение чудовища и чеканил каждое слово:

— Теперь ты знаешь, кто я. Разрушь связь между нами. И я исчезну. — готовый сгинуть вне, вампир развернулся, сделал шаг и поймал спиной:

— Не исчезнешь. Пусть монстр, но ты — мой.

Помятый лист выскользнул из ослабевших деревянных пальцев. Я скорчился на прогнившем полу. Память раскрыла популярный файл. Воспоминания перенесли в наш роковой последний вечер.

Лес стоял в оцепенении, стараясь не будоражить натянутые нервы взвинченного хищника. Могучие дубы сдались под порывами пронизывающего ветра, обнажили ветви и застыли в ожидании забвения. Темень. Заморозки. Зловещая тишина. Этой ночью уходил ноябрь, прощаясь с лесом слепым бураном. Я тоже уходил. Прижимая уши, пес ежился от холода, но послушно семенил за мной. Тяжелым аллюром я приближался к стенам немых развалин.

Руины местного «Камелота» видели много, но так бы и зарастали ковылем и дикоросами, если бы не один одержимый медиум и его аномальные разборки. Но на этот раз серийный убийца не разрабатывал очередную карательную операцию. Я думал о Камилле…

Наши отношения могли эволюционировать по двум путям: либо я ее убью, либо инфицирую. Я выбрал третий. Меня не мучили сомнения. Я четко видел цель. Причины ее опасного магнетизма были определены. Я стремился к реализации освободительного плана…

Шокирующие коррективы внесла сама Камилла. Мой план превратился в бред мазохиста, когда королева гордо заявила:

— Я буду за тебя бороться.

Демон ошибался. Несмотря на пропасть между нами: одержимости, мировоззрения и разницы в возрасте, моя недосягаемая мечта не стала церемониться. Она ничего не просила, не обязывала, не требовала никаких гарантий — просто любила, верила в меня, помогая сражаться со своим проклятием.

Леди сама не подозревала о прогрессирующем влиянии на сумасшедшего вампира. Ее вера реформировала мой характер, делала личность монолитной. Я был человеком. Не ассоциировал себя с ним, я им жил. То, что между нами происходило — не поддавалось анализу. Синхронное влечение, феноменальный резонанс — вне времени, реальности и… перспектив.

Вампир эгоистично мог бы довольствоваться малым, просто поклоняясь своей звезде издалека…

— Не можешь, — Зверь мстительно надавил на триггер. Глупо было отрицать очевидное. Я способен защитить ее ото всех, но не от себя. Я видел обреченность наших отношений. Да, выстроил блокаду, считал, что безопасен. Но вампирская натура высмеяла мою самонадеянность. Я оказался монстром даже в подсознании. — Ты убивал ее. Незаметно, расчетливо, растягивая удовольствие. Спал и, даже сам того не зная, мучил ее ночами.

В глазах зарябило. На сетчатке глаз отпечаталось омерзительное зрелище — тайный произвол анаконды — моего внутреннего монстра. Следы от удушения — сетка капилляров, багровой татуировкой покрывающая нежную шею, руки, грудь…

С горя пнул булыжник, обрушил фрагмент стены. Струхнув, пес шарахнулся в темноту, ломая на своем пути замерзшие кусты орешника.

— Жак! Ко мне! — Бесполезно. Сил не осталось даже на мысленный приказ. Выпотрошенный своим поступком, я углублялся в темный лес, следуя по запаху собаки. Игнорируя команды, тигровый дог с возмущенным воем был уже за километр. Ржавый собеседник пользовался временной анархией:

— Конечно, понимаю твои благие намерения, но мог бы уйти красиво. Инсценировать несчастный случай, аварию, убийство.

— Чтобы она оплакивала меня всю жизнь? Нет уж. Я подонок и останусь им.

Да, я поступил…

Демон усмехнулся:

— В своей манере циничного ублюдка.

Я молча согласился, признавая свой безобразный троллинг единственным решением.

Она раскусила меня сразу.

На пороге полного провала я подло ударил по самому больному:

— Сейчас меня ждет жесткий трах. Может, присоединишься или ты даже на это не годишься? Зря резался твой братец…

Сглотнул вязкую слюну отвращения к себе, отчаянно мотая головой, пытаясь физически вытрясти из памяти сцену расставания. В ушах до сих пор стояли ее тихие, но решительные слова:

— Я согласна. Я заберу твоего Зверя. Ты станешь свободным…

— Нет! — Липкий ужас пробрался морозом за шиворот, сбил дыхание. Как и тогда, я рванул — бежал от нее, от себя, от чудовищной безысходности, не разбирая дороги. Сердце стонало: «За что же ты меня так любишь?»

По оголенным нервам прошелся шепот с мягкой укоризной: «Не за что, а вопреки», и выбил почву из-под ног. Воя от глухой тоски, вампир выбирался из валежника, надежнее блокируя нашу связь.

Зверь настороженно притих. Собака после большого виража возвращалась к Камелоту. Я повернул назад. Идти было гораздо легче — всю злость я вымещал на ветках и стволах. Передо мной была стихийно образованная свежая тропа.

Здравый смысл пытался смазать самокритику: «Но ты полезен».

— Меня хватает только на то, чтобы отбивать ее у одержимых выдвиженцев. — Я проглотил отрыжку, вспоминая свой недавний «прямоходящий» ужин, который отдал Богу душу где-то на дне лесной реки.

Вместо раскаяния внутренний голос выдал контрдовод: «Она страдает от негативной энергетики, ты ее поглощаешь и облегчаешь состояние девочки».

— Если бы я не опустился до одержимости, ее судьба была другой.

Внутренняя полемика стихла под ржавым скрежетом:

— Ой, да ладно навешивать себе заслуги! Жила она двадцать лет без своей червивой половины и не страдала. А теперь у нее проблемы. Те семеро боксеров из ассоциации, заслуженный художник в галерее, четверо батанов, кажется, один из них декан физмата? Два высокопоставленных чиновника, один энергетик, другой пресс-секретарь. А сколько на рауте ей мило улыбались? Я удивился, как ты не сорвался на владельца ресторана, помнится, Фомин? Отморозки гибрида и местные авторитеты — это лишь начало. Ладно, ты «освящаешь» ими свое капище. Но что ты будешь делать со всеми охотниками до ее скорби? Нет, конечно, мы все убийцы, но есть и паразиты среди нас. Одним из класса низших выступает ее сосед чревовещатель — единственный наследник нешуточного состояния и ликеро-водочного завода Шульгиных. — Я выдавал отборные харчки, заново переживая любезные Звериные экранизации похотливых извращенцев. — Плеваться можешь бесконечно. Однако бесы жаждут жить в ней. Ее сломленный дух для нас наркотик. Все стремятся оккупировать такой алтарь.

— Теперь они хотят в ней жить?! — Я оступился и прикусил щеку. Был в пограничной зоне мутации, укус оказался ощутимым. Хищник ликвидировал антикоагулянты в слюне, сплевывая сгустки крови, а демон расправил крылья:

— Мы курсируем, обмениваемся носителями, объединяемся в легионы. А в человека, кроме естественной платформы, мы попадаем через сексуальные контакты между одержимыми людьми. Мы сделаем ее транзитным симбионтом.

— Проституткой?! Так вот откуда все ее кошмары?! — Я до сих пор был под впечатлением последних трех ночей в спальне Камиллы. Она уже не просто плакала в подушку, а кричала, просыпаясь взмыленной на полу посреди эркера. Мой астральный караул оказался неэффективным. Девочка поступилась своими принципами и втайне от родителей спала спокойно только на моей груди.

Демон поспешил вывести меня из ступора:

— Кошмары? Несмотря на внешние страдания, у нее на них иммунитет. Поэтому нам ничего не остается, как избрать инвазивный путь. Совокупление.

— Убью… — Хищник выдрал с корнем первое попавшееся дерево. На склоне холма тенью промелькнула собака. Я вымещал гнев на останках ствола, Зверь невозмутимо вносил ясность, освещая планы демонического альянса:

— Вот в этом и проблема. И не потому, что ты «единственный владелец». А потому, что ты — убийца. Ты опускаешься все ниже. И пусть тебе пока удается умерщвлять симбионтов, избегая контакта с их хозяевами, но чтобы убить ее, тебе не нужен легион. Сегодня мы узнали правду. Оказывается, наш «седовласый херувим» страдает осознанными сновидениями, в которых охотиться как анаконда. И цель у нас одна. А мы хотим, чтобы она жила.

— И даже ты, маэстро некрофил?

— Как не прискорбно мне тебя разочаровывать, но даже я. Хочу, чтобы она жила и продуцировала мой наркотик. Поверь, сценарии разнообразны. Я сломлю ее, сведу с ума, заставлю корчиться от боли. Да она будет собирать мне орды бесов! Мое влияние будет расти! — Ржавая трещотка мгновенно трансформировалась в сирену. Я открыл рот, сглотнул. Сработал внутренний контроль. Демон хрипло отбрыкивался. — Возьми ее! Я перейду в девчонку. Ты станешь нормальным: никаких глюков, демонов и аномалий. А хочешь — имей ее! И мы будем мироправителямии-и… Ты ничего не теряешь. При любом раскладе…

Я восстанавливал внутричерепное давление, но эмоционально был раздавлен:

— Нет! Я сделаю ее свободной. От себя, от вас, от всех!

— Да она срослась с ролью жертвы! Одна связь с тобой — признак ее Стокгольмского синдрома ¹ . Она держится только из-за родителей. Мы устраним их. И она уже не выберется. — демон фыркал, заявляя о моей некомпетентности. — Нет, преподобный, твое добровольное изгнание лишь ненадолго сохранит ей жизнь, но не освободит. Ты — творение. А сердце исцеляет сам Создатель. Чтобы избавить ее от такого внутреннего рабства и вытекающих отсюда перспектив, необходима жертва. Реальная жертва. Только она имеет вес в духовном мире. А у тебя ничего и нет. Ты сам не свой. Ты наш. Не помнишь?

— Да, один из вас, — я усмехнулся, уловив в скрипучем тоне нотки превосходства. — Поэтому мимо моей жертвы Бог пройти не сможет. Он ликвидирует саму причину ее скорби. Нет чувства вины — нет и провокативных маяков. Она не то, что потеряет свою ценность. Она даже не будет регистрироваться ни демонами, ни адептами.

— Так твоя жертва ради ее свободы от вины?! — Зверь зашелся в злорадном кашле. — Глупец! Вампир, ты забираешь ее боль. Твой дар — вот почему ты был ей нужен. А после жертвы ты — банкрот, — он еще не чувствовал подвоха, но ржавая трещотка становилась неувереннее. — И что еще за «твоя жертва»? Снова перережешь вены?

— Бог не принимает человеческие жертвы, — я нацелился на пса, перешел мост и подтвердил его опасения, — а вот самое дорогое — пожалуйста. Я таким располагаю. Откормленным, изнеженным, самовлюбленным. Жертва идеальная.

— И это, явно, не твоя собака. — циничная сирена задрожала. — Кто?

— Я — монстр. — я огласил свой приговор, и Зверь взорвался:

— Ты отказываешься удовлетворять вампирскую природу?! Лжец! Обещал ей жить, а сам… — Протестующий рев вувузелы вырвался инфразвуковой волной, повалил орешник, разметал в каменную крошку кладку парапета. Я оборвал:

— Обещал. И буду жить. Как человек. Столько, сколько протяну.

— Это не аскеза, а самоубийство! Ты не человек. Жажда тебя уничтожит… — демон вопил в агонии, давя на уши. Просо колючего снега засыпало Камелот, Жак жался к невменяемому хозяину, а я иронично предвещал события:

— Надеюсь, очень скоро. Бронируй место. Ты возвращаешься в родные пенаты, как триумфатор на молодом осле.

Нервы сдали. В горле — кровавый ком. Ее последние слова высверливают мозг: «Я рождена для сильного мужчины».

— Прости, родная. Я ни на что не годен. Тебя найдет достойный, сильный. Не я. — Вопль в конвульсиях яростных рыданий сотряс тишину Камелота.

Мое проклятое существование подошло к концу. Демон преуспел в изощренных пытках, смаковал мучения и добивался полной чаши всех моих страданий. Однако бесспорным фаворитом адской гонки был не он. Камилла. Она не смирилась с моим выбором. Связь душила, как троекратно обвитая вокруг шеи, стальная пуповина. Но хуже была ломка. Чудовищная зависимость от нее.

Примечания

1

Стокгольмский синдром — защитно-бессознательная травматическая связь, взаимная или односторонняя симпатия, возникающая между жертвой и агрессором в процессе захвата, похищения или применения угрозы или насилия.