Распутин: черное и белое

Марина Кравцова (2024)

Молодой следователь Аркадий Максимов сам становится участником печальной детективной истории. Его любимая жена покончила с собой, и все указывает на то, что виновником ее гибели стал старец Григорий Распутин, о котором повсюду разнеслась мрачная слава. Аркадий решает восстановить справедливость, вывести на чистую воду авантюриста и покарать его. Во время следствия он знакомится с девушкой, называющей себя дочерью Распутина. Но все оказывается не так просто. Ведь то, что выглядит черным, порой оказывается белым, и наоборот…

Глава 1. Смерть Ларисы Максимовой

«Я это пережил! И сейчас, две недели спустя, начинаю понимать, что не сойду с ума, не повешусь, не дам сгноить себя на каторге из-за крови бешеного пса. Пусть моя душа больше не видит света, и мир затянулся чернотой — но я живу. И даже знаю, чем наполнить невыносимые дни. Дневник подвернулся под руку случайно, я раскрыл его… вот вновь пишу. Теперь у меня есть цель — я растопчу змею, а там будь что будет…»

Сколько ни силься, но слезы горя пробьются сквозь сомкнутые ресницы, если им тесно в душе. Быстро смахнув их, темноволосый молодой человек резко отодвинул толстую, обернутую кожей тетрадь. Отброшенное перо запачкало чернилами недописанную страницу…

В дневнике оставались пропуски. На белые листы не легла черными строчками самая темная страница жизни. Писать о том, что произошло тогда, не получалось — сердце запрещало. Да и смысла не было — страшный вечер на всю жизнь врезался в память Аркадия Максимова.

***

Тот мартовский вечер терзал их запоздалым мокрым снегом и весьма неприятным ветром — Аркашу и друга его Дениса Агеева. А приятели и рады были побороться с некстати вернувшейся зимой. Весело скользили в переулках в темноте по раскисшему снежному месиву — нараспашку, шапки набекрень. И Аркаша, сам едва державшийся на ногах, то и дело ловил под локоть хохочущего Агеева, рывком помогая ему обрести равновесие.

— Нет, Денис, — фыркал Аркадий, — ты скоро… тебя скоро… просто в темном углу поймают и вздуют…

И он прыснул как мальчишка, вспомнив последнюю жареную статейку «Д. А.».

— Э, нет! Ты… что же ты думаешь… — несмотря на то, что Агеев едва держался на ногах, язык его работал неплохо. — Журналистика, друг мой — тонкое дело. Виртуозное искусство! Все равно что ваша литература… да только романчиками со стихами состояние не наживешь, если не улыбнется фортуна, а газета — да… Но искусство нужно. Ты понимаешь? Я ж не вру, я сочиняю сюжет… Вдохновенно!

Он восторженно икнул.

— Врешь, все ты врешь, всегда врешь… — не слушал Аркаша.

Агеев вдруг обиделся.

— Да что ты понимаешь, ты… сыщик! Скажи, где… где в твоей службе хоть чуток творческого вдохновения? Это только в книжках бывает… Шерлок Холмс ты наш!.. А мы, того… Куда сейчас? К тебе, что ли?

— Ко мне, — бездумно ответил Аркадий, тащивший приятеля под локоть. И молодые люди, мокрые от весеннего снега, свернули на освещенный проспект. В дом Максимова ввалились в обнимку, в уютном тепле сразу потеряли последнюю устойчивость. Полусонная Анфиса, впуская барина с гостем, даже зевок прихлопнула, удивленная — редко серьезного Аркадия Николаевича можно было узреть в подобном виде. У Аркаши же сладко кружилась голова.

— Лариса-а-а! — закричал он на всю квартиру. — Я вернулся, свет ты мой!

Жена не откликнулась.

— Я сейчас.

Агеев, проходя в гостиную, пьяно хихикнул: мальчишеская влюбленность Аркаши в собственную жену ужасно смешила его — вроде не первый год вместе живут. Журналист попытался придать себе светский вид, насколько позволяло нынешнее состояние.

— Ларочка, ты где? — слышался из другой комнаты напевный голос Аркадия, показавшийся Агееву отвратительно слащавым.

Денис скучающе разглаживал усы, но внезапно отчаянный крик сорвал его с дивана. А вот теперь что-то похожее на всхлип… Переступив порог небольшой комнаты, Агеев только головой покачал. Лариса лежала на ковре — застывшая, без движения. «Все как в бульварных романах», — первое, что пришло в голову «Д. А.».

Мертвенно-бледная женщина в черном, кровь, револьвер в маленькой ручке… ажурная перчатка… Красиво и страшно. И Аркаша, предсказуемо-горько рыдающий на коленях перед мертвой женой…

Можно быть талантливым сочинителем и иметь безошибочный нюх на скандалы, но даже это не сделает тебя удачливым журналистом, если нет влюбленности в работу, собачьей хватки и внутренней раскованности. Ничего запретного, подавай публике все, чего она жаждет! «Д. А.» знал за собой все эти прелестные качества и гордился своим бойким пером. Да, многие из его шедевров не совсем верно (мягко говоря) отражали действительность, но главное — читатели получали то, что хотели. И он, хваткий журналист — тоже.

Опьянение не мешало. Быстрый взгляд карих глаз Агеева привычно скользнул по комнате в поисках интересного. Нашел. На столе белела записка с ровными строчками напечатанных на машинке четких букв.

«Дорогой Аркаша! Прошу никого не винить в моей смерти, кроме меня самой. Я мечтала найти небесного старца, а попалась в когти дьяволу. Разорвать сети, которыми он меня опутал, возможно, лишь разорвав нити, связывающие меня с жизнью. Я изменила тебе — не по своей воле. Прощай и прокляни тот день, когда я встретилась с ним!»

Быстро трезвеющий журналист досадливо поморщился. «Нити, связывающие меня с жизнью…», «прокляни тот день…»

Он прошептал почти неслышно:

— Как все знакомо и театрально-пошло…

А потом дух захватило… словно искра пробежала! Денис вспомнил, как Аркадий жаловался на жену — любопытная особа вдруг жарко увлеклась популярнейшим старцем Григорием Распутиным. Так вот оно что! Доувлекалась… Вот кого она дьяволом называет. У Агеева был свой интерес к этой странной личности. Да еще какой…

А все же не до конца он стряхнул с себя пьяный угар, иначе бы не воскликнул:

— Да это ж сенсация!

Для самого неожиданно выскочило, как чертик из табакерки. Резким ударом по руке Аркадий заставил приятеля выронить записку, а потом Агеев с его помощью вылетел из комнаты.

— Негодяй! — неслось ему вслед.

Денис Агеев перевел дыхание и пошел искать свою шляпу в прихожей. Аркадий быстро перестал занимать его мысли. Журналист знал, что сегодня ему предстоит бессонная ночь.