Роза под снегом

Марина Кравцова (2024)

Она сидела на скамейке в вечернем сквере, с трудом осознавая себя, чувствуя родство с падающими снежинками. Он впервые ее увидел, но как будто бы узнал… Их явно связывает что-то большее, чем симпатия с первого взгляда. А еще — их история по законам жанра обречена на печальный конец. Но так ли это будет на самом деле?

Глава 1. Арина

Первое, что я увидела — снег… На полотне вечернего неба — белые пчёлы, хрупкие цветы, безупречные крохотные звёзды. Сцепляются лучиками, словно не могут друг без друга, собираются в хлопья… Снежинки.

Снег… что сравнится его с невесомой грацией? Снежинка за снежинкой опускается на тебя, льнёт к тебе, целует в щёки, тут же тая от этой нежности. А если будешь сидеть и не двигаться, так и охватит всю, закроет собой и заберет — куда? Может быть, туда, откуда я и пришла?

У меня есть осознание этого мира. Надо мной свисают заледеневшие ветви деревьев. Я понимаю, что сижу на чём-то твердом и холодном, и это, наверное, скамейка, а вокруг всё в оранжевом свете местных светильников — уличных фонарей. Всё это я как будто уже видела… или чувствовала…

***

Он появился из неторопливого снегопада, словно мороз нарисовал его на тёмно-сером стекле, а потом выпустил в наступающую ночь. Стройный и лёгкий, с чуть вьющимися каштановыми волосами, припорошёнными белыми хлопьями… В его горбоносом худом лице с тонкими чертами мне виделась хрупкость и ломкость снежинок… Он остановился передо мной. И я сказала:

— Здравствуй.

Юноша молча смотрел на меня… Кажется, раньше я не встречала никого в такой одежде, но могу перечислить — утеплённая куртка, джинсы, длинный синий шарф… Странно… какова же всё-таки разница между «знаю» и «помню», да и есть ли она? А он смотрел, смотрел… и как будто узнавал…

— Как тебя зовут?

И вновь — «знаю» или «помню» я этот голос? Сейчас приглушённый, но я не сомневалась, что вообще-то он довольно приятный и звучный. Что это он спросил? Как меня зовут? И что ответить?

Мы просто глядели друг на друга. Мы просто…

— Не хочешь познакомиться? — кажется, он огорчился. — Но ведь ты… ты же есть на самом деле!

Я по-прежнему молчала, не зная, что сказать, и юноша смущённо поправился:

— То есть я удивлён, что на свете есть такая красота.

— Ты можешь называть меня так, как тебе нравится, — наконец ответила я на его вопрос. И сильно удивила этим своего собеседника.

— Что? — переспросил он.

— Придумай мне имя.

— Так ты и вправду…

Он волновался. Очень волновался.

— У тебя красивый голос, — сказала я.

И снова пауза, заполненная мягким полётом снежинок — их падением длиною в маленькую жизнь, чуть слышным старческим ворчанием деревянной скамейки, ярким светом земных оранжевых звёзд, что называют здесь фонарями…

— Можно тогда я буду звать тебя Ариной? — смущённо предложил юноша.

— Можно. А ты?

— А я Кирилл.

— Кирилл…

Я задумалась, на что похоже это имя.

— На цветок? — произнесла я вслух.

— Прости?

Он не понял.

— Твоё имя… Оно распустилось для меня бутоном среди снега, но каким же именно? В цветах я разбираюсь очень плохо. Я… видела… только белые… Но ты… нет. В тебе синь и бирюза. Кто же ты?

Он присел рядом со мной, даже не стряхнув снег со скамейки. Теперь я видела его лицо очень близко… и глаза… большие, чуть раскосые…

— Я просто человек.

— Неправда.

— Я художник, если тебе интересно. Арина… Значит, видела только белые цветы? Тогда ты — роза в снегу.

— Снежные розы я знаю. Они прекрасны.

— Как и ты. Безупречная. — Он был серьёзен и безуспешно пытался скрыть волнение. — Всё, что есть в тебе… Черты лица, движения… Снежинки сверкают в чёрных волосах. Таких, как ты, не бывает.

— Но ведь я есть, — озадачилась я его словами. И Кирилл прошептал:

— Надеюсь.

***

А потом мы гуляли в частичке леса в черте города, который называется парком. Медленно шли по заснеженным дорожкам среди застывших, непривычно молчаливых деревьев, и вокруг больше не было никого… никого…

— Что это? — за деревьями я увидела нечто, напоминающее крошечный домик.

— Это беседка. Хочешь туда, Ариша?

Я кивнула.

Беседка оказалась деревянной, с резными украшениями и конусообразной крышей. Внутри — круглый стол, заметённый снегом, и скамейки с высокими спинками. Мы сели рядом.

Я прислушалась к своим ощущениям.

— Кирилл, тут кто-то есть…

— И правда. — Заглянув под стол, Кирилл вытащил из-под него небольшого рыжего кота, который не мяукал, а только жмурился и мелко дрожал.

— О… — я ощутила, как во мне рождается новое, ранее незнакомое чувство. Жалость? — Он дрожит, ему страшно?

— Наверное. И холодно.

— Холодно? — Я огорчилась. — Тогда я не смогу ему помочь.

Кирилл улыбнулся, отряхнул кота от снега и сунул себе за пазуху. Я спросила:

— Почему он здесь?

— Бросили, наверное.

— Как?

— Выкинули в парке, а сами могли и уехать. Здесь много дач, куда хозяева приезжают только на выходные.

Я возмутилась:

— Это жестоко!

— Да, — спокойно согласился Кирилл. — Жестоко.

Молчание.

— Арина…

— Да?

— Я ведь тоже живу не здесь. Но как же хорошо, что я сюда приехал! Как ненормальный взял отпуск в феврале и скрылся от всех. Здесь… светлее. Забываешь про всё. Про любовь длиной в две недели, про случайных приятелей, которых почему-то считаешь друзьями, про офис в процветающей фирме, на который променял свою мечту.

— Мечту?

— Я хотел учиться живописи. Но в семье считали, что мне нужен престижный институт, карьера… Я был мальчишкой, только-только окончил школу. И как раз умерла моя бабушка — единственный человек, который не только любил меня, но и понимал. Она бы меня поддержала… но тогда я остался один, был потрясён и растерян. И я уступил.

Я понимала. То, что делал сейчас Кирилл, называлось — «излить душу». Но что нужно сделать в ответ? Кажется, это… Я подвинулась к нему ближе и потянулась к его губам. Он, как мне показалось, счастливо встрепенулся и сделал ответное движение — ко мне. Но…

— Нет-нет… — он осторожно коснулся пальцем моих губ. — Не сейчас.

Мы вновь замолчали. Разговор складывался как-то странно и подводил нас к чему-то слишком важному, к какой-то грани, которую почему-то нельзя было переступать.

— Странно, — сказала я. — Ты говоришь, и я многое понимаю. Живопись, свет и одиночество… Но я не знаю, что такое институт, офис, карьера… Для меня этого… нет.

— А что же есть? Пожалуйста, расскажи.

— Ну… разное.

— А что тебе нравится?

— То есть, что я считаю красивым?

— Можно и так сказать.

— Не знаю… Снежный заяц, белый конь, ледяной олень. Их я… Помню? Но есть то, что я только «знаю», но хочу «помнить». Понимаешь? Я знаю о букетике ландышей, забытом на залитом солнцем подоконнике, о смешной девочке, играющей с бельчонком… и о том, что этот парк может быть ярко-рыжим и немножко багряным… но всего этого я не «помню»…

Конец ознакомительного фрагмента.