Блуждающий свет за окном

Марина Сарычева

События разворачиваются в отдаленной деревне, где скрывается от жениха наивная и влюбленная студентка Вика. В деревне есть некая странность, и девушка от скуки берется ее исследовать. Погружение в мир деревенских тайн становится все более опасным. И можно благоразумно отступить, но Вика, как мотылек, летит на пламя. Что движет ею? Может быть, любовь? Но главная опасность, подстерегающая Вику, застигнет ее врасплох.

Глава шестая. Макарыч

На следующее утро, заглянув в библиотеку, я обнаружила, что рыжий уже на месте. Он сидел за тем же столом, что и вчера, перед ним были разложены все те же пожелтевшие газеты, поверх которых лежал раскрытый блокнот с какими-то неразборчивыми пометками. Но сказать, что Егор работает, я бы не рискнула. Рыжий спал, пристроив голову на сложенные на столе руки. Так спят на лекциях нерадивые студенты, спрятавшись за спинами своих примерных товарищей. Он был одет в светло-зеленую рубашку с короткими рукавами и темные хлопчатобумажные брюки. Рыжие волосы пламенели как-то особенно ярко — похоже, он вчера вымыл голову. Открытые руки были крепкими, жилистыми, с такой же, как и на лице, обгоревшей кожей.

Что же его, бедного, так сморило? Не иначе как провел ночь у подружки и теперь вместо напряженной работы над диссертацией отсыпается. Наивная баба Маша! Думает, если парень с кем-то гуляет, то только под ручку и вдоль деревни. В ее времена, может, так и было, а сейчас все изменилось! Пришел к зазнобе среди ночи, провел в утехах пару-тройку часов, поцеловал напоследок и тихой сапой домой. Никто и не в курсе, даже Прасковья. Надо же, придумали, что, вернувшись в Нелидовку, он ни с одной девушкой не гулял! А он не подросток, чтобы просто гулять, он взрослый мужчина. Завел себе в деревне любовницу, может быть ту же Татьяну, и развлекается с ней по ночам, а днем притворяется паинькой…

Оставались, правда, и другие варианты — Егор мог до утра смотреть телевизор или читать захватывающий детектив.

— Привет! — громко сказала я.

В тишине сельской библиотеки мой голос прозвучал как удар гонга.

Егор слегка приподнял голову и мутным взглядом уставился на меня. Я невольно выпрямила спину и расправила плечи. На мне был легкий цветастый сарафан — ноги и плечи открыты, талия подчеркнута широким поясом. Купила специально для поездки в Сочи, но не пропадать же добру!

Постепенно взгляд у него прояснился.

— Привет, Вика. Я, кажется, немного задремал.

— Понимаю, бурная ночь, — язвительно бросила я и тут же мысленно одернула себя: «Прекрати! Какое тебе дело до того, как он провел ночь!»

Он виновато пожал плечами, но объяснять ничего не стал. Так мне и надо! Вечно сую нос куда не следует…

— А где библиотекарша? — спросила я, демонстративно теребя в руках вчерашнюю книгу по колдовству. Пусть не думает, что я пришла на него полюбоваться! Сдам книгу и сразу же уйду.

— В магазине напротив. С Люськой, продавщицей, лясы точит. Чего ей тут сидеть, если читателей — раз, два и обчелся?

Деловито взглянув на часы, я как бы нехотя бросила:

— Ну, как успехи?

— Скромные. А у тебя? — ответил он, прикрывая рукой зевок.

Для придания важности последующим словам я выдержала эффектную паузу.

— А у меня — потрясающие новости!

И тут же вновь замолчала, ожидая от него вопросов. Но вопросов не было. Егор смотрел на меня довольно скептически: либо не верил, что я успела что-то раскопать, либо любые мои достижения ему были заранее неинтересны.

«Да что же это за парень?! — мысленно возмутилась я. — Откуда такой выискался? Ни рыба ни мясо — просто черт знает что. Подыграл бы хоть немного, неужели это так трудно?»

— Вчера была в гостях у здешней гадалки, Татьяны, — упавшим голосом пробормотала я. — Из твоего, между прочим, списка.

И неожиданно заметила в глазах Егора интерес. Надо же! А я уж было решила, что совсем замороженный…

Его внимание мгновенно придало мне сил.

— У нее весь дом травами увешан, — затараторила я, — запах стоит как в аптеке! Мы с ней вместе чай пили. — Про гадание я решила молчать, хотя именно оно со вчерашнего дня не давало мне покоя. — И она мне по секрету сообщила…

— И что же она тебе сообщила? — слегка подался вперед Егор.

Похоже, действительно заинтересовался!

Я снова сделала эффектную паузу, однако слишком затягивать ее не стала, опасаясь, что пробудившийся у Егора интерес может неожиданно угаснуть.

— Она утверждает, что старый колдун Иван Багров способен влиять на погоду!

Егор расслабленно откинулся на спинку стула.

— Так, значит, это он нам погоду портит?

В прозрачных светло-карих глазах читалась ирония. Рыбка сорвалась с крючка. Что-то я сделала не так: то ли наживку плохо закрепила, то ли подсечку сделала не вовремя.

— Тут разобраться надо, — хмуро промолвила я. — Хочу сегодня познакомиться с ним поближе.

— Не советую, — с напускной, как мне показалось, серьезностью изрек Егор. — Старик до молоденьких девушек больно охоч. Ты слышала о Наташке Сидоровой?

— Нет. А кто это?

Рыжий опустил глаза, вроде как опечалился. На самом же деле просто забавлялся. Похоже, плевать ему на эту Наташку, как, впрочем, и на меня…

— Девчонка нелидовская. В прошлом году школу окончила. Была девка как девка, с нормальным парнем встречалась — с Мишкой Корчагиным, моим школьным дружком. Мишка даже жениться на ней собрался. А Наташка вдруг к Макарычу стала бегать. Мишка удивлялся, но молчал — какой из девяностолетнего деда соперник? Потом ему все это надоело: ребята прям в глаза смеются, девчонки за спиной прыскают в кулачок. Пришел он, значит, к Наташке и говорит: «Решай прямо сейчас — со мной ты или с ним!» А она ему: «Уйди, придурок, знать тебя не желаю! Одного только Ваню люблю!» Ну, как тебе история?

— Не верю! — с театральным пафосом воскликнула я. — Не может такого быть. Он же страшный, седой, морщинистый… Пахнет, наверное, псиной…

— Может, псиной, может, тухлятиной, но девчонка-то этого не замечает! — весело возразил Егор и добавил: — Сам я ни в какое колдовство не верю, но Наташку дед определенно приворожил. А может, загипнотизировал… Знаешь, какой у него взгляд? Точь-в-точь как у Вольфа Мессинга! Неужто не боишься?

Я самоуверенно улыбнулась:

— Нечего мне бояться, я гипнозу не поддаюсь. Да и вообще, чего это ты вдруг забеспокоился? Может, ревнуешь?

— Естественно, ревную! — тут же выпалил Егор, подмигнул мне и весело рассмеялся.

Нет, я, конечно, не показала, что всерьез уязвлена, разве что голос предательски задрожал. Что-то со мной определенно не так! Похоже, в глазах Егора я не дотягиваю даже до Наташки Сидоровой, почти наверняка — неуклюжей коровы с тремя извилинами в голове. Но почему?! Я девушка интересная, модная, стильная, к тому же умная и образованная (или почти образованная, поскольку закончила пока только два курса института). На меня даже Андрей запал, который, между прочим, первый красавец на курсе. А рыжему хоть бы что! Не западает на меня, и все тут. Остается лишь теряться в догадках: то ли ему нравятся коровы, одну из которых он себе и нашел, то ли женщины ему вообще не интересны…

Поверить в голубизну Егора я почему-то никак не решалась.

— Вообще-то, в этом дедке что-то есть, — кое-как справившись с голосом, сказала я. — Видела я его вчера возле магазина… Старый, конечно, а взгляд пронзительный, как у молодого. И нос с такой аристократической горбинкой. Он, часом, не из дворян?

— Вполне возможно, — серьезно ответил Егор. — Тут когда-то дворянская усадьба была, километрах в пяти от деревни… Ее в Гражданскую войну крестьяне сожгли, а хозяева за границу удрали. Так вот…

Егор заговорщически огляделся по сторонам, словно собирался доверить мне важную государственную тайну.

— Мать Ивана Багрова до революции частенько в той усадьбе бывала, сына хозяйского от какой-то болезни лечила. Мужа-то у нее не было, мальчонку неизвестно от кого родила, а отчество ему дала по деду. Так что по отцу Макарыч, может, и из дворян, зато по материнской линии у него сплошь колдуны да ведьмы.

— И откуда ты все это знаешь?

— Бабушка рассказывала.

«Странно, — подумала я, — все бабушка да бабушка — и ни слова об отце с матерью».

— А родители твои где?

Я тут же пожалела о заданном вопросе. Лицо Егора внезапно помрачнело, линия рта болезненно исказилась. Кто бы предупредил, что мне не стоит затрагивать эту тему!

Помолчав, он все-таки ответил:

— Отца я почти не помню, может, жив еще, может, нет… А мать погибла в лесу, когда мне лет пять от роду было. Застрелил ее из ружья какой-то изверг — зэк беглый или кто-то из местных… Убийцу так тогда и не нашли. Так что, кроме бабушки, у меня никого нет. Одни мы с ней на этом свете…

В моей памяти тут же всплыл вчерашний разговор с бабой Машей: «Женщину в лесу застрелили. Только очень давно, лет двадцать назад…»

Не об этом ли случае бабушка вспомнила? Наверняка об этом. Не каждый же день в здешнем лесу кого-нибудь убивают! И давность события примерно совпадает — Егору сейчас не больше двадцати пяти. Но если все именно так… Бедный Егор! Мать убили, папаша, судя по всему, его еще раньше бросил.

— Отца ты не пробовал разыскать? — смущенно запинаясь, спросила я.

Рыжий почему-то отвел глаза.

— Пробую. Пока не получается.

— Получится, обязательно получится, — пробормотала я, пытаясь избавиться от болезненного чувства в груди, именуемого жалостью.

С какой стати мне его жалеть? Да, рос без родителей, с одной только бабушкой. Да, детство наверняка было трудным. Однако не похоже, чтобы он чувствовал себя ущербным. Напротив, слишком самоуверен. Принцессу ему подавай, не иначе, или даже королеву… Я же, судя по всему, так, ничего примечательного. Обычная молоденькая дурочка, каких на каждом углу по десятку.

Смириться с этим было просто невозможно. Нужно было срочно что-то предпринять — например, раздобыть новую шокирующую информацию или совершить нечто яркое, экстраординарное, такое, чтобы он, наконец, понял и заценил. Тогда можно будет с гордо поднятой головой вернуться в Москву, где меня ждет не дождется красавец Андрей. День нашей свадьбы ничто не должно омрачить, даже воспоминания о рыжем деревенском парне, оставшемся ко мне совершенно равнодушным…

Жалость к рыжему растаяла без следа, на смену ей пришла злая решимость. Хватит попусту лясы точить, пора, наконец, за дело браться!

— Что-то библиотекарши долго нет… — нетерпеливо сказала я, вертя в руках «колдовскую» книжку.

— Могу и я за нее поработать, — потягиваясь, произнес Егор, неспешно поднялся из-за стола и направился к ящичку с формулярами.

Я незаметно его разглядывала и должна была признать, что, если б не цвет волос, он был бы очень даже ничего! Ростом хоть и пониже Андрея, зато стройнее, крепче, мускулистее. Фигура как у гимнаста: широкие плечи, крепкая спина, узкие бедра… Размашистая пружинистая походка… И было в нем еще кое-что, напрочь отсутствовавшее в Андрее. Естественность! В отличие от моего красавца жениха, Егор не демонстрировал себя аудитории, а просто делал то, что делал, — в данный момент рылся в ящичке с формулярами. Через несколько секунд он выудил оттуда маленькую картонную карточку.

— Ты ведь Ельцова, как и бабушка? — спросил он, поворачиваясь ко мне.

Я мгновенно отвела взгляд, смущенно уставившись на свои ступни в открытых босоножках.

— Ну да, Ельцова.

Он отвернулся, чтобы сделать пометку в карточке, я тут же вновь стала его разглядывать.

Да… Весьма неплохая фигура… Надо будет как-то намекнуть Андрею, чтобы записался в тренажерный зал. Пусть бицепсы немного подкачает, да и трицепсам накачка не повредит…

— Ну вот и все, книгу ты вернула. Возьмешь еще что-нибудь?

Я на секунду замялась, затем решительно помотала головой:

— Хватит с меня теории, пора заняться практикой. Пойду с Макарычем знакомиться.

— Что ж, знакомься, — ухмыльнулся Егор. — Но я тебя предупредил…

Я вышла из библиотеки и тут же столкнулась с Надеждой Федоровной, удивленно воззрившейся на меня. Я буркнула невнятное приветствие и резво припустилась по улице к дому старого колдуна. За спиной услышала многозначительное: «Однако…» Уж не решила ли она, часом, что я бегаю за Егором?

Дом Ивана Багрова произвел на меня мрачное впечатление. Тяжелое, приземистое строение, сложенное из массивных неокрашенных бревен, сильно потемневших от времени. Окна небольшие, с толстыми рамами; вроде и не занавешены изнутри, а ничегошеньки в них не разглядишь. Не изба, а настоящий каземат, разве что решеток на окнах нет…

При взгляде на дом решимости у меня заметно поубавилось. Я робко приблизилась к железной калитке, когда-то выкрашенной в черный цвет, а ныне пегой, с проржавевшими участками, и заглянула во двор.

Приусадебный участок был откровенно запущен: никаких грядок или теплиц, везде высокая сорная трава, лишь вдоль забора неухоженные кусты малинника да две одичавшие яблони возле крыльца. И живности, похоже, никакой — ни кур, ни коз, ни даже завалящего пса. Все выглядело так, словно старый дом давно покинут обитателями. Но я-то точно знала, что это не так.

Внезапно откуда-то сбоку налетел сильный ветер, растрепав мои старательно уложенные волосы. С забора слетела ветхая тряпка, несколько раз кувырнулась в воздухе и приземлилась в некошеной траве. Калитка, слегка прихваченная стальным крючком, громко и часто застучала.

Взглянув на небо, я обнаружила над собой большую темную тучу. Сейчас хлынет дождь, а я, как назло, даже зонта не взяла. Может, бегом вернуться в библиотеку? Нет, в библиотеку нельзя, там Егор. Еще подумает, что я к нему клеюсь! Уж лучше к Макарычу в гости… В конце концов, чего мне бояться? Что я, с дряхлым дедом не справлюсь?

Негромко крикнув: «Эй, есть тут кто-нибудь?» — я аккуратно сняла крючок и прошла внутрь. Неприятное ощущение возникло сразу же — вполне отчетливое ощущение, что за мной наблюдают. Я испуганно завертела головой, но не обнаружила вокруг ни души. В темных окнах Иванова дома тоже никто не маячил… Наверное, показалось…

Борясь с назойливым желанием немедленно дать деру, я подошла к невысокому крыльцу, поднялась на две ступеньки и постучала в дверь. В ответ — гробовая тишина.

В любимых мною детективах в подобной ситуации дверь почему-то всегда бывает незапертой. Главный герой (или героиня) не раздумывая проходит в дом и, естественно, обнаруживает труп. Ну а дальше два варианта: либо убийца все еще в доме и нападает на героя, либо внезапно приезжает полиция и арестовывает героя как главного подозреваемого. В общем, в любом из вариантов нет ничего хорошего. Если б не гроза, готовая обрушиться на мою голову, я развернулась бы и пошла восвояси, но я с детства панически боюсь молний. А дедуля-то может оказаться совсем глухим (может, поэтому он не ответил мне на приветствие?). Толкнуть дверь, что ли?

Я стояла на низком крыльце, ежась от пронизывающего ветра и не зная, как поступить. Внезапно чья-то жесткая рука тяжело опустилась мне на плечо. Мгновенно обернувшись, я наткнулась на черные, недобрые зрачки Ивана Багрова. Господи, откуда он взялся?

В первый момент мне пришло в голову, что Макарыч материализовался прямо из воздуха, но, опустив взгляд, я увидела у него в руках обычную хозяйственную сумку с пакетом молока и батоном белого хлеба. Выходит, он шел за мной от магазина и видел, как я проникла к нему во двор. Все просто, никаких чудес!

— Что ты здесь делаешь? — угрюмо спросил меня дед.

Сейчас он выглядел еще более старым и страшным, чем вчера возле магазина. Возможно, лет шестьдесят назад дед был вполне пригож, но с годами стал похож на смертный грех. Лицо изрезано глубокими морщинами, нос горбатый и обвисший, волосы даже не седые, а какие-то черно-серые, к тому же по виду жесткие, как щетина. Одежда по моде середины прошлого века, но (удивительная вещь!) чистая и даже как будто выглаженная. Уж не Наташка ли Сидорова постаралась? И еще одно меня удивило: псиной, немытым телом, мочой и прочими «пряностями» от старика почему-то не пахло. От него вообще ничем не пахло.

— Здравствуйте, Иван Макарович! — скороговоркой выпалила я и улыбнулась улыбкой бодрящейся идиотки.

Багров молча ждал продолжения. Ни тебе «здрасьте», ни «как поживаете»… Крайне неприветливый дедок! И смотрит, словно дырку глазами высверливает, угрюмо, неприязненно, сурово. Но, надо признать, без малейшего намека на похоть; загнул, видать, рыжий насчет его «охочести» до девушек! Ему что девушка, что собака приблудная — все едино…

— Я к вам буквально на несколько минут! Хочу об аномалии поговорить. Если вы, конечно, не против…

— О чем, о чем? — словно не расслышав моих слов, спросил Макарыч, но мое плечо все-таки отпустил. Там, где только что лежали его пальцы, я ощутила странное давление, словно на теле остались невидимые тиски.

— О капризах здешней погоды… — теряя остатки былой решимости, пробормотала я.

Дед молчал, продолжая сверлить меня глазами. Взгляд был уже не столько суровым, сколько удивленным. Чувствуя себя набитой дурой, я продолжила:

— Почему здесь так все устроено: когда на одном краю деревни тучи, на другом сияет солнце?

Отступив на шаг, старик весьма выразительно покрутил пальцем у виска:

— Ты, девка, случайно, на голову не больная? Зачем ко мне-то пришла? Я тебе кто — метеоролог? Или хмырь какой научный? Я старый дед, которому давно помереть пора. Так что вопросики свои другим задавай. Например, Парашиному внуку. Он тебе все как есть объяснит.

Его слова меня и разочаровали, и успокоили. Вместо того чтобы с ходу превратить меня в кролика или мышонка, дед предпочел нормальную человеческую речь. Так, может, он и не колдун вовсе? По моим представлениям, колдун повел бы себя иначе… Кстати, кто такой «Парашин внук»? Ах да, это ж Егор!

— Говорила я с вашим Егором, — вновь затараторила я. — Он считает, что все дело в каких-то глубинных разломах. Может, конечно, и в разломах, но, может, и не в них. Мне вот один человек сказал, что и люди могут на погоду влиять. Колдуны, например…

Тут я глубоко вдохнула и выпалила:

— Вроде вас!

Макарыч понимающе усмехнулся.

— А ты чья же такая будешь? — внезапно спросил он. — Не Марии ли Ельцовой внучка?

Мне осталось только кивнуть в ответ.

— Не любит меня твоя бабка, — продолжил он, — вот только не пойму за что. Колдуном называет… А какой из меня колдун?

«Овечкой прикидывается», — решила я, а вслух сказала:

— Я тут человек посторонний и многого не знаю, но вас не только баба Маша колдуном считает.

— А кто ж еще-то?

— Да вся деревня!

— Вся деревня?! Откуда ж ты про всю деревню знаешь? Сама всех опросила или бабушка так говорит?

— Не только бабушка. Егор с Татьяной тоже говорили…

(Ой, кажется, сболтнула лишнее! Не стоило Егора и Татьяну привлекать…)

— Вот, значит, как…

Присев на завалинку у крыльца, дед показал мне место рядом с собой, из чего я сделала вывод, что в дом меня, скорее всего, не пригласят. Покосившись на черную тучу над домом, я тоже уселась на завалинку, правда, на довольно большом расстоянии от деда. Место оказалось защищенным и от ветра, и от лишнего обзора. Деревня с него была не видна. Перед нами колыхалась высокая трава, чуть дальше темнел полусгнивший забор, а за забором начинался лес, подходивший здесь довольно близко к дороге. Дорога тоже была не видна — только трава, забор и лес. Возникало ощущение, что мы с Макарычем одни на заброшенном хуторе, где кричи не кричи, плачь не плачь — никто не отзовется и уж тем более не придет на помощь…

— Татьяну не слушай — обычная балаболка. А Егор… Егор, конечно, видный парень, — со странной ухмылкой изрек дедок, — но… не советую!

— Чего не советуете? — в растерянности поморгав глазами, решила уточнить я.

— Дружить с ним не советую.

— Но почему?

Внезапно в темной пелене над нами ярко сверкнуло, и тут же последовал оглушительный удар грома. Вздрогнув от неожиданности, я втянула голову в плечи, а старик хмуро воззрился на черную тучу, но, как оказалось, не забыл о последнем вопросе.

— Страдать потом будешь.

— Что?

— Страдать, говорю, будешь.

— Из-за Егора, что ли?

— А из-за кого ж еще?

От возмущения я на миг потеряла дар речи. Я буду страдать из-за рыжего?! Да старик совсем офонарел. Ну надо же такое выдать! А еще колдуном считается…

Возмущенные слова наконец вырвались наружу:

— Да вы с ума сошли! Не нужен мне ваш Егор! На кой черт он мне сдался? У меня жених есть, Андрей.

— Жених, говоришь?

Иронический тон, которым он произнес слово «жених», больно резанул меня.

— Между прочим, у нас уже свадьба назначена, — зачем-то соврала я.

— Свадьба, говоришь? — все с той же иронией пробормотал дед и внезапно перевел разговор.

— Что ж ты к колдуну-то в гости пожаловала? — вроде бы добродушно поинтересовался он. — Неужто совсем меня не боишься?

Немного подумав, я решила ответить честно.

— А чего мне вас бояться — в кролика превратите? Как-то не верится. Я бандитов боюсь, маньяков разных — они людей просто так убивают. А колдовство — это не смертельно!

— Вот как? А ты с колдовством-то хоть раз сталкивалась?

Слегка расслабившись, я опустила руки и прислонилась спиной к стене.

— Откровенно говоря, мне с ним сталкиваться не приходилось. Так, может, и нет его вовсе? Вы-то как считаете?

Расчет на то, что Макарыч тут же продемонстрирует мне разные чудеса, не оправдался — он лишь почесал за ухом и вновь неприязненно глянул на зависшую прямо над нами тучу. Окончательно осмелев, я спросила тоном видавшего виды журналиста:

— Так ответьте, Иван Макарович, может человек влиять на погоду?

— Человек-то? Еще как может! Возьмет, например, ракету, запустит в небо — тут тебе и ветер поднимется, и кислотный дождь прольется.

— С ракетой-то понятно, — продолжала я гнуть свою линию. — А если без ракеты и прочих технических приспособлений? Если одним только колдовством?

— Да ты, девка, совсем сбрендила! — с внезапным раздражением отозвался Макарыч. — В столичном городе живешь, телевизор каждый день смотришь, книжки умные читаешь… и о таких глупостях спрашиваешь! Чем по чужим дворам шляться, лучше б бабке на огороде помогла! А Марии от меня передай, чтоб голову тебе всяким мусором не забивала. Я ведь знаю, что она обо мне думает, какие грехи мне приписывает. Дождь начался — Макарыч виноват, солнце палит — Макарыча козни, ветер подул — то Макарыч руками машет. С тех пор как сына схоронила, Мария сама не своя, во всем колдовство да порчу видит. В смерти сына меня обвинить готова! А сын-то ее, отец твой, кажись, в Москве помер. Меня там даже близко не было…

— Лично я вас ни в чем не обвиняю! — испуганно пискнула я.

— Зато вопросы глупые задаешь! Я же вижу, к чему ты клонишь. Сейчас спросишь, не я ли эту тучу сюда пригнал. А потом еще попросишь ее разогнать…

Окончательно смутившись, я покачала головой. Макарыч же все не унимался:

— Ты что же думаешь, старику в деревне заняться нечем, вот он тучами и забавляется?

— Да ничего я не думаю, — вновь стала оправдываться я.

— Вам, городским, деревенскую жизнь не понять! У вас удобства прямо под рукой, нужно лишь в ванную зайти да кран открыть. А здесь у нас удобств нет. Воды натаскать надо? Надо! Дров наколоть надо? Надо. Еще печку протопить, в бане крышу починить, траву на участке скосить…

Я посмотрела на высокую, колышущуюся под ветром траву. И когда это он в последний раз ее косил?

— В лесу вон ягода пошла, — продолжил дед. — Закупщик завтра из Шатуры приедет, а у меня еще и ведра не собрано! А вам, городским…

Речь старика внезапно прервалась. Издав тихий протяжный стон, он запрокинул назад свою страшную голову и заскрежетал зубами. Его жесткие, крепкие кисти судорожно сжались в кулаки.

Я мигом соскочила с завалинки и испуганно уставилась на деда. Привалившись к стене, он теперь дрожал всем телом, словно в сильнейшем малярийном ознобе. Дыхание со свистом прорывалось сквозь сжатые зубы, морщинистое лицо приобрело какой-то серый оттенок, зрачки полностью закатились под верхние веки.

— Что с вами, дедушка? — в панике крикнула я. — Может, скорую?

Старик не отвечал, продолжая мелко трястись. Противно скрипели стиснутые зубы (свои или вставные — поди разбери!), под кожей век бешено перекатывались глазные яблоки. Прошло около минуты… Дрожание наконец прекратилось, на лбу выступили крупные капли пота.

— Не надо скорую, — еле слышно выдавил он. — Не поможет мне никакая скорая. Зажился я на этом свете, ох зажился! Вот только внука дождусь и сразу помру.

Старика вроде бы отпустило, и я вздохнула с явным облегчением, поскольку позвонить в скорую из Нелидовки было непросто. Узнать, где пригорок, с которого можно поймать сеть, я так и не удосужилась, а бежать что есть мочи в сельский магазин и врываться туда с криком «Дайте мне телефон, Макарычу плохо!» было губительно для моего расследования, поскольку пришлось бы объяснять бабуле, что я делала во дворе у Багрова.

— Ну, не надо так не надо, — быстро пробормотала я. — Пойду я, пожалуй…

— Иди, — промолвил Макарыч уже заметно окрепшим голосом. — Иди и не оборачивайся.

Его последние слова оказали на меня странное действие. Я тут же поднялась с завалинки и, не прощаясь с дедом, размеренным шагом двинулась в сторону калитки. Не то чтобы я совсем отключилась, но восприятие окружающего существенно изменилось, словно вокруг меня вдруг выросла прозрачная стена. Свет как будто убавил яркость, объекты пейзажа отдалились и стали какими-то плоскими, звуки приобрели вязкость и гулкость. «Не оборачивайся, не оборачивайся, не оборачивайся», — монотонно крутилось в моем мозгу, и любая попытка повернуть голову наталкивалась на заметное сопротивление шейных мышц.

Выйдя за калитку, я все тем же механически-размеренным шагом пошла по деревенской улице и, только миновав несколько ближайших домов, смогла остановиться. Мышцы шеи по-прежнему слушались плохо, но ноги, к счастью, оказались более покладистыми и по моему приказу развернулись на полные сто восемьдесят градусов. Со смешанным чувством любопытства и испуга я воззрилась на дом старика.

Дом уже наполовину скрылся за разросшимися вдоль дороги деревьями, виднелась лишь двускатная черепичная крыша да маленькое чердачное окошко. На темной крыше я заметила большое светлое пятно округлой формы. Несколько секунд я гадала, откуда оно взялось, потом подняла глаза выше и застыла от изумления. Сквозь нависшую тучу на крышу падал золотистый солнечный луч, сама же туча прямо на глазах стремительно редела, распадаясь на мелкие клочья облаков, уносимые ветром в сторону реки. Минут за пять небо над домом полностью очистилось, после чего ветер как по команде стих.

Мне невольно вспомнились слова деда: «А потом еще попросишь ее (то есть тучу) разогнать…» Что это: простое совпадение или нечто большое? Определенно, совпадение, иного просто быть не может. И все-таки как-то странно…

Последний раз взглянув на дом Макарыча, я двинулась дальше. Надо мной теперь сияло солнце, зато над противоположной окраиной буквально за несколько минут образовался плотный облачный покров. Похоже, дождь в Нелидовке все-таки будет!