Посланница небес

Марина Серова, 2007

Странные пошли времена. Профессиональные охранники оберегают жизнь служителей церкви. Да-да! Знаменитая Евгения Охотникова нанялась в секьюрити к батюшке. Правда, и батюшка попался довольно необычный. Отец Василий – бывший спецназовец, но постоять за себя не может. Он, видите ли, с некоторых пор избрал позицию непротивления злу насилием. А на самого, между прочим, было совершено уже три покушения! Охотникова решила разобраться с врагами священника, только она и не предполагала, что в стенах храма ее поджидает гораздо больше опасностей, чем за его пределами…

2

Поднимающееся на горизонте солнце окрасило белокаменные стены церкви в розовые тона. Двухэтажное прямоугольное основание с арочными окнами подклета с гульбищем, над ним следующий уровень крестообразной формы, выше восьмиугольник с арочными окнами, завершенный узорчатым кокошником, далее восьмигранный шатер, увенчанный позолоченной главой в виде луковицы с крестом. Над входом в церковь навес, поддерживаемый невысокими прямоугольными колоннами. Справа от основного здания церкви массивная шатровая колокольня, связанная с церковью галереей. Она упиралась в перекресток дорог. На другом фланге уравновешивал композицию легкий стройный шатер, оканчивающийся барабаном, который укрывал купол с крестом. При свете дня церковь выглядела монументально. Несмотря на облупившуюся краску и осыпавшуюся штукатурку, древние стены словно излучали силу.

Вдоль ветхой чугунной ограды росли ели. Я двинулась мимо них к деревянным воротам, чувствуя, что мне нужно во двор, а не в храм. Краем глаза я заметила нищих, оккупировавших пространство у крыльца. Почти всех их я видела раньше, колеся по городу. Например, мужчина, изображавший безногого ветерана Чечни с табличкой на груди, ранее был жертвой Чернобыля и стоял в районе детского парка в Тарасове, еще раньше он был слепым музыкантом и в паре с другим слепым играл на гитаре в переходе вокзала. Его напарник был тут же, но изображал эпилептика-паралитика. Старушка с табличкой погорелицы кочевала по городу весь год. Теперь перебралась в Карасев, сменив табличку. Сейчас она вроде бы искала средства на операцию для внука, больного лейкемией. Дальше сидел дед с большой окладистой бородой в черных очках слепого. На груди у него висело более десятка орденов и медалей, а в руках табличка: «Ветеран войны», однако в базе данных МВД на него имелось толстое досье, и на войне он вовсе не был. Сидел в это время за убийство и разбой. Фамилия у него еще такая запоминающаяся — Мудель. Я когда на нее наткнулась, глазам не поверила.

Окинув взглядом весь этот сброд, я собиралась пройти мимо к воротам во двор, но меня остановил говор двух женщин, подступивших к храму. Одна у другой шепотом спрашивала мелочь, чтобы подать нищим, иначе они вроде разозлятся. Женщины прошли вперед, кинули монеты в шапки и коробки нищих, но в ответ вместо благодарности услышали лишь недовольный рев, а изображавший эпилептика вдобавок обматерил женщин, считая, что раз он играет роль больного, то ему все можно.

Я замедлила ход. Дождалась, когда женщины скроются за дверью, и подошла к нищим.

— Подайте Христа ради, — жалобно протянул «ветеран войны», поднимая глаза к небу и потряхивая картонной коробкой.

— Давай, мать твою, — нагло проорал эпилептик, натужно дергаясь, — давай, сволочь, иначе черти в аду тебя будут поджаривать на сковородке.

Сделав вид, что ищу кошелек, я огляделась. Нищие подались вперед в предвкушении поживы. Однако я достала из сумки пустую руку и, пожав плечами, извиняющимся голосом бросила:

— Извините, забыла кошелек в другом кармане.

Лица просителей исказила неподдельная ненависть.

— Сука, гореть тебе в аду, — выкрикнул эпилептик.

На это я простерла к ним вперед руку, как пророк, и воскликнула:

— Убогие, калеки и просто придурки, призываю вас — исцелитесь! — Затем достала из сумки муляж гранаты и перед их глазами вырвала чеку, прикрывая гранату так, чтоб ее не увидели прохожие со стороны улицы.

Исцеление нищих было мгновенным и буйным. У безногого появились ноги. Глухонемой завопил благим матом, обретя голос. Слепой прозрел. Вся шайка с воем кинулась врассыпную. Я проводила их взглядом, пряча гранату в сумку, и увидела пожилую женщину, застывшую с открытым ртом на дорожке перед церковью.

— Видели, как я их излечила?

— Так они же не болели, — пробормотала женщина, троекратно перекрестившись.

— Тьфу ты, только силу зря тратила, — воскликнула я с деланой досадой и пошла к воротам.

Мне открыл высокий белобрысый мужчина с ненормальным взглядом и блуждающей улыбкой. Он рассматривал меня своими серыми подслеповатыми глазами, и улыбка то появлялась, то исчезала на его лице, точно кто-то невидимый дергал за уголки его пухлых, неровных, как бы изломанных губ.

— Благослови вас Господь, — радостно сказал мужчина, после секундного колебания и вновь улыбнулся.

Сообразив, что у него не все дома, я мягко ответила:

— Пусть Он и тебя благословит. Ты пропустишь меня? Мне надо найти отца Василия.

— Да входите. — Мужчина улыбнулся еще шире и посторонился.

Я вошла и увидела своего вчерашнего знакомого. Отец Василий разговаривал со стариком у невысокого здания внутри двора. Заметив меня, отец Василий размашисто зашагал в мою сторону. Я двинулась навстречу. Ненормальный, глупо улыбаясь, засеменил рядом.

— Здравствуйте, Евгения. Очень рад, что вы пришли вовремя, — поприветствовал меня священник и представил мне улыбчивого мужчину: — Это Иван. Мы его так сами нарекли, потому что не знаем истинного имени. Он его и сам не помнит. Я как-то шел, и он, грязный и оборванный, попросил у меня милостыню. Сказал, что не ел несколько дней. Денег у меня не было, и я привел его сюда. Мы его накормили, помыли, переодели и оставили при храме. Хоть бог не вложил в его голову достаточно ума, зато дал в избытке силы и усердия. На территории храма есть небольшое подсобное хозяйство, вот Иван там и трудится. Не боится никакой работы. Все, что ни попросишь, сделает. Молодец. — Обращаясь к ненормальному, отец Василий ласково сказал: — Ваня, это Евгения. Она спасла меня вчера от лихих людей.

Иван посмотрел на меня с детским восторгом, спросив:

— Ты ангел, что ли? Такая красивая, как на картинке в церкви на стене, только волосы коричневые, а у того ангела белые.

— К большому сожалению, я далеко не ангел. И не из-за цвета волос, — ответила я, не зная, что ему еще можно сказать. — Что, хочешь, чтоб я покрасилась? Думаешь, светлые волосы мне подойдут больше?

— Не, не надо. Оставайся с такими — ты все равно ангел, — заверил меня Иван с серьезным видом. — Я видел на иконе святую и с коричневыми волосами.

— Ваня, а кролики-то, поди, голодные, — напомнил моему собеседнику отец Василий. Упоминание о кроликах вызвало у Ивана сильное волнение. Он предложил мне составить ему компанию, но я вежливо отказалась, а отец Василий пояснил причину моего отказа: — У Евгении сегодня причастие, первое за много лет. Сейчас она должна исповедаться. Потом она, конечно, посмотрит твоих кроликов.

— А-а-а, — протянул Иван с пониманием, сосредоточенно ковыряя в носу пальцем. — Но я потом на службу приду, и вы мне свечку дадите.

— Обязательно дам, — пообещал отец Василий, подталкивая мужчину в спину. — Иди и помни, что со свечами надо быть осторожнее, чтоб не получилось, как тогда.

— Я буду очень осторожен, — с жаром пообещал Иван.

Он ушел, а я спросила у священника, что он имел в виду, говоря: «Будет как тогда».

— Пойдемте в храм, — предложил отец Василий.

Медленно ступая со мной в ногу, он с печальной улыбкой поведал, как Иван недавно во время литургии поджег нечаянно свечкой костюм одному богатому человеку. Тот первый раз пришел в церковь и устроил настоящий скандал из-за своего прожженного пиджака. Пришлось пострадавшего выводить из церкви почти силой, так как он не желал успокаиваться, смущал прихожан. Этот человек позже подал на церковь в суд, заявив, что коли дурачок живет при церкви, то церковь должна платить за его дела.

Слушая священника, я отметила про себя, что странный, должно быть, был господин, раз не постеснялся устроить скандал в церкви из-за какого-то пиджака.

Перед исповедью отец Василий спросил, постилась ли я?

— Да, — простонала я, вспомнив вчерашний вечер. — Думала, это будет намного легче.

Потом пришлось признать, что я не умею правильно креститься. Отец Василий с усердием взялся за мое обучение:

— Три пальца — большой, указательный и средний соединяются вместе и знаменуют собой Святую Троицу; безымянный и мизинец — пригибаются к ладони и знаменуют то, что Сын Божий принял на Себя естество человеческое.

Я узнала много нового и подивилась, насколько все сложно.

— Путь к Богу тернист, — заметил отец Василий и предложил начать.

После исповеди я в числе других исповедовавшихся прихожан присутствовала на богослужении. Священнодействие началось с благословения отца настоятеля:

— Благословенно Царствие Отца и Сына и Святого духа, ныне и присно и во веки веков, — прозвучал его сильный чистый голос под сводами храма.

Я с интересом следила за действиями священнослужителей у престола. Приношение даров, затем перенесение их на престол, целование мира и возношение даров с молитвой благодарения и воспоминания.

Старухи, стоявшие рядом со мной, шептались о какой-то похищенной из церкви иконе. Им было не до благоговейного размышления и постижения всех благ, даруемых в евхаристии. На них сердито зашикали, и старушки замолчали.

Я получила причастие и почувствовала себя просветленной. Из души будто ушел какой-то груз. Словами этого не опишешь, но мне стало ясно, что посетить храм я должна была сразу после ухода из КГБ.

— С миром изыдем! — зычно призвал священник прихожан. Все зашевелились и со вздохами двинулись к выходу.

Старухи, что разговаривали о краже иконы, шли в толпе прихожан впереди меня.

Я вышла вслед за ними из храма и спросила, о какой иконе они говорили.

Старухи вначале перепугались, потом не выдержали и, воровато озираясь, рассказали, что из храма украли икону Богоматери. Поговаривали, что это кто-то из своих, но кто конкретно, так и не установили до сих пор.

— Такое раньше тут бывало? — спросила я задумавшись.

— Нет, что вы! — в один голос воскликнули старухи. По их словам, церковь Преображения лучшая во всей области. Особенно им нравился отец Василий, который всегда выслушает, поможет и советом, и делом и который все таинства, выезжая на дом к больным, совершает бесплатно.

Оставив старух, я вошла назад в церковь. Отец Василий разговаривал с настоятелем церкви отцом Афанасием. Настоятель, невысокий седовласый старец с белоснежной бородой и мудрыми карими глазами, был явно чем-то недоволен.

— Надеюсь, вы разрешите неприятности с ней самостоятельно. Огласка очень нежелательна, — донеслись до меня негромкие слова настоятеля.

Он глянул на меня, и я поняла, что разговор шел обо мне. Отвернувшись, отец Афанасий, шаркая и прихрамывая, двинулся к выходу. Я же подошла к отцу Василию.

— Начальство недовольно моим присутствием? — спросила я.

— Да, Евгения Максимовна, мирян не принято вмешивать в наши дела, — признался священник. — Однако отец Афанасий не представляет сути проблем. Я служил в спецназе, поэтому знаю, что лишь вы нам поможете. Вы профессионал, не станете болтать направо и налево.

Мы вышли во двор и медленно побрели вдоль ряда хозяйственных построек.

— Отец Василий, — начала я, — вчера вы обмолвились, что покушения на вас неслучайны. Кто же, по вашему мнению, их инициатор?

— Лихие люди, — вздохнул отец Василий с печалью в глазах.

— Это слишком абстрактная формулировка, нельзя ли точнее, — попросила я. — Кому вы могли перейти дорогу?

— Мне на ум приходит лишь один человек, способный на такое зло, — ответил священник с расстановкой. — У выезда из Тарасова расположен Свято-Петропавловский храм. Его настоятель отец Глеб позорит свой сан и православную церковь делами, от которых просто волосы дыбом встают. Прихожане бегут из его прихода. Несколько женщин, живущих по соседству с домом отца Глеба, рассказали, что у него там чуть ли не притон. Я провел небольшое расследование и убедился, что они говорят правду. Удалось узнать, что отец Глеб раньше сидел за разбой, потом как-то проник в духовную семинарию, выучился и в короткий срок получил рукоположение и храм в свое подчинение. Я написал недавно обо всех его подвигах в епархию, чтоб епископ принял меры, но ответа пока нет, а отец Глеб как-то разузнал про мою жалобу, подъехал на улице и пригрозил, что если я еще раз пойду против него, то мне заткнут рот и похоронят. Видели нищих перед церковью? Их посадили люди отца Глеба, чтоб они своим поведением отвращали от нас людей. Мы уж этих бесноватых гнали и в милицию обращались, но ничего не помогает. Если б не мой обет, я бы их наглые рожи… — Устыдившись своего порыва, отец Василий запнулся.

— То есть вы не будете по ним скучать, если они вдруг исчезнут? — спросила я.

— Евгения, я, кажется, говорил о своем отношении к насилию? — напомнил отец Василий.

— Никакого насилия, просто добрая милая шутка, — улыбнулась я, — они сами собрались чего-то и ушли. Юмора не понимают, наверно.

— Ладно, — махнул рукой отец Василий, — буду молиться, чтоб они не вернулись.

— Прослежу, чтоб ваши молитвы были услышаны, — пробормотала я себе под нос.

— Что вы сказали? — спросил настороженно отец Василий.

— Ничего. Скажите лучше, вы в милиции, когда обращались по поводу покушений, рассказывали им о своих подозрениях про отца Глеба? — уточнила я.

— Конечно, нет, — ответил отец Василий. — Я же точно не знаю, он нанял тех отморозков или нет.

— И вы не хотите огласки подвигов отца Глеба, насколько мне стало понятно из слов настоятеля? — предположила я.

Отец Василий, смутившись, проговорил, не глядя на меня:

— Нет, настоятель имел в виду совсем другое дело. Оно не связано с покушениями на меня.

— Вы говорите о краже иконы? — спросила я.

— А откуда вы узнали про икону? — воззрился на меня священник.

— Батюшка, шила в мешке не утаишь, — ласково сказала я ему и похлопала по плечу. — Я слышала, как ваши прихожане судачат об этом во время службы. Что за икона — ценная?

— Да в том-то и дело, что нет, — тяжело вздохнул отец Василий. — Мы относили ее в музей проконсультироваться, и нам там сразу сказали, что это копия. Кому она могла понадобиться? Самое плохое, что мы с настоятелем подозреваем, сделал сие кто-то из своих, так как кража произошла после вечерни, когда во храме не было никого из прихожан. Я не могу представить, кто это мог быть. Подобное мне кажется просто невозможным. Кто мог взять себе на душу столь отвратительное деяние?

В этот момент я услышала, как кто-то рядом с чувством насвистывает «Мурку». Немного диковинный мотивчик для церковного подворья. Повернувшись, я посмотрела на свистуна — то был худой, заморенный, растрепанный старик в тельняшке, драных джинсовых шортах до колена и шлепанцах на босу ногу. Его кожа во множестве мест синела наколками. Наколотые перстни на пальцах, воровские обереги на руках и ногах в виде цепей, свечей, крестов и игральных карт, купола, проглядывавшие из-под тельняшки, — все свидетельствовало о том, что передо мной сиделец со стажем. Не обращая на нас внимания, старик строгал что-то из дерева у стены хозблока.

Я толкнула в бок отца Василия и указала глазами на бывшего уголовника:

— Этот человек что, тоже у вас здесь обитает?

— Да, это Александр, недавно вышел из исправительного учреждения, и мы его приютили, — улыбнулся отец Василий беззаботно, — ему некуда было идти. Я не мог его оставить без помощи, ведь это бы вернуло его обратно за решетку. Надо было поддержать, не дать оступиться снова. Работает при храме сторожем и по хозяйству помогает. Руки у него золотые.

От слов священника у меня так челюсть и отвисла. Кое-как собравшись с мыслями, я понизила голос и проговорила:

— Батюшка, а знаете ли вы, что ваш подопечный закоренелый рецидивист? Я разбираюсь в наколках и могу сказать, что Александр большую часть жизни провел за решеткой.

— Да, я знаю. Александр рассказывал о своей жизни, — спокойно ответил отец Василий. — Из-за своих ошибок он просидел в местах лишения свободы двадцать девять лет. Теперь он совсем другой человек. Он полностью раскаялся и начал здесь новую жизнь.

— Вот как, — восхитилась я, затем ехидно спросила: — А вы не спрашивали, где он находился в момент кражи?

— Нет, я не мог оскорбить его недоверием, — ответил отец Василий.

— Настоятель же вам расследование как бы поручил. Как же вы его проводите? — спросила я удивленно.

— Денно и нощно молюсь за человека, похитившего икону, чтобы он нашел в себе силы признаться, вернуть похищенное и покаяться, — заявил священник торжественно.

— Мне кажется, батюшка, одних молитв для проведения расследования недостаточно, — намекнула я.

— Я опросил всех, в том числе и многих прихожан, не видели ли они кого-нибудь, кто интересовался иконой, и не знают ли они, кто это мог сделать, — терпеливо пояснил отец Василий. — Однако я не собираюсь задавать такие вопросы, которые могут посеять в душах людей сомнения или подозрения. Вор должен сам осознать всю тяжесть своего поступка и прийти к покаянию.

— Что ж, надеюсь, у вас получится, — ответила я, но в моих словах не было убежденности.

Не спеша мы приблизились к Александру. Он оторвался от своей доски, которую строгал, и посмотрел на нас с хитрым прищуром. Внешность у рецидивиста была не самая располагающая. Крупный сломанный нос, маленькие карие глаза с затаенным ожиданием чего-то, редкие рыжеватые брови, взлохмаченные волосы, тонкие, синеватого цвета губы, с горькой складкой по уголкам, смуглая, дубленная сибирскими морозами, ветрами и иссеченная морщинами кожа. Улыбнувшись, Александр показал отсутствие передних зубов.

— Здорово, батя, — прозвучал его хрипловатый, грубый голос. — Откуда взял такую красавицу?

— Бог привел, — ответил отец Василий и представил меня ему, сообщив о роде занятий и богоугодной миссии, кою я буду выполнять. Скрытность не являлась одной из черт характера священника, мне же не пришло в голову его предупредить заранее, чтоб он не рассказывал обо мне каждому встречному и поперечному.

— Значит, Женя, а я Саша, — ухмыльнулся «тертый» прихожанин. — Каким же макаром вы нам поможете, гражданочка? Вас батя, что, в натуре на отмазку взял? — И, взглянув на священника, поправился: — Я хотел сказать: для защиты нанял. Может, я чего не догоняю?

— Да, я телохранитель отца Василия, — ответила я.

Александр посмотрел на меня понимающе, а отец Василий вновь упомянул о золотых руках Александра.

— Да на зоне еще не тому научат, — сплюнул сквозь зубы бывший зэк, показал доску, что строгал, и пояснил, что это будет детская кроватка для одной из прихожанок. — Разрисую, лаком сверху.

— Рисовать любишь? — зацепилась я. — Наверно, и картины нравятся, видел, какие в церкви иконы? Классно нарисованы. Да?

— Даешь набой, что я церковь оказачил? — спросил враждебно Александр. — Так я не крыса, чтоб у своих, поняла, дешевизна? Мне тут харч и кабину дали и отнеслись как к человеку. Я тут нужен.

— Все, братья и сестры, успокоились и разошлись, — встрял между нами отец Василий. Он схватил меня за локоть и оттащил в сторону, сердито отчитывая: — Не смейте больше, Евгения Максимовна, заводить такие разговоры. Я не хочу, чтоб Александр сорвался. Его душа вся изранена. Даже намек способен вывести его из равновесия. Он всю жизнь жил по волчьим законам и не скоро от них отойдет. Не провоцируйте его.

— Это все, конечно, понятно, — кивнула я, высвободив локоть, — но поймите, батюшка, он самый вероятный подозреваемый в краже. Вор не разбирается в искусстве, иначе бы не украл грубую подделку. Сами же говорили, что в музее сразу определили на глазок, что это всего лишь копия. Александр не выглядит искусствоведом, склонен к антисоциальным поступкам, в уголовной среде у него полно связей, чтобы сбыть краденую икону, а главное, вы по своей доброте сделали его сторожем — по-моему, очень неудачное решение, учитывая срок, проведенный вашим подопечным за решеткой.

— Это не Александр, — упрямо возразил священник. — Я ему верю, а вера творит чудеса, она способна преображать.

— Вам виднее, — согласилась я нехотя. — С иконой мы разберемся позднее. Сейчас первоочередное — покушения на вас. Вернемся к этому. Одного подозреваемого мы уже определили — отец Глеб. Теперь подумайте еще, кто может вам желать зла. — Спиной я почувствовала взгляд, обернулась и увидела Ивана с его неизменной блаженной улыбкой. Подошел так тихо, что я заметила его только, когда он вышел из-за угла.

— Я покормил кроликов, — сообщил Иван гордо.

— Молодец, ступай к себе в комнату и помолись, как я учил, — сказал ему батюшка.

Иван поморщился и жалобно попросил отца Василия:

— Можно я с вами немножко постою?

— Ну, постой, — согласился отец Василий отстраненно и сказал мне, отвечая на заданный вопрос: — Две недели назад у меня тут случай был. Шел я по улице и увидел, как бритоголовые избивают семью таджиков. Кажется, некоторые из парней, что напали вчера на меня, были в их числе. Помнится, я подошел к ним и призвал остановиться. Они испугались, хотя превосходили меня числом, погрозили-погрозили и ушли. Что, если это они мне мстят?

— Очень может быть, — кивнула я, — припоминайте еще.

— Ворожея есть недалеко отсюда, — проговорил священник медленно. — Лечит травами, православными молитвами, заговорами на воду, использует иконы, кресты, прикрывается именем Божьим. Много народу от нее пострадало. Больным со временем становилось только хуже. В травах она не разбирается, — это могу заявлять ответственно, так как сам с Алтая и мой отец занимался траволечением и многому меня научил. Я к ней ходил, пытался образумить, но у ворот меня перехватила охрана ворожеи. Они велели мне убираться и сказали, что ноги вырвут. Я их пристыдил, да что толку. Дьявол прочно поселился в их душах. Я ушел, однако регулярно стал проводить беседы с прихожанами, чтобы не допускали к себе всяких колдунов и псевдолекарей. Народ-то сейчас стал темным, духовно слабым. Думаю, до ворожеи могли дойти слухи о моих высказываниях, и она или те, кто за ней стоят, рассердились.

— Недурная версия, — признала я и локтем отпихнула надвинувшегося сзади Ивана. Своим прерывистым дыханием он неприятно холодил мне шею. Вот привязался!

— Ой, она дерется! — обиженно воскликнул Иван, отпрыгнув.

— Евгения, — укоризненно покачал головой отец Василий.

Я открыла рот, чтобы высказать все, что думаю о придурке, но в этот момент Иван дал мне пинка и, хохоча, бросился бежать. Я со звериным рыком рванулась за ним, однако отец Василий с проворством бывшего спецназовца схватил меня за руку и остановил:

— Евгения, он же не ведает, что творит. Сущее дитя. Оставьте свою ярость.

Я остановилась, расслабила напряженные мышцы и кротко улыбнулась:

— Хорошо, батюшка, мне стыдно за мой порыв, — а сама подумала, что, если потом при случае проучу придурка, меня за это в ад не сошлют.

— Что вы собираетесь делать? — спросил отец Василий. — Я относительно моего дела. Хотелось бы знать ваши шаги наперед, потому как у меня опасения, что может свершиться насилие.

— Никакого насилия, — заверила я горячо. — Соберу сведения, выясню, кто на вас наехал, а вы уж потом решайте, что делать. Пока буду вас охранять. Поскольку все нападения были совершены вне стен церкви, то думаю, что здесь вы в относительной безопасности. Сопровождение вам потребуется лишь в поездках за пределы этого двора. Куда вы обычно ездите?

— Я не езжу, у меня нет машины, — ответил священник. — По разным надобностям я навещаю прихожан и передвигаюсь исключительно своим ходом.

— С вашими пешими прогулками придется заканчивать, — произнесла я твердо, — сейчас это опасно.

— Но я не могу отказать в помощи людям! — воскликнул отец Василий. — Некоторые из прихожан больны и не в состоянии посещать церковь. Я их навещаю. Кому-то надо исповедаться. Некоторые при начале строительства просят освятить место или дом после определенных негативных событий, или с кем-то просто надо побеседовать, вразумить, поставить на путь истинный.

— Неужели нельзя подождать несколько дней с этим? — спросила я. — Решим проблемы и тогда…

— Нет, — перебил меня священник. — Помощь людям нельзя откладывать, так как потом может быть слишком поздно.

— Ладно, тогда будем ездить на моей машине, — вздохнула я. — Скажете, когда надо будет куда поехать, а сейчас покажите, где находилась та похищенная икона.

Отец Василий провел меня обратно к храму. Мы зашли внутрь, приблизились к алтарю.

— Здесь, — указал он и пояснил: — Копия-то она копия, но выполнена была хорошо. Богоматерь и младенец Иисус смотрят, как живые. Мы ее специально поставили на видное место, чтобы прихожане любовались красотой. И вот после вечерни я вернулся сюда, сам не знаю зачем, как будто что-то толкало. Захожу, а иконы нет. Прихожан в это время никого не было. На дверях и окнах сигнализация. Если бы я не зашел сюда, то пропажу обнаружили бы утром, и тогда точно все подозрения обрушились бы на Александра, так как он сторож и отвечает за церковное имущество.

— Верно, — кивнула я, обходя иконостас. — Однако на вашу сигнализацию я бы не надеялась. Такую и ребенку под силу отключить. Другое дело — зачем ее украли. Вор собирается продать ее как настоящую? Но если музейные работники сразу распознали подделку, то антиквары, подпольно приторговывающие иконами, сделают это и подавно. Думаю, вор, поняв свою ошибку, подбросит икону назад, или ее обнаружат где-нибудь в городе. Это же улика, и вор постарается от нее избавиться. Так что не волнуйтесь — скоро вы ее вновь обретете.

— Мне важна не столько икона, сколько открытие истины, — ответил отец Василий. — Важно выявить вора и привести к покаянию.

— Играете в детектива, отец Василий? — весело спросил, подходя к нам, молодой диакон, которого я уже сегодня видела на службе. Звали его Дмитрием. Высокий, но пониже отца Василия, статный, с правильными чертами лица, смуглой кожей, длинными черными волосами, зачесанными назад, с жидкой бородой и густыми широкими бровями, из-под которых озорно глядели большие выразительные глаза.

— Какой из меня детектив? — махнул рукой отец Василий и указал на меня: — Вот Евгения профессионал в этом деле. Она нам поможет.

— Вы детектив? — с интересом спросил диакон. Он немного склонил голову набок, сцепил руки и посмотрел мне прямо в глаза.

— Что-то вроде того, — пробормотала я недовольно.

— Евгения, — предостерегающе рыкнул отец Василий, — мы в стенах храма Божьего.

— Да, я профессионал. Но не детектив, а телохранитель. Расследования я веду, так как лучший способ защитить клиента — выявить источник опасности и нейтрализовать его.

— Вашей работе не позавидуешь, — протянул диакон и провел рукой по бороде. — Я ведь тоже в миру увлекался детективами. Знаете, Евгения, после кражи я много думал и пришел к выводу, что вор пытался подставить нашего сторожа Александра. Отец настоятель грешит на своих, а я думаю — кто-то проник извне, отключил сигнализацию, открыл отмычкой замки.

— Да у вас талант, — усмехнулась я рассуждениям Дмитрия.

Внезапно под сводами храма зазвучал «Владимирский централ». Мне подумалось, что это глюки начались от поста да от обилия новых впечатлений. Рука скользнула в сумочку, к мобильному телефону, хотя знала, что у меня в сотовом такой мелодии нет. Диакон посмотрел на отца Василия, и тот, вздрогнув, вытащил из-под рясы плоский изящный мобильник в титановом корпусе с широким цветным экраном. Я еле сдержалась, чтобы не присвистнуть. Такой стоил под штуку баксов, а батюшка пел мне, что не имеет денег даже на проезд в маршрутном такси. С деловым видом отец Василий выслушал говорившего, убрал мобильник и ринулся к выходу, сообщив, что у него срочное дело. Я рванулась за ним:

— Батюшка, вы не забыли, что просили меня охранять вас?

— Да, я помню, но сейчас мне опасность не угрожает, — бросил через плечо отец Василий. — Вы можете со спокойной душой остаться здесь, поговорить с людьми.

— Ну уж нет, — упрямо ответила я, — коль взялась вас защищать, значит, буду это делать, как привыкла.

Мы выскочили из церкви. За оградой на дороге стоял припаркованный «Мерседес S-500» темно-синего цвета. Из него не торопясь выбрался бритый парень в строгом черном костюме.

— Стойте, — я придержала священника за рясу, — парень у машины вооружен.

— Это за мной прислали, я должен с ним ехать к одному из своих прихожан, — пояснил отец Василий, вырываясь. — Не беспокойтесь, все в порядке.

Бритый парень, поздоровавшись, распахнул перед священником заднюю дверцу. Отец Василий залез. Я забралась следом и села рядом со священником.

Клиент жил на окраине Тарасова в новом дачном поселке. «Мерседес» подрулил к огромному трехэтажному особняку из красного кирпича, выполненному в современном стиле, с большими зеркальными окнами. Кусты и деревья вокруг дома аккуратно подстрижены. Двор выложен белой плиткой. Перед решеткой въездных ворот охрана — крепкие парни в костюмах. Они явно встречали нас.

Отца Василия пропустили беспрепятственно, а передо мной сомкнулись могучие плечи охранников. Я собиралась возмутиться, но отец Василий попросил подождать его в машине. Пришлось подчиниться. Оставшись у ограды, я сделала несколько попыток разговорить охранников, однако быстро поняла, что это бесполезно, плюнула на все и села в машину. В голову лезли невеселые мысли. Похоже, хитрый батюшка меня расчетливо надул, прикинувшись бедной овечкой. Вот он как ходит пешком и каким людям помогает, и уж наверно, не бесплатно, раз имеет мобильник за штуку баксов.

Возвращения отца Василия я ждала более полутора часов. Вернулся батюшка довольный, с сияющими глазами.

— Удачно все прошло? — поинтересовалась я ехидно.

— Да, мою душу переполняет радость, — ответил счастливый батюшка.

— А тело? — спросила я. — Кто говорил, что он помогает лишь бедным и денег за это не берет? Откуда эти «Мерседесы» и мобильники в титановом корпусе?

— Стыдитесь, Женя! Почему вы усомнились во мне? — с укором произнес отец Василий. — Я действительно не беру денег с прихожан и не делаю различий — беден человек или богат. Богатство ведь одно из самых тяжких испытаний, которое не многие выдерживают. Если в моих силах помочь человеку прийти к Богу, я помогаю. Эти люди, — он указал на особняк, — нуждались в помощи. Жена хозяина дома тяжело болеет и решила обратиться к вере. Я приезжаю и веду с ними беседы. Ей сейчас становится легче. Мобильный дал ее муж, чтобы женщина могла связываться со мной. А машину он за мной присылает, чтобы сэкономить время. Ходить в такую даль мне не под силу.

— А почему они не обращаются в местную церковь? Почему тягают вас из Карасева? — спросила я с меньшим пылом. Слова священника звучали как правда, и действительно, мне стало не по себе из-за своих обвинений.

— Они обращались в храм в Тарасове и нарвались на отца Глеба, — пояснил священник. — Этот подлец стал тянуть с них деньги, и, видя подобную алчность священнослужителя, супруги едва не отвернулись от церкви. Потом кто-то из прихожан посоветовал им обратиться в наш храм.

— То есть вы переманили от отца Глеба ценного клиента, и верно, не его одного? — произнесла я, размышляя вслух. — Потом настучали на него епископу — да за такое он может осерчать и нанять киллеров.

— Куда, батюшка, вас отвезти? — спросил, повернувшись с переднего сиденья, водитель.

— А можно к Свято-Петропавловскому храму? — попросила я. — Хочу посмотреть на отца Глеба.

— И чего смотреть на этого бесноватого, — удивился священник, но сильно возражать не стал и сказал водителю: — Сережа, будь так добр, отвези нас, пожалуйста, к церкви у въезда в город.

— Без вопросов, батюшка, — отозвался водитель, нажимая на газ.

Еще от дороги из-за здания педагогического колледжа показались голубые главы храма, увенчанные сверкающими на солнце золочеными крестами. Мы обогнули колледж и остановились недалеко от Свято-Петропавловской церкви.

— И кто может предположить, что за этими стенами поселилось зло, — тяжело вздохнул отец Василий и сокрушенно покачал головой. — Ничего, я верю, что с Божьей помощью мы очистим сей храм от скверны.

— К гадалке не ходи, очистим, — подтвердила я, разглядывая церковь.

— А вот и он, отец Глеб, — глухо сказал отец Василий, указывая на крыльцо храма, с которого спускался полный бородатый священник в ризе, головном уборе, с кадилом в руках и в сопровождении двух диаконов, тащивших крест и вспомогательные принадлежности. Прямо на тротуаре перед храмом стояли припаркованные в ряд навороченные иномарки, перед которыми толкались их владельцы — типичные братки. Отец Глеб с важным видом подошел к ним, поздоровался и приступил к обряду освящения дорогих машин. Обошел, помахал кадилом, окропил святой водой и снова направился к владельцам. Здесь же, на глазах у всех, те отсчитали и передали ему плату за труды. Вид у настоятеля был весьма довольный. Круглое лицо лоснилось, на щеках — здоровый румянец, на губах — самодовольная улыбка.

— Как у него руки только не отсохнут, — подивился отец Василий с тихой грустью в голосе.

— А он тут живет, при церкви? — спросила я клиента.

— Нет, у отца Глеба здесь рядом большой дом, — ответил священник. — Устав же не предписывает настоятелю проживать в монашеской келье. Каждый волен поступать, как сочтет нужным.

Я предложила проехаться до дома отца Глеба.

— Но мне неизвестно, где он точно живет, — возразил отец Василий.

— Зато мне известно, — отозвался водитель, заводя машину. — Я вас отвезу.

Резиденция отца Глеба оказалась в одноэтажном бывшем купеческом доме на центральной набережной. Несмотря на приземистость, дом выглядел внушительно. В центре дома колоннада поддерживала портик, украшенный барельефами. Правое и левое крыло на три окна. Окна украшены арками с лепниной и имитацией замковых камней. Ранее в доме располагалась библиотека, но ее переселили и передали дом во владение настоятелю. Правое крыло все еще стояло в лесах. Там не закончился ремонт. Вокруг дома раскинулась ограда из каменных колонн с ажурной чугунной решеткой. За оградой густо росли деревья и кусты, имевшие совершенно дикий и неухоженный вид. За усадьбой начинались частные дома и огороды обычных горожан.

— Недурной домик, — кивнула я одобрительно.

— Да, красиво жить не запретишь, — поддакнул водитель, ухмыляясь.

Отец Василий только крякнул. Я окинула взглядом улицу. Приметила рабочих. Один кидал лопатой в бетономешалку песок из кучи, другой принес и свалил на асфальт мешок с цементом, еще двое лазили по лесам, замазывая сколы и трещины. На противоположной стороне от подъездной дороги стоял припаркованный джип «Фольксваген» черного цвета. Я заметила, как из его приоткрытого окошка выплыло облачко дыма. Похоже, за домом наблюдали.

— Разворачивайся, Сережа, и поехали отсюда, — приказала я водителю, чтобы нас не засекли. «В джипе скорее всего охрана отца Глеба или доверенные лица, наблюдающие за подъездами к дому. Внутри, конечно же, еще охранники. Чего они, интересно, там охраняют — несметные сокровища настоятеля или что другое?» — спросила я себя и решила обязательно это выяснить.

— Куда дальше? — осведомился водитель.

Я вопросительно посмотрела на отца Василия:

— В Карасев, к церкви, откуда ты нас забирал.

— Да, домой, — подтвердил священник и, обращаясь ко мне, спросил: — Ну, что думаете, Евгения Максимовна, есть какой-нибудь план?

— Конечно, — улыбнулась я. — Начну с вчерашней бритоголовой шпаны, через них выйду на отца Глеба, если, конечно, это он вас заказал. Об этом потом поговорим. — Я украдкой кивнула на водителя, жестом давая понять, что не стоит распространяться о планах при свидетелях.

Отец Василий все понял и не стал больше задавать вопросов, а пожаловался на музыку в своем суперкрутом мобильном:

— Мне перед людьми стыдно. Песни-то уголовные, а поменять я не могу, совсем запутался в опциях. Я-то ведь вообще в этих новомодных штуках не разбираюсь. Сотовый последний был в армии, но тогда они были намного проще.

— Давайте сюда, — протянула я руку. — Так и быть, спасу вас от шансона.

Взяв мобильник, я в два счета сменила блатную песню на детскую «От улыбки хмурый день светлей» и продемонстрировала отцу Василию результат, за что получила сердечную благодарность.

Сергей высадил нас у церкви и уехал.

— Расскажете, что у вас там на уме? — спросил отец Василий, ступив на крыльцо.

— Ладно, — согласилась я, шагая рядом с ним.

Мы вошли внутрь через небольшую прихожую с церковной лавкой — и попали в мрачный коридор. Свернули направо, миновали вход на колокольню, затем налево, вновь направо и вышли во двор. По дороге я рассказывала священнику свой план. Первое — бритоголовые, найти их и узнать, кто их нанял.

— Вы думаете, они вам расскажут? — с сомнением спросил отец Василий и, уловив что-то в моем взгляде, взволнованно воскликнул: — Евгения, умоляю вас, никакого насилия. Лучше скажите мне, я сам с ними поговорю. Вместе сходим к каждому домой и пообщаемся с ними и с их родителями. Поодиночке эти парни совсем по-другому себя ведут.

— Я обеими руками за, — ответила я, — мне и самой ненавистно насилие. Однако если моей жизни будет угрожать опасность, я стану защищаться. До вашего непротивления злу мне еще расти и расти духовно.

— Я не запрещаю вам защищаться, но прошу решать все вопросы по возможности миром, — проговорил отец Василий. — Хорошо, а что вы будете делать, когда получите подтверждение вины отца Глеба?

— Тогда я пойду к отцу Глебу и поговорю с ним, посмотрю, что у него дома, какие богопротивные вещи он там прячет, — просто ответила я и призналась: — Что потом делать, я не знаю. Вы же не хотите, чтобы в дело вмешивалась милиция, не хотите, чтобы я применяла насилие. Что же тогда делать с преступником, нарушившим не только законы общества, но и Божьи заповеди? Посоветуйте сами.

— Вообще-то это отец Афанасий против огласки, — пробормотал священник, хмурясь. — Я же считаю, отца Глеба надо судить прилюдно, дабы не посеять сомнения в душах верующих. Все в округе уже знают о его деяниях, и если по — тихому убрать его из прихода, то верующие начнут роптать, станут говорить, что церковь покрывает отступников.

— Значит, если обнаружатся какие-то противозаконные штуки, то можно стукнуть в милицию? — осведомилась я. — А в прессу?

Лицо батюшки исказила болезненная гримаса. Взглянув на меня, он через силу произнес:

— Бог с ними, сообщайте. Делайте все, но без убийств и насилия. Он и его приспешники должны понести заслуженное наказание. Может, хоть в тюрьме они вспомнят о Боге.

Из-за угла здания послышался шорох, грохот, выкатилось пустое ржавое ведро, а затем оттуда вышел Иван с неизменно довольной улыбкой, одетый в серую блузу и красную клетчатую рубашку с коротким рукавом. В руках он держал маленького пушистого котенка. Я смотрела и ждала, что ненормальный предпримет, однако он только гладил мяукающего котенка да глазел на меня расширенными, удивленными глазами.

— Что тебе, Ваня? — нарушил молчание отец Василий. — У нас с Евгенией важный разговор.

— Ничего, я так, это, стою просто, хотел Жене котенка показать, — промямлил Иван, переминаясь с ноги на ногу. — Я его назвал Георгием Победоносцем.

Я не выдержала и прыснула со смеху, а отец Василий прямо так и зашипел:

— Ваня, ты что, нельзя так. Это большой грех. Нельзя нарекать тварей человеческими именами, тем более именем святого. Назови его как-нибудь иначе. Иди и подумай как.

— А можно я с вами постою? — плаксиво попросил Иван. — Я не буду мешать, только послушаю, как вы разговариваете.

— Иди, иди, Ваня, — замахал на него руками батюшка. — Алевтина просила накопать на огороде картошки, чтобы сварить к обеду. Ты накопал?

— Нет, — буркнул виновато парень, — дядя Саша пошел копать.

— Так иди помоги ему, — с нажимом сказал отец Василий, развернул Ивана и подтолкнул в спину. — Иди, картошку потом на кухню отнесете. — Выпроводив его со двора, священник повернулся ко мне и покачал головой, пояснив: — Вот дитя неразумное, иной раз с ним так измучишься. Ох.

— Вы сегодня еще куда-нибудь планируете идти? — спросила я, желая перевести разговор на другую тему. Мне не хотелось говорить об Иване, слишком он был навязчив, постоянно лез в наши разговоры.

— Да я хотел несколько прихожанок проведать, — ответил отец Василий. — Они в летах, одинокие, и сегодня их не было на службе. Что-то могло случиться.

Я пообещала отвезти его и подумала, что заодно посмотрю на улицах бритоголовых — вдруг кто попадется?

Мы проехались по адресам, проверили прихожанок. С ними ничего страшного не случилось. Немного приболели, только и всего. Одной отец Василий помог наладить свет в доме — перегорел предохранитель, и старуха сидела без света. Другой священник принес из колонки пару ведер воды. После мы возвратились в церковь. Отец Василий занялся своими делами, я же разместилась в его рабочем кабинете и включила принесенный из машины ноутбук. Он был оснащен встроенным модемом с функцией ADSL — мобильного телефона для выхода в Интернет. Подключившись, я прошлась по базам данных МВД, разыскивая знакомые лица бритоголовых. Больше всего меня интересовал предводитель отморозков, а также адреса и телефоны его товарищей, не ездить же по всему Карасеву, разыскивая их. Вдруг они вообще неместные.

Наконец мне улыбнулась удача. Главарь отморозков смотрел на меня с фотографии на экране компьютера — звали его Криволапов Лавр Сергеевич. По полученным сведениям, Лавр просидел два года за хранение и распространение наркотиков, неоднократно привлекался за хулиганство и вандализм. Его подельников я не нашла — следовательно, они были слишком зеленые, чтобы серьезно засветиться в милицейских протоколах, а избиение семьи таджиков было их главным подвигом.

Затем через Интернет я связалась со знакомым хакером по кличке Юзер. Несмотря на странное прозвище, хакер был солидным сорокалетним мужчиной, работал на оборонном заводе Тарасова инженером-программистом. Я все про него выяснила, прежде чем заводить дела, он же по простоте душевной до сих пор считал меня мужчиной. В чатах я подписывалась именем Охотник, и вся наша дружба с Юзером сводилась лишь к виртуальному общению. В обычной жизни мы никогда не встречались, в сети же зависали частенько. Юзер охотно помогал мне, требуя в качестве вознаграждения подробности о моих делах. Я рассказывала ему, что могла, а иногда давала неплохо подзаработать за счет преступных элементов.

Узнав, что я затеяла какие-то дела со священником, Юзер отослал мне короткое сообщение: «Не завидую нашей епархии».

«Мне нужна не вся епархия, только отец Глеб, настоятель Свято-Петропавловского храма, — написала я в ответ, — выясни все, что можно, о его личности, при условии что в епархии есть компьютер, подключенный к сети».

«Есть, я проверял, — успокоил меня хакер, — на дворе двадцать первый век, а не Средневековье».

Мы попрощались. Затем я вновь сосредоточилась на деле Лавра, перенесла в записную книжку его домашний адрес, телефон и кое-какие другие сведения. Не успела я закончить, как явился отец Василий. Молитвы и песнопения здорово подняли ему настроение в последние часы. Словно светясь изнутри, он радостно пригласил меня пройти в трапезную, откушать что бог послал. Я выключила компьютер и пошла за священником. В трапезной собралось довольно много народу, в основном будущие члены центра реабилитации, выполнявшие в данный момент какую-то работу при храме. Три женщины из церковного хора, младшей из которых не было еще и семнадцати, повариха — худая чернявая женщина по имени Алевтина. Невысокий, крепкий, с лысиной на макушке псаломщик Игорь — бывший афганец, Александр и Иван. Последние сидели рядом в конце стола, причем Иван, как всегда, придуривался — пробовал держать носом большую деревянную ложку.

Во главе стола сидел отец настоятель, слева от него диакон Дмитрий, а справа на свободные места сели мы с отцом Василием. Алевтина принесла нам по тарелке щей, и, помолившись, все приступили к трапезе. Ощущение было такое, будто за столом собралась большая дружная семья, и мне не верилось, что кто-то из собравшихся мог стащить из церкви икону, а после сидеть как ни в чем не бывало за общим столом. Я посмотрела на Ивана, глупо подмигивающего мне, — если только он из озорства спрятал ее где-то или испортил случайно, а потом выкинул, страшась гнева настоятеля? Ненормальный же — с него станется.

— Много народа, верно? — шепнул мне отец Василий, когда Александр с Иваном стали убирать со стола пустые тарелки, а Алевтина принесла на стол второе — картошку с солеными песочниками, жареным луком и маринованными огурцами-помидорами.

— Да, я не ожидала, — призналась я тихо, так, чтоб не слышали соседи по столу. — Икону найти будет очень непросто.

— С Божьей помощью отыщем, — заверил меня отец Василий. — Я сейчас не про это. Скоро осень, и в храм потянутся еще люди. Разместить же их нам негде, вот почему так важен центр реабилитации, что я задумал. Но пока нам даже место не хотят выделить.

— Ясно, — пробормотала я, глядя в тарелку.

Настоятель предложил перед вторым помолиться о воре, укравшем икону, чтоб он раскаялся, вернул украденное и получил прощение за свой проступок. Хитрый ход, отметила я про себя. Если вор среди собравшихся, то слушать из раза в раз такие молитвы для него просто пытка. Рано или поздно нервы у человека не выдержат — это точно. Либо он подавится куском и околеет, либо, расплакавшись, сознается. Был еще третий вариант: что вор — прожженный мерзавец, купивший в аду место, и все молитвы для него как уроки китайского по испорченному радио — непонятно, неприятно режет ухо и выключить нельзя, но несмертельно. В этом случае потуги святых отцов тщетны. Единственный выход — с помощью логических построений и психологии вычислить пригретую на груди змею.

После обеда я пообщалась с хористками, но не выяснила ничего полезного. Они были на редкость глупы и мыслили практически как единое существо — эдакие сиамские близнецы-тройняшки. Все разговоры через пару слов скатывались к псалмам, молитвам и богослужениям. Притворяться так невозможно. Что ж, каждому свое, решила я и, извинившись, отошла от женщин и прицепилась к псаломщику. Игорь стеклил окно в пристройке. На мои вопросы отвечал скупо — «да», «нет» и «может быть», но вообще он не производил впечатления человека, способного украсть икону, и в то время его вообще не было в городе. Игорь ездил на похороны сестры в Екатеринбург.