Последний загул

Марина Серова

Глава 1

Нужен ли частному детективу, работающему в одиночку, свой офис? Место, где можно хранить вещдоки, где можно уединиться, запереться от всего белого света и пораскинуть мозгами без домашней, порою довольно трудно преодолимой расслабушки? Место, где на двухтумбовом, старинном, монументальном столе будет стоять телефон, номер которого можно напечатать в своей визитной карточке? Место, которое будут грабить и жечь, а может, даже взрывать неугомонные недоброжелатели неугомонных клиентов частного детектива, не выбирая при этом удобного для него времени.

А это возможно, уж коль скоро меня беспокоят даже дома, прорываясь через бронированную дверь со множеством запоров.

Нет, не нужен мне офис на таких условиях. Волка ноги кормят. Вернее, волчицу. И кормят пока, тьфу-тьфу, чтобы не сглазить, неплохо. А мысли об офисе начинают посещать, когда, договариваясь о встрече с очередным заказчиком очередного расследования, на вопрос: «Куда приехать для переговоров?» — приходится отвечать, что, мол, лучше я приеду к вам в условленное время. Может, назначать встречи в скверах и барах городского центра?

Самомнение, конечно, но иногда из удивленной интонации, которая отлично передается телефонами любых моделей, мне слышится невысказанное: «Как это? У Татьяны Ивановой нет места, куда она могла бы пригласить солидного человека для делового свидания?»

Сейчас я находилась под впечатлением одного из таких телефонных звонков, потому что встретиться с Семеном Геннадьевичем Роговым я условилась вот в этом небольшом и уютном парке возле консерватории на лавочке, на которой сейчас сижу и мечтаю о благоустроенном офисе, заставленном выдержанной в темных тонах мебелью викторианской эпохи. И непременно чтобы темные шторы на окнах, не пропускающие дневной свет… И лампа на столе с зеленым абажуром… Ох!

А голос у этого Рогова приятный. Сочный такой, глубокий.

Надо ли говорить, что от первой встречи с клиентом зависит многое? А главное — сразу его поставить на «место», чтобы в дальнейшем не путался под ногами, требуя преждевременных отчетов и пытаясь давать руководящие указания. Сверчок на шестке — вот кем является для меня заказчик.

Приехала я сюда пораньше, чтобы у меня была возможность узнать его на подходе (он описал мне, в чем будет одет), рассмотреть и составить о нем представление.

Итак, Рогов Семен Геннадьевич.

Я нашарила в сумочке замшевый мешочек с гадальными костями. Самый тот случай. Только и гадать. Загадывать и угадывать. Чуть позже наступит время для того, чтобы знать.

Вытряхнув кости на ладонь и сжав кулак, я сосредоточилась на фамилии Рогов и только после этого посмотрела на выпавшие числа.

11+13+28 — «В любом человеке, каким бы самоуверенным он ни казался, всегда есть место робости. Если хотите с успехом избегать нежелательного влияния других, найдите в себе эту область и научитесь не впускать туда посторонних». Вот что значит это сочетание чисел.

Знаю я в себе такую область и знаю также то, что все мои знакомые видят во мне человека далеко не робкого десятка. Хотя временами, признаюсь, случается всякое.

Посмотрим, как насчет робости у господина Рогова.

А вот этот, не он ли?

По аллее в мою сторону не торопясь двигался грузный мужчина лет шестидесяти в темно-синих джинсах, свитере с отвисшим воротом и в просторной серой безрукавке со множеством карманов. Румяный и седовласый.

Если это Рогов, то впечатления робкого он не производит. Не похож он и на человека, обремененного проблемами, решать которые затруднительно, не прибегая к помощи частного детектива. Цветущий облик и жизнерадостный вид. Может, не для себя старается? Гадать не буду. Все, время для гадания кончилось.

Я встала и сделала несколько шагов навстречу пожилому здоровяку. Он тоже приметил меня и, подойдя, спросил с легкой улыбкой:

— Татьяна Александровна?

— Да, Семен Геннадьевич, она самая.

— Будем знакомы.

Обмен любезностями закончился рукопожатием.

— А я представлял вас старше и… солидней, что ли.

— Вы разочарованы?

— Очарован! Татьяна Иванова, которую мне рекомендовали как специалистку, в своей области цепкую, удачливую и даже безжалостную, оказалась красивой молодой женщиной.

— Вас я себе вообще не представляла, но это неважно. Где мы будем разговаривать? Здесь?

Рогов посмотрел на меня с укоризной, причмокнул губами и покачал головой.

— Чисто русский подход. У нас или бесконечная, пустопорожняя болтовня, или так вот, без слов, сразу к делу.

— Ну, до дела еще далеко. Дело для меня начнется тогда, когда мы с вами придем к соглашению относительно суммы моего гонорара.

Он удивленно приподнял брови, и мне пришлось пояснить:

— А до этого вам придется изложить в общих чертах суть проблемы.

— Мы найдем в здешних окрестностях место, где можно посидеть на солнышке и промочить горло каким-нибудь пивком? Вон там, мне кажется, есть нечто подходящее.

Мы вышли из парка. На углу, на перекрестке двух улиц, нашли небольшое кафе с несколькими белыми пластмассовыми столиками под красными зонтами. Устроились там, где не было тени.

— Октябрь, Татьяна Александровна, солнце надо ценить, — изрек он торжественно, предлагая мне стул. Я согласилась.

Час назад, выходя из дома, я в полной мере почувствовала октябрь — прохлада пробивалась даже сквозь кожаную куртку.

Кофе здесь не подавали, и я заказала баночку колы, а он взял себе пару банок пива. Устроившись напротив меня, глотнул, отогнал ладонью от носа дым моей сигареты и приобрел вид довольного жизнелюбца или толстого кота, жмурящегося от сытости.

— Ну-с, с чего начать?

Рогов вздохнул и, придвинувшись ко мне ближе, оперся о стол локтями.

— Дело касается денег. И денег немалых.

Все. Теперь уже не на кота он похож, а на пса, в любой момент готового показать клыки кому угодно.

— До недавнего времени у меня был племянник. Хороший, знаете ли, парень, царство ему небесное. Валера. Тоже Рогов. Он умер недавно. От передозировки наркотиков. Героин.

Я быстро глянула на него — нет, вид скорбящего родственника он на себя не напускает. И вообще, кажется, к актерству не склонен. Напряг мясистые щеки и трет подбородок — раздумывает, как продолжить.

— Наркоманом Валера не был, это я утверждаю со всей ответственностью. Ваших примерно лет. Двадцать семь, я не ошибся?

Двадцать девять мне, но я подтвердила его предположение, кивнула глубокомысленно.

— Не наркоман, но кто в наше время из молодежи не пробовал эту дрянь хотя бы раз? Да и некогда было ему дурить. Компаньон частной фирмы «Фавор», слышали, наверное? С золотом люди работают. С солидной долей в ее капиталах. Хваткий, деловой молодой человек. Про такого можно сказать — парень с хорошим будущим. Но где-то с год назад началась у него полоса неудач, пристала к нему невезуха. Бывает.

Он откинулся на спинку стула, достал пачку «Данхилла», взял сигарету, прикурил и только тогда заговорил опять. Но не по теме.

— А вы неразговорчивы, Татьяна. Можно я буду так вас называть, хорошо? Вы не по-женски молчаливы.

— Более того. Я еще и нелюбопытна.

— Уникально! — удивился он.

— Итак, недавно умер ваш племянник, имеющий солидную долю в капиталах частной фирмы «Фавор». Валерий Рогов. Дальше?

Он пожал плечами — дальше так дальше, глотнул пива и продолжил:

— По молодости лет Валера завещания не оставил, но самый близкий ему человек — я. И я хочу заявить права на его долю в «Фаворе». Я хочу изъять ее оттуда и переместить на счет своего предприятия. Валерий и сам этого хотел. Был у нас с ним такой разговор. Вот, собственно, и все.

Семен Геннадьевич развел руками и вновь потянулся к пиву. Мне было любопытно наблюдать, как он дожидается моих вопросов, считая, наверное, что они — лучший способ до конца уяснить себе суть дела. А также прекрасный показатель сообразительности, характеризующий умственные способности собеседника.

Он ждал, и я спросила, но обо всем сразу, и с удовлетворением подметила разочарование, мелькнувшее тенью по его лицу.

— Что же заставило вас, Семен Геннадьевич, обратиться ко мне?

А про себя подумала, что всего два варианта делают для него невозможным наложить лапу на деньги покойного: или крутятся они в капиталах фирмы на условиях, при которых такая операция невозможна в принципе, или все-таки существует пусть не завещание, но специальное распоряжение Валерия Рогова, делающее их недоступными для вот этого, сидящего напротив меня Семена Геннадьевича. Но в любом случае его, пока не прозвучавшее, предложение могло быть для меня выгодным.

— Ну что за вопрос, Татьяна! — удивился он. — Почему я обратился к вам? Чтобы вы помогли мне провернуть это дело, только и всего.

Я решила оставаться по-прежнему немногословной.

— Проблемы?

— Да! Но сначала решите, возьметесь вы за это? Потому что проблемы немалые. Нет, не уголовщина, что вы, как можно! — предварил он мой, готовый сорваться с языка вопрос и взмахнул в воздухе денежной бумажкой:

— Деточка!

Девица за прилавком изобразила на лице выражение «чего изволите?» и двинулась было в нашу сторону, но Рогов остановил ее просьбой:

— Еще пивка, милая и расстарайся не такого, а из холодильника, пожалуйста.

Пиво он получил, от колы я отказалась и, когда закончилась вся эта суета, приготовилась его слушать со всем вниманием, потому что только сейчас и начиналось изложение самой сути предстоящего мне дела.

— Законным путем забрать долю из капиталов «Фавора», не обращая внимания на возражения администрации фирмы, мог бы, конечно, только сам Валерий.

Ценная информация. Вот поэтому он и обратился ко мне. Что-то у него есть, чем можно ущучить эту самую администрацию так, что деньги племянника будут преподнесены ею на тарелочке. Но самому заниматься этим…

— Он и собирался это сделать в самом недалеком будущем, — прервал Рогов мои мысли, — но не успел. Погиб он, Татьяна, перебрал с дозой, не будучи наркоманом. А?

— Вы предполагаете… — начала я, но он перебил.

— Вот именно! — поднял вверх палец и опустил голову, не отводя от меня ставшего колючим взгляда. — Всего лишь предполагаю, — произнес он почти по слогам, — что между желанием племянника забрать капитал со счетов фирмы и его смертью существует некая взаимосвязь. Я понятно выражаюсь?

Наконец-то дело предстало передо мной в общих чертах. Вот теперь я спрошу его, смолкшего в очередной раз.

— Какие взаимоотношения были у вас с Валерием?

— А-а… это имеет отношение…

— Имеет, — перебила я его, — имеет. Все, что я спрашиваю у вас и спрошу, имеет отношение. Так что давайте как перед священником или врачом, чем откровеннее, тем лучше. Для дела. А значит, для вас.

— Ну, какие, — замялся он, — не скажу, что мы так уж близки были, все-таки племянник и дядька — это не отец и сын. Если по-родственному брать, то ближе меня у него не было никого. И приподняться ему я помог, когда он из армии вернулся. Да там, собственно, и помогать не надо было, так, только на первых порах. Но тем не менее начинал он у меня. С бизнесом я его познакомил, с людьми, показал ходы-выходы и дал заработать первую сотню тысяч. И благословил на отдельное плаванье.

Семен Геннадьевич рассмеялся и откупорил новую банку:

— Хорошо пошел племянник, под парусами. Обработал, простите меня, дочку богатенькой предпринимательницы, успешно пробился в женихи и переместил свои капиталы из моей фирмы к ним, в «Фавор», стал компаньоном. Все правильно! Они приняли. «Фавор» — это тарасовское отделение объединения по импорту ювелирных изделий из азиатских стран, если не знаете. Хозяйкой там Горелова Екатерина, — Рогов наткнулся на мой вопросительный взгляд и добавил: — Дмитриевна. А дочку, несостоявшуюся невесту Валерки, звать Валей. Она единственная наследница этой самой Дмитриевны, так что за будущее Валерки в то время я был спокоен. Но, как говорится, где черт не может, там женщина поможет.

Припала ему на душу какая-то… — Рогов сжал губы и поиграл желваками, — …мадемуазель. И я имел неосторожность указать ему на его дурость. И все! Виделись мы с ним после этого нечасто, а говорили по душам еще реже. Знаю только, что были у него крупные неприятности, о которых он упорно не хотел рассказывать. Слышал также, что он от дел отошел, это около года тому назад произошло, бросил все к чертовой матери и поселился на моей даче. Я на ней, можно сказать, вообще не бываю, так что чувствовал он там себя привольно. А когда наносило меня, уезжал в город, в свою квартиру. Вот и все наши отношения в течение последнего года. Я к нему не лез. У парня своя голова на плечах. Сказал ему только, что уж если совсем придавит, пусть обращается, помогу чем смогу.

Смешно! — Семен Геннадьевич качнул головой и потер лоб. — Обратился он ко мне недавно — тысячу попросил для вечеринки, которую на даче для старых друзей захотел устроить. Вот до чего дошло. Истощил свой счет в банке до последнего. На год ему его хватило. Ровно на год. А как гости разъехались, ввел себе лошадиную дозу героина.

Нашли его утром. Деревенская баба — она у меня за дачей присматривает, убирается, снег зимой чистит — нашла его в ванне, мертвым. Вот такая ситуация.

Ах да! — спохватился Рогов, — самое главное! Где-то с месяц назад Валерий сам ко мне приехал и завел разговор о перемещении своей доли в капитале «Фавора» ко мне, обратно в мою фирму. Разве возразишь против такого! Кроме того, что родня он мне, это выгодно, в конце концов.

Вот, Татьяна Александровна, и все.

Рогов пристукнул донышком опустевшей банки по столу — как точку поставил.

Да, прав он. Если все так, как ему представляется, то вполне может быть, что его племяннику помогли перебраться с этого света на тот. И если это так на самом деле…

— Вам известно, кто был на вечеринке у Валерия?

— Могу поручиться за двоих.

Здорово! Вопрос я задала без надежды получить ответ.

— Вы запишете? — Он глянул на мою сумку.

— Запомню.

— Я вам адрес и номер телефона продиктую, — настаивал он, и я кивком попросила его не медлить. — Валя Горелова, конечно. Да, та самая, наследница своей мамаши по «Фавору». И Ребров Женя, старинный Валеркин друг, одноклассник. Музыкант. Джазист, по-моему.

Семен Геннадьевич назвал мне номер телефона Гореловой и адрес Реброва, и я запомнила их накрепко с первого раза.

— Еще вопросы будут? — поинтересовался он, предложив мне «Данхилл».

— Еще два, — ответила я, закуривая свои. Он не обиделся и изобразил на лице внимание.

— Если можно и если известно, процент, принадлежащий Валерию в капитале «Фавора».

— Ну-у! — то ли удивился, то ли возмутился Рогов, — спросите что-нибудь полегче. — Общая «стоимость» фирмы не постоянна, соответственно, колеблется и процент, причем по довольно сложной зависимости. Тут без анализа знающего экономиста не обойтись, да и то при условии, что он будет иметь доступ ко всей бухгалтерии. Могу сказать только, со слов Валерия месячной давности, что сумма, которую он намеревался перевести из «Фавора» ко мне, на то время составляла что-то около десятка миллионов рублей. За эту сумму имеет смысл побороться. Да зачем вам это?

Я ответила ему, в двух словах объяснила свои условия, на которых согласна взяться за это дело: тысяча долларов за предварительное расследование, в результате чего я смогу дать аргументированный прогноз по его исходу, то есть заключение — стоит ли игра свеч, а овчинка выделки, и еще семь тысяч в случае его успешного завершения, когда никто и ничто не помешает перетечь капиталу Валерия в карманы его дядюшки. А когда произойдет этот процесс, три процента от названной им суммы должны осесть в моей сумочке.

Семен Геннадьевич некоторое время молча жевал фильтр сигареты, перекидывая ее из угла в угол рта, и наконец подсчитал, перевел все в рубли и поразился:

— Татьяна, но это же пятьсот тысяч державных! Ну и аппетит у вас, однако!

— Всего лишь одна двадцатая того, что получите вы, — урезонила я его, — впрочем, я не навязываюсь. Можете поискать себе более дешевого помощника.

— Нет, — решил он, подумав, — дешевых мне не надо. Как будем оформлять наше соглашение?

— Обычно к концу расследования я знаю о клиенте столько всякого, что платить еще не отказывался никто. Но в вашем случае официальный договор нужен. Хотя бы для юридического оформления взаимных обязательств. А составим и подпишем мы его после окончания предварительного расследования.

Такое предложение пришлось Рогову по душе.

— Идет! — одобрил он мои слова и без оговорок согласился на осмотр мною его дачи и городской квартиры Валерия.

— В любое время. Да хоть живите в них, пока занимаетесь этим. И ключи вам сейчас отдам. Они у меня в машине.

Смешно, но его «Понтиак» и моя «девятка» стояли бок о бок на автостоянке по ту сторону парка. Я не сдержала улыбки, а он увидел в этом доброе предзнаменование.

Отдавая ключи, Рогов назвал мне имя женщины, присматривающей за его дачей, той, которая нашла тело Валерия в ванне наутро после гулянки.

— Любовь Андреевна. Фамилию, к сожалению, не знаю.

Это имя я тоже запомнила накрепко.

— Удачи, Татьяна! — пожелал он, отъезжая, и одарил меня улыбкой из окошка, как из портретной рамы. — Отправляюсь готовить деньги.

Я, чтобы черт не пошутил, трижды сплюнула через левое плечо.

* * *

Итак, Семен Геннадьевич Рогов отправился готовить деньги, из которых двадцать пять тысяч деревянных — стоимость предварительного расследования — были уже моими кровными. А я прямо из машины по сотовому позвонила Эллочке Пряхиной, признанному знатоку городского музыкального бомонда. Трубку долго не брали, и я удивилась — время за полдень, по режиму Эллы самая пора проснуться. Наконец что-то щелкнуло, и я услышала недовольный голос подруги:

— Ну кого еще черт надрал?..

— Элка! — завопила я, зная по опыту, что промедление чревато отключением и ее, и вслед за этим ее телефона, и тогда, кроме гудков, я больше ничего не услышу — названивай хоть до самого вечера. — Не смей бросать трубку! Это я, Татьяна Иванова. Узнала?

— Подумаешь! — Элла ответила недовольно. — Иванова — это еще не заслуга.

— Но и не недостаток. Давай просыпайся и въезжай в ситуацию. Я звоню тебе не для того, чтобы потрещать насчет твоих последних симпатий.

— Кто?.. — возмутилась она невпопад и наконец въехала. — Боже мой, Танька, это ты, что ль?

— Я, я! — почти кричала я, теряя терпение. — Пряхина, еще немного, и мне придется тебе нахамить, чтобы привести в чувство.

— Не надо хамить. Все уже в порядке. Чего звонишь?

— Консультация нужна. Кто такой Евгений Ребров?

— Скотина! — ответила она возмущенно — мол, кто же этого не знает? — Приезжай, я тебе про него такого напою! И все — чистая правда.

— А ты одна?

— Одна, одна! — ответила она раздраженно. — В том-то и дело!

В прошлый мой к ней визит я обошлась без предварительного звонка и нарвалась на грубого, круглого, как снеговик, с волосами до плеч и совершенно голого мужика, открывшего мне дверь и с ходу приказавшего проваливать ко всем чертям.

— Еду!

— Танька! — завопила она. — Алло! Пива купи! А классный кофе я тебе гарантирую!

Вот так. Все сегодня пьют пиво. Кроме меня.

Через некоторое время я стояла перед пряхинской дверью, обремененная бутылками, и давила на кнопку звонка. Все здесь было не как у всех, и открывать мне не торопились. И только когда я уже решила пустить в ход каблуки и наделать грохоту на всю лестничную клетку, дверь распахнулась. На пороге стояла Элла собственной персоной, завернутой в китайский шелковый халат, и, положив ладони на осиную талию, хриплым от курева голосом пела мне, как малому и горячо любимому ребенку:

— Та-неч-ка! Ми-ла-я! Добро пожа-ло-вать!

С силой, почти невероятной для такого хрупкого существа, она за руку втащила меня в комнату, отобрала сумку с бутылками и умелась на кухню, за обещанным кофе. А я все-таки разулась, хоть обязательным это здесь не было.

«Пусть ноги отдыхают», — так говаривал один мой знакомый, ходивший по дому босиком круглый год.

— Ребров? — Элла подвинулась по ковру к дивану, чтобы привалиться к нему. — Ребров! — Она прищурилась и задумалась на секунду. — Да скотина же, как я тебе и говорила. Но музыкант отменный.

Булькало пиво, чашка с кофе жгла мою ладонь, дымились сигареты в пепельнице на ковре. Наблюдать за Эллочкой было занятно, как за игривым котенком, который вдруг научился курить, болтать и полюбил пиво.

— Постой… Да, Женька. Женькой его зовут, правильно. А на джаз-тусовке он просто — Ребро. Ребро, для всех и каждого. Зачем он тебе? Впутался во что? Или как мужик?.. Сразу предупреждаю, как мужик он — дерьмо. Любка Лыскова его добивалась одно время. Добилась на свою, скажем так, голову, а потом не знала, куда со стыда деваться.

Элла расхохоталась так, что чуть не выплеснулось пиво из ее тяжелого стакана.

— Ты представляешь? Лыска! И — со стыда!..

— Хватит про Лыску, давай про Женьку. Сразу предупреждаю, экземпляры из джаз-тусовки в качестве мужиков меня не интересуют. И не впутывался он ни во что. Пока, по крайней мере. Хочу от Реброва узнать об одном его друге, а о нем самом — от тебя, для того чтобы представить, на какой козе к нему проще всего подъехать.

— Ладно, не объясняй, — сказала Элла и опорожнила стакан. — Ох, от смерти ты меня спасла неминучей! Все это не мое дело. Интересуешься Женькой, расскажу, что знаю. И только-то, да?

Она налила себе еще пива, а кофейник с кофе придвинула поближе ко мне.

— Ты на тарасовском джазе когда в последний раз была? И не говори, сама знаю, что там тебе делать нечего. Побывай, ничего не потеряешь, кроме нервов и времени. Клуб авиационного… Ну, знаешь, конечно. Вся масса по вечерам собирается, но Ребро может и сейчас там быть. А дома его не найти, нет. Если только очень повезет. Ночует где придется. Все крутого джазмена из себя строит. А может, и впрямь характер такой. Я близко-то с ним незнакома.

Да, Танюх, сразу предупреждаю, при нем всегда нож есть. О том, чтобы в дело он его пускал, — не слышала, но с собой носит постоянно. Это так, в качестве информации, на будущее.

С бабами холоден и груб. Бреется редко. Приятелей у него много, а друзей, пожалуй, нет. Травку покуривает. Слышала, что ширяться стал, но, может, и врут люди, а знаешь, почему так думаю? Примерно с неделю, наверное, пьет он, не просыхая. А кто колется, к выпивке обычно равнодушен. Это точно. Кроме джаз-клуба, играет в какой-то забегаловке, в центре. Зарабатывает.

Да, Таньк, травкой он торгует. И не только ею. По слухам — и потяжелей товар у него бывает. Но я тебе ничего не говорила, имей в виду.

Раньше он не таким гадом был, как сейчас. Одно время даже невеста у него была, да только жениться не поторопился, а она, не будь дурой, взяла и сбежала от него к кому-то из богатеньких, как случай представился. На Женьку это плохо повлияло.

Элла успешно сняла пивом похмельный синдром и потягивала его уже из любви к искусству. Язычок ее вовсе развязался, тема была одной из любимых, слушательница — благодарная, и болтала она не умолкая, знакомя меня с интересными подробностями и откровенными сплетнями, но обходясь без собственных импровизаций на тему жизни Евгения Реброва. Я слушала, поражалась ее осведомленности и составляла для себя портрет этого «крутого джазмена».

Слушала Эллочку и подбирала для себя роль, без которой разговорить Реброва было бы трудно. А добрых два часа спустя, по дороге домой, прикидывала, что из одежды мне надеть сегодня вечером, чтобы и белой вороной не выглядеть на этой проклятущей алкогольно-джазовой тусовке и не вызывать своим видом непотребных мыслей у тамошней публики.