Темные делишки

Марина Серова

В кои-то веки выбралась частный детектив Татьяна Иванова в театр не по делу, а на премьеру, которой открывался сезон. Одну из главных ролей должна играть ее старая знакомая Аня Зорина. И надо же – замена. Молодая талантливая актриса так и не появилась насцене. В ночь перед премьерой она заснула… и не проснулась. Передозировка снотворного. Татьяна Иванова ни минуты не сомневается в том, что это чей-то злодейский умысел, а не самоубийство или случайность. Она берется распутать эту подозрительную историюи выясняет, что свою подругу Татьяна знала не так уж хорошо – оказалось, что на совести Ани Зориной весьма темные делишки…

Глава 2

Ленка — девица впечатлительная и эмоциональная. К тому же над расшатыванием ее и без того слабой нервной системы ежедневно трудились ее ученики. Ее реакцией на принесенную мною из-за кулис весть стала тихая истерика, перешедшая в прострацию. Досматривать комедию Бомарше до конца, ясное дело, мы не стали. Я отвезла Ленку домой, лично напоила ее валерианкой и уложила спать.

Я прекрасно понимала подругу: она с детства знала Анечку, училась с ней в одной школе. Правда, как только Аня поступила на театральный факультет, все ее время оказалось поглощено занятиями, репетициями и новыми друзьями, что постепенно охладило детскую дружбу. Но я с ней познакомилась не без Ленкиного участия. И я с удовольствием вращалась в кругу студентов-театралов, не пропускала ни одного их спектакля или капустника. Эти импульсивные, непосредственные люди с потоком ничем не сдерживаемых эмоций и амбиций оказались близкими мне по духу. Одно время я даже жалела о том, что не учусь вместе с ними, а вынуждена «отвлекаться» на выбранную мной юридическую науку. Впрочем, как я уже говорила, играть в своей жизни мне приходилось не меньше…

Пообещав подруге выяснить обстоятельства неожиданной смерти Анечки, я вернулась к машине. Где-то в записной книжке должен быть ее адрес. Ага, вот он: Шелковичная, 157. Помнится, Аня жила вдвоем с отцом, так как ее мать умерла еще тогда, когда она училась в школе. Александр Викторович с трудом пережил потерю любимой жены. Представляю, каково ему сейчас, когда он лишился дочери, в которой находил единственное утешение и ради которой жил.

Рядом с адресом был записан и телефон. Я дважды набрала номер по своему мобильнику. В ответ слышались короткие гудки. Наверное, отец Ани снял трубку и положил ее рядом с телефонным аппаратом. Что ж, в подобной трагичной ситуации я бы поступила точно так же.

Всю дорогу перед моими глазами стоял милый образ Анечки. Машину я вела автоматически, благо моя старая «девятка» понимала все «с полуслова» и, можно сказать, сама везла меня туда, куда нужно.

Несмотря на суровую закалку нервной системы — результат приобретенного в процессе профессиональной практики опыта, мне было не по себе. Я до сих пор не могла полностью осознать то, что этой жизнерадостной, сияющей девчонки больше нет. В случайную смерть накануне спектакля не верилось, и моя интуиция упрямо твердила о том, что все не так просто, как может показаться на первый взгляд.

Итак, я должна взять себя в руки, оставив личные переживания за кадром. Как-никак, я профессионал, а профессионалам не свойственно раскисать. Тем более что предстоял нелегкий разговор с Анечкиным отцом. Я глубоко вздохнула и прибавила газу.

* * *

В студенческие времена мне не довелось побывать у Анечки в гостях, поэтому теперь приходилось всматриваться в номера выстроившихся вдоль шоссе коттеджей, напоминающих скорее старинные замки, чем жилые дома. Архитекторы и дизайнеры постарались на совесть для своих клиентов, сотворив из каждого здания неповторимое и уникальное в своем роде произведение искусства. Я только поражалась их неутомимой фантазии, принявшей вид разнообразных башенок, шпилей, вытянутых готических окон, причудливых фасадов…

Аня упоминала, что ее отец — состоятельный человек, но я и не предполагала, что ему под силу выстроить один из таких великолепных коттеджей в самом престижном районе Тарасова.

Ага, вот и он. Выстроенный из бежевого кирпича, с закругленной черепичной крышей, заканчивающейся острым шпилем, этот достойный образец современной бытовой архитектуры величаво возвышался надо мной. Преодолев невесть откуда взявшуюся робость, я шагнула на первую ступеньку высокого крыльца, которое привело меня на просторную открытую террасу с псевдоантичными колоннами, в глубине которой виднелась входная дверь.

На звонок мне открыла немолодая женщина, по-видимому — домработница, в форменной одежде. Я представилась старой знакомой Анечки, и она беспрепятственно впустила меня. Это говорило о том, что двери дома открыты для всех друзей и знакомых молодой актрисы, число которых так велико, что домработница даже не могла запомнить каждого в лицо.

Подсознательно я была настроена на расследование, хотя пока в том не было необходимости. Внешне все выглядело самым невинным образом: сильное волнение перед спектаклем, передозировка успокоительного. Просто несчастный случай. С кем не бывает? Но интуитивно я уже чувствовала, что это не так и что мне предстоит докопаться до истины. Поэтому мой мозг непроизвольно фиксировал детали, которые могут пригодиться в дальнейшем расследовании.

Домработница проводила меня в просторный холл, заполненный ярким солнечным светом, беспрепятственно льющимся в огромные окна. В самом центре комнаты начиналась довольно крутая винтовая лестница, которая вела на второй этаж — в личные апартаменты хозяев.

Я прошла по мягкому персидскому ковру и присела на мягкий квадрат-пуфик, один из многочисленных компонентов уголка, включающего в себя широкий диван, четыре кресла и несколько пуфиков. Все предметы мебели были расставлены в хаотическом порядке в правой половине залы и были предназначены для больших компаний.

Посреди этого великолепия стояли два невысоких журнальных столика ручной работы, искусно вырезанные из черного дерева. Они явно не имели постоянного собственного места: видимо, во время сборищ их передвигали в зависимости от того, как расположились гости. На одном из них лежали несколько женских журналов, отпечатанный текст роли Сюзанны с пятнами от кофе на первом листе, пачка дорогих сигарет и до блеска начищенная пепельница. По-видимому, Аня часто сиживала в этой комнате, чередуя заучивание текста с одним из наиболее приятных видов отдыха — попиванием хорошего кофейку вприкуску с новостями светской хроники, коими переполнены красивые дорогие журналы.

От аналитического исследования интерьера залы меня отвлекло появление хозяина роскошного особняка. Он спускался по лестнице, что позволило мне детально рассмотреть его. Сначала моему взору предстали домашние туфли из мягкой коричневой кожи, вслед за ними — светлые брюки свободного покроя и легкая рубашка в клеточку. Последний изгиб лестницы — и мужчина оказался передо мной.

На вид Александру Викторовичу было едва за пятьдесят. Жизнь наложила суровый отпечаток на его благородное лицо. Редеющие волосы на две трети покрылись серебром седины, высокий лоб перерезали глубокие морщины, в уголках рта образовались складки. Светлые глаза окружала сеть мелких морщин, но из самой их глубины лучился добрый и открытый взгляд сильного, мужественного человека.

Приглашающим жестом он указал на кресла, и мы присели друг напротив друга.

— Здравствуйте, — тихим, но твердым голосом произнес он. — Чем обязан вашему визиту?

— Здравствуйте, Александр Викторович. Не далее как час тому назад, на премьере «Женитьбы Фигаро», я узнала о неожиданной гибели вашей дочери. Прошу принять мои искренние соболезнования. Я — Таня Иванова, старая знакомая Анечки. Лет пять тому назад мы с ней общались в кругу студентов-театралов.

— И что же привело вас в мой дом? — спросил Александр Викторович, безучастно выслушав мою речь. — Как видите, ее многочисленные так называемые «друзья» даже не поинтересовались, где ее тело и когда похороны. Впрочем, мне ее еще не отдали. Обещали к завтрашнему утру. Вечно эта волокита… Так что же вам-то понадобилось?

— Дело в том, что меня насторожило столь явное стечение обстоятельств — внезапная смерть накануне премьеры. Мой профессиональный опыт свидетельствует о том, что совпадения такого рода бывают действительно случайными лишь в двух процентах из ста. Поэтому я решила выяснить истинные обстоятельства этого несчастного случая. С вашей помощью и с вашего разрешения, разумеется…

— Вы говорите, профессиональный опыт, — прервал меня Зорин. — О какой профессии идет речь? Вы из милиции?

— Простите, я не упомянула сразу, — смутилась я и полезла в сумочку за лицензией. — К числу сотрудников правоохранительных органов я не отношусь. После окончания тарасовской Академии права работала в прокуратуре, но вскоре поняла, что подобная система меня не устраивает. С тех пор получила лицензию и веду частную деятельность по расследованию различного рода темных и запутанных дел.

— Понятно, понятно, — остановил мои объяснения Александр Викторович. Он встал и заходил по комнате, что-то напряженно обдумывая. Через несколько секунд, приняв какое-то решение, снова опустился в мягкое кресло и обратился ко мне.

— Знаете, Танечка, ваш визит как нельзя более кстати. Я как раз подумывал о частном детективе… Милицию в это дело вмешивать никак нельзя: такая шумиха поднимется — потом сплетен не оберешься! Сами понимаете, с моим положением в обществе это исключено.

Александр Викторович внимательно посмотрел мне в глаза:

— Я могу вам доверять?

— Целиком и полностью, — твердостью и уверенностью интонации я постаралась разрушить его последние сомнения. — В свое время мы с Аней были хорошими друзьями, и поэтому я лично заинтересована в деле. Конфиденциальность информации гарантируется.

Александр Викторович облегченно вздохнул.

— Тогда послушайте, что я вам скажу. Ваш опыт, интуиция, или не знаю что там еще, абсолютно правы — это был не несчастный случай, как мне сказали врачи. Я больше чем уверен, что ее убили.

Последняя фраза вспыхнула в моем мозгу ярко-красным сигнальным светом. Откуда в нем такая уверенность? С этого момента профессионализм опытного детектива вступил в свои права, сознание заработало на полную мощность. Мне необходимо получить от Зорина как можно больше информации. Не теряя ни минуты, я засыпала Александра Викторовича вопросами:

— Кто и как обнаружил, что Аня мертва?

— Я сам. Утром, когда пришел ее будить.

— Она сама просила вас об этом?

— Да, я привык рано вставать, поэтому дочь не доверяла будильникам, а просила меня будить ее, когда возникала такая необходимость. И в этот раз еще накануне вечером она предупредила, что у нее в девять генеральный прогон спектакля, поэтому встать нужно в семь — в половине восьмого. Я хотел, чтобы она выспалась получше перед премьерой, поэтому поднялся в ее спальню в двадцать пять минут восьмого. Анечка никогда не запирала дверь своей комнаты на замок, поэтому я вошел к ней и, как обычно, попытался разбудить ее. На этом «обычность» закончилась…

— Что вы предприняли?

— Вызвал «Скорую», разумеется. До их приезда я все же надеялся, что Анечка в глубоком обмороке или в состоянии летаргического сна. Но уже тогда мне в голову пришла мысль о том, что это неспроста… А уж когда эксперты сообщили о изрядной дозе транквилизатора в ее крови, мои подозрения переросли в уверенность.

— Как звучало их заключение?

— Официальная версия — передозировка сильнодействующего успокоительного. Она выглядит вполне правдоподобной: действительно, пяти-шести ампул аминазина достаточно для того, чтобы заснуть и не проснуться. Тем более в положении Анечки.

— В каком положении? — насторожилась я.

— В обыкновенном. Она была на втором месяце беременности.

Вот так новость! Этого я не ожидала. Насколько я помнила, Аня всегда говорила, что не собирается заводить ребенка до тех пор, пока не найдет достойного кандидата на роль отца и мужа. А ее запросы этакой принцессы, окруженной роскошью, отцовской любовью и заботой, были настолько велики, что я сомневалась, что свадьба вообще когда-нибудь состоится.

— Анечка собиралась замуж? — осторожно спросила я.

— Что вы! За кого ей было собираться! Контингент молодых людей, с которыми ей приходилось общаться, не позволял найти надежного спутника жизни. Я говорил ей: зачем тебе этот театр, моих сбережений и стабильных доходов хватит, чтобы прокормить всю твою семью, если ты захочешь ее создать. Могла бы жить беззаботно и припеваючи… Так нет — без сцены и театра она себя не мыслила. Театр ее и погубил…

Речь Зорина становилась все более взволнованной, голос задрожал, глаза стали влажными. Я поспешила направить мысли отца Анечки в нужное мне русло, пока он окончательно не погрузился в свою трагедию.

— Значит, вам неизвестен отец ребенка?

— Нет, — мой вопрос вернул Александра Викторовича в должное состояние. Ему удалось сдержаться и взять себя в руки. — Я не догадывался о ее беременности. Результаты медэкспертизы оказались для меня сюрпризом.

— Значит, официальная версия у экспертов не вызвала подозрений. В таком случае, на чем основана ваша уверенность в том, что Аню убили?

— Дело в том, что моя дочь ни разу в жизни не принимала никаких снотворных и транквилизаторов. Да и в доме у нас никогда не водилось подобной гадости. В нашем роду испокон веков только сильные духом и выносливые люди! И Анечка была достойным его продолжателем: она умела радоваться жизни. И с ее нервной системой всегда было все в порядке, — с гордостью сказал Александр Викторович и добавил уже тише и спокойнее: — Медэкспертам я об этом, разумеется, не сообщил.

— Но, помимо этого, у вас наверняка имеются какие-то веские причины считать это происшествие убийством? Вы кого-то подозреваете?

Зорин потянулся к столику за пачкой «Мальборо» и, прежде чем закурить, предложил сигарету мне. Я не отказалась: в данной ситуации совместное курение будет лишь благоприятствовать созданию доверительной атмосферы беседы.

Александр Викторович пододвинул второй столик поближе к нам и водрузил на него пепельницу. Его действия были направлены на заполнение паузы, которая была ему необходима для того, чтобы собраться с мыслями и убедительно аргументировать свое обвинение. Глубоко затянувшись, он откинулся на спинку кресла и произнес:

— Я не в курсе ее личных перипетий — дочь не очень-то делилась со мной тем, что у нее на сердце. Но что касается профессиональных проблем, тут я более-менее в курсе. Знаете, Таня, актеры в большинстве своем настолько самолюбивые и уверенные в себе люди, что чуть ли не все считают себя звездами. И для того чтобы добиться получения главной роли, они способны на все. Даже на физическое устранение других претендентов.

— Вы считаете, что к смерти Ани приложила руку ее дублерша? — догадалась я.

— Да. Я твердо уверен, что так оно и есть, — убежденно сказал Зорин.

— Если не ошибаюсь, речь идет о Катерине Маркич. Их конкуренция на этой почве началась еще с первого курса, когда они обе претендовали на одну и ту же роль — сначала в этюдах, а потом и в дипломном спектакле. При этом обе девушки в равной степени были достойны.

— Так вы, Танечка, в курсе дела? — удивленно воскликнул отец Анечки. За все время нашего общения он впервые оживился. — Это очень хорошо! Значит, мне не придется терять время на объяснение сложившихся между ними отношений.

— Да, но я не уверена, что с тех пор ситуация не изменилась…

— Можете не сомневаться, — махнул рукой Зорин. — Не изменилась! Они с этой Маркич соперничали на протяжении всех лет учебы. А потом, когда обеих приняли на работу в драмтеатр, их взаимная неприязнь обострилась.

— Как это проявлялось?

— Внешне это почти не было заметно. Аня была умной девочкой и не выплескивала свои негативные эмоции в присутствии окружающих, да и Катя умела сдерживать себя. Однако ссоры между ними все-таки случались. Когда Маркич тоже устроилась в театр, Аня очень сильно переживала, что судьба снова свела их вместе.

— Александр Викторович, — остановила я Зорина. — Для того чтобы обвинять человека в чем-либо, а тем более — в убийстве, одного повода недостаточно. Необходимо знать еще как минимум две вещи: была ли у подозреваемого возможность совершить задуманное и каким образом он мог это сделать.

— В том-то и дело, что возможность была! Вчера вечером, то есть накануне премьеры, Аня собрала у себя нескольких актеров — тех, кто занят в главных ролях. Они хотели проработать некоторые сцены, а заодно устроили что-то вроде вечеринки. Пили в основном кофе.

— Минуточку, с этого момента вспоминайте подробнее каждую деталь, даже самую незначительную! — предупредила я его и вооружилась ручкой и записной книжкой — так, на всякий случай. Хотя моя «феноменальная» (по определению Ленки) память еще ни разу не подводила, будет вернее все же записать некоторые моменты: вдруг информации окажется слишком много для того, чтобы сразу привести ее в порядок и разложить по полочкам?

— Вам наверняка понадобятся имена и фотографии тех, кто был вчера в этом доме? — предположил Александр Викторович. — К счастью, Анечка любила фотографироваться со своими друзьями, поэтому снимков накопилось огромное количество.

Он встал и направился к двери решительным шагом. Это была походка человека, стремящегося уйти от постигшей его беды, как-то отвлечь себя за мирской суетой от осознания огромной утраты и одиночества.

— Эльза Карловна! — крикнул он, выглядывая из дверного проема. — На минуточку, будьте добры!

Домработница, та самая женщина в униформе, которая впустила меня в дом, незамедлительно явилась на зов. Ее руки были влажными — вероятно, хозяин отвлек ее от мытья посуды.

— Эльза Карловна, где-то в Анечкиной спальне лежали альбомы с фотографиями. Я бы и сам мог поискать, но у вас на это уйдет гораздо меньше времени.

Женщина кивнула, молча прошла к лестнице и поднялась наверх. Очевидно, она давно работает в этом доме — знает местонахождение каждой вещи, да и способ общения с Зориным налажен отлично.

— А как относилась ваша домработница к Анечке? — понизив голос, поинтересовалась я.

— Что вы! Даже не думайте об Эльзе Карловне ничего подобного! Она любила Анечку, как собственную дочь. К тому же в тот вечер ее не было дома. Она работает три дня в неделю — во вторник, четверг и субботу, но по пятницам приносит выстиранное белье. Вот и вчера забежала на минутку… — Александр Викторович нахмурился и потер лоб, затем уверенно посмотрел на меня. — Нет, нет, и не сомневайтесь, Эльза Карловна не могла это сделать. Она даже не заходила в гостиную!

— Значит, вечеринка состоялась именно в этой комнате? — уточнила я.

— Да. Где же еще? Наверху нет ни одной большой комнаты. Аня всегда собирала здесь свой шумный народ.

— Мебель с тех пор передвигали? Чашки кофейные мыли?

— К сожалению, да. Эльза Карловна пришла, как обычно, в семь утра и убрала весь бардак, который они тут развели вчерашним вечером.

В эту минуту послышались легкие шаги спускающейся по лестнице домработницы. Она тащила в крепких объятиях три огромных альбома. Зорин принял их, поблагодарив расторопную женщину, бегло посмотрел первые страницы альбомов и протянул один из них мне:

— Вот, в этом самые последние фотографии.

Я открыла альбом и с головой погрузилась в жизнь Анечки Зориной, сотканную из многочисленных фрагментов, запечатленных на пленке, и из рассказов ее отца. Судя по всему, ее окружала огромная толпа народу, и у каждого нашелся бы повод ей позавидовать: Аня была очень красивой, талантливой и на редкость удачливой, поэтому врагов у нее могло быть хоть отбавляй. Зависть человеческая — страшная и губительная сила. Но вот кто из них мог совершить злодеяние?

* * *

Особняк Зориных я покинула, когда старинные настенные часы, украшающие одну из стен гостиной, торжественно ознаменовали полночь. Уходила я не с пустыми руками: захватила один из фотоальбомов, чтобы повнимательнее рассмотреть снимки, а также особо ценный трофей — видеокассету с записью отдельных фрагментов репетиции. Это Анечке пришла в голову мысль записать некоторые сцены, чтобы потом, в ходе работы, просмотреть запись и увидеть со стороны наиболее существенные недостатки игры. Кассета мне очень пригодится, так как позволит в полной мере проникнуться атмосферой вечеринки и как бы побывать там вместе со всеми.

Уже возле дверей Александр Викторович спохватился и заговорил об оплате моего труда. Поначалу я отказывалась от денег в силу личной заинтересованности делом, а также в память о наших былых отношениях с Анечкой, но Зо — рину не составило труда убедить меня в том, что дружба дружбой, а всякий труд должен быть достойно оплачен. Он с готовностью согласился выплачивать мне мои традиционные «суточные» — двести долларов. На том мы и распрощались.

Анечкин отец долго жал мне руку, не отводя полного надежды взора. В моем лице он, кажется, увидел не только следователя, который разоблачит преступника, но и воплощение высшего Правосудия. Не Татьяна Иванова стояла перед ним, а сама непреклонная Фемида. Зорин старался оттянуть тот момент, когда дверь за мной закроется и ему придется остаться одному в огромном доме, ставшим без любимой дочери пустым и страшным. Я пообещала ему звонить и время от времени сообщать о ходе расследования.

Усевшись за руль, я завела мотор и взглянула на засветившееся табло вмонтированных электронных часов. 00.47. Я машинально вычислила, что на беседу с отцом Анечки ушло целых четыре с половиной часа. За это время «кистью» Александра Викторовича была нарисована картина вчерашней вечеринки во всех деталях, перед моими глазами калейдоскопом пронеслись последние годы жизни Анечки, в ушах слышался ее звонкий серебристый голос, тонувший в гаме и шуме толпы.

Три кружки крепкого свежесваренного кофе помогли мне максимально сконцентрироваться во время нашей беседы и даже благополучно доехать до дома. Но как только я переступила порог собственной квартиры, усталость тяжеленной ношей навалилась на мои плечи.

От пережитого эмоционального потрясения и массы полученной информации время словно растянулось, сил совсем не осталось. Бывало не раз, что я попадала в передряги и похлеще, но редко уставала сильнее, чем за сегодняшний вечер. Вернуть меня к жизни и способности мыслить здраво мог только прохладный душ в сочетании с последующим крепким и продолжительным сном, что я и воплотила в реальность, мысленно задвинув дело Анечки в самый дальний «ящик» памяти, несмотря на протесты совести. «Утро вечера мудренее», — утешала я себя, погружаясь в вязкое пространство сна.