Стальная бабочка. Часть 2. Отрицание

Мария Анашкина (2025)

Как поступить, если подвернулся мальчишка, который умеет смотреть сквозь стены? Использовать его. После предательства со стороны близких Антон решает жить по своим правилам. Девяностые позади, но связи остались, поэтому он возвращается к воровскому промыслу, и способности Дениса оказываются тут как нельзя кстати. Антон пытается привязать мальчика к себе, прикинувшись его другом. Вот только в какой-то момент мальчишка из просто полезного превращается в незаменимого. Не попадется ли Антон в собственную ловушку? В очередной раз.

Глава 1. 23 февраля

Ещё пять лет назад нас было в этой гостиной десять человек, теперь осталось четверо. Я, Семён, Борька да Сашка. Кого-то убили, кто-то отравился палёнкой, кто-то сел. Печальная статистика. А Сашка… Сашку, честно сказать, я не очень-то хотел видеть. Нет, я позвал его, чисто для проформы, а он всё говорил «может быть» да «может быть», и я надеялся, что он, как обычно, будет пропадать у себя на участке. Но он всё-таки пришёл. Двадцать третье февраля как-никак.

Мы допивали вторую бутылку коньяка и слушали очередную Борькину байку, но особой атмосферы веселья пока не чувствовалось. Сёмка и Сашка сидели какие-то унылые, вымотанные, с потухшими глазами. Я подозревал, что выгляжу не лучше. Один Борька, как обычно, искрил весельем.

В гостиную сунула любопытный нос Аня, мгновенно пробежалась по присутствующим цепким взглядом, зафиксировала прицел на Борьке и побежала к нему.

— Аня! — прикрикнул я и начал с трудом подниматься с места. — Ты почему не у себя? Быстро спать!

— Ну папа-а-а…

Борька, который, в отличие от меня, не страдал застарелыми травмами колена, резво подскочил и подхватил Аню на руки. Ради такого случае от даже выпустил наконец из рук рюмку.

— О-о-о, какие люди! Наша Анька-Встанька! Юрьич, не мешай нам с Анькой-Встанькой общаться, сегодня у нас праздник, сегодня мы делаем, что хотим. Хотим — допоздна не спим, хотим — в куклы играем. — И он демонстративно уселся обратно в кресло, усадив Аню к себе на колени.

— Папа, можно? Ну чуть-чуть.

Дочка смотрела на меня щенячьими глазами. Она уже успела переодеться в пижаму, светлые волосы рассыпались по плечам, щёки лихорадочно горели. К груди она прижимала неизменную плюшевую лису, которую последние полгода везде таскала с собой. Я помешкал и опустился на диван.

— Ладно. Пять минут.

— Десять, Юрьич, ну что ты за изверг, в самом деле! — возмутился Борька и тут же обратился к Ане: — Всё, я с папой договорился. Ну давай, как в старые-добрые… Эх, по кочкам, по кочкам, в ямку бух!..

И он резко раздвинул колени так, что Аня едва не шлёпнулась на пол, но в ту же секунду ухватил её под мышки. Лису она выронила, и та покатилась по полу.

— Дядь Борь, перестань! — фыркнула Аня. — Я уже не маленькая!

Сёма хмыкнул, а Сашка покачал головой, поднял лису и передал её хозяйке. Я вздохнул. Десять так десять, дольше будет спорить с этим обалдуем.

— И то верно, — усмехнулся Борька. — Подросли вы, барышня! Помнится, ещё годик-то назад полегче весом были. Лет-то сколько тебе, Ань, напомни?

— Семь с половиной! Это почти восемь! — гордо заявила Аня и маминым жестом убрала за ухо прядь волос. — А мы вот вчера мальчикам в классе дарили игрушечные танки. И конфеты. Только я не понимаю, почему мы их поздравляем, ведь они же ещё маленькие и ничего не защищают!

— Любой мальчик, Аня, будущий защитник, — заметил Сашка. — Но нужно нам об этом напоминать с раннего детства. Взращивать в нас внутреннего защитника. Понимаешь?

— Все мальчики в моём классе придурки, ну их! — строго посмотрела на него Аня. — Мои защитники — это только папа и дядя Антон!

От меня не укрылось, как при упоминании Антона Сашка слегка нахмурился. Сёма и Борька же многозначительно переглянулись, Борька даже повёл бровями, а потом подмигнул мне.

— А как же мы, Ань? — нарочито обиженно спросил он затем. — Мы разве не достойны быть твоими защитниками?

Аня внимательно оглядела всех троих моих товарищей, будто приценивалась, могут ли эти полупьяные морды претендовать на почётное звание защитников Отечества и её высочества в придачу. Затем благосклонно кивнула:

— Ну ладно, вам тоже можно. Дяде Саше точно — он же ми-ли-ци-онер, — тщательно проговорила она последнее слово. Борька с умилением заулыбался и чмокнул Аню в макушку.

— Вот, видала, Анька-Встанька, сколько у тебя защитников. Да мы за тебя любому пасть-то порвём на британский флаг!

Из пяти моих дочерей Аня была самой младшей. И кроме меня, дети в нашей компании были только у Сашки. Вернее, у него был один сын, но с женой Сашка развёлся, мальчишка остался с матерью и с отцом с тех пор не общался. Не везло моим товарищам в личной жизни, и чёрт знает, в чём тут была причина: то ли время такое, то ли сами они такие, а то ли Афган их всех проклял. Борька любил шутить, что я выполняю демографический план за всех нас. Правда, ещё он однажды схохмил, что некачественно я выполняю этот план — одни девки получаются, мол, бракодел я.

В последние годы я редко позволял себе необдуманные поступки, но в тот раз сгоряча выбил ему пару зубов, и с тех пор он на эту тему распространяться не смел. Язык у него, конечно, был без костей, особенно по пьяни, да и умом он особым никогда не отличался, но этот урок он хорошо усвоил.

Анька моя обожала находится в центре внимания, особенно если это было внимание взрослых. Вот и сейчас она сидела на коленках у Борьки, прижимала к груди лиса, взирала на нас с выражением императрицы, сидящей на троне, и рассказывала о том, как на прошлой неделе какой-то Мишка дал в глаз какому-то Ваське, и как они оба за это два урока в углу простояли. Когда она закончила эту захватывающую историю, Борька потянул лису за хвост и спросил:

— Дайте-ка посмотреть на это существо, Ань… Это у тебя хто такой-то? Лиса, что ли?

Аня выпустила игрушку из рук и, задрав голову, поглядела на него, как на идиота.

— Дядь Боря, ну ты чего, не видишь? Это лисёнок! Мальчик!

— А позвольте узнать, милая Анна, как вы определили пол этого… зверя? — Борька как бы невзначай глянул лису под хвост, и Сёма фыркнул в рюмку, расплескав на себя коньяк.

— Да, расскажи-ка нам, Ань, а то ж мы так дураками с твоим папой и помрём, — подал он голос.

В Борькиных глазах бесы плясали кан-кан. Сёма широко улыбался, глядя на мою дочку и на Борьку-клоуна, даже у вечно угрюмого Сашки заиграла на губах едва заметная ухмылка. Появление Ани и её лиса слегка разрядило обстановку в этой тусклой комнате.

— Ну ты чего, как этого можно не знать?! — широко распахнула глаза Аня. Я даже слегка забеспокоился: мало ли чего дочка могла в школе нахвататься. Но мне и самому было интересно узнать, какую мудрость она сейчас выдаст, поэтому я промолчал. — Видишь мордочку? — Она выхватила лиса и ткнула его Борьке прямо под нос. — На глазах нету ресничек! Значит, это мальчик! А ещё у него щёчки пушистее, чем у девочек. Вот!

— Так-так, понял, — покивал Борька и ухмыльнулся ещё шире. — А вот как быть, Ань? У меня ж тоже есть реснички. И у дяди Саши, и у Семёна, и, представь, себе, даже у папы! Так что же мы, тоже все девочки?

Аня тяжело вздохнула, мол, как же с вами, примитивными существами тяжело то, и терпеливым тоном учительницы сказала:

— Дядя Боря. Ну ты же человек, ты же не лис. У людей всё по-другому, понимаешь?

Сёмка вдруг загоготал, вслед за ним заржали и Борька с Сашкой, и Аня оглядывалась с искренним возмущением, явно не понимая, чем вызвано такое веселье. Я лишь заулыбался — на смех меня что-то всё никак не тянуло. Жанна, одна из моих дочек, как-то недавно сказала мне, что вообще не помнит, как он звучит.

Да я и сам, по правде говоря, не помнил.

— А как зовут-то твоего зверя, Аня? — спросил Сёма, утирая с глаз слёзы.

— Тошка.

По гостиной вновь волной пронеслось оживление, все эти сволочи опять смотрели на меня: Сёма с Борькой с многозначительным видом, а Сашка — с загадочным. Меня вдруг охватило беспокойство. Да что он мне весь вечер какие-то знаки подаёт, что он там задумал?

— Дай угадаю, — сказал Борька. — Это в честь дядюшки Антона, да?

— Да, — кивнула Аня. — Он мне этого лисёнка на день рождения подарил.

Она вдруг сморщила носик и прижала лиса к груди, словно ребёнка.

— Он тогда последний раз приезжал, в сентябре, — проговорила она жалобным тоном. — А потом совсем перестал. Я так соскучилась.

Она посидела немного в задумчивости, а потом вдруг спрыгнула с Борькиных колен и подбежала к окну.

— Аня, что случилось? — обеспокоился я.

Дочка не ответила, вместо этого отодвинула занавеску и прижала нос к стеклу. Из гостиной в свете уличных ламп виднелась часть территории нашего участка, где весной Лера сажала цветы, а я изредка жарил шашлыки, а дальше от мира нас отделял двухметровый железный забор. Но Аня смотрела в окно так, словно могла видеть, что происходит и за забором. И мне почему-то пришла в голову мысль, что она действительно видит.

— Аня! Ну всё, пора спать.

Я подошёл к дочке, но та даже не шелохнулась. Я встал рядом, переместив вес на здоровую ногу. В последнюю неделю травмированное в Чечне колено особенно сильно меня мучило.

— Дядя Антон скоро приедет! — вдруг объявила Аня, повернувшись ко мне.

Мужики в очередной раз переглянулись с многозначительным видом, Сёма глянул на меня, вздёрнув брови, Борька же, отправив в рот остатки коньяка, прогрохотал:

— Это что же, Анютка, он тебе сам сказал, что приедет?

— Нет, он мне ничего не говорил, — пояснила Аня, повернувшись к нему. — Просто мне сегодня снилось это. Вот всё как сейчас. А потом он приехал.

***

Я уложил Аню и вернулся в гостиную. Её словам я особого значения придавать не стал. Дочке и раньше время от времени снились странные сны, и Лера, моя жена, действительно верила, что они могут быть вещими. Лично я считал всё это чушью и плодами неуёмной детской фантазии. Ну с какой радости Антон вдруг без предупреждения заявится ко мне домой, тем более после нашей ссоры? Это абсурд.

В то же время в голову упорно лез Анин сон недельной давности, где Антона якобы сбила машина. Приснился он ей аккурат в ту ночь, когда мой подопечный пропадал где-то допоздна. Тогда я, поступившись принципами, полез обыскивать его квартиру. Нет, не из-за сна Ани — на то у меня были свои причины. Безумная вышла ночка, но, к счастью, ни Лера, ни мои дочки-близняшки так и не заметили моего отсутствия в два часа ночи. А Антон, вроде бы невредимый, вскоре вернулся домой.

Правда, я понятия не имел о том, как он сейчас. Где-то в самой глубине души теплилась надежда, что новый Анин сон сбудется. Несмотря ни на что я просто хотел хотя бы увидеть его. Убедиться, что он в порядке.

Коньяк всё сильнее давал о себе знать. Я понемногу расслабился, разговорился, начал, в конце концов, получать удовольствие от наших праздничных посиделок. Втянулись и остальные.

Сёма, несмотря на постигшее его недавно несчастье — его бросила очередная баба, — тоже не унывал и всё рассуждал, что не в женщинах счастье, а счастье в количестве близлежащих женщин плюс минус твоего возраста, которые ещё не в курсе, что ты беден как мышь и живёшь в однушке, которая не видела ремонта со времён московского путча.

Борька… об этом балагуре и говорить было нечего. Он и в трезвом состоянии выглядел и звучал так, будто вечно молод и вечно пьян, а тут глушил коньяк стопку за стопкой, довольно краснел, всё сильнее любил жизнь, хотя, казалось бы, куда сильнее. Он становился всё громогласнее и травил байки одну за другой, половину из которых, с уверенностью можно было сказать, безбожно выдумывал.

Сёмка умудрялся между его выступлениями влезть со своими клятвами, сводившимися к тому, что больше он никогда не свяжется ни с одной бабой, которой подавай сразу и царские хоромы, и счёт в швейцарском банке, и дачу в Кудряшах. Последняя его любовь, Танечка, как раз таки давеча и сообщила ему, что мечтает о собственном огородике и в отсутствии участка под этот самый дорогой женскому сердцу огородик отношения продолжать не намерена. В этот вечер, должно быть, её замучила икота, потому что Сёма, как ни старался, постоянно с любой другой темы перескакивал на больную.

Один Сашка сидел как на иголках и всё нервно поглядывал то на наручные часы, то на пейджер.

— Санёк, расслабься, что ты как не родной, — не выдержал Борька.

— Да не нравится мне, что я участок сегодня на ребят оставил, — вздохнув, пояснил Сашка. — Их там сейчас трое, один, считай, новенький, — только в прошлом месяце к нам поступил из Омска, ещё плохо ориентируется по адресам, да и вообще, зелень… А ночка обещает быть горячей, сами понимаете.

Мы понимали. Были помоложе, так и сами не раз кутили до утра. Борька покивал, а затем сказал:

— Да ладно, чай не мальчики они, без тебя разберутся, если вдруг чего. Пусть опыту набираются. Тебе надо же отдыхать, в конце концов, а то пашешь как вол, нянчишься со своими новенькими, как с детьми. Вон как Юрьич…

— Боря… — предостерегающе проговорил я.

— Вон как Юрьич носится со своим лисом Тошкой, только что с собой, как Анька, не таскает… — будто не слышал меня Борька. — Сашка, ты же совсем потерялся, давно в нашей компании не бываешь, не в курсах последнего кипиша-то. Да и вообще… Помнишь же Тошку Рудзинского, любимца Андрюшиного…

— Боря, давай не будем о нём, — прервал его я.

— А чегой-то? — Он налил себе ещё коньяка, тут же опрокинул рюмку и с шумом занюхал это дело кружком колбасы. — Стыдно тебе, что ль? Ну-ну. Пусть Саня тоже узнает, какие корки твой пацан отмачивает. Да и сам ты тоже хорош, любитель-взломщик. Прикинь, Санёк, Андрюха в квартиру к нему лазил.

— Борька, ты охерел? — Я кинул взгляд на Сашку и отметил, что он слегка оживился.

— Да ладно, чё ты? Не посадит же тебя Сашка, — заржал Борька. Придушить бы его, подумал я, да жалко убогого. — Такая хохма была, мы ж с Сёмкой…

— Да он его, поди, и не помнит, Антона-то… — заметил я. Очень мне хотелось съехать с этой темы. Вот Бориска, скот, удружил, лучше бы я его не звал.

Хотя, с другой стороны, а куда без него. Он единственный из моего старого Афганского взвода, кто ещё не пропустил ни одной встречи. Без него всё будет не то. Да и такими темпами мне вообще некого будет звать.

— Почему же, отлично помню, — вдруг сказал Сашка и выразительно просмотрел на меня, даже брови едва заметно приподнял.

Помнит, ещё как помнит. Была у нас с Сашкой своя тайна, связанная с Рудзинским, и хотя я не сомневался, что Саша в случае чего болтать не станет, — это не Борька, — мне действительно сейчас, в этот вечер как минимум, не хотелось говорить об Антоне.

Сашка с тех пор, как стал начальником одного из местных УВД, был не частым гостем на наших посиделках в любое время, не только на двадцать третье. Я, кажется, не видел его уже года два. А последний раз мы с ним встречались у него в кабинете. В то время он по моей просьбе собирал досье на Антона, обновлённое, персонально для меня, по старой дружбе. Обширное получилось досье, надо сказать.

Мы с Сашкой оба делали вид, что ничего особенного не происходит, что мы поверили друг другу, спустили всё на тормозах. Тем не менее теперь между нами висела какая-то напряжённость. Невысказанные слова витали в воздухе, почти что материальные, как морозный пар изо рта.

Мы делали вид. Держали хорошую мину при плохой игре, как говорится. Он делал вид, что верит моим словам о невиновности Антона. Я делал вид, что верю в его веру. Да, с тех самых пор мы не виделись с Сашкой, даже не разговаривали ни разу, и теперь я ловил на себе его взгляды, в его лице, на котором лежала тень озабоченности рабочими вопросами, нет да и проскакивала что-то цепкое и хищное, как у гончей, почуявшей след добычи.

— Года четыре назад мы были в баре, помнишь, Борь… А хотя, ничего ты не помнишь, ты ж тогда нажрался в хлам, как всегда. — Сашка заметно повеселел, даже чуть раскраснелся.

— Я-то?

— Ты-то. Девятое мая мы отмечали, — уточнил я.

— Да-да, — энергично закивал Сашка.

Сёмка смотрел на нас с интересом. Он был не местный, не Новосибирский, хоть мы и воевали все в своё время в одном взводе, — переехал он сюда только в прошлом году из Норильска.

— И Андрей тогда Антошу своего притащил, в нашу-то компанию старых пердунов. Кроме нас были Пашка, Марат, Серёга и… Влад, кажется?

— Ага, слышал же, что Пашку на даче в прошлом году застрелили. Хотя говорят, это он сам… — завёл было Борька.

— Конечно, слышал, я же сам тогда на труп выезжал, — отмахнулся от него Сашка.

— Постой, постой, и ты так спокойно об этом говоришь?! А я узнаю об этом только сейчас?! Так это, он сам или…

— Бориска, отъебись, не о том сейчас речь…

Сёмка цокнул языком и поднял рюмку:

— В этом доме не матерятся, Сань, ты забыл? Валерия Романовна на страже нашей нравственности.

— Леру я отправил на выходные на Алтай, так что можно, только тихо. — Я усмехнулся. — А то дети наверху.

Наши с Лерой отношения всё никак не ладились — хоть я и клялся и божился ей, что оставил Антона в покое, всю эту неделю она продолжала разговаривать со мной через губу. В конце концов я не выдержал и настоял на том, чтобы она съездила отдохнуть. Одна. И скорее, это мне нужно было отдохнуть от неё.

— На Алтай?! И это она ещё и девок на тебя скинула? — Борька аж подскочил, но тут же снова плюхнулся в кресло. Сёма и Сашка переглянулись, затем Сёма глянул меня, лукаво подмигнул и незаметно кивнул на Борьку. — В такой важный для вашей семьи день? Я вот чегой не пойму, Юрьич, у вас тут кто глава семьи: ты или баба твоя? Это ж ущемление по всем фронтам. Не ругнуться при ней, ни пёрнуть, ни яйца почесать! Королевна ишь ты, культура-шмультура, чай не дворяне мы тут все, все из людей простых, рабочих, заводских, можно сказать, у меня, например, прадед сапожником трудился, вот ты, Саня, кто у тебя предки-то, небось тоже менты…

— Я, Борь, прекрасно понимаю сейчас, что ты делаешь. — Сашка широко ухмылялся, и несмотря на наше немое с ним противодействие, я всё же порадовался, что он наконец отвлёкся от тяжёлых мыслей и втянулся в беседу. — Ты нам зубы заговариваешь, надеешься, что мы с Андрюхой так и забудем про тот твой позор. Избитый приём.

— Какой позор? Какой на хрен приём? Ты ап чёмвообще, Санёк? — очень искренне изобразил удивление Борька. — Да я в жизни ни в чём таком замечен не был…

— Так вот. — Сашка повернулся к Сёме, демонстративно при этом игнорируя возмущённого Бориску. — Была тогда вся наша компашка, исключая тебя, Сёмыч, а этот, — кивнул он на меня, — питомца своего притащил с собой, спасителя жизни хвалёного. Все уши нам успел прожужжать про него. Ну насколько несуразно он среди нас смотрелся, мальчишка среди дедов. Уж не знаю, похвастаться, что ли, хотел перед нами. А, Андрей?

— А почему нет? — отозвался я. — Хотел ввести парня в приличное общество. Вы бы видели, из какой грязи я его подобрал…

Взгляд Сашки говорил: он видел.

— Нет, парень интересный, что удивительно, — продолжил он. — Сообразительный, начитанный, мы с ним даже импрессионистов первых успели обсудить, но боже, какая ж пропасть между нашими поколениями, я в тот вечер сполна это ощутил. Ему ж ничего и никого не нужно, он же эту жизнь всю познал вдоль и поперёк, познал лучше, чем мы все тут вместе взятые. И мы, дураки, просрали страну ещё даже до развала Союза и оставили им, молодёжи, одни руины. Скромником парня не назовёшь, держался он нагло, смотрел на всех с высокомерием, вот, кстати, — кивнул Сашка на Борьку, — будто мы все тут крестьяне, а он — морда дворянская. Поначалу ещё держался, было видно, как он бедняга страдает, что приходится вести себя прилично, базар свой фильтровать, и это среди нас-то, вояк бывших. Мы ж тоже не то чтобы из высшего общества. Андрей его осаживал, но чем дальше тот пил, тем больше с него это вся шелуха слетала…

— Ох и поэт ты, Саня, тебе бы перед старушками выступать, рыдали бы всем собесом. — Боря потянулся за бутылкой, но я быстро схватил её и поставил сбоку от дивана.

— Хватит тебе, а то все запасы мне выжрешь.

–…Борька же у нас барный чемпион, — продолжал увлечённо рассказывать Сашка. — Никому ещё не удавалось его перепить. Он у нас посреди пустыни всегда умудрялся найти человека, чтоб местную бормотуху у него выменять. Мастер своего дела, мастер! — Он поднял палец и потряс им.

— Жаль, что за такое не платят, работа мечты, — вставил Сёмка.

— Но растёт, подрастает достойная смена! — совсем разошёлся Сашка. И правда, сцена по нему плачет, а он зачем-то в менты подался. — Питомца-то Андрюха своего хорошо натаскал в нашем деле. В смысле в культуре пития. Помнишь, Андрюх, как Борька полез к твоему пацану, мол, давай, кто кого перепьёт на скорость — полтораха пива, а кто проиграет, тот получает от победителя щелбан.

Борька вмиг стал фиолетовым, а я покачал головой:

— А ведь я пытался его отговорить. Ну куда ему с молодым организмом-то тягаться?

— Выиграл наш пострел? — хлопнул по столу Сёма.

— Влёгкую, — кивнул Саша. — А когда парень попытался наградить Борьку заслуженным щелбаном, тот развопился, что мальчишка сжульничал, и кинулся на него с кулаками.

— И получил уже не щелбан, а хороший такой фонарь и хук в челюсть, — вставил я.

— Да я просто не хотел его калечить! — взвился Борька, но Сёма с Сашкой уже хохотали.

Почему-то в этот момент меня охватила необъяснимая гордость за Рудзинского, хотя я отлично помнил тот вечер. Помнил, как я раз десять успел пожалеть, что привёл в бар Антона, который, надо сказать, мою идею воспринял без особого энтузиазма. Нет, на удивление, он практически не выходил за рамки дозволенного, зато было заметно, с каким удовольствием он выписывает за эти рамки Борьку. Антон обожал провоцировать людей, выкручивать чужие нервы до предела и наблюдать, как человек доходит до ручки, чему, как я подозревал, он научился у матери. Я и на себе это успел испытать сполна, но у меня уже давно выработался иммунитет к его подколкам, а вот впечатлительный Борька не выдержал.

— Да-да, поэтому сам морду под удары подставлял, — смеялся Сашка. Сёма аж по столу несколько раз вдарил, а я невольно подумал, что надо бы проверить, как там Аня, спит ли, не потревожили ли мы её.

— Вот вы хохочете тут, а ты в курсе, Саня, что молодой организм то ваш сторчался и чуть от передоза не сдох! — выпалил Борька.

— Боря, блядь!

Я аж вскочил и тут же скривился от боли в колене. Да уж, забег по квартире Антона недельной давности до сих пор нехило мне аукался. Кстати, виноват тогда во всём был как раз Борька и его идиотизм.

Сашка и Сёма мигом оказались по обе стороны от меня и ухватили за руки, но я отмахнулся от них, проворчав, что всё нормально. Их реакция была объяснима. Именно я и именно Борька из всей нашей компании частенько вцеплялись друг другу в глотки ещё в Афганистане, когда во мне было гораздо больше пороха, а в нём — гораздо больше отборной дури. Хоть нет, дури-то у него как раз стало с тех пор ещё больше. Этот остолоп никогда не умел держать язык за зубами, а я терпеть не мог его идиотские шуточки и легко заводился после нескольких стопок коньяка, но в своём доме я разборок устраивать всё равно не собирался. Тем более когда мои дочери наверху.

Когда все снова расселись, Сашка с опаской поглядел на меня, но всё же спросил:

— Это правда, Андрей? Антон подсел на наркоту?

Я помолчал и нехотя ответил:

— Сидел. Сейчас не знаю, я с ним уже больше месяца не общался. Давайте не будем об этом, не хочу портить вечер…

— А мне всё же интересно, — проговорил Сёма, пристально глядя на меня. — И я думаю, не только мне. Мужики, могу поспорить, тоже давно уже задаются этим вопросом.

Я напрягся и покачал головой.

— Семён, к чему ты клонишь?..

— Нет, всё-таки расскажи, по какой причине ты так носишься с этим мальчишкой? — продолжал Сёма. — Я его, конечно, не так хорошо знаю, как остальные, да и то успел о нём наслушаться всякого. И эта твоя слежка, это просто уму было непостижимо, ты знаешь…

— Слежка? — заинтересованно вскинул брови Сашка. — Так-так, Андрей, это что за новости пошли? В чужие квартиры вламываешься, за людьми слежку организовываешь…

— Да это всё его пацан! — взвился непривычно молчавший до этого Борька. — Саня, друг, ты послушай, Саня, Санёк! Может, хоть ты ему мозги вправишь?! Пацану-то последние тормоза давеча осенью сорвало, так этот с ним вообще чебухнулся, на всё забил, носится с ним, как с писаной торбой, продыху не даёт ни ему, ни людям, нас с Семёном следить за ним заставил, когда они посрались, в квартиру к нему полез, возомнил, что он там опять обдолбался до судорог, представляешь, Саня, что творилось последние месяцы, ты бы видел, сам бы всех посажал! Дурдом натурально! Ад и Израиль! Ну хочет парень откинуться во цвете лет, ну так и флаг ему в руки, большой уже, своя у него жизня, ну кто он тебе, Андрюха? Ну хотел ты сына, ну не сдюжила Лерка, ну не свезло, а этот обормот деревенский нахера тебе сдался-то?..

— Уймись, Борька, — тряхнул его за плечо Сашка. — Пока вы тут оба не передрались! Андрей, сядь, о дочках подумай! Им оно надо здесь и сейчас?

Я заметил, что я стою на ногах, до боли сжимая кулаки, а у меня на плечах висит Семён, и заставил себя расслабиться. Да, Борька до сих пор умеючи выводил меня из равновесия, Антону такое мастерство и не снилось.

— Коньяк мне отдайте, — неожиданно спокойно сказал Борька. — Тогда уймусь.

Я грохнул перед ним бутылку.

— Ещё одно слово, Проничев, и ты вылетишь отсюда, с треском, усёк?

— Ладно-ладно, Волков, сам тоже успокойся. — Семён заставил меня сесть и вновь вернулся на своё место. — И всё-таки уж нам, своим старым товарищам, расскажи, что происходит, — проговорил он, наливая себе рюмку. — Ради благополучия постороннего парня разрушать собственную семью… Да, мы много раз слышали ту историю, где Рудзинский спас тебе жизнь, — переглянулся он с остальными, — тащил тебя с этой твоей ногой через лес, хотя мог бы бросить на месте аварии на милость чехов, да-да-да, очень трогательно, но знаешь, таких историй у большинства тех, кто в пекле служил, наберётся тьма-тьмущая. Помнишь, как Борька меня из-под обстрела под Кабулом на хребте своём вытащил? Что-то я не бегаю, от алкоголизма его не спасаю, к лучшей жизни пинать не спешу. Живы мы, и слава богу… Не-е-ет, — протянул он, вновь испытующе уставившись на меня. — Тут есть что-то ещё. Что-то ты нам не договариваешь, Андрюха.

— Да, Волков, — подхватил Сашка. — Признавайся, что тебя связывает с этим парнем. Маловато, знаешь ли, одного героического поступка для такой потрясающей одержимости.

Борька тоже промычал что-то утвердительное — он с аппетитом жевал бутерброд со шпротами. Вот уж у кого никаких забот по жизни нет. Что бы ни случилось, Борька никогда не унывал и всегда быстро возвращался в колею. Когда, не выдержав его вечных запоев, от него ушла жена — ещё в конце восьмидесятых, — Борька долго не горевал и быстро нашёл себе другую идиотку, которая даже умудрялась терпеть его в течение двух лет. Так до сих пор и кочевал по жалостливым бабам, которые, в основном, были стабильно старше его лет на десять.

Я задумчиво оглядел товарищей, на мгновение задержал взгляд на Сашке — мне показалось, что он смотрит на меня как-то по-особенному, будто намекает, что он-то знает поболе остальных и при этом держит всё при себе, цени, Андрюха, цени моё молчание. И ведь у него был на меня рычаг давления, которым он не пользовался до сих пор, Сашке ничего не мешало, кроме, разве что, недостатка времени, копнуть глубже и заняться Антоном вплотную. В этом случае я бы оказался бессилен и не смог бы помочь своему подопечному, или, как они говорили, «питомцу». По крайней мере я был уверен, что Сашка так думает.

А почему бы и нет, в конце концов? Почему бы и не поделиться с друзьями? Так надоело всё это годами держать в себе…

— Что ж, ладно, — усмехнулся я. — Хотите знать правду? Я вам кое-что расскажу. Но только чтобы это осталось между нами. Даёте слово?

Все мы как-то синхронно посмотрели на Борьку, тот аж шпротиной подавился.

— Да я могила, мужики, вы чего… — прохрипел он и постучал себе по груди, чтоб прокашляться. Сашка скептически ухмыльнулся, Семён фыркнул, я же подумал, что если уж до Борьки доходят какие-то тайны, то эти тайны перестают таковыми быть уже через пару дней. Сплетник он был хуже любой бабы.

И я немедленно пожалел, что завёл этот разговор, вот только отступать было поздно. Чёртов коньяк на минуту в голову ударил — и нате вам, пожалуйста. Ладно ещё наша компания, но если эти подробности выплывут наружу, а Бориска по пьяни наверняка где-то их разболтает…

— Дядя Антон приехал!!! — разорвал напряжение вечера счастливый крик Ани, и Борька, бедняга, чуть не выплюнул содержимое только что выпитой стопки. Мимо гостиной, судя по звуку, пронёсся табун молодых жеребцов.

— Аня, а ну стой!

Я подскочил и который раз поморщился от острой боли в колене. Вот моих коней мне бы стоило попридержать.

Что ж, спасение пришло с неожиданной стороны. Той самой, о которой я больше всего беспокоился. Как бы то ни было, но с улицы раздавался приглушённый рёв мотора.

— Помянешь чёрта, как говорится, — зубасто ухмыльнулся Сёма.

Ох уж эти Анины сны. Возможно, она просто выдаёт желаемое за действительное, а приехал вовсе и не Антон.