Странный запах тростника

Мария Андреевна Коршунова, 2022

Конец 2010-х, небольшой подмосковный город. По стечению обстоятельств двое друзей из девятого класса, совершенно непохожие друг на друга Илья Митриев и Слава Ладушкин, знакомятся с девчонкой со сложной судьбой и не менее сложным характером. Впереди их ждёт немало передряг и проблем взрослого уровня, но ждут также радости и сложности первой любви, крепкой дружбы. О выборе жизненного пути, о болезнях и сильных сторонах современного российского общества, об отношениях государства и личности, о важности человеческого тепла и поддержки. Для среднего и старшего школьного возраста.

Светлой памяти Н.П. Макаровой и моему родному городу

В последний день лета двое друзей, перешедших в девятый класс — Илья Митриев и Слава Ладушкин — сидели на крыше заброшенного мясокомбината. Рядом со Славой валялся противогаз, который он нашёл в подвале здания и зачем-то потащил с собой.

Мясокомбинат в Фёдоровске пополнил число городских заброшек сравнительно недавно. Илья и Слава тогда ходили в начальную школу. Взрослые до сих пор сетовали, что, дескать, загнулось последнее предприятие — предыдущим был хлебозавод. Подростковые же мозги реагировали на это привычным словосочетанием «это Россия» и переключались на свои заботы. Как, в общем-то, и у взрослых.

Ребята не были идейными любителями заброшенных зданий: не ездили по полуразрушенным пионерлагерям, не играли в «Дозор», не лазили на охраняемые объекты ради порции адреналина. Просто тридцать первое августа обоим хотелось провести красиво, и крышу сочли достойным вариантом. До сегодняшнего дня они сюда не забирались.

Обсуждались планы на вечер. Илья предлагал сходить на дискотеку «Прощай, лето» в клубе посёлка Речной, а Слава — закрыть купальный сезон.

— Да что я, дебил в реку сейчас лезть?

— По-моему, там не холодно.

Ладушкин вообще был настоящим моржом: в этом году он искупался в Фёдоровке уже в начале мая. И ледяная река казалась ему гораздо более заманчивой перспективой, чем «Прощай, лето». «Да, ты не такой как все и не любишь дискотеки», — пропел в голове голос Земфиры. Вот незадача, теперь песня не отвяжется.

А ещё вспомнились искренние слова крепыша-шестиклассника Вани Грибова, знакомого по юнармейскому школьному отряду, где они оба состояли: «И как вы, такие непохожие, дружите»?

— Мы маленькие дети, храним свои секреты, в лицо нам дует ветер…

Это зазвонил телефон у Ильи. Он посмотрел на экран и скривился:

— Сева! Да пошёл он…

— Что вот ему надо? — без восторга отозвался Слава.

Сева был командиром упомянутого выше отряда. Персонаж очень серьёзный, правильный и довольно надменный, он встретил на своём жизненном пути яркого антагониста — Илью. Даже летом они умудрились поссориться (буквально на днях, в юнармейском чате), и Севина девушка Лена тщетно пыталась их помирить.

— Давай взорвём, как это было год назад… — Мелодия звонка доиграла до припева, а Митриев так и не взял трубку. Он лишь подпевал песне и слегка пританцовывал. Получалось у него просто, естественно и гармонично, и Слава ощутил привычную, ленивую даже зависть.

Через минуту зазвучала бодрая старинная песня «Rocky road to Dublin». Пожалуй, во всём городе такое могло стоять на звонке только у Ладушкина. Вот нравился ему своеобразный ритм ирландской музыки, и всё.

Подумав пару секунд, Слава принял вызов и сразу поставил на громкую связь.

— Слава, привет. Это Сева звонит.

— Да узнал я. Ты у меня записан.

— Не отвлекаю?

— Нет.

— В общем, шестого числа в Рябинках будут открывать водозаборный узел. От нашего отряда нужно не меньше пяти человек. Ты поедешь?

— Я подумаю.

— Хорошо. Думай до завтра, потому что Андрею Евгеньевичу списки подавать.

— Договорились. Пока.

— Достали эти узлы водозаборные, — зевнул Илья. — Нам там что опять делать, воду пить из стаканчика? Лучше б хоть раз за лето в поход сходили!

По чердачной лестнице ребята спустились внутрь мясокомбината. Неожиданно Илья сделал предупреждающий знак и присел на корточки. Слава последовал его примеру и прошептал:

— В чём дело?

— Тихо! Там, короче, торчок закладку по ходу ищет. Смотри, — Илья показал на парня в чёрном спортивном костюме, который находился этажом ниже.

После трёхминутного наблюдения стало ясно, что Митриев прав. Парень рылся в завале кирпичей, периодически сверяясь с мобильником. Наконец, он нашёл то, что искал. Илья быстро включил камеру телефона, сфокусировал на руках наркомана и приблизил.

— Фен или герыч. Порошок, короче, какой-то, — прокомментировал он для Ладушкина.

В глазах Ильи горели азарт и любопытство. Он покосился на Славу, но не заметил в нём такой же увлечённости происходящим: тот смотрел на парня с тоскливой растерянностью.

— Молодой такой. Лет двадцать от силы.

— Сейчас прикинь бы он нас заметил! Особенно когда я через телефон смотрел… Решил бы, что я снимаю.

Не оглядываясь по сторонам, наркоман направился вниз по лестнице.

— Давай пока не будем выходить, — Илья удобнее устроился за их укрытием — рядом ржавых железных бочек. — Идёт, блин, никуда не смотрит… Ментам такого хлопнуть как нефиг делать.

Слава молчал. Он как-то не сталкивался с этой сферой раньше и не думал о ней (если не считать классных часов о вреде наркотиков, на которых он просто занимался своими делами). Это Илья пару раз заходил на тематические ресурсы в «Даркнете» и кое-что знал. Но дальше дело не пошло, заказывать и пробовать он ничего не собирался.

Выждав пять минут, ребята спустились и вышли из здания. Не то чтобы они боялись парня лет на пять старше себя, просто понимали, что такой человек непредсказуем, да и не планировали с кем-то связываться в принципе.

***

На следующее утро Митриев и Ладушкин стояли на торжественной линейке. Не со своим классом, а с юнармейским отрядом, и одетые не в школьную форму, а в алые футболки, береты и песочного цвета брюки.

У Ильи на скуле темнела ссадина: вчера они выбрали-таки дискотеку. Подвыпивший паренёк проехался по поводу Славиных неважных танцевальных способностей, и Митриев вступился за достоинство друга — сначала словесно, но инцидент быстро перерос в драку, встрять в которую Ладушкин даже не успел. Ситуацию быстро разрулил «смотрящий» Речного, который дал леща комментатору и заставил его извиниться перед друзьями. Может, из благородства, а может, хотел повоспитывать свою шестёрку.

А Слава зато немного кашлял. На обратном пути он решил всё же окунуться: болезненная тяга взять всё от последнего летнего дня, да и так загадочно и маняще смотрелась Фёдоровка под оранжевым месяцем… А может, хотел что-то доказать себе после эпизода на дискотеке. В этот раз организм его подвёл.

Когда отряд стоял ещё не шеренгой, а в произвольном порядке, к ребятам подошёл Сева.

— Привет, Слава. Привет, Илья. Я до тебя не смог вчера дозвониться. Ты, наверно, занят был.

«Занят был» прозвучало с иронией, но не с явной, как сказало бы абсолютное большинство людей, а с едва заметной. Интеллигентной и тонкой.

— Привет. Я уже в чате всё прочитал.

— Поедете?

Слава и Илья переглянулись.

— Можно… — высказался Ладушкин.

— Короче, поедем.

— Тогда зайдите после линейки к директору расписаться за безопасность.

И Сева ушёл к своей девушке, умной, красивой и весёлой Лене. Что Митриев, что Ладушкин неоднократно размышляли на тему: «Ну что она в нём нашла?»

Ребята, в частности Илья, едва успели рассказать отряду о вчерашних приключениях, когда зам по безопасности дал команду строиться.

В колонках заиграла минусовка песни «Школьные годы». Волнительный, чуть печальный мотив заставил друзей задуматься о том, что они уже в девятом. Часть таких привычных одноклассников скоро уйдёт, и класс объединят с «бэшками», с которыми у «ашек» отношения так себе. Впрочем, Илья собирался после девятого покинуть школу: у него была странноватая мечта стать преподавателем информатики, и он приглядел себе какой-то московский колледж. Учился Митриев неважно, особенно по русскому, с учителями конфликтовал и задерживаться здесь ещё на два года не планировал. А вот Слава оставался. Его планы на жизнь тоже не отличались обыденностью: Ладушкина тянуло… в агрономы. Он с удовольствием возился в огороде, держал в вазе на столе букет пшеницы, летом привозил в прицепе мотоблока охапки иван-чая и знал биологию лучше половины одиннадцатиклассников. Слава уже готовился не к ОГЭ, а к ЕГЭ. Для поступления он выбрал главный аграрный, Тимирязевку, и в этом году собирался туда на день открытых дверей.

Неожиданно среди первачков (шеренга которых стояла лицом ко всей школе на крыльце) началось какое-то странное, явно не запланированное программой движение. Все ребята начали передавать гелевые шары, которые с самого начала праздника держали в руках, стоявшей в центре худенькой смуглой девочке. Её лицо при этом было крайне серьёзным и взволнованным.

Директор Лариса Константиновна растерялась. По традиции, первоклассники должны были загадать желание и выпустить шарики в конце линейки. И главное, зачем они это делают? Что за странный каприз?

Ведущие из десятого говорили абстрактные фразы о корабле знаний, который понесёт школьников по волнам жизни, и директор без особого ущерба мероприятию попросила у них микрофон.

— Ребята, первоклассники, что вы делаете? Зачем Ане Ширинкиной столько шариков? — Директор старалась говорить спокойно и убедительно. — Вам скоро выпускать их и загадывать желание. Аня, верни шарики обратно ребятам.

— Она улететь просто хочет! — в повисшей тишине сообщил кто-то из Аниных однокашников. Сказано это было совершенно серьёзным голосом.

После секундного осознания школа грянула смехом. Ни до, ни после Митриев и Ладушкин не слышали, чтобы одновременно хохотало такое количество людей. Они тоже от души развеселились.

— Во молодёжь пошла! — прокомментировал Илья.

А девочка заплакала, у неё задрожали руки, и гроздь шаров — не меньше пятнадцати штук — улетела в небо. Аня закрыла руками лицо. Директор сказала что-то накрашенной ведущей, и та спешно отвела девочку в сторону и начала её утешать. Через толпу к ним пробралась мама Ширинкиной.

— Так, дорогие ребята, дорогие родители, мы продолжаем… Мы продолжаем праздник. Потише, пожалуйста! — Лариса Константиновна повысила голос.

Классные руководительницы с неодинаковым успехом цыкнули на своих подопечных.

— Сейчас перед нами выступит советник главы Фёдоровского городского округа Баулин Михаил Сергеевич.

К микрофону вышел дородный немолодой мужчина. Директор тем временем под десятками любопытных глаз двинулась к героине дня.

— Девочку жалко, — произнёс Слава.

— Да ладно. Что ей будет, она же мелкая.

— Да я не про то!

— А про что?

— Ну… Расстроилась, наверно, что не полетела.

— Да чтоб она полетела, надо было, чтобы ей вся школа по шарику дала. И учителя, и уборщицы, и повара, и менты за забором.

— Это да…

— Вот интересно, — Илья развернулся к Славе, начисто нарушив шеренгу, — допустим, у неё всё получилось. Она поднялась. Как она планировала приземляться?

Сева уж с минуту кидал на друзей любезные взгляды, но они, увлекшись обсуждением, не замечали этого. В ситуацию решила вмешаться Лена.

— Илья! — громким шёпотом окликнула она Митриева с дружеским укором в голосе.

Илья обернулся, изобразил жестами извинение и поспешно вернулся в строй.

— Наверно, она об этом не думала, — ответил Слава. — Для неё было главное взлететь.

— Ладно, давай помолчим, а то Сева сейчас окосеет.

— В этом году в школе вас ждут приятные сюрпризы, — говорил Баулин. — Мы произвели кое-какой ремонт, и надеюсь, вы отблагодарите нас хорошими оценками.

Друзья переглянулись. Позавчера они ходили получать учебники и видели школу изнутри.

— Какой нахрен ремонт?! — прорвало Илью. — Пара пластиковых окон и дырки в линолеуме залатали… линолеумом другого цвета?

Митриев действительно перечислил все изменения, забыв разве что новую дверь в столовой. В остальном школа осталась такой же: убитый асфальт вокруг, не менявшийся с момента укладки — больше тридцати лет; окна в деревянных рамах, которые дребезжали на переменах и не защищали зимой от холода; полы в кабинетах, распевавшие под ногами на тоскливые минорные лады. Более того, в школе не было актового зала. Пять лет назад его признали аварийным, снесли и никак не могли изыскать средства для пристройки нового.

На Илью обернулся стоявший неподалёку работник администрации. Сева перехватил его взгляд и с искренним раздражением сказал:

— Илья, Слава, тише! Как дети себя ведёте!

— Не так! Надо, короче, гаркнуть: «Разговорчики в строю! Пять нарядов вне очереди!» — поддразнил Митриев. Уж очень зацепили его слова о ремонте, и он никак не мог остыть.

Сева с непередаваемым видом вздохнул, закатил глаза и покачал головой.

***

— Да, она, конечно, очень умная и начитанная девочка. Но вы понимаете, что сегодня Аня просто скомкала нам мероприятие? Во-первых, была нарушена традиция. Для первоклассников сегодня такой важный день. Они должны были выпустить шарики, загадать желание.

Илья и Слава стали невольными свидетелями этого разговора в кабинете директора. Документ, в котором им следовало расписаться, куда-то задевался, и растерявшийся Андрей Евгеньевич вытаскивал всё из ящиков стола.

— Ну, видимо, для них дороже были прилипалы, — миролюбиво улыбнулась Анина мама. Как выяснилось, её дочь на репетициях к торжественной линейке подкупила одноклассников прилипалами за оказанную сегодня услугу.

— И вообще, эта традиция для природы не лучшая идея, — подал голос одиннадцатиклассник Ярик Михалёв, который минуту назад вошёл в кабинет и успел только поздороваться.

— Ярослав, а ты чего здесь забыл?

— Мы с Инной Борисовной договаривались, что она анализы воды сделает из реки для моего проекта. Хотел ей пробу передать, — Ярик продемонстрировал пластиковую бутылку.

— На столе её оставь и иди.

Михалёв последовал совету Ларисы Константиновны.

— Наш главный эколог… Допустим, Бог с ними, с шариками, — улыбнулась директор. — Но школу успокоить невозможно было! Все классы стояли и гоготали. И если у вашего ребёнка такая тяга к полётам, она больше ничего в этом духе делать не будет? Ещё парашют себе из зонтика придумает и спрыгнет откуда-нибудь… из окна.

— Я специально пропустила рассказ «Где начинается небо» в сборнике Яковлева, когда ей вслух читала. Не будет. Она не такая глупая девочка. Одно дело — попытаться взлететь с земли, а другое — откуда-то прыгнуть. У нас же не прыгает с пятого этажа.

По лицу директора можно было заметить, что она не знает такого рассказа. А если бы кто-то пригляделся к Аниному лицу (она смотрела в пол), то понял бы, что сегодня сборник замечательного писателя Юрия Яковлева будет изучен более тщательно. Оказывается, там о полётах не только «Непослушный мальчик Икар»…

— Ань, ну ты не будешь больше пытаться куда-то улететь?

Не поднимая глаз, девочка помотала головой.

— Вот следующим летом отправимся на Камчатку, почти девять часов будешь в небе. Потом подрастёшь — с парашютом можно будет прыгнуть.

Видно было, что Аню ничего из этого не утешило. В её годы между едва ушедшим летом и следующим лежит целая пропасть, не говоря об ожидании возраста, когда можно будет прыгнуть с парашютом.

Вот мальчики в юнармейской форме уже большие. Они совсем скоро смогут совершить этот прыжок, да и жизнь у них, наверно, и так интересная: походы, полосы препятствий, соревнования… В отряд «Юнармии» в школе принимали только с пятого класса. Ане казалось, что ребята тихонько посмеиваются над ней, хотя ничего подобного не было. Илья и Слава слушали разговор с интересом и сочувствием.

Наконец, Андрей Евгеньевич нашёл нужный документ.

— Это вот то, что вы шестого поедете? — поинтересовалась Лариса Константиновна.

— Да, — ответил зам.

— Во сколько?

— В девять. От администрации.

— Илья, а что у тебя с глазом?

— Да ударился, — небрежно ответил Митриев, ставя свою подпись.

— Ударился или ударили?

— Ударился. Об стул споткнулся в темноте.

— Ой, — недоверчиво и устало вздохнула директор. — Ладно, вы идите, — обратилась она к Аниной маме. — Думаю, мы друг друга поняли.

***

— Вопрос теперь в том, как это передать, — озадаченно произнёс Ваня Грибов, машинально сложив листок бумаги фронтовым треугольником.

— Вот без понятия, — ответил ему ровесник-юнармеец Олег.

Из раздумья их вывела… известная всей школе Аня Ширинкина, беззаботно бежавшая по коридору.

— Ань, слушай! — остановил её Олег, — ты ведь смелый человек?

Девочка засмущалась, но шестиклассник смотрел на неё по-доброму и даже с надеждой.

— Не знаю, — ответила она.

— Я знаю, что смелый. Можешь, пожалуйста, положить это на стол в кабинете директора? Не самый первый, где директор сидит, а следующий, ближе к окну. Скажи Андрею Евгеньевичу, если он там будет, что тебя попросили передать это большие мальчики. Ты их не знаешь и не запомнила. Хорошо?

— Ну… Хорошо, — Аня взяла треугольник и побежала в направлении директорского кабинета.

— А вдруг испугается, выкинет и скажет, что передала? — засомневался Ваня. — Может, пойдём издалека посмотрим?

— Да не! Ну нафиг там сейчас светиться. Передаст, я думаю.

Тем временем по коридору двигались Слава и Илья. Митриев листал группу ВКонтакте «Подслушано Фёдоровск» с неизменным для таких сообществ оленем на аватарке.

— Смотри, — он протянул телефон Ладушкину.

Слава глянул на экран и прочёл: «А вы знали что у нас в 1ой школе появился свой гагарин кто в курсе тот поймёт. Анон админушке печенек». Чудо орфографии, синтаксиса и пунктуации завершал смеющийся смайлик.

— Дурак какой-то писал, — прокомментировал Слава, возвращая мобильник.

— О, здорово! — Илья заметил Ваню с Олегом, и они обменялись рукопожатиями.

— Привет! Прикинь, мы тут, короче, Гэндальфу анонимку передали, — возбуждённо поведал Олег.

Прозвище «Гэндальф» каким-то образом перекочевало за Андреем Евгеньевичем из армии. Впрочем, на то Фёдоровск и маленький город. Что его объединяло с персонажем Толкиена, оставалось загадкой даже для тех, кто читал последнего.

— Чё за анонимка?

— Ну, что в четвёртой школе юнармейцы как нормальные люди живут, ездят… не как вот мы в Кукуево водозаборный узел открывать, а там по партизанским местам всяким, — вступил Ваня.

— То, что мы первого сентября опозорились: должны были строевым шагом в школу зайти, а шли как лохи какие-то, потому что летом не собирались, — добавил Олег.

— В общем, что хреново у нас всё в отряде, — подытожил Ваня. — И что мы командиром хотим Лену или тебя, а не этого, тоже написали.

Илья сначала собирался сказать «круто», но после фразы про командира это прозвучало бы нескромно. Поэтому он спросил:

— А как передали?

Олег и Ваня объяснили. Митриев целой гаммой жестов изобразил возмущение и шок.

— Вы зачем ребёнка впутываете? У неё вот проблем мало было? И потом, если Гэндальф соберёт отряд и попросит её сказать, кто ей это дал, вы уверены, что она не скажет? Она маленькая вообще-то! Испугается, и всё!

— Ну а как ещё было? — пристыженно огрызнулся Ваня.

— Как-нибудь! Но первоклашку — первоклашку, Карл! — зачем впутывать в наши проблемы?

Аня тем временем бежала обратно, сияя счастливой и доверчивой улыбкой.

— Ань… Тебя ведь Аня зовут, да? Меня Илья, — Митриев протянул ей руку. Девочка несмело её пожала.

— Ань, ты прости их, что они тебя на такое дело послали. Слышала, может быть, пословицу: «Два дебила — это сила?» Не слышала?

— Нет…

— Вот. Это про них. Ты скажи: всё нормально прошло?

— Да. Там вообще никого в кабинете не было. Я просто на стол положила и убежала.

Четверо ребят с облегчением переглянулись.

***

Субботним утром на парковке около администрации собралась приличная толпа. Кроме юнармейцев из разных школ и их сопровождающих, здесь стояли представители «Молодой гвардии» от «Единой России», молодёжного парламента, медиацентра, волонтёрского клуба «Дело» и, конечно, весёлый молодой оператор местного телевидения Паша. Пожалуй, он был знаком поголовно со всем Фёдоровском: от ребятни, которую снимал на детских мероприятиях, до пенсионеров из «Активного долголетия». Паша уже успел перекинуться парой шуток со Славой и Ильёй. Ладушкин всегда недоумевал, как тот умудрялся находить общие темы со всеми без исключения людьми.

Наконец, подали транспорт.

— Ребят! Я выйду первым и засниму, как вы выходите из автобуса. И надо, чтобы у вас на лицах было это… «Воплощение счастия народного», как сказал один поэт.

— Некрасов, — с поддёвкой в голосе сказала студентка литературного института из «Дела».

— С языка сняла! — откликнулся Паша.

— Ага, не сомневаюсь…

Они продолжили ёрничать друг над другом, но автобус тронулся, и их разговор перестал быть слышен.

По краям дороги тянулся живописный осенний лес, хоть и изрядно подпорченный проклятьем Подмосковья — жуком-короедом. Когда встали на светофоре, взгляд Митриева зацепился за яркие алые вкрапления в жёлто-зелёном потоке деревьев.

— Слав!

— У?

— Ты ж у нас в биологии шаришь? Как те красные деревья называются?

— Осины, — с упрёком ответил Ладушкин. — Ты как будто не в Фёдоровске вырос, а где-нибудь в Москве.

— Да не, я на природу хожу, просто как-то обычно не заморачиваюсь… Прикольные такие.

Автобус отъехал на приличное расстояние от города, когда Андрей Евгеньевич достал из кармана бумажный треугольник.

— Ребята, — обратился он к Илье и Славе, сидевшим через проход и чуть впереди, — вы не знаете, кто мне вот это положил на стол?

По секундному замешательству на их лицах Гэндальф оконательно убедился: знают, а может, и сами постарались. Эффект неожиданности сработал на «ура». Когда автобус только отъезжал, они ещё ждали этого вопроса и могли бы изобразить искреннее недоумение.

Андрей Евгеньевич вообще был неплохим психологом, да и детектив в нём сидел замечательный. В прошлом году в него влюбилась восьмиклассница Яна и, выведав номер Гэндальфа у юнармейцев, написала ему смс: «Вы никогда не узнаете, кто я. Просто знайте, что Вы самый лучший человек на свете и я Вас очень люблю». После этого она долго не отвечала на звонки с незнакомых номеров, но Андрей Евгеньевич набрался терпения и позвонил ей через месяц. Услышав его голос в ответ на своё: «Алло, здравствуйте», Яна повесила трубку и заплакала. Из-за хрипловатого мальчишеского голоса и картавости узнать её не составило труда.

На следующий день он подошёл к ней в школьном коридоре и сказал какие-то общие хорошие слова, вроде того, что ему очень приятно, но у них большая разница в возрасте, она красивая девочка и обязательно найдёт настоящую любовь и всё в этом духе. При этом Гэндальфу было едва ли лучше, чем Яне: все эти четыре недели он жил глупой надеждой, что автор смс — не так давно пришедшая в школу учительница ИЗО…

В общем, детективные способности не подвели его и на сей раз. После затянувшейся паузы ответить «не знаем» было уже совсем нелепо. Оставалось сказать что-то в духе: «Знаем, но это не мы и называть никого не будем», но тогда критически сузился бы круг вокруг Вани и Олега. Сева с Леной как бунтари отпадают сразу (как минимум из-за пункта о смене командира), девчонки из седьмого класса слишком миролюбивые, а пятиклассники только влились в отряд и ещё не могли иметь претензий.

И вдруг…

— Это я на стол положила!

Гэндальф вздрогнул. Он искренне полагал, что сиденье за ним пустует. Юнармейцы первой школы ехали в самом хвосте, но автобус подали большой и заполнился он всё же не до конца. Факт оставался фактом: сзади него сидела Аня. Вернее, теперь она привстала.

— Ты как здесь оказалась? — первым обрёл дар речи Митриев.

— Вы только не злитесь, я очень хотела с вами в поход, — ужасно смущаясь, ответила девочка. — Я живу как раз недалеко от админиср… администрации. Я незаметно зашла через заднюю дверь. Можно я, пожалуйста, маме позвоню? Я её номер помню. У меня просто… телефон в ремонте.

— Твоей маме, — произнёс Ладушкин после очередной паузы, — надо прижизненно давать героя России.

— Это точно, — поддержал Илья. — Каждую неделю что-нибудь отчебучишь. А может, и чаще, не знаю.

Аня совсем сникла. Она ожесточённо теребила ткань на спинке сиденья Гэндальфа.

Андрей Евгеньевич вздохнул и достал мобильник.

— Диктуй номер.

Реакция Аниной мамы на этот раз была вовсе не такой мирной, как на шарики. Она сразу попросила дать трубку дочери и здорово её отругала: оказывается, уже полчаса с помощью двух подростков она разыскивала её по окрестностям детской площадки. И, к тому же, Ане пол-второго нужно пить лекарство. Или она хочет не вылезать из болезней и сидеть дома, как в прошлом году?

Потом Ширинкина-старшая извинилась перед Андреем Евгеньевичем и спросила, сильно ли будет мешать Аня на мероприятии.

— В принципе, знаете что? Мы сейчас подъезжаем к Васькино. Я могу попросить кого-нибудь из ребят довезти её обратно на автобусе. Слав, — Гэндальф посмотрел на Ладушкина, который сидел ближе к нему, — не доедешь с Аней?

— Ну можно, — пожал плечами тот.

— Тогда я денег сейчас дам, и мальчик из девятого класса её привезёт. Раз уж такая ситуация и лекарство ещё надо пить. Просто там, наверно, надолго, и… Ане точно неинтересно будет.

— Ой, просто, понимаете, так неудобно… Ну, деньги я вам перечислю, но мальчик из-за этой егозы на мероприятие не попадёт.

— Да там такое мероприятие, если честно… От нас там нужно чисто пофотографироваться. Я не думаю, что он туда сильно рвётся. Слав, ты как?

— Не рвусь.

— Ну вот, он говорит — не рвётся. И деньги перечислять не надо, я на сто рублей не обеднею.

— Ну уж нет, я обязательно переведу…

— В общем, я высаживаю их сейчас, и первым автобусом они едут к вам.

У остановки возле Васькино Гэндальф попросил водителя затормозить, и Слава с Аней покинули автобус.

Митриев ощутил лёгкий укол досады: как красиво испарился Ладушкин подальше от неприятного разговора! А ему в одиночку придумывать, как не подставить мелких и не подставиться самому. Впрочем, что удивительно, Андрей Евгеньевич не возобновлял беседу. И Илья отвернулся к окну.

***

— Так. Давай руку. А то сейчас убежишь куда-нибудь… В кругосветное путешествие, — твёрдо, но с улыбкой произнёс Слава.

Ладушкин умел обращаться с детьми. У него как раз подрастала младшая сестра, правда, на три года старше Ани. Девочка, слегка хлюпавшая носом после маминых речей, послушно протянула ему ладонь.

Они поднялись на остановку, и Слава взглянул на расписание.

— Ближайший автобус в 11:50… Мы с тобой в перерыв попали, — взглянул он на часы, которые показывали всего десять.

— Только что ушёл. В интернете, небось, расписание смотрите? — подала голос бабушка, сидевшая возле дороги с ведром яблок на продажу.

— Ну, как всегда — только что ушёл…

Слава совершенно не знал, что им с Аней делать на этой остановке почти два часа.

— Хотите яблочки? Бесплатно дам. Возьмите! Тут и антоновка, и грушовка…

Осень выдалась настолько яблочная, что в ответ на предложения знакомых забрать очередной урожай люди отвечали: «Ещё один, да иди ты!» На что вообще надеялась бабушка, выставляя их на продажу? Да ещё далеко не у самой оживлённой дороги…

— Спасибо. Грушовка — это вкусно.

— Давай я тебе в рюкзак насыплю.

— Нет, насыпать не надо! Нам сейчас перекусить, а то своих полно. Будешь? — обратился Слава к Ане. Та кивнула.

— Давай я девочке красненькое дам. Вот, смотри, какое хорошее. Сестрёнка твоя?

— Нет.

— А кто?

Слава не захотел излагать историю Аниного побега и поэтому ответил:

— Точнее, сестрёнка. Только двоюродная.

— А. То-то смотрю — совсем непохожи.

Сгрызли по яблоку, кинули огрызки в траву, ещё раз поблагодарили бабушку.

— Пойдём по деревне погуляем, что ли?

— Пойдём, — скованно отозвалась Аня.

Васькино оказалось симпатичной деревушкой. Дома с наличниками, временами даже с роскошным узором, заборы в красных листьях девичьего винограда, запах осенних костров… И, конечно, яблони, ломящиеся от урожая. Раз с одной из веток, свисающих на улицу, крупное яблоко чуть не приземлилось Славе на голову.

— Эй, закон всемирного тяготения, вообще-то, уже открыли… Знаешь эту историю?

— Да, — смущённо улыбнулась Аня. — Про Ньютона.

— Всё-то ты знаешь… Ну хотя да, ты же этот закон пыталась преодолеть. Кстати, как ты потом обратно собиралась?

— Я бы шарики по одному отпускала.

— А руки бы у тебя не устали?

— Я каждый день с первого августа на перекладине специально висела. Да я бы недолго. Через минуту бы отпускать уже начала.

— Как тебе вообще такое в голову пришло… А в автобус ты как залезла так, что никто не заметил?

Выяснилось, что сначала Аня пряталась за деревом (о поездке она знала, конечно, в результате того разговора в кабинете директора). Автобус припарковался крайне удачно для неё, он прикрыл девочку от потока заходящих людей. Через заднюю дверь та незаметно вошла внутрь и примостилась на одном из сидений. Пройти в самый хвост времени у Ани не было, да и перед ней оставалось ещё много свободных кресел. Однако по мере заполнения салона Аня тревожилась всё сильнее. Лишь чудом Гэндальф оказался последним из тех, кто занял левую сторону автобуса, а у сидевших напротив неё молодых парламентариев (или парламентёров, как их там) девочка интереса не вызвала. Видимо, решили, что это чья-то младшая сестра.

— И что ты думала, мы едем в поход? С палаткой, костром, рыбалкой?

— Ну да…

— А мы ехали слушать скучного дядю губернатора, хлопать ему в ладоши и говорить, какой он молодец.

Помолчали.

— И это ведь ты только первую неделю ходишь в школу! При чём неполную… Я за девять лет столько там не натворил. И даже Илья, наверно, — с улыбкой продолжал Ладушкин.

Несмотря на Славин добродушный тон, Аня снова сникла и застеснялась. Он решил исправить это и огляделся по сторонам в поисках чего-нибудь отвлекающего.

— О. Смотри. Тарзанка. Тебя покатать?

Аня посмотрела на него взглядом любознательной доверчивой синички.

— Спасибо. Покатай.

Ладушкин посадил её на высокую тарзанку из пожарного рукава, привязанную к суку старой ивы, и раскачал. Тарзанка была замечательной: с большой амплитудой, с разворотами. В общем, сделанная не только на возраст хохочущей Ширинкиной, но и вполне на Славин.

— Ладно. Хватит, а то голова закружится, — Ладушкин помог ей спуститься.

— А знаешь, кто эту тарзанку повесил? — неожиданно спросила Аня, сияя счастливой хитроватой улыбкой.

— Нет, — удивился Слава. — А ты знаешь?

— Конечно! Это Ира, моя двоюродная сестра. У меня здесь дача в Васькино.

— Так, а ты не сочиняешь? Что-то тебе сегодня прям удивительно везёт. В автобус залезла — никто не заметил, высадили на даче…

— Нет! Не сочиняю. У меня вон тот дом, с коньком, — Аня показала через дорогу.

Слава сразу же посмотрел на конька: в окрестностях Фёдоровска ему не попадались дома с подобными украшениями. Его губы расплылись в слегка ироничной улыбке, потому что конёк оказался фанерным и не очень высокохудожественным. Но всё равно лошадиная голова радовала глаз, особенно сейчас, на фоне лазури и осенней лиственной пестроты.

— А конька кто делал?

— Тоже Ира! Она тут много чего интересного сделала. Пойдём, покажу.

Слава посмотрел на время и пошёл за Аней, которая устремилась куда-то в небольшой лесок.

Десять минут они шли по тропинке между молодыми берёзами и ивняком. Раз по пути попался мухомор.

— Как жалко, что он несъедобный, — с внезапной обидой произнесла Аня.

— Ты что, такая голодная?

— Нет, просто он красивый… и ядовитый.

Слава вспомнил, что и ему когда-то в раннем детстве не нравилось это сочетание красоты и смертельной опасности. Чтобы подсластить Ане горькую пилюлю, он произнёс:

— Есть три вида мухоморов, которые можно есть. Один из них растёт в наших краях. Только, — спохватился Ладушкин, — на себе не проверяй, какой съедобный, а какой нет!

Скоро берёзы исчезли вовсе, уступив место козьей иве. Тропинка стала влажноватой.

— Так, ты куда меня ведёшь? Хочешь утопить в болоте и избавиться от конвоира?

— Нет, — засмеялась Аня, хоть и не поняла слово «конвоир». — Мы скоро придём.

Через минуту перед ними открылся длинный и довольно широкий канал. Ряска на нём почти отцвела, а рогоз (не камыш, а именно рогоз — уж Ладушкин их не путал!) ещё был молодым и незрелым, с черноватым оттенком головки. Испугавшись Ани и Славы, с воды снялась большая стая уток.

— Помоги мне, пожалуйста, доску на остров перекинуть, — Аня потянула из-под куста какую-то деревяшку.

Вплотную к острову (такому длинному, что Слава лишь сейчас понял, что это не противоположный берег) находился деревянный настил. От этого настила до Ладушкина оставалось три метра. Туда и перекинули доску.

— А если мы в воду упадём и ты заболеешь?

— Не упаду. Мы с Ирой сто раз так ходили, — девочка без тени сомнения ступила на импровизированный мост.

— Стой! Всё равно давай руку.

Настил не очень-то внушал доверие: сколотили его, мягко говоря, не вчера. Тем не менее, перешли они благополучно, и Аня радостно зашагала вглубь острова.

— Как давно я здесь не была! Целых десять дней.

Слава сразу же заметил следы пребывания бобров, причём очень свежие. Вокруг берёзовых и осиновых «карандашиков» на траве валялась недавняя стружка. Берёз здесь хватало, но все они были не старше лет двадцати. Окраины узкого, но длинного острова были изрыты короткими каналами для бобрят.

С небольшого бугорка Ладушкину открылась панорама каналов, и его впечатлил их масштаб. Островов здесь находилось не меньше пяти. Один, самый высокий, стоял особняком, и на нём росла единственная здесь берёза, которую можно было назвать старой. Аня объяснила, что этот остров называется Бобруйск.

— Осторожно, здесь нора!

Ещё секунда, и нога Ладушкина целиком бы провалилась туда.

Шли они по хорошо утоптанной тропинке.

— Здесь много народу, что ли, бывает?

— Нет, только мы с Ирой. Ну, ещё раз она своих друзей приводила. А вот и наша хижина.

Конус из молодых сухих деревьев, покрытый брезентом, выглядел надёжным и симпатичным. Внутри стоял чайник, старые детские санки, ящик, на сучках висел лук и мешок для сменки — колчан со стрелами. А перед хижиной красовалось большое кострище, огороженное камнями.

— Здесь у нас продовольственная яма, — Аня откинула фанерку, и Слава увидел небольшой запас картошки. — Мы её два раза копали, её вода заливала. Только на самом высоком месте получилось.

— А как вашу хижину бобры не растаскали и не погрызли?

— Они иногда грызли и таскали, мы чинили.

Аня зашла внутрь и открыла ящик. Слава тем временем засмотрелся на соседний остров, и поэтому он вздрогнул, когда сзади раздалось громкое утиное кряканье.

— Испугался? — засмеялась Аня, доставая изо рта крошечную деревянную дудочку. — Это манок для утки.

— Вы тут из лука охотитесь на уток?

— Нет, мы сфотографировать их близко хотели, — вздохнула девочка. — Тихо сидели и в этот манок крякали. Так ни одна и не прилетела.

Ещё в ящике лежали две куклы, пластмассовые лошадки, чай, соль и сухари в маленькой железной коробке, зажигалка, спички. Аня объяснила, что они не отсыреют, потому что Ира окунала их головки в горячий парафин.

— Слушай, — серьёзно начал Слава, сев рядом с Аней на санки, — кто такая эта Ира?

— Моя двоюродная сестра.

— Это я знаю. Сколько ей лет, где она учится?

— Ей… Много, — Аня задумалась. — Вроде бы шестнадцать! Она учится в третьей школе. Ира у нас отдыхала, потому что у неё мама умерла, а бабушка и дедушка от неё устали.

***

Мама Иры не просто умерла. Она повесилась. Ане, разумеется, никто не сообщил эту страшную подробность.

В конце мая позапрошлого года, когда школьники уже были распущены по домам, в чате «Родители 8 «А» появилось сообщение от главной родительского комитета: «Друзья! Марина Семёнова позавчера ушла из жизни. Помогите семье, кто сколько может», — и номер карты.

А с отцом Ира не жила уже с пяти лет. Самые смелые из одноклассников написали ей слова поддержки. В глубине души каждый побаивался увидеть Иру первого сентября: вдруг в ней произошла резкая перемена, она стала нелюдимой и мрачной. Но нет. Ира осталась такой же дерзковатой пацанкой, с которой легко найти общий язык, но себе дороже вступить в конфликт, которую не переваривали некоторые учителя и которая прекрасно разбиралась в людях. Только прибавилось в ней чёрного юмора. Всем запомнился эпизод, когда англичанка задавала на дом проект «Моя семья» и сказала:

— Только рассказ должен быть насыщенным и интересным, а не «I have a mother, I have a father, I have a brother», как в первом классе!

— Ни того. Ни другого. Ни третьего, — с хмурой ухмылкой проконстатировала Ира. И воинственный настрой англичанки, особы из викторианской эпохи, разом сошёл на нет. Она растерялась и сменила тему.

Теперь семьёй Иры стали бабушка и дед. Она любила припоминать их в разговорах, и всегда с необидной усмешкой: «бабуля», «дедуля», как её за что-нибудь «чуть не убили», какие сигареты курит дедушка, любая мало-мальски забавная сцена дома…

Материальные трудности, к счастью, удалось преодолеть (первое время очень помогали Ширинкины). Дед устроился на работу, оформили попечительство, добились лишения родительских прав Ириного отца. Однако справляться с ней бабушке и дедушке было сложно. Ира и до трагедии была авантюрной девчонкой и семимильными шагами осваивала жизнь, а теперь у неё ещё сильнее испортились тормоза. Случались пьянки с многочисленными друзьями, непредсказуемые поездки за пределы Фёдоровского района, стрелки. Зимой Ира попала на учёт в подразделение по делам несовершеннолетних.

Решение отправить её на лето в Васькино было принято в гостях у Ширинкиных. Иру оставили в комнате развлекать ребёнка — Аня всегда не чаяла в ней души, а обсуждение происходило на кухне. Однако Ире захотелось в туалет, и в коридоре она услышала голос бабушки:

— Заберите хоть на месяц эту оторву. Нет сил, честное слово. Вы-то хоть молодые.

Ира сразу спрятала эту фразу куда-то на дно души. Как-нибудь после она осознает её, обидится на режущее слово «оторва». А сейчас на это не было сил.

Замечательная Ирина тётя Женя не читала ей никаких нотаций и не строила из себя благодетеля. Она общалась с ней весело и на равных. Хорошие отношения сложились и с её мужем Костей. И Ира решила отблагодарить Ширинкиных как могла: подарить Аньке такое замечательное лето, какого у неё ещё не случалось. Для той это было очень кстати, в предыдущий год девочка постоянно болела и даже в школу пошла из-за этого не в семь, а в восемь лет. А тут свежий воздух, яркие впечатления. С коньком на крыше помог Костя, а все остальные Анины радости Ира делала самостоятельно. Идеи (хижина, продовольственная яма, не отсыревающие спички) она черпала из книги «Спутник разведчика и партизана». Бывший одноклассник Дима Латышов, который пошёл в ПТУ на МЧСника, подарил ей эту книгу под тем соусом, что, дескать, сейчас её изъяли из продажи из-за раздела «Подрывное дело», а я такой крутой и она у меня есть. Ира сначала посмеялась: зачем ей такой странный подарок, вроде не собирается ничего взрывать, но книгу взяла. А потом «Спутник» внезапно пригодился. Он же, Латышов, раздобыл по своим каналам пожарный рукав, из которого Ира сделала тарзанку.

Ближе к вечеру она уезжала в город гулять с друзьями, но первая половина дня всегда принадлежала Ане и их совместным затеям. Слава на острове видел не всё. Раньше у них был плот из пенопласта и реек, на котором Ира и Аня катались к величайшему восторгу последней. К осени рейки (обрезки с местной пилорамы) подгнили, поэтому Ира разобрала плот и сложила пенопласт в сарай. На будущий год она пообещала Ане купить нормальные рейки. Ей всё время казалось, что вот-вот у неё появится много денег, потому что Ира усиленно искала всевозможные подработки. Даже зимой ей случалось по три часа в день раздавать листовки, радуясь редкой возможности зайти в магазин и согреться (такое счастье разрешалось на пять минут в конце каждого часа). Помогали друзья, подходившие к промоутеру Ире:

— Так, что тут? О, скидки на мебель? У меня как раз мебелью интересуются: дед, — одна листовка улетела в пакет. — Брат, — вторая. — Свояк из Тольятти, — третья.

— Ты в курсе, что свояк — это муж сестры жены? — хохотала Ира. — Он сюда из Тольятти за диваном поедет?

— Ничего, доставите, у вас всероссийская компания…

Но затея была чревата. За Ирой присматривали из окна работники магазина, и свояк из Тольятти их бы вряд ли убедил. Впрочем, пока везло, или просто элегантные продавщицы из мебельного не были зверьми. Тем более, и им приходилось раздавать листовки, когда не выделяли деньги на промоутера…

…У уютного васькинского лета имелся лишь один недостаток. Каким бы хорошим человеком не была Женя, она слишком многим походила на свою сестру и этим невольно ранила Иру. Однажды Евгения заплела Ане косичку «колосок», которую сделала Ире её мама на школьную ёлку три года назад. Этот ничтожный, по сути, эпизод послужил причиной её срыва. Не дождавшись автобуса и оседлав велосипед, она проехала пятнадцать километров до Фёдоровска и нашла там тех ребят из своего круга общения, которых сама считала отбитыми и недалёкими. Вместе они пошли в маленький магазинчик «Глория», который выживал как мог рядом с крупным сетевиком и продавал малолеткам всё что угодно. Здесь даже семиклассник мог приобрести водку. Накупив спиртного, они приехали в Васькино и в хижине на острове распили купленное. Без Иры Аня сюда не ходила (не хватало сил перекинуть доску), а до дачи звуки их тусовки не доносились. Даже с учётом, что дорогая колонка Лёни старалась как могла. В итоге он спьяну утопил её в каналах, когда наступили сумерки.

Переправляться на берег пришлось вброд, так как с ухудшившейся координацией движений доска для этой цели не годилась. Точнее, Егор попытался, и, в отличие от остальных, промок не по пояс, а целиком.

Ира уже умела неплохо скрывать следы недавнего распития чего бы то ни было. К тому же, когда она вернулась, все спали (она написала Жене, что будет недалеко и придёт около двенадцати). Но, когда утром следующего дня они с Аней наведались на остров, в траве предательски блеснула бутылка.

— Ира, смотри, здесь кто-то был!

Аня не на шутку перепугалась. Ей представились взрослые дядьки, которые нашли их остров и теперь постоянно будут здесь культурно отдыхать. Поэтому Ире пришлось успокоить её:

— Это были мы с ребятами вчера. Извини, больше такого не повторится, — она подобрала бутылку.

Аня испытала шок. Не вязались в её голове добрая выдумщица Ира и вот это.

— А… Зачем вы пили?

Ира вздохнула и ответила:

— Они — потому что дураки. А я — потому что мне было тяжело. Только не говори про это маме с папой, хорошо?

— Хорошо…

Помолчав, Аня робко начала:

— Ир… Ты… Не очень сильно расстраивайся… Бабушка и дедушка… Они хорошие…

Девочка алела как тюльпан и чуть не плакала: так неловко ей было говорить. «Не очень сильно расстраивайся»… Ира вздрогнула, но восьмилетнему ребёнку такие слова более чем простительны.

— Всё нормально, — чуть улыбнулась она. А потом с горечью добавила: — Дедушка и бабушка хорошие, только у них уже сил на меня нет, и поэтому они отправили меня к вам.

В тот день она пыталась усиленно занимать Аню, но её чрезмерный энтузиазм, вызванный чувством вины, быстро утомил девочку. Тем более, той хотелось подумать обо всём наедине. Аня сослалась на головную боль (а уж какой она была у Иры!) и ушла к себе в комнату. «Пить — плохо, но Ира — хорошая. Ира хорошая, но пить плохо…» — стучало в её голове. Аню угнетала невозможность поделиться своими переживаниями с родителями, ведь она обещала молчать.

К счастью, скоро приехал Костя и привёз ей толстую книжку «Вовка Грушин и другие». Обложка выглядела многообещающе — трое ребят на подводной лодке! Интересно, а если очень постараться, можно сделать такую штуку на каналах? Надо спросить Иру.

Аня с головой ушла в чтение. Мальчишки и девчонки здесь были что надо, изобретали и задумывали что-то в каждом рассказе. Правда, Ане не нравилось, что их дела не венчались успехом.

***

После высадки Славы и Ани из автобуса незаурядная история, конечно, стала темой для обсуждения.

— Надо же, как ребёнок рвался на мероприятие…

— Наверно, губернатора хотела увидеть.

— А я смотрю, думаю: фига какие юнармейцы мелкие пошли!

Илья оказался в центре внимания всех, кто сидел неподалёку, потому что он рассказал ещё и о первом сентября. В общем, про Аню говорили вплоть до самых Рябинок.

Как и условились, Паша выскочил из автобуса первым и нацелил камеру на выходящих. Илья из уважения к нему сдержанно улыбнулся и помахал рукой. Он не собирался изображать прямо-таки вселенскую радость, как делали некоторые. Раздражения среди «воплощения счастия народного» у него не вызвала разве что Лена: так мило она улыбнулась и помахала рукой. А вот за Севиным лицом, обычно важным, со скрытой иронией к окружающим Митриев наблюдал с пристальным ехидством.

— Воду дали! — дурашливо завопил долговязый черноволосый парень. Последовал подзатыльник всё от той же студентки литературного института.

Рядом виднелся виновник торжества, синий водозаборный узел за голубым забором. На воротах, разумеется, красовалась эмблема «Единой России». Забавно смотрелись шарики поверх колючей проволоки: иногда ветер колыхал их, и они, задевая колючки, лопались. Наверно, очень ювелирной процедурой было намотать шары на «егозу» и не порезаться об неё.

Стали ждать губернаторский вертолёт. Из любопытства к толпе привезённой молодёжи присоединилась группа местных пенсионерок, а также несколько мам с колясками. Подъезжали машины фёдоровской администрации.

Илья сел на пенёк и принялся листать ленту ВКонтакте, пока не кончился трафик. Он с досадой убрал телефон в карман.

— За это время можно в Фёдоровск пешком прийти! — обратился Митриев к парламентарию, который ехал в автобусе на одно сиденье впереди.

— А так всегда бывает, сколько куда не ездим. Начальство, как говорится, не опаздывает. Даже когда мороз.

— Знали бы вы, милые, сколько они деревьев здесь спилили… — сказала одна из бабушек.

— Вон там, — энергично вступила её подруга, — находится замечательный пустырь. Где нет ничего, кроме заброшенной газовой будки, в которой ночуют бомжи. Снести её да построить там. Нет! Они приходят сюда, вырубают половину рощи, которую ещё мой отец сажал. Мамкам молодым с колясками где, по дорогам теперь гулять и от машин уворачиваться?

— Да, нехорошо получилось, — вежливо кивнул Илья.

Над головой загрохотал вертолёт. Он опустился прямо на тот пустырь, о котором только что говорила энергичная пенсионерка.

Митриев всегда испытывал странную слабость к вертолётам. На самолёте ему раз доводилось летать, но плавный полёт серебристой птицы, заботливый голос, призывающий застегнуть ремни, улыбки бортпроводниц — это всё было не для него. Ему хотелось огромной панорамы, а не крошечного иллюминатора (да и то если выпало место возле него). А ещё — именно этого грохота пропеллера, манёвренности. Возможно, повлиял на него клип к песне «Агаты Кристи» «Ковёр-вертолёт», который папа крутил на ящикообразном телевизоре в раннем детстве Митриева. Илья до сих пор любил эту песню. Она вносила в его душу весёлую сумятицу.

Он включил на своём мысленном плеере «Ковёр-вертолёт», и настроение улучшилось. Когда были произнесены все речи об осчастливленных Рябинках, Митриев вместе с остальными прошёл на ВЗУ, к огромным резервуарам, трубам, системам управления и мониторам, выпил воду из расписной кружки. Вспомнились мельком слова географички о том, что не очень это всё-таки безопасно…

Симпатичное лицо паренька-юнармейца с задумчивой улыбкой привлекло внимание журналистки. Она пробралась к Илье и попросила его дать интервью.

— Что ты можешь сказать о сегодняшнем мероприятии?

Митриев усмехнулся и развёл руками. Может, он и сформулировал бы что-нибудь, но журналистка решила помочь:

— Как ты думаешь, жители посёлка рады постройке водозаборного узла?

— Ну, — начал Илья в микрофон, — думаю, они рады, что у них будет чистая вода. Но мне только что сказали местные жительницы, что теперь им будет негде гулять, потому что роща была единственным таким местом в Рябинках.

— То есть, люди должны жить как в каменном веке: никаких удобств, зато вокруг джунгли?

На этот раз микрофон для ответа протянут не был. Да и журналистка смотрела уже без изначальной широкой улыбки. Паша, снимавший Илью на камеру, заинтересованно улыбался.

— Можно было построить в другом месте, например, на том пустыре…

Но журналистка уже не слушала его. Она отозвала Пашу и отправилась искать другого респондента.

«И что я такого сделал? Я просто честно ответил на вопрос!»

После этого случая на Илью напали странные неустроенность и одиночество. Поговорить было не с кем: у парламентариев, волонтёров и всех прочих своя компания, и притираться к ним не хотелось. А в отряде он более или менее тесно общался только с Олегом и Ваней, которых здесь не было, ну и, конечно, со Славой.

Мысленный плеер больше не спасал. Сейчас бы настоящий, но Илья оставил его дома.

За десять минут до отъезда Паша спросил хмурого Митриева:

— Что? У нас в Фёдоровске наконец-то появилась своя оппозиция?

— Да какая из меня оппозиция… Она спросила, что думают местные жители — я ей ответил! Вот что, блин, не так?

— Послушай, ну ты ведь уже не маленький. Вот эта вот вся сегодняшняя фигня — это рейтинг губернатора. Представь, что у нас на телевидении выходит репортаж с твоим интервью. Где мы с Оксаной завтра окажемся?

— Где? На нарах?

— Ну, не на нарах, — засмеялся Паша, — но на улице точно. Ты вообще с политикой аккуратнее. Знаешь главу округа?

Илья знал — он его и сегодня видел. Это был мужчина на добрых лет тридцать младше Баулина, который один раз на круглом столе по молодёжной политике хвастался ребятам своим прошлым. А в прошлом он был телохранителем олигарха и лёгким движением руки мог открыть подъездную дверь с домофоном. Новогоднее обращение к жителям Фёдоровска этот уникум записал, отсвечивая крупным фонарём под глазом.

— Помню. И чё?

— Он однажды на меня обиделся за то, что я ему руку первым подал. Так обиделся, что в приватной беседе с Оксаной выразил желание больше меня на этой должности не видеть. Она его еле убедила, что я хороший сотрудник и очереди на моё место за забором нет.

— Да ладно…

— Вот я и говорю — аккуратнее.

Пашу позвала та самая Оксана, и он ушёл, оставив Илью осознавать, как можно уволить с фёдоровского телевидения оператора с дипломом ВГИКа.

— Илья!

Это был голос Гэндальфа.

— Да?

— В общем, передай автору письма, что для того, чтобы стать такими, как четвёртая школа, нам нужно ещё много работать над собой. Вчера была тренировка — сколько на неё народу пришло? Вот с этого надо начинать. И вообще, надо свои претензии говорить в лицо, а не этим детским садом заниматься. Ещё и фронтовым треугольником сложили зачем-то.

— Понял. Передам.

Ваня с Олегом на тренировке были, как и Слава с Ильёй. Прогуляли девчонки из седьмого и новобранцы-пятиклассники, да ещё Лена отпросилась к репетитору. Занимались физической подготовкой и строевой: впрочем, вариантов особо и не было. Не четвёртая же школа, где можно снаряжать-разряжать на время магазин автомата, играть в дартс, собирать-разбирать пневматический пистолет Макарова… Всё это их зам по безопасности купил на свои деньги.

На подходах к автобусу Илья споткнулся о пенёк и крепко выругался.

— Напилили тут…

— Слушай, ну можно как-то культурнее выражаться?

Митриев обернулся и снова увидел студентку из литературного. Она начала его порядком раздражать.

— Ты сама, если б споткнулась, классику бы сейчас процитировала?

— Да запросто!

Сколько тут было кудрявых берёз!

Там из-за старой, нахмуренной ели

Красные гроздья калины глядели,

Там поднимался дубок молодой.

Птицы царили в вершине лесной,

Понизу всякие звери таились.

Вдруг мужики с топорами явились…

— Всё, всё, всё! — умоляюще зажестикулировал Илья. — Офигеть ты умная. И ты так вообще про всё стихи вспомнить можешь?

— Да нет, на самом деле, — улыбнулась студентка. — Просто я сейчас пишу курсовую работу по Некрасову, поэтому помню много его стихов.

— Понятно… Это, значит, Некрасов?

— Да, из поэмы «Саша».

В автобусе Илья сидел один. И думал, что неплохо было бы воскресить хоть на месяц Некрасова или, скажем, Чехова. Ещё четыре года назад их класс ставил сценки по рассказам «Хамелеон», «Толстый и тонкий», а на литературе по косточкам разбиралось, что такое чинопочитание и почему это плохо. Значит, это явление при Российской империи школа ругает, осуждает и культ личности Сталина. А что насчёт современности, когда в губернаторе видят полубожество, а сибирские юнармейцы выстраиваются в сердце со словами «Путин и Тува»? Ещё и преклонив колени… А в Волгограде ребятишки Аниного возраста поют про готовность умереть за «дядю Вову» и за возвращение Аляски.

Илья встряхнул головой и включил одну из встроенных игр на телефоне. Скорее бы Фёдоровск с его привычным круговоротом дел и развлечений, чтобы забыть слишком взрослые мысли, одиночество и беспомощное недоумение…

***

Через неделю поздним вечером Митриев сидел на диване и переписывался с приятелями из Речного.

— Илья! — окликнул папа из соседней комнаты.

— Чего? — он недовольно вытащил наушник. Его собеседники предпочитали записывать голосовые сообщения, а слушать их без наушников при родителях не стоило. Пацаны, в отличие от студентки из литературного, изъяснялись не строчками Некрасова.

— Ты когда обещал еду от бабушки принести?

Митриевы всегда перетаскивали продукты к бабе Нине на время разморозки своего холодильника. Благо, та жила через минут двадцать ходьбы.

— Ну можно я завтра после школы к ней зайду?

— Ага! Щас, — искренне возмутился папа. Он лежал с температурой, простыв на смене. Работал Сергей охранником в московском сетевике, и там не на шутку трудился кондиционер в любое время года, потому что полный директор магазина постоянно потел.

Сергей вылетел с третьего курса военной академии генерального штаба вооружённых сил, не поладив с преподавателем, побывал в Чечне и после этого всю жизнь что-нибудь охранял — обычно в Москве.

— Ладно… Иду, — вздохнул Илья и поднялся с дивана.

Он вышел из подъезда, включил на плеере Коржа. Ветер задувал такой, что впору было надевать шапку, как будто осень не только началась, а уже заканчивается. Митриев засунул руки в карманы, приподнял воротник и быстро зашагал в сторону бабушки через центральную улицу.

Ох и зря он выбрал этот путь…

Неопытный патрульный ещё шагов за тридцать окликнул Илью:

— Молодой человек!

Второй ППСник нелестно отозвался об умственных способностях напарника и сказал идти тихо. Впрочем, Митриев ничего не услышал: он любил включать музыку погромче.

— Без косяка не бывает у нас никогда,

Ничего не бывает у нас без косяка,

Без косяка не бывает у нас никогда,

Ничего не бывает у нас без косяка…

Впоследствии Илье забавно было вспоминать, что задержали его именно под эту песню — про неудачи и косяки. А если бы он слушал, например, «Горы по колено» или «Жизнь в кайф»?

— Молодой человек! — раздалось уже вплотную. Митриев остановился и растерянно вытащил наушники. Он уже понял, что попал по полной программе.

— Патрульно-постовая служба, сержант Васильев, — в темноте мелькнула корочка. — Сколько вам лет?

— Девятнадцать, — схватился за соломинку Илья.

Второй ППСник произнёс фразу, несколько более грубую, нежели «зачем ты врёшь». Васильев зыркнул на него и продолжил:

— Документ, удостоверяющий личность, можете показать? Паспорт, водительские права…

— Нет. Не ношу с собой.

— Тогда пройдёмте в отделение для установления личности.

— Ну пол-одиннадцатого же ещё! Двенадцати даже нету…

— Если вам девятнадцать лет, — чуть улыбнулся Васильев, — чего вы переживаете? Сейчас вам кто-нибудь из родственников паспорт привезёт, и мы вас отпустим. Извинимся даже.

Илья вздохнул и молча стал слушать, как второй ППСник вызывает бобик.

— Да пацана приняли. Явно восемнадцати нет, говорит, что типа девятнадцать. Напротив Сбера на Филатова…

— Ладно, я соврал, — признался Илья, когда он повесил трубку. — Мне пятнадцать.

— Нехорошо… обманывать полицию, — равнодушно пожал плечами Васильев. — Тем более, когда всё так очевидно. Где живёшь?

— Рядом я живу… — Митриев назвал адрес.

Всё же интересно получается: когда он возвращался с тусовок, с той же дискотеки 31 августа — никогда не нарывался на патруль. А когда вышел из дома по такой банальной причине, возникли проблемы. Впрочем, и к лучшему, что не наоборот…

В отделе его завели дежурную часть и сказали, что сейчас приедет инспектор ПДН. Илья сел на высокую деревянную скамью и огляделся. Зарешёченное окно, выкрашенные в грязно-оранжевый стены, увешанные ориентировками (в основном на мигрантов), камера наблюдения в углу и, конечно, линейка для измерения роста. Митриев подошёл к ней и увидел, что немного не дотягивает до ста семидесяти.

Долго скучать не пришлось:В дежурную часть привели девчонку, ровесницу Ильи.

— Погодите, — спросила она ППСников, собиравшихся уйти, — а что там сейчас с этими дебилами? Примак и его друзья…

— В ИВС сидят, — холодно усмехнулся сотрудник.

— Правильно. Так им и надо. Нечего было на моего друга с ножом бычить, — девчонка села на скамью. — Привет!

— Привет, — с оттенком иронии отозвался Илья. Ему не понравилось совсем уж развязное поведение товарища по несчастью.

Они помолчали. Потом девчонка начала — тоже с холодной иронией в голосе:

— Ты, наверно, думаешь: вот привели сюда эту… оторву. Сразу видно, что она здесь — постоянный клиент. А я случайно сюда попал, в первый и последний раз. Так я вообще хороший мальчик, не то что она.

— Да нет… Почему. Я так не думаю, — соврал Илья. Ему вдруг стало неуютно от того, что она угадала.

— Думаешь. Я же вижу.

— Тебя тоже приняли за то, что ты после десяти ходишь?

— Ну да. Плюс ещё сейчас будут выяснять, почему я работаю и хватает ли мне денег.

— Ты с работы, что ли, шла?

— Я листовки клеила. У меня вон на одежде даже клей…

***

Буквально на днях у Иры появилась заветная мечта.

Отмечали день рождения друга её детства. Когда надоела застольная болтовня и вино, кто-то попросил именинника сыграть на гитаре. Тот сначала упрямился (не потому, что вредный — просто гитару обмотала разноцветными шариками его девушка). Однако и девушка выразила желание послушать, и шарики были размотаны.

«Сейчас по-любому сыграет «Сансару», — зевнув, подумала Ира. Эту лёгкую песню бренчали многие из её знакомых. Однако Влад энергично ударил по струнам, и зазвучала совершенно неизвестная Ире мелодия. В ней слышался мужественный напор и беспомощное отчаяние, вопрошающий надрыв, прорвавшиеся наружу боль и непокой.

Слушали молча. Егор негромко спросил:

— Это чё он играет?

Никто не ответил. Впрочем, Влад вскоре закончил исполнение и произнёс:

— Это «Агата Кристи», «Два корабля».

— Блин, круто у тебя, конечно, получается, — от души похвалила Ира. Только сегодня она поняла, что такое гитара и чего ей не хватает уже очень давно.

Дома её встретила воинственно настроенная бабушка (дед был на смене).

— Опять от тебя пахнет?

Влад жил двумя этажами ниже, и запах по дороге, разумеется, не выветрился. В любой другой день Ира предусмотрительно прошлась бы по окрестностям, прежде чем заходить домой, однако сегодня её мысли текли по другому руслу.

— Бабуль, успокойся. Мы пили вино. Ты мне лучше скажи: если я буду прям очень хорошо себя вести, вы с дедом купите мне гитару?

— Какую гитару?! Ты к экзаменам ни черта не готовишься!

— Так они в одиннадцатом классе…

— А ты за год успеешь? Все твои одноклассники к репетиторам ходят, ты сказала — тебе не надо, буду готовиться через интернет. И где ты готовишься? Что ни вечер, то пьянки-гулянки. О, Господи…

— Всё ясно, — грустно ответила Ира и ушла к себе в комнату.

Там она установила на телефон приложение «hh.ru», отображавшее вакансии поблизости. Самой заманчивой показалась работа расклейщика. Как уверяло объявление, здесь можно было получить до сорока тысяч в месяц. Свободный график, возможность трудоустройства до восемнадцати лет… В общем, Ира колебалась недолго. Не в СИЗО же ей кинологом идти и не продавцом в «Пятёрочку» — других вакансий Фёдоровск не предлагал.

На следующий день она позвонила по указанному в объявлении номеру. Ей сказали, что за партией листовок придётся ехать в Москву на улицу Докукина, дом 17, записали анкетные данные. Ира поняла, что для поездки придётся выкроить целый день. Благо, бабушка и дед не очень дружны с компьютером и электронным журналом и судят о её прогулах лишь по звонкам Юлии Дмитриевны. Но из-за одного дня никто никому звонить не станет, всё-таки десятый класс.

Предстояла двухчасовая дорога с пересадками и беготнёй от контролёров. Попадаться категорически нельзя: платить им будет нечем. Ира, впрочем, давно придумала хорошую тактику. Наиболее безопасно ехать в середине электрички и в середине вагона — с какой бы стороны не пошли контролёры, успеешь уйти и перебежать.

Тактика действовала настолько безотказно, что скоро Ира даже вставила в уши наушники. В дорогу она накачала русский рок (повлияли «Два корабля»). Да и главная в родительском комитете её класса, неординарная творческая женщина, была большой поклонницей этого жанра, а они дружили.

Любопытно, что Ира скачала не саму песню «Агаты», а минусовку к ней. Так ей почему-то было лучше, ведь Влад тоже тогда не пел.

«Электричка везёт меня туда, куда я не хочу», — сетовал Цой, и Ира, хоть и не сожалела о пропущенной школе, со сладкой горечью соглашалась с ним. Запала в душу композиция «Кино» «Перекати-поле», саундтрек к фильму «Игла». Она напомнила недавний диалог с бабушкой:

— Где тебя на сей раз носило?

— Почему ты всё время говоришь «носило»? — Ира в тот день пришла не в настроении. — Я тебе не перекати-поле!

Глупость какую сказала тогда. Она — самое настоящее перекати-поле.

Ира обычно не слушала песни перед тем, как скачивать их и переносить на плеер. Так было интереснее, хоть и приходилось потом половину удалять. Поэтому она вздрогнула и замерла, когда зазвучало вступление «Крыльев» «Наутилуса». Либо очень давно, либо никогда Ира не слышала ничего похожего на это. Слова и мелодия настолько властно держали её внимание и чувства, что она даже не шевельнулась, когда в вагон вошли контролёры. Впрочем, зашли они за полминуты до окончания песни, и Ира успела встать и спокойным шагом дойти до тамбура. Там она поставила «Крылья» на repeat.

«Интересно, как я буду без билета выходить с платформы в Москве?» — подумала Ира, когда в тамбуре уже столпились пассажиры в ожидании конечной. «Выхода нет», — издевательски пел «Сплин», будто зная о её терзаниях. Ещё и приспичило в туалет: тактика езды в середине электрички безупречна всем, кроме этого. Ира понаблюдала за вышедшими людьми в надежде, что кто-то из них тоже ехал без билета и сейчас укажет лазейку. Однако все попутчики оказались законопослушными и пользовались турникетами. Тогда она вздохнула, подошла к сетчатому серо-красному забору, зацепилась за него со стороны путей, а ногами встала на узкий край платформы. Так она прошла несколько метров, переставляя пальцы в узких отверстиях забора, и оказалась по ту сторону турникетов. Никто не сказал ей ни слова.

«Сплин», выходит, был неправ — выход есть всегда.

Ира оказалась на Белорусском вокзале. К ней подошёл мужчина и невнятно задал вопрос, в котором она разобрала только слово «метро».

— Сама не в курсе, если честно. Тоже ищу. Вон менты стоят, думаю, знают.

— Sorry… — растерянно посмотрел на неё спросивший.

— А! Exuse me, — засмущалась Ира. — I don´t know.

Вообще многие люди вокруг либо искали дорогу, либо пытались с кем-то встретиться.

— Я около памятника, где мужик и баба, — говорил по телефону молодой парень.

— «Прощание славянки»! Мужик и баба… — не выдержал охранник вокзала.

Перед зданием со стороны проезжей части происходила бурная ссора таксистов. В их словесную перепалку уже вмешалась полиция.

Ира чуть не попала в мужской туалет вместо женского: её сбил с толку человек в юбке, следом за которым она шла. Ира наивно полагала, что это женщина, однако, подняв глаза, осознала свою ошибку.

Вдруг с привокзальной площади раздалась странная громкая музыка и топот марширующих ног. Оказалось, это шотландский военный оркестр с волынками, и мужчина в туалете был оттуда.

Промоутеры, торговцы СИМ-картами, попрошайки…

Метро — не электричка, здесь безбилетникам сложнее. Ира поняла, что проскакивать ни за кем не будет, и выложила за две поездки последнюю сотку. Надежда поесть в Москве накрылась медным тазом, в кармане осталась одна мелочь.

В метро ей позвонили с работы и спросили, едет ли она. Ира заверила их, что находится уже недалеко: она как раз добралась до станции Ботанический сад.

Её «контора», найденная по расспросам прохожих и «Навигатору», находилась в живописном и историческом месте. Ира шла через парк с многолетним огороженным дубом и его ровесницами-липами, мимо Леоновского пруда с лебедями, миновала стенд «История села и усадьбы Леоново», церковь Ризположения… Несмотря на название «Сад будущего», инновационности здесь не было никакой. Густая растительность, клетки с птицами прямо вдоль дорожек, деревянные мосты с проваленными досками… Зато было как-то уютно. Ира решила, что на обратном пути обязательно посидит у пруда, а пока приходилось торопиться.

Охранник выписал ей пропуск. Ире показалось, что он посмотрел на неё с жалостью.

В кабинете парень и девушка (совсем молодые, но уже ощутившие себя менеджерами) дали ей инструкцию и анкету для заполнения. В инструкции предписывалось работать только с восьми утра до девяти вечера, делать фотоотчёт с листовками и номерами домов, клеить исключительно на подъездные двери выше домофона. «Помните: то, что вы делаете, не является порчей имущества. Клей смывается водой. Не вступайте в конфликты с жильцами, при необходимости смените подъезд».

Конец ознакомительного фрагмента.