Сказки-заплатки. Заплатки из сказок и ненастоящих рассказов, но настоящих слов

Мария Аркадьевна Микийчук

Сказки, сплетённые из реальности, становятся материалом тонким, кружевным. В них запутываются настоящие факты, и всё это сшивается воедино только специально отобранными словами, чтобы получился то ли сборник сказок, то ли лоскутное одеяло. Одним словом, не тексты, а сказки-заплатки.

Зельда в университете ворчливых чар

Юлии Гречушкиной

— Добрый день! — жизнерадостно поздоровалась златокудрая полненькая девушка. Весь вид её был концентрированным описанием утра в богатом поместье: кожа — как сметанные булочки к чаю, глаза — как чай с лимоном, платье — цветущие белоснежные азалии, а на щеках румянец, похожий на восходящее солнце. — О, чудесный юноша, вы не подскажете, как мне пройти на кафедру бесноватых университета ворчливых чар?

Пятикурсник, до этого мрачно опаздывающий на лекцию, аж затормозил.

— Ты что, шальная? — спросил он скорее изумлённо, чем грубо. Сообразив, что ошеломление прорвалось в его голос против его воли, он овладел собой и дальше продолжил уже с отвращением, как учили. — Тебе нахрена туда? Заблудилась, что ли, малолетка?

В глазах у девушки засверкали звёзды беспричинного восторга — она захлопала в ладоши и воззрилась на него, как на бога.

— Как же вы прекрасно ворчите, чудесный юноша! — воскликнула она. — Я мечтаю когда-нибудь стать таким же прекрасным негодователем и тоже приносить в мир только мрак и ненависть, потому что с моим характером люди обычно только обижают меня и используют для своих мрачных целей. Боже мой, какие интонации, какие обороты! Скажите мне — вы так молодо выглядите, может быть, вы уже преподаватель?

Отвыкший от доброго слова старшекурсник внезапно даже для себя заалел щеками.

— Нет, — буркнул он. — А кафедра там.

Девушка совершенно не выходила у него из головы — он хотел бы сказать, что целый день, но, к сожалению, целый месяц, пока он не увидел её в очередной раз в толпе, и не присоединился к ней за завтраком, завороженно глядя на то, как она дует на чай и щебечет что-то жизнерадостное о том, как чудесно ей вчера рассказали, как рассказывать обо всех случаях так, словно это было худшее событие в вашей жизни.

— Я твоя новая соседка, меня зовут Зельда, — сказала незнакомая девушка, расстилающая белоснежную скатерть с аккуратно вышитыми цветочками на их общем старом трухлявом столе. Она красиво разложила вышитые салфетки и поставила обратно на стол вазу, теперь наполненную местными корявыми ромашками, бог знает почему теперь смотрящимися однозначно мило. — Я так рада делить с тобой комнату. Ты уже второкурсница, и наверняка знаешь очень много ужасных слов! Я буду невозможно рада научиться у тебя, как быть злой и мрачной.

Одджит вообще планировала третировать первокурсницу самым ужасным образом, потому что прошлая девочка сбежала в слезах прямо в начале учебного года, но от этого ласкового тона замерла и застыла в дверях с открытым ртом.

— Ты что, шальная? — спросила Одджит скорее изумлённо, чем мрачно.

— Думаю, что да, недаром же все меня об этом спрашивают, — рассмеялась Зельда; в этот момент некогда грязная, а теперь сияющая чистотой микроволновка тренькнула, и Зельда кинулась к ней и вынула из неё, как из какого-то волшебного портала, целую тарелку с пышными и невероятно большими домашними пирожками. — Вот, — сказала она. — Угощайся, пожалуйста, я их испекла дома. Вот эти с яблоками, эти с рисом, а эти мясные. А здесь есть где-нибудь духовка, ты случайно не знаешь? Ах, я дождаться не могу, когда стану просто кошмарным человеком и профессиональным негодователем!

Одджит посмотрела на два пирожка с рисом, её любимых… Воровато закрыла дверь и, поблагодарив (что, конечно, ни в коем случае она не должна была делать!), вгрызлась в первый пирожок, внезапно для себя очутившись в каком-то подобии рая.

Разумеется, студенты-негодователи не готовили, чтобы ещё больше ворчать на столовскую еду, распаляя свой гнев. Но весь этаж потихоньку скинулся и купил Зельде плиту с духовкой. Она была ужасно счастлива, готовя в свободное время что-нибудь вкусное, а потом проходя по этажу и тайком разнося таким ужасным негодователям пирожки, запеканки, кремовые пирожные, эклеры и другие вкусные вещи.

А уж когда она готовила яблочный пирог, весь этаж, все девятнадцать человек, собирались у неё в комнате, сидели на полу, вдыхали завораживающий аромат теста и яблок, а как-то так незаметно и разговорились, рассказывая друг другу смешные истории из детства. Оказалось, все они — очень дельные ребята, и с ними можно иметь дело. И даже, если не особенно это афишировать, дружить.

Несмотря на то, что Серафим был юным преподавателем, только закончившим университет ворчливых чар, даже пятикурсники боялись его, как огня. И было, за что! Мало того, что он доводил до слёз даже матёрых студентов, поговаривали, что в прошлом году на финальном экзамене он довёл до слёз председателя комиссии, и после тот уволился.

Разумеется, когда Серафим вызвал к себе Зельду, все были в настоящем ужасе.

— Если он обидит её, я убью его, — прошептала Одджит, что было, разумеется, крайне непрофессионально, но очень правдиво — и отлично отражало эмоции абсолютно всех, кто сейчас дрожал за Зельду и хотел для неё только, кхгм, не самого плохого. — Клянусь всем злом мира, я его убью.

Зельда и правда вернулась в комнату в непривычном для себя настроении, но она не плакала, глаза её сияли ещё сильнее, чем обычно — но сияли как будто изнутри.

— Ой, вы все тут собрались, как чудесно! — воскликнула Зельда. — Давайте-ка по такому поводу я испеку вам персиковый торт.

От персикового торта никто не отказался, а спрашивать, всё ли в порядке, все немного боялись.

Только Одджит сразу поняла, в чём дело, и долго недоверчиво качала головой и улыбалась.

Она была очень рада за Зельду и теперь понимала, что уж Серафим её точно не обидит.

— Господа, — начал глава университета ворчливых чар экстренное собрание преподавателей, — в нашем университете поселился лазутчик, волонтёр доброго отношения, который портит нам статистику!

Он вдруг заметил, как волна напряжения и ужаса прошла по лицам преподавателей, и те посмотрели на него нервно. Некоторые явно побледнели.

— Я хочу сказать, обратите внимание, какие ужасные оценки по всем предметам у нашего третьекурсника, этого Дарака! Как так получилось, что… — большинство преподавателей облегчённо вздохнули и расслабились. — …он доучился у нас до третьего курса? Коллеги, что-то не так?

— О, нет, нет, всё омерзительно в меру, — раздался дружный хор голосов ему в ответ.

Накануне выпуска Зельда вся была в слезах, и никто не мог её успокоить, хотя все очень старались.

— Нигде, ни в одном месте не были ко мне так добры, — рыдала она. — Ни один человек здесь не пытался мною воспользоваться, как там, во внешнем мире, никто не подставлял меня, не говорил плохо за моей спиной, не врал. И я так полюбила это место! Мы все вместе посадили здесь персиковую рощу, клумбы, кусты сирени, пионы, вместе поставили уютные беседки с кожаными сидениями, сделали милые коврики на входе, фонтанчики, кафетерий… Даже Одджит остаётся здесь преподавать! А я… А я…

Все сочувственно обнимали Зельду и гладили её по голове, уверяя, что они всегда могут собираться там, во внешнем мире, а то и вовсе снять квартиры в одном и том же доме, но Зельда была безутешна: кто же будет заботиться о клумбах, кто будет собирать персики? Кто будет готовить удивительные слойки с персиковым вареньем глубокой зимой, когда метёт вьюга? Кто нарисует новые картины в коридоры, если кто-нибудь случайно разобьёт рамки со старыми?

На церемонии вручения дипломов Зельда едва удерживалась от слёз, и когда очередь дошла до неё, её нижняя губа начала дрожать, а веки и носик покраснели.

— Зельда, — сказал Серафим очень, очень мрачно, как и должен был вести себя лучший преподаватель. — Знаешь ли, я решил, что одним дипломом невозможно испортить тебе жизнь абсолютно. Поэтому я выбрал мучить тебя, и бесить тебя и в плохие времена, и в отвратительные, и сделать тебя самой несчастной из женщин в мире. А чтоб сделать твоё существование невыносимым до края, я хочу, чтобы наши общие дети наполовину походили на меня. Согласна ли ты стать моей женой, чтобы я превратил твою жизнь в кипящий котёл ада?

И он встал перед ней на одно колено, с кольцом в одной руке, а дипломом в другой.

— Дааааааааааааааааааааааааааааааааа, — ответила Зельда, тут же начиная рыдать. — Я согласнаааааа… В котёёёёёл. Я тоже тебя… — начала она явно привычную фразу, но Серафим округлил глаза, и она быстро поправилась. — Готова мучить круглосуточно!

Зал взорвался овациями сотни негодователей, каждый из которых, разумеется, желал Зельде и Серафиму зла, бед и горестей в полном объёме.

Только их! Не подумайте ничего хорошего, пожалуйста.