Сиротки

Мария Вой, 2022

В королевстве, охваченном гражданской войной, нет оружия желаннее, чем магия. Последний королевский маг погибает при странных обстоятельствах, но успевает распорядиться Даром: оставляет его простой девушке Шарке. Король, лишенный Дара и его мощи, и повстанцы, которые не прочь иметь такое оружие при себе, начинают охоту за новоиспеченной ведьмой. В ход идет всё: и грубая сила, и хитроумная ложь. Судьба всего королевства находится в руках безграмотной простолюдинки, которая для других всегда была лишь бессловесной вещью. А самой Шарке, впутанной в планы мага, приходится бороться за свою свободу и жизнь. Какую сторону выберет Шарка? Откроется ли ей план мага, последует она ему – или, наконец, расслышит за чужими голосами свой собственный? «Сиротки» – первая книга дилогии темного фэнтези. Действие романа происходит в альтернативной вселенной, сеттинг которой напоминает Центральную Европу начала XV века, Богемию в эпоху гуситских войн. Иллюстрации в тексте и обложка отрисованы автором Марией Вой, талантливой писательницей и художницей. Аутентичный текст, внимание к деталям, неоднозначные герои – всё это создает неповторимо темный захватывающий цикл. «Сиротки» – книга о силе, слабости, судьбе и выборе.

II. Свора

Собаки встретили Шарку радостным лаем и принялись расталкивать друг друга, чтобы оказаться поближе к девушке.

— Тихо вы, — проворчала она, поднимая ведро с объедками. — Всем достанется. Хватит вопить. Вам тут и так не рады.

Она рассеянно потрепала одну за ухом. Собаки были самые разные, от дворняг до убежавших или выброшенных охотничьих псов и плодов их кровосмешения. Многие даже были похожи на волков: крупные, длинноносые, с нахальными желтыми глазами, — но повадки их были исключительно собачьими.

Шарка любила эту свору, а свора любила ее. Конечно, любовь собак не была безусловна, но среди этих существ без камня за пазухой — какими бы вонючими и блохастыми они ни были — она чувствовала себя в безопасности.

Где-то вдали все еще гремел марш солдат, возвращавшихся в столицу после очередной битвы в полях. Точно так же он гремел два дня назад, когда в «Кабанчике» появился высокий гость. Саму битву в Тхоршице почти не слышали: говорят, для противников короны она закончилась быстро и бесславно. Горстка измученных оборванцев — последние головорезы Яна Хроуста — канула в Лету. Кто знает, может, это и правда была последняя битва Бракадии и можно навсегда попрощаться с бесконечной войной?

Виски Шарки пронзила резкая боль, и она едва подавила рвотный позыв. Боль и тошнота преследовали ее все эти два дня, то стихая на пару часов, то накатывая с новой силой. И Шарка злилась — злилась сильно, так, как обычно себе не позволяла, потому что именно сейчас она не могла, не могла, не могла дать себе захворать. Она опустила руку в карман и ощупала кольцо, словно ждала, что оно ее исцелит, — но, конечно, ничего не произошло. Шаги все так же гремели в отдалении, псы кружились вокруг Шарки, переругиваясь и сбивая друг друга с ног, а кровь бешено пульсировала в голове и животе.

— Шарка! Милая!

Собаки захлебнулись лаем и понеслись к хорошо одетому крупному юноше, который, широко улыбаясь и раскинув руки, приближался к девушке.

— Ох уж эти твои псы, сразу тут как тут! Ну и свора! — хохотал он, пока самые общительные из собак пытались лизнуть его в лицо.

— Душан, не кричи, — хмуро сказала Шарка. — Дивочак услышит, придет, увидит тебя и рад не будет.

— Как и ты, — весело ввернул Душан и наконец протолкался к ней через лающую возбужденную толпу.

Они обнялись: Душан воодушевленно, Шарка — едва подняв руки. От него не ускользнула ее болезненная бледность:

— Не расскажешь мне, что случилось?

— Ничего не случилось.

— Он опять заставил тебя?..

Шарка попыталась сглотнуть плотный ком в горле, но тошнота только усилилась.

— С тобой плохо обращались? — настаивал Душан. — Тебя били? Тебя…

— Душан, все в порядке, — перебила она сдавленно.

— Если хочешь, я этого мудака Дивочака так отмудохаю, так отмудохаю! — Краска бросилась в полное лицо Душана. С него мигом слетела доброжелательность, и он снова стал тем, кем его знала Тхоршица, — одним из телохранителей самого богатого купца и его семьи. Крепкие кулаки Душана — грубые, видавшие немало драк — сжались, в них хрустнули суставы.

— Перестань, он тут ни при чем. По-другому было никак. Я просто… — Снова рвотный позыв. — Я расстроилась, потому что ты так много делаешь для нас с Дэйном. А мне снова пришлось…

— Ах, Шарка — Душан сдулся, расслабил руки и снова прижал ее к своему дородному телу. — Ты же знаешь, я все понимаю. Сам такой же. Скоро все закончится, и мы будем вместе, ты и я, ну и твой малой. И забудем все…

Они немного постояли так, обнявшись, на грязном заднем дворе трактира на отшибе городишки на самом краю страны, окруженные бродячими собаками, под ритмичный шум исчезающей вдали армии.

— Я сейчас пойду к Пригоже-младшему и все ему расскажу, — сказал Душан. Глаза его возбужденно горели, как у мальчишки, предвкушающего лучший день в своей жизни. — У меня уже все собрано, вещи, лошади, телега, все готово. Осталось только сказать, и все, все! Распрощаюсь с этими подонками навсегда.

— Ты уверен, что он просто так возьмет и отпустит тебя? — спросила Шарка, как сотню раз до того.

— Конечно, он сам всегда говорил: мол, вас, ребята, никто не держит, если думаете, что можете найти себе местечко получше, чем у меня, бе-бе-бе. Отступные для него я приготовил. Все пройдет отлично! А ты, ты уже поговорила с Дивочаком?

— Сейчас поговорю.

— Сейчас?

Душан сник.

— Ты тоже не волнуйся, — быстро сказала Шарка и выдавила самую широкую улыбку, какую ей позволила боль. — Он мне тоже обещал. И матери моей обещал… Что отпустит меня, как только я сама буду готова уйти. А если начнет упрямиться, то я знаю, как его уговорить.

Рука Шарки соскочила с плеча Душана и в миллионный раз нервно ощупала в кармане кольцо.

— Надо верить друг другу. И завтра на рассвете…

–…Я буду ждать вас с Дэйном у ворот, — расцвел Душан. — Поедем в Лососевые Верховья, как всегда мечтали. И начнем…

— Новую жизнь.

Душан бережно взял лицо Шарки в свои грубые большие ладони, притянул к себе и неуклюже, но старательно поцеловал. От него пахло луком, пивом, кислой капустой — как должно пахнуть от нормального человека из плоти и крови. Но Шарка содрогнулась и едва удержалась, чтобы не оттолкнуть его с отвращением. Не все люди пахнут луком и капустой…

— Завтра все это закончится, моя королевна, — ворковал Душан, горячо дыша ей в лицо своей кислятиной. — Я нас отсюда вытащу. Я очень тебя лю…

— Я так тебе благодарна, — перебила Шарка, пытаясь незаметно отстраниться. — И я, и Дэйн… Ты не представляешь себе. Ну, иди, а я пойду к Дивочаку поскорее. На рассвете, да?

Душан дернулся, сгоняя с себя мечтательную негу, прокашлялся, подтянул ремень под круглым животом и, еще раз клюнув ее в щеку на прощание, бодро пошел прочь. Уже по пути он обернулся и бросил ей полный собачьего обожания взгляд и воздушный поцелуй. Шарка нетерпеливо улыбнулась и помахала ему. Еще пару минут она без всякой мысли смотрела в удаляющуюся широкую спину Душана. Затем тяжело вздохнула и подняла голову к темнеющему небу. В тусклой вышине бесновались вороны — огромная туча ворон, несущаяся бесконечным потоком с запада, где прошла недавно битва. Рваные черные тени возвращались со своего пира — возможно, теперь уже последнего в стране. Вдалеке над горизонтом в холодное небо поднялся столб черного дыма: там жгли трупы.

Шарка упала на колени, и ее начало тошнить, как не тошнило никогда в жизни.

Дивочака она нашла за стойкой. В тот день в трактире было на удивление тихо, и трактирщик, судя по стеклянным глазам, расправился в одиночестве уже не с одним пивом.

Их взгляды встретились. Дивочак нервно дернулся, словно увидел призрака, но быстро взял себя в руки:

— Девочка, ты в порядке? Ты бледная как смерть!

— Все хорошо, — ответила Шарка и присела на край лавки. Рвота лишила ее сил, но головная боль и тошнота наконец отступили. — Так бывает, это ничего.

Дивочак вздохнул и в несколько глотков разобрался с очередной кружкой.

— Опять к тебе этот Пригожин вышибала приходил? Как его, Душан?

— Душан.

— Шары к тебе катит или как? Мне ему объяснить, что к чему?

— А если я хочу, чтобы он ко мне катил?

Кустистые брови Дивочака недоуменно подпрыгнули, но он справился с собой.

— Да нет, я ничего такого не имел в виду… Просто… Ну ты знаешь… Ох…

Он громогласно и гордо выпустил из себя воздух. Не так Шарка представляла себе этот разговор. Камень в кольце, которое она крепко сжимала в кармане, оцарапал ей кожу.

— Хорошо, что ты пришла. Я ведь так и не сказал тебе тогда, — медленно заговорил Дивочак, пряча взгляд в кружке с пивом. — Прости меня, Шарка. Я обещал, что больше не буду принуждать тебя к этому, но…

— Ничего.

— Нет, чего! Я обещал, я клялся твоей матери, что защищу вас. Она была отличная, прекрасная женщина. Хоть и, конечно, огненная… Характер у нее был дай боже… Но все равно, я обещал ей, что буду тебя защищать. И что я в итоге сделал с тобой? Тебе же и семнадцати еще нет, а ты уже…

Речь Дивочака скомкалась в пьяное бульканье; в глазах заблестели огромные слезы. Вот он, самый лучший момент! Шарка стала судорожно подбирать слова: «Если тебе так дорого обещание, данное моей матери, то отпусти меня. Дай мне жить нормальной жизнью вдали отсюда, с человеком, который меня полюбил и не даст в обиду. А за твою доброту возьми, пожалуйста, это…»

«Нет».

Рука с зажатым кольцом застыла в воздухе, не успев коснуться столешницы. Холод сковал мышцы и горло и вонзил когти в дико бьющееся сердце. То, что прервало ее внутренний голос, готовящий речь Дивочаку, не принадлежало Шарке. Это твердое, злое, металлическое «Нет» взялось из ниоткуда, не было звуком, не было ее мыслью. Шарка попыталась снова овладеть своей рукой. Ее пальцы готовы были разжаться и уронить кольцо на стол перед трактирщиком, но их снова остановил все тот же ледяной голос:

«Нет».

— Иди отдыхай, девочка, ты сама не своя. — Дивочак без всякой мысли взял ее кулак и покатал в своих липких ладонях. — И попробуй простить меня, старого дурака. Клянусь, такое больше никогда, никогда не повторится. Ты больше не будешь работать… так. В жопу этих панов, дворян и прочих. Ни-ког-да.

Шарка кивнула. Слова Дивочака ее не впечатлили — он заводил эту песню всякий раз, как напивался в одиночестве. Ее рука тем временем скользнула обратно в карман и выпустила кольцо, а в голове растекся туман — на сей раз не боли, а тупой пустоты, словно ее воля отделилась от разума и преследовала какой-то свой план. Девушка отвернулась от трактирщика и встала из-за стола.

«Что я делаю? А как же Душан? Как же мы уедем?» Но голос не откликнулся на ее вопросы.

«Я схожу с ума?»

В дверях Дивочак ее окликнул:

— Кстати… Не знаю, слышала ли ты, но тот пан… Он вел солдат на битву с Сиротками Яна Хроуста, ты поняла?

— Да, — отозвалась Шарка. — Он ведь кьенгар короля Редриха. Последний Хранитель Дара в мире.

— Теперь уж его величеству придется как-то без Дара… Его убили вчера в битве. Свортека, великого воина и колдуна. Убили…

Шарка ничего не ответила и поднялась в крошечную каморку прислуги. Она сама не заметила, как проделала этот путь и улеглась на заплечный мешок рядом с мирно сопевшим Дэйном, уже одетым в походный костюм с чужого плеча. Она не спала, но ни о чем не думала и ничего не чувствовала. Лишь, как в бреду, стояло перед ее внутренним взором усталое бледное лицо — еще не старое, уже не молодое, не злое и не добродушное, не такое, как у жителей городишка Тхоршицы, не человеческое…

На рассвете Душан к воротам не явился.