Слушай, что скажет река

Мария Линде, 2019

Аста ищет брата, исчезнувшего пятнадцать лет назад. Уже отчаявшись найти его в родном Риттерсхайме, она случайно набредает на город Арнэльм, которого нет на карте. Здесь дома парят в воздухе, а река разговаривает с людьми, стоит только прислушаться. Неожиданная встреча с арнэльмцами – историком Тео, его внуком Лином и кузнецом Свеном – открывает Асте путь за границы привычного мира, где ей предстоит найти ответы на свои вопросы и узнать много нового. Например, из чего сделаны парящие дома? Зачем лисам крылья? Почему ее новые друзья ведут себя порой крайне странно? И наконец – кто же вернет реке Сердце, украденное много лет назад?..

Глава 3

Протекло еще несколько дней, холодных и бесцветных, как талая вода. Солнце заглянуло в город ненадолго — проверить, как у него дела, и тут же снова скрылось за облаками. Протянулись ночи, сырые и одинокие, но уже заметно короткие, прошел нерешительный, робкий дождь, пошептался о чем-то с липами в городском саду. Всплакнул, задумавшись о былом, каменный ангел над Замковой площадью, уронил слезу с высоты своей колонны. Разлетелись прозрачные капли во все стороны, разбудили фонтаны у замка. Запела, заговорила вода, уставшая от молчания долгой зимой, потекли истории живым серебром… А люди всё спешили мимо, не глядя и не слыша, как будто совсем ничего особенного рядом не происходило.

А потом вдруг пришел май. Торопясь, на несколько дней раньше календарного срока — кому он нужен, этот календарь. Раскрасил небо розовым восходом, разлил в воздухе сладкое белое вино, пьянящее с первого глотка. Вышло солнце ему навстречу, улыбнулось — наконец-то пришел. Обрадовался город, вздохнул от избытка чувств, полетели по улицам стаи золотых пылинок. И звенела им вслед мелодия близкого лета. В это волшебное время, которое наступает лишь раз в году, Аста лежала в кровати с температурой. Пережитое потрясение и утренний холод сделали свое дело — вернувшись из Арнэльма, она в тот же день слегла с бронхитом. Впрочем, это оказалось даже кстати — можно было спокойно отлежаться дома и не ходить на работу. Глотая горькие таблетки жутковатого синего цвета, приторно сладкий сироп и липовый чай без сахара, она пыталась представить, какой будет дальше ее жизнь. Но в голову, которая и так раскалывалась от температуры, ничего хорошего не приходило.

Она не стала звонить родителям и рассказывать им о Томасе. Зачем? Они уже очень давно жили в своем собственном мире, столь же далеком и непонятном, как и Арнэльм. Для них эта новость все равно ничего не изменит.

Когда Асте исполнилось восемь, ее отец, а за ним и мама нашли утешение в религии. Это помогало им пережить потерю сына. Со временем весь мир — в том числе живущая в нем дочь — перестал их интересовать. Они все дальше уходили в глубины познания Вселенной, в жизнь общины и иногда уезжали на семинары и собрания, оставляя Асту одну. Получив эту странную свободу, граничащую с ненужностью, она потихоньку перебрала все вещи в комнате брата, перелистала его книги, но ничего не нашла, кроме символа в тетради по математике. Конечно, полиция его тоже видела, когда осматривала комнату, но никто не знал, что он значит.

Тогда у Асты и появилась мысль: вдруг Томас попал в какой-то другой мир и не может дать знать о себе. Когда она подрастет и сможет ходить куда захочет, она отправится на его поиски.

Конечно, Аста отправлялась, и не раз. Сначала со школьным проездным и бутербродом в рюкзаке, ориентируясь по старой карте города, которую мама купила, когда приехала поступать в университет. Позже — с телефоном, в который было занесено все, что удалось узнать на тот момент. Она исходила город вдоль и поперек, много раз была в гимназии, где учился Томас, на спортплощадках, на всех вокзалах и даже в таких местах, куда девушке в одиночку лучше не ходить. И каждый раз поиск почему-то заканчивался у того супермаркета. Где-то совсем рядом пахло рекой, и даже слышался иногда плеск волн в шуме городских улиц. Но дальше как будто вырастала невидимая стена. Почему она не могла раньше перейти эту границу? Впрочем, если бы даже и могла — слишком поздно. Опоздать на день или на много лет — уже без разницы.

Сейчас от жара не получалось даже уснуть. Аста часами смотрела National Geographic, бездумно наблюдая за красивыми видами дальних стран и дикими животными, а когда температура немного спала, спустилась в холл к почтовому ящику.

Почты набралось много. И среди узких белых конвертов, в которых обычно приходят счета и разные уведомления, нашелся один большой, рыжий. На нем, толстом и тяжелом, не было ни адреса, ни марки, только имя. Аста принесла его домой, распечатала, вынула фотографию в деревянной рамке — ту самую. Долго смотрела на нее, сидя на кровати. Потом походила по комнате, ища, куда бы поставить.

Рамка из необычного серого дерева с бледно-голубыми разводами не имела ни подставки, ни петель. Аста как раз примеряла ее к стене над столом, когда рамка выскользнула из рук и… повисла в воздухе. Аста осторожно потрогала ее, готовясь подхватить, чтобы не разбилась, потом подвигала вверх-вниз, в стороны, наклонила — рамка так и осталась висеть, будто опиралась не на воздух, а на твердую поверхность.

Забавно. Что ж, можно повесить фото над столом, и стены съемной квартиры долбить не надо — все равно она не умеет, а попросить некого. И еще стало грустно. Эта грусть хорошо знала все уголки ее сердца, а потому без труда пробралась в самую глубь.

Аста ждала эту посылку и надеялась найти в ней хоть какое-нибудь послание, вроде слов поддержки, или приглашения прийти, или чего-то в этом роде. И лучше от Лина — ведь это он доставил пакет. Но в конверте больше ничего не было.

Через три дня больничный закончился, и Аста продлила его, пожаловавшись врачу на слабость (лукавить не пришлось — она чувствовала себя совершенно разбитой). Но потом все-таки настал день, когда надо было выходить на работу.

* * *

То утро выдалось суматошным. То ли после болезни, то ли потому, что думала она совсем о другом, привычные действия заняли очень много времени. Уже собравшись и мельком глянув на часы (надо же, все-таки успела!), Аста остановилась перед зеркалом в прихожей.

Она всегда смотрелась в него перед уходом, проверяя, не торчит ли воротник и не остались ли на ногах домашние тапки. Сейчас же она увидела себя по-другому — будто постороннюю, незнакомую девушку: бледное лицо, сжатые в одну полоску губы, гладко причесанные светлые волосы. Строгая блузка, тонкая серебряная цепочка на шее, в правой руке сумка, левая стянута ремешком часов. Безупречная осанка, неброские цвета. Ничего лишнего. Ничего личного. Ничего, что делало бы ее живой.

Мобильник запищал, подсказывая, что надо спешить — через восемь минут придет поезд. Аста нашарила телефон в сумке, выключила таймер и снова посмотрела в зеркало.

Кто эта девушка, неужели это она? Всегда собранная, сильная, ответственная, отличница в школе, стипендиатка в университете, совмещающая учебу с подработкой и курсами английского. Сдающая работу в срок, неизменно готовая помочь коллегам. Привыкшая прятать немыслимую боль под вежливой улыбкой — годы упорного труда, с детства училась, а теперь могла бы давать мастер-классы. Сейчас она придет в офис, поздоровается, послушает, как все провели выходные, и, конечно, ответит, что ей уже лучше. Лучше, чем когда? Чем две недели назад, когда она еще надеялась, что ее брат жив? Коллеги ничего не знают и не спросят, грусть легко списать на погоду и авралы. Зачем вообще туда идти? Верстать каталоги, в очередной раз спорить с дизайнерами? Отвечать на письма, решать чужие проблемы? Ждать конца рабочего дня, чтобы наконец отправиться домой, захлопнуть дверь и никого не видеть?

Время, когда нужно было выходить, давно прошло, но Аста все стояла. Потом снова глянула на часы и как будто очнулась. Так: в сторону рефлексию! Если сейчас же выйти, она успеет на следующий поезд, и даже останется в запасе пятнадцать минут…

Чтобы стянуть с себя тесный деловой костюм, понадобилось меньше минуты. Еще две — чтобы надеть удобную футболку, джинсы и собрать тщательно уложенные волосы в высокий хвост. Следующие десять минут ушли на то, чтобы написать пару электронных писем начальству и внести в систему отпуск в счет переработок, которых с начала года накопилось прилично. И стало не важно, одобрят отпуск или нет, — все равно она сейчас пойдет не на работу, а совсем в другое место.

Захлопнув крышку ноутбука, Аста нашла в шкафу старый пестрый рюкзак, бросила в него ключи, кошелек, телефон и бутылку с водой. Надела кроссовки, подхватила куртку и выбежала за дверь.

Через сорок минут она уже шла по туннелю под Замковым парком. Всю дорогу ее не покидала решимость, а тут налетели сомнения, как стайка противных комаров. Что, если она сейчас ничего не увидит? Никакого другого города — просто стройка, пустырь, знакомые улицы. Что, если она больше не сможет попасть в Арнэльм, ведь в этот раз с ней нет проводника? Или все это было лишь температурным бредом — наверно, вот так и сходят с ума…

Туннель закончился, Аста вышла к стройке и неожиданно без труда вспомнила дорогу между бетонными коробками. Только сейчас она заметила, что весь путь отмечен все тем же символом, нарисованным на серых стенах черным масляным карандашом. Утро стояло ясное, дождя давно не было, и глина подсохла, да и вымазать старые кроссовки совсем не страшно.

Страшно другое. Что она придет сейчас — а ее там совсем не ждут. Что ей там вообще нужно, зачем она пришла? Посмотреть на город, который защищал ее брат? Еще раз увидеть Тео и Лина — непонятно зачем? Найти ответы? Нет, на самом деле все еще проще. На самом деле ей просто некуда больше идти.

У строительного мостика, переброшенного через неглубокий котлован, страх не попасть снова в Арнэльм развеялся. Отсюда уже виднелась главная улица города, река вдалеке — значит, все это по-прежнему существует и ей не приснилось. В ясную погоду стало заметно, что дома действительно парят над землей и к ним приставлены лесенки. Майское утро пахло росой и той особой цветочной сладостью, которая в крошечных лапках тружениц-пчел становится самым вкусным майским медом.

Вдруг стало очень спокойно и даже радостно. Словно после долгого путешествия она наконец-то вернулась домой.

Аста ступила на мостик, и тут что-то зажужжало над ухом. Не то крупный жук, не то оса. Она отмахнулась, но жужжание раздалось с другой стороны, потом сзади, потом со всех сторон. Перед глазами замелькали мигающие черные пятна. В ярком солнечном свете они казались дырами в пространстве, ведущими на темную изнанку, эти дыры все росли и росли, и скоро черная пелена застлала все вокруг. Аста сделала несколько шагов вперед, надеясь выйти из этого облака, вслепую нашла рукой перила. Потом что-то взорвалось рядом — будто лопнул воздушный шар, в голове зазвенело, по телу разлилось тепло, ноги сделались ватными. Она успела подумать, есть ли шанс, что с улицы кто-то ее заметит, и мир исчез во тьме.

* * *

…Лететь, лететь вперед, без оглядки — он уже не вернется туда, где видел последний рассвет. Дух без имени, тела и дома, сам не помнящий, кем он когда-то был… был ли? Или его сотворила за секунду до битвы чья-то рука или злая воля — чтобы потом, так же в одно мгновение, отобрать жизнь, отдать ее кому-то другому? Впрочем, этого он никогда не узнает.

Вот и город. Рыжие черепичные крыши, главная улица, площадь… Земля предков, отнятая чужаками. Найти бы свет, то сокровище света, о котором все говорят, — может, и не пришлось бы сейчас умирать… Но его ли это память? Или нашептывает кто? Вот ветер прошелся по крыше, застыл на самом краю, а потом нырнул в зеленое море листвы… Так странно, что можно видеть ветер, слышать запахи — горячей сдобы, свежей древесной стружки, речной прохлады… Видеть спокойную радость людей на площади — базарный день, светло, и всего вдосталь, скоро лето, ночи короткие… Ишь, копошатся, как муравьи. Не знают, что их ждет, да если бы и знали… Но сначала надо затаиться…

Тень, едва различимая в лучах майского солнца, спустилась с неба, бесшумно скользнула по мостовой и исчезла в сумрачном переулке.

* * *

Как же не хочется просыпаться! Так тепло и удобно лежать — как в детстве на пуховой перине у бабушки. Только ноги что-то придавило, ими едва можно пошевелить, но совсем не больно, а приятная такая тяжесть, и тепло от нее, как от грелки… Пальцы обеих рук утопают в чем-то мягком, и где-то совсем рядом шумят деревья, доносятся голоса, но слов не разобрать, да и неохота прислушиваться.

Аста открыла глаза. Она лежала на кровати у окна, в маленькой комнате с низким потолком, укрытая пестрым лоскутным одеялом. Поверх одеяла раскинулась Ирис, распластавшись на животе, и ее размашистые крылья занимали половину кровати. Заметив, что гостья проснулась, лиса подползла поближе к ее лицу, лизнула в подбородок и снова легла, устроив узкую морду на вытянутых лапах, но потом опять вскочила, навострив уши, — ее звериный слух первым уловил шаги за стеной. Через мгновение дверь открылась, и в комнату заглянул Тео. Увидев, что Аста не спит, он подошел к ней.

— Очнулась уже? А я думаю, дай проверю еще раз. Как ты себя чувствуешь?

Аста приподнялась на локтях, что заставило лису подвинуться с недовольством, а потом осторожно села на кровати, осмотрела себя, ощупала руками лицо, голову. Ничего не болело, только в голове была какая-то странная, звенящая пустота, а на лбу и висках ощущалась мятная прохлада. Пальцы от прикосновения к коже пахли травами.

— Нормально, — решила она наконец. — А что со мной случилось?

— Это дети. Дети нодийцев, — пояснил Тео, присаживаясь на край подоконника. — Они сами не могут приходить в Арнэльм — здесь их быстро изловят, и родители им запрещают, поэтому они шатаются по всей округе и пакостят. У старших учатся. Одна из их шалостей — черный туман. В нем не различаешь свет, и все чувства запутываются. Не смертельно, но приятного мало, а с непривычки может и с ног свалить. Похоже, они им тебя и атаковали. Увидели, наверно, что человек нездешний — наши-то их замечают… А нашла тебя она. — Тео потянулся к Ирис, погладил по голове — лиса прижала уши и зажмурилась от удовольствия. — Она их разогнала и вроде даже укусила одного. Правильно я рассказываю, Ирис?

Лиса оскалилась и зарычала.

— Ну-ну. — Тео потрепал ее по загривку. — Будет с них. Я мазь положил, она снимает головокружение, — продолжал он. — Вообще, я подумал сначала, что ты к Лину, у него к тебе было дело… Только не понял, почему он тебя одну отправил. Он уже знает, что ты здесь, скоро заглянет.

— Какое дело? — Значит, Лин все-таки вспомнил про нее.

— Это он лучше сам тебе расскажет. Они с Тайсой скоро придут.

…Вот так, будто снежком в лицо, играючи, — хотя, конечно, ничего удивительного.

— А-а-а, — протянула Аста, уже начиная догадываться, что к чему. — Тайса тоже отсюда?

— Да, это его невеста. Они собираются пожениться на летнее солнцестояние. У нас в это время много свадеб.

Вот оно что. Понятно. Тео еще рассказывал о местных обычаях — и, кажется, очень интересно, — но она не слушала. Ей вдруг снова стало грустно и одиноко. Лин ей понравился и поэтому хотелось снова его увидеть, а он, оказывается, уже занят. Вот так всегда…

— Ты полежи еще, отдохни, — сказал Тео, пока она думала, как бы сменить тему. — Мне нужно один текст дописать на завтрашний урок, а потом приготовим завтрак.

Аста удивилась:

— Разве еще утро?

По ее ощущениям, прошло уже очень много времени с тех пор, как она покинула свою квартиру. Хотя в этом странном месте сложно рассчитывать на что-то привычное.

Тео рассмеялся:

— У нас когда завтрак — тогда и утро. Подожди немного, и все устроим.

Он ушел.

Аста снова легла в постель, укрылась одеялом до подбородка. За окном светило солнце, но в комнате на теневой стороне дома было прохладно (конечно, парящий дом можно повернуть в любую сторону, но к этому не сразу привыкаешь).

Лежать под лисой было тепло и уютно, так что даже двигаться не хотелось — силы после болезни еще не восстановились. Аста обняла Ирис за шею обеими руками, уткнулась лицом в шелковистый мех и прошептала в чуткое лисье ухо:

— Ничего не понимаю. Но, может, и не нужно?

Ирис зевнула во всю пасть и положила голову ей на плечо, всем своим видом показывая, что понимать совсем не обязательно — достаточно найти место, где тебе хорошо, но скоро сама соскочила с кровати, принюхалась и пошла к двери. Кого-кого, а ее обещанный завтрак очень даже интересовал, и не важно, в какое время.

Аста встала, оправила на себе одежду, пригладила волосы. Видок тот еще, конечно. На ней были все те же джинсы и футболка, измятая после долгого лежания в постели, но что поделаешь, взять запасные вещи она не подумала.

Вслед за лисой она вышла из комнаты и спустилась по узкой деревянной лестнице в кухню.

Тео жарил блины. Стоял у плиты в вылинявшем полосатом фартуке: в одной руке — сковорода, в другой — половник с тестом. Пахло ванилью, сливками и еще чем-то домашним и умопомрачительно вкусным.

— Вам чем-нибудь помочь? — Аста подошла поближе.

— Не надо пока, спасибо. — Дед вылил тесто на сковородку, дал ему растечься, поставил на раскаленный кусок каменной плитки. — Присаживайся, развлечешь меня светской беседой.

Аста присела на резной табурет (сначала взявшись за него обеими руками — вдруг сбежит). Осмотрелась вокруг, думая, о чем бы спросить первым делом, — странности на каждом шагу. Вот хотя бы печка. И не печка совсем — квадратная каменная плита на столе, черная, вроде базальта, а на ней четыре круглые плитки поменьше — и та, что под сковородой, горит огненным светом. Видно, что горячая — не притронешься, но ни проводов, ни газового баллона рядом не видно. Но как? Или вот…

Тут она заметила, что Ирис, заглянувшая было в кухню, тут же убежала по каким-то своим делам, и спросила полушепотом:

— Скажите, а Ирис… она правда летает? В смысле, как птица?

— Только птица летает как птица. — Тео снял сковороду с плиты, наклонил — готовый блин съехал на тарелку, где уже высилась горка таких же, тонких и румяных. — Каждое крылатое существо летает по-своему, потому что крылья — продолжение не только тела, но и духа. Но Ирис действительно может летать. В небо, конечно, не поднимется — вес не тот. И конструкция. — Тут он тоже понизил голос и даже оглянулся на дверь — видно, чтобы не ранить лисьих чувств. — Но с горки на горку перелетит, особенно если хорошо разбежится. Еще она лазит по крышам, как кошка, когда охотится, — и, конечно, упасть не боится.

— Здесь все лисы крылатые?

— Нет, крылатые — очень редкий вид, их мало осталось. Они живут ближе к югу, к горам, где почти нет людей. Когда-то жили и во внешнем мире — в ваших лесах, но их там перебили из любопытства. А Ирис я нашел в походе три года назад, лисенком еще, — шерсть обгоревшая — видно, опять детки наших соседей развлекались. Она тогда очень ослабла от голода и болезни, но ее удалось выходить, теперь здесь живет. Хотя, бывает, уходит в лес на целые недели, а потом возвращается. С Тайсой еще в город бегает за компанию. Ну, нам так спокойнее. Ирис добрая, если ее не злить. Чужих не жалует.

Рассказывая, он испек еще три или четыре блина, и только тут Аста заметила, что он не переворачивает их на сковороде. Выливает тесто, печет несколько секунд и потом сразу на тарелку — а блин прожарен с обеих сторон. Что за дело?

Тео, заметив, что она зачарованно следит за его действиями, рассмеялся и объяснил, не дожидаясь вопроса:

— Это такая специальная блинная сковорода. Как она устроена, неясно, но есть легенда, как она появилась. Жил здесь будто бы, лет сто пятьдесят тому назад, один кузнец, который очень любил блины. И сыновей у него было то ли семь, то ли восемь, и тоже все блиноеды. И еще всяких друзей-приятелей целая куча, которые нет-нет да и забегут на чай, — жена у кузнеца на весь город славилась этими блинами. А на столько едоков пойди постой целый день у печи! Тогда она и говорит мужу: «Сделай мне такую сковороду, чтобы блины на ней пеклись быстро-быстро, да не подгорали, и чтобы их не переворачивать, а то я все пальцы уже обожгла…» Ну а кузнец был любитель своего дела, ему лишь бы задачу позаковыристее. Три недели думал, работал в своей мастерской — и сделал своей жене такую сковороду, на которой блины сразу с двух сторон пекутся. А секрет передал своим ученикам, и с того времени появились у здешних людей такие сковородки. Как их кузнецы делают, никто не знает, да я бы и не дознавался. Я считаю, что чудеса понимать не обязательно — достаточно им радоваться от души.

Как будто ответ на недавние мысли Асты… Она задумалась, а Тео спросил:

— Да, ты же так и не сказала, зачем к нам зашла. В гости? Или так, прогуляться?

— Почти. Вообще, я… как бы… — Ладно, чего уж тут придумывать. — Я хотела бы пожить здесь немного, увидеть город поближе, может, чем-то помочь. — И добавила поспешно: — Конечно, я буду работать. Я много чего могу, у меня в школе и студенчестве было много разных работ.

— Да? — Тео явно заинтересовался. — А кем ты сейчас работаешь?

— Верстальщиком в одном издательстве. Мы выпускаем книги для путешественников, каталоги, карты, ну и всякое разное. Иногда текст корректирую, когда у нас совсем рук не хватает, дизайн, бывает, правлю… В общем, всего понемножку. Такая совсем не героическая профессия…

— Ну, это как посмотреть. Первые книгопечатники были настоящими героями. Некоторые из них поплатились жизнью за свои книги, но не отказались от них. А насчет остаться здесь… Хм…

Аста ждала ответа, рассматривая деревянную столешницу — темные разводы на светлом создавали причудливые узоры. Интересно, что это за порода, — похожа на ту, из которой сделана рамка для фото, но другого цвета. Хотя… Может, и правда не обязательно все понимать…

— Надо поговорить с Беатрис, — решил наконец историк. — Это наша сеньора, она здесь главная — как у вас бургомистр. И с Арной еще… Что она скажет.

Произнес он это без особого восторга, скорее как будто из вежливости. Аста расстроилась.

— Ты пойми меня правильно, — спохватился Тео, заметив, что она опустила голову. — Я очень рад тебя видеть, я думал о тебе. И Лин с Тайсой будут рады, ну а Ирис так больше всех — она не любит чужих, но ты ей понравилась. Просто… это не самое безопасное место в округе. Арнэльм — красивый город, и люди здесь хорошие, но мы каждую минуту не знаем, чего ждать. Еще и… А хотя это лучше Лин расскажет, когда придет. Кстати, вот и он!

* * *

С улицы послышались шаги, потом знакомые голоса из прихожей, и на пороге кухни появились Лин и Тайса, а вслед за ними — Ирис. Аста встала, шагнула навстречу гостям.

— Привет, героиня, — сказал Лин весело. — Жива? Ну ты что, предупредила б хотя бы…

— Как будто мне кто-то оставил контакты. Я только дорогу и запомнила.

— В кафе бы зашла, мы бы тебя провели. Днем тут более или менее безопасно, но, видишь, всякое бывает. Хорошо, что обошлось…

Аста хотела спросить, что у него к ней за дело, но Лин уже переключился на Тео, стал ему рассказывать о каких-то городских новостях, понятных только местным.

Тайса тронула ее за рукав.

— Ты как?

Аста никогда не умела вести беседы с малознакомыми людьми. Пошутила неуверенно:

— Думаю, блины вашего деда все поправят.

— Это да, это он умеет. — Тайса по-хозяйски заглянула в чайник, поставила его на плиту. — Ух, я голодная! Мы все утро провели в военной школе, а потом про тебя услышали — и сразу сюда.

— Вы оба учитесь в военной школе? — Ого, в этом городе даже женщины все героические, настоящие валькирии, — и что она тут забыла?..

— Я не учусь, — ответила Тайса просто. — Я только прошла общую подготовку в старших классах — женщины не обязаны, но почти все проходят. А Лин там преподает — он один из инструкторов, обучает новобранцев. И начальник обороны Арнэльма. — В ее голосе явно послышались нотки гордости. — А я просто ему помогаю со списками и всякими мелочами, иначе совсем бы не виделись — работы куча…

Хорошо, что Аста не пошла пару лет назад в издательство любовных романов — там была вакансия. Напридумывала бы себе уже всякого. Суровый герой и его верная подруга — безнадежный вариант для кого-то третьего. Аста поймала себя на том, что завидует Тайсе, и тут же устыдилась этого чувства.

Тайса тем временем одной рукой подхватила стопку тарелок, которые Тео выставил на стол, другой, тонкими длинными пальцами, — четыре чашки.

— Аста, возьми, пожалуйста, приборы.

И упорхнула в гостиную, а за ней потянулись и остальные — Тео с тарелкой, на которой высилась целая башня из блинов, и Лин с чайником.

Какие приборы? Наверно, не измерительные, — соображать пока трудно из-за этого тумана, вот же гадость. Аста осмотрелась, заглянула в пару ящиков и шкафов. Там было полно всякой всячины — стеклянные и жестяные банки с чаем, кофе, травами и специями, разноцветные формочки для печенья, тарелки, чашки, кухонные весы… Но никаких ложек и вилок. Только на столе у плиты стоял небольшой деревянный ящик, выстланный полотенцем, в котором катались десятка два абсолютно одинаковых гладких металлических шарика. Это еще тут зачем? Игра, может, какая-то?

Она собралась было бежать в гостиную, спросить, — и в дверях столкнулась с Лином, который что-то бормотал себе под нос. Аста отскочила, будто обожглась, чувствуя, как щеки заливаются румянцем.

— Я говорю, варенье в нашем деле — самое главное. — Лин посмотрел на нее внимательно, даже настороженно, потом принялся выставлять на медный поднос банки с разноцветными джемами и консервированными фруктами. — Сахар помогает думать — правда, не всегда так, как надо. Ты что ищешь?

— Приборы. Ложки и вилки, — зачем-то объяснила она и смутилась еще больше.

— А-а. — Лин подхватил поднос, кивнул на непонятный ящик. — Извини, мы тут уже так привыкли, что не объясняем очевидное. Бери вот эти шарики, сейчас фокус покажу.

Когда все сели за стол (который складывался, прячась в стене, когда не нужен, — не волшебство, конечно, но хорошая находка для маленькой гостиной), каждый взял по шарику. В руках у Тайсы, Тео и Лина они сразу превратились в тонкие изящные вилки. Потом из других кусочков металла точно так же появились ножи и чайные ложки. Совершенно растерянная, Аста тоже взяла один шарик, но, сколько ни вертела его в руках, он оставался таким же круглым и гладким, как будто никогда не был ничем иным.

Заметив ее замешательство, Тео отдал ей свои приборы, а себе взял другие, объяснив мимоходом:

— Это меркáра, живой металл. Он может быть чем угодно, если задать ему форму, причем не словом и даже не мыслью, а чувством. Почувствуй, что тебе нужно — и он станет твоим инструментом.

— Эм-м-м… Понятно. — На самом деле, пока ничего не понятно. — Его можно превратить во что хочешь?

— В пределах разумного. И зависит от веса — примерно один к одному. То есть из такого шарика локомотив не получится, но вот ножницы, отвертка или нож — вполне. Тут еще такое дело: меркара запоминает форму. Она лучше всего работает, если настроена на предметы одного вида — кухонная утварь там, инструменты… И когда ее берешь, надо ясно представлять себе, чего хочешь. А то, если думал про одно, а сделать хотел другое, забавные вещи получаются.

— Точно. Раньше вот было сложно, когда мечами дрались. — Лин свернул намазанный абрикосовым вареньем блин в трубочку, из мелких отверстий выступили золотистые капли. — Возьмешь с собой в поход такой шарик — чудесно. Ножны и ремень не нужны, места почти не занимает, превратить можно во что угодно… Но в бою на секунду отвлекся, подумал про обед — и раз, а у тебя в руке уже не меч, а поварешка.

Все засмеялись, а Тайса спросила, хитро прищурясь:

— С тобой такое тоже случалось?

— Нет, к счастью. Я учился уже с кризантой, она всегда то, что есть.

Тут Аста вспомнила, как долго рассматривала оружие Томаса на его фотографии, гадая, что это такое. На правой руке у Лина был точно такой же браслет — восьмиконечный цветок из металла со сверкающими острыми лепестками. Тяжелый, наверно, но Лин не снял его даже на время еды — видимо, таковы правила. И такие же, как у Томаса на фото, круглые темные очки висели на шее, на кожаном ремешке. Аста немного поколебалась, потом спросила:

— Эта штука, кризанта… Что ей делают?

— Когда нужно драться, ее сдвигают на кисть. — Лин отвлекся от очередного блина, сдвинул браслет на костяшки пальцев, сжал кулак, помахал рукой — точным, хорошо отработанным движением.

— Ага. — Аста честно пыталась понять. — И что потом? Бьют, как кастетом? А очки зачем?

Лин поднял брови:

— Ого, какие у тебя познания в драках. Нет, тут все по-другому, просто…

Дед недовольно нахмурился.

— Так, давайте за столом без оружия, — сказал он внуку. — Хоть где-то от него отдых должен быть.

Лин спрятал браслет под рукав и шепнул Асте:

— Потом объясню.

Ирис крутилась тут же, у ног, задевая всех пушистым хвостом и крыльями, — но не навязчиво, как это иногда делают домашние животные, а так, что было даже приятно. Конечно, из каждых рук она получила лакомство, а наевшись, уселась неподалеку, наблюдая за людьми и утирая лапой блестящую от масла мордочку. Когда от блинной башни остался один фундамент, Тео сказал:

— Лин, у тебя вроде была к Асте какая-то просьба.

— Да. Видишь ли… Мы ищем сына Беатрис, нашей сеньоры. Он где-то в Риттерсхайме, но никто точно не знает где. Ему сейчас девятнадцать. Два года назад он ушел из дома во внешний мир и с тех пор тут не появлялся. Сложная семейная история… Но дело не в этом. Арна хочет его видеть. Он должен прийти к ней и послушать, что она скажет. А если не придет, то… Не знаю, что тогда будет, но просто так она ничего не требует. И наш город под ее защитой. Так что надо найти этого парня, и побыстрее, раз она сказала. Это очень важно.

— И ты хочешь, чтобы я его нашла?

— Я хочу попросить тебя помочь с поисками. Ты, как я понял, хорошо знаешь город и родилась там, правильно?

Аста кивнула.

— Ну вот. По последним сведениям, он поступил в какой-то университет. Но куда, на какую специальность — не знаю. У него есть внешний паспорт — его можно получить, но это сложная процедура, не буду вдаваться в детали… Но из-за него мы не знаем даже, под какой фамилией он там живет. Имя он вроде оставил свое.

— Как его зовут?

— Эрик. Невысокий, худой, светлые волосы… Дед, у тебя есть фото?

— Есть. Школьное, правда, со старших классов, но, думаю, он не сильно изменился.

— Хорошо… В общем, если ты подключишься к поиску, ты окажешь нам огромную помощь — не только мне и сеньоре, но и всему городу. Понимаю, мы и так у тебя в долгу, но… Сейчас любое содействие неоценимо.

— И что мне с ним делать, если найду?

— Ничего. Просто передай, что его здесь ждут: Арна ждет и мать. Остальное предоставь мне. Не бойся, он не опасен, насколько я знаю. Просто дурак.

— Иногда это хуже, — вздохнула Тайса.

Аста задумалась.

— В Риттерсхайме четыре университета, у каждого по два-три кампуса, — сказала она, вспоминая. — Мы готовим путеводитель для студентов, и когда рассчитывали, какой спрос, выяснили, что их там — около семидесяти тысяч человек. Тьма народу, даже если искать с именем и фотографией. Знать бы хоть примерно, на какой факультет он мог поступить? У него есть какие-нибудь… эм-м-м, склонности?

Лин усмехнулся:

— Из того, что я о нем знаю, он склонен создавать людям проблемы и требовать к себе особого отношения. Но, боюсь, нам эти сведения не помогут.

— Не очень. Но хотя бы что-нибудь? Я же не могу обыскать все факультеты. — Она повернулась к Тео. — Может быть, вы что-то помните? Если он здесь ходил в школу, то, значит, был на ваших уроках? Что его интересовало?

— Был, конечно, — подтвердил историк. — Но не помню, чтобы его что-то особенно интересовало, — учился он очень неохотно. Хотя… Ему не нравились наши парящие дома, и он несколько раз говорил, что построит себе обычный, на земле, и даже готов этому учиться, если бы преподавали. Вот! Может, архитектура и градостроительство? Но я не уверен, это давно было.

Хм… Архитектурных факультетов в Риттерсхайме всего два. Не факт, конечно, что они мыслят в верном направлении, но можно было бы с этого начать…

— Хорошо, — согласилась Аста. — Я попробую помочь. — И, не удержавшись, добавила: — Искать пропавших без вести — мое хобби…

…И еда сразу сделалась безвкусной, и солнечный день за окном будто померк, и незнакомый дом со всеми его странностями вдруг начал раздражать. Так, ладно, только спокойно. Только не плакать за столом — не для этого же они здесь собрались…

Тайса приобняла Асту за плечи, заметив, как заблестели ее глаза, и предложила:

— Пошли сейчас с нами прогуляемся? Мы тебе город покажем.

— С удовольствием, но я в таком виде…

Лин окинул ее взглядом и флегматично прокомментировал:

— Местных жителей сложно чем-то напугать.

Тайса посмотрела на него с укором, покачала головой.

— Я дам тебе платье, — сказала она Асте. — Я здесь недалеко живу, как раз по дороге. А потом пройдемся до площади и съедим по мороженому. Идет?

— Спасибо… Да, конечно. Пойдемте.

Тео решил остаться дома — у него было еще много дел, — и все помогли ему убрать со стола. Мыть приборы из живого металла оказалось очень просто. Когда ими не пользовались какое-то время, меркара теряла форму, так что оставалось только прополоскать шарики в мыльной воде, а потом в чистой и высыпать в ящик на полотенце. Асте это понравилось — она не любила мыть посуду. Похоже, арнэльмцы знают толк в чудесах. Многие вещи здесь не только удивительные сами по себе, но еще и полезные. Впрочем, честно ли ждать от каждого чуда пользы?..

Потом она ушла вместе с Тайсой и Лином, чтобы впервые, без спешки и в сопровождении своих новых друзей, увидеть Арнэльм.

* * *

…Солнце. Слишком яркий свет, ничего не видно. Впрочем, не надо видеть — весь путь отмечен внутри, в глубине сознания, и точно известно, что произойдет.

Когда-то давно они жили при солнце, радовались ему. Как все люди, устраивали праздники в его честь. Теперь солнце ненавистно, оно враг. Оно не прощает предательства — тех, кто променял его свет на силу ночи, на то, чтобы стать тенью. Свет безразличен, он светит всем без разбора — и правым, и виноватым, но все страдают по-разному… Так нечестно. Здесь все нечестно, в этом городе, — земля, незаконно отнятая, люди, живущие на ней, и река… Но река далеко, она не успеет потушить огонь.

Хорошо, что тень в тени неразличима. Вековые деревья укрыли ее от глаз людей, иногда проходивших по переулку. Ждать. Днем здесь много народу — идут в магазины, продают еду, посиделки устраивают… Ждать, пока соберется побольше людей. И тогда…