Лагерь ужасов

Мария Некрасова, 2013

Ехать в санаторий Влад Воробьев совсем не хотел. Засмеют же! Здоровый парень, и вдруг по санаториям раскатывает! Нет бы в спортивный лагерь отправили! Да и странные они все какие-то оказались там. Одна прозрачная санитарка чего стоит. А математичка, уверенная в том, что именно Влад поджег ее дом, хотя он и пальцем к нему не прикасался? Вот Влад и решил сбежать – обратно домой. Но вырваться оказалось не так-то просто…

Глава II

Местные

— Вот же неймется людям! Выловить бы по одному! — Кит сплюнул на песок розовую слюну и посмотрел на меня так, будто я во всем виноват. Видок у него был аховый: нос разбит, над глазом наливается здоровенная слива, на неделю как минимум. Кулаки ободраны, будто стену каменную лупил. — …Так ведь они только стадом ходят, бе-е! — Он показал язык в сторону поселка, где, скорее всего, и жили наши обидчики. И ведь приличный с виду поселок: аккуратные новые домики и целая улица навороченных таунхаусов. А сами — шпана шпаной, как в старых детских фильмах!

— Спорим, теперь не отвяжутся?! — ворчал Кит, загребая из реки водички с песком, чтобы отмыть руки. — Каждый день нас тут караулить будут, а может, и в лагерь явятся. А все ты!

Я умывался в реке и рассматривал свое помятое отражение: вроде ничего, отделался разбитой бровью. До Кита мне было далеко.

— Чего я-то? Сам не захотел никого с собой брать: «Да ну их, настучат еще!» Пошли бы большой компанией, фиг бы кто к нам привязался.

— Настучат! Помнишь, что в прошлый раз было?

В прошлый раз нас тут поймали тепленьких: Леха, воспитатель нашей группы, пошел купаться после отбоя и наткнулся на своих. На нас. Я думал, такие глупые ситуации бывают только в кино: непонятно, кто кого застукал. И если бы один придурок (Сашкой звать) не побежал к Лехе первым и не начал оправдываться, то все бы обошлось. Но что сделано, то сделано: нагоняй с донесением родителям получили все, а кое-кто чуть не вылетел из лагеря, потому что попался не в первый раз.

Кит приложил к больному глазу камешек из реки:

— Теплый, черт… Теперь точно стукнут! Над нами пол-лагеря хохотало. — Он кивнул на решетчатый забор в паре сотен метров от нас. Между лагерем и берегом реки — ни куста, ни деревца. Через голое скошенное поле было прекрасно видно, как на заборе висит малышня и, кажется, горячо обсуждает постыдно короткую драку между нами и местными, которую только что видели. Надеюсь, они хотя бы болели за нас.

Пересчитывать раны, когда на тебя пялятся, было неуютно, как будто ты случайно уселся в праздничный торт на сотню человек и подвернул ножку. Обычно мы сбегаем купаться под откос, дальше по берегу, то место от забора не видно. Но в этот раз местные пришли к реке раньше нашего… Долго рассказывать. Мы сидели на берегу напротив самого лагеря, как на ладони. Битые и злые.

— Ну и пусть! — Я поднял камешек, демонстративно швырнул в сторону забора и, конечно, не добросил. — Нам-то что? Домой все равно не выгонят. Сколько там, говоришь, путевки стоили?

— Да не, я так. — Кит опять потрогал заплывающий глаз. — Сходили окунулись! — Он загоготал так противно, что я понял: расстроился.

Я в детстве думал, что «местные» — это ругательство. Приедешь в лагерь, тебе сразу: «За территорию не ходи, местные побьют»; а если в лагере пропадет или сломается что-то ценное, говорят: «Местные балуют». Мы с Китом каждое лето куда-нибудь ездим, у него отец торгует путевками в детские лагеря… И везде эти местные! Мне кажется, они специально селятся рядом с лагерями, чтобы всех там доставать.

— Давай, — говорю, — хоть стекла им побьем для острастки. А то ведь правда не отвяжутся. Узнаем, где живут…

— Я видел дом! — Кит вскочил, сверкая опухшей своей физиономией, и выставил вперед скрюченный палец. — Вон туда они побежали к убогой избушке. Она небось заброшена давно, вот они там и кучкуются! Набирай камней! — Сам присел и поспешно стал собирать камни в снятую майку.

Убогий бревенчатый домик стоял чуть на отшибе, как будто сторонясь раскрашенных новеньких избушек и таунхаусов. На их фоне он и правда здорово выделялся, как будто забыли снести. Но вид имел вполне жилой: занавески на окнах, в огороде парник и какая-то ботва…

— Ты уверен?

— Точно тебе говорю, туда они побежали!

К нам домишко был ближе всех, и к лагерю — тоже, удирать будет удобно. Я набил карманы камушками и побежал за Китом, который уже хромал по песку вершить правосудие. Камень в окно — и бегом. Ой, а как он побежит, хромой-то?

— Погоди! — кричу. — Давай хоть велики в лагере возьмем, у тебя нога!

Кит только отмахнулся и прибавил скорости, как будто показывая, что нога ему не помеха. А я уже засомневался в своей идее. Вот всегда так: сперва ляпну, а потом жалею.

— Да подожди ты! Слушай, ну не все же они в одном доме живут?!

— Не дрейфь, Котяра, будешь толстый и красивый. Какая тебе разница? Проучим одного, другим неповадно будет. Я видел, как они бежали сюда, а кто из них тут живет, не все ли равно?

На «толстого и красивого» я обиделся, потому что я и есть толстый и красивый. У каждого свои недостатки, что ж теперь, всякий раз напоминать?! Но момент был неподходящий для ссоры, так что пришлось обижаться молча.

Я пощупал камни в кармане. Чем ближе мы подходили к злополучному дому, тем больше я сомневался: стоит ли? Вот кто тянул меня за язык? На заборе лагеря висела мелкота, предвкушая зрелище, точно ведь стукнут! Но Кита было уже не остановить. Он вприпрыжку прибежал к щербатому дощатому забору, раздраженно оглянулся: «Ну где ты?» — и присел, как будто его так не видно из дома.

Окна были наглухо зашторены, но в заборе не было половины досок. Если бы эти в доме захотели, они бы нас увидели. Но к окнам пока никто не подходил.

— Тщ! — Кит потянул меня за майку, заставляя пригнуться. — Обходи с той стороны, а я здесь. Бросим камни одновременно, чтобы сразу с двух сторон зазвенело. Ух они забегают! — Он побрякал камнями в майке и выбрал один. — Иди уже!

Я послушно пополз вдоль забора на другую сторону и вполз прямехонько в заросли репейника. Укрытие было хорошее, я присел и раздвинул лопухи, ожидая команды.

— Давай! — Кит махнул рукой, и тотчас послышался звон. Надо же, сразу попал! Я швырнул один камень не глядя (мимо), полез за вторым и тут в доме хлопнула входная дверь.

На порог вышла женщина. Платок на ней закрывал пол-лица так, что возраста не разберешь. Она рассеянно уставилась прямо на меня, но, кажется, не видела. Губы ее шевелились, но я не слышал ни воплей, ни ругательств, будто она сама с собой разговаривала или напевала. А где все? Ну эти, которые, Кит говорил, побежали в этот дом?

С другой стороны дома послышался такой топот Кита, что я сразу очнулся и решил, что пора удирать. Кинул второй камень наугад, услышал, как со звоном посыпались стекла. Вскочил, оставив репейнику хороший клок своих волос, и рванул к лагерю. А тех, местных, в доме-то и не было! Хотя, может, просто не захотели выходить. Женщина что-то крикнула мне вслед, но кто же прислушивается к проклятьям в спину!

Я бежал к забору и думал, что меня она точно запомнит и точно в лагерь явится искать. Шевелюра у меня приметная: белобрысая, а сейчас на солнышке выгорела — вообще седой стала. Запомнит! Как пить дать, запомнит! Из-за моего дурацкого языка мы с Китом можем запросто уехать домой раньше срока, сколько бы там ни стоили путевки. Вот всегда я так! На днях Егору сказал, что он придурок, прям при его бабушке. Узнал много новых ругательств, а подзатыльник получил такой, что до сих пор голова гудит. Трудно жить балаболам. Но весело!

Мелочи у забора уже не было, похоже, все ушли на обед. Сейчас и нас хватятся! А Кит, кажется, еще не пришел. Странно, он же убежал вперед меня… Я потихоньку шел вдоль забора к перелеску, наверняка Кит ждет меня там, чтобы не светиться в скошенном поле.

У деревьев меня окликнули.

— Наконец-то! А то мы ждем-ждем, неудобно вас как-то по одному лупить. И так много чести! — Между березами стоял долговязый парень, в спортивной куртке на голый торс и девчоночьих красных кедах. Из-за этих кед я его и запомнил, а то лица у всех местных какие-то одинаково сизые, не различишь.

За спиной у «кед» стоял парень в тельняшке и двое мелких без особых примет. Мне даже весело стало: надо же, подкрепление вызвали: полчаса назад мелкий в этой компании был только один. Напротив, ко мне спиной, стоял Кит и теребил в руке камешек.

— Вы что это хулиганите, стекла вздумали бить в чужом поселке? — «Кеды» некрасиво сплюнул под ноги и вопросительно уставился на Кита.

— А что, дует? — спрашиваю.

— Я те ща дуну! — Парень в тельняшке рванул на меня с кулаками, но «Кеды» его удержали.

— Погоди ты, не горячись! Просто интересно, чем люди думали…

— А ты чем думал, когда на берегу пристал? — проворчал Кит и слета получил от «буйной тельняшки». Конечно, дал сдачи, конечно, получил еще. «Кеды» и мелкие сначала пытались разнять, но, кажется, специально зацепили меня по носу, и кулаки мои среагировали сами.

Дальше плохо помню. Я врезал разок «Кедам», а потом пытался достать мелких, пока затылок мой не встретился с землей. В небе закружились верхушки деревьев, по лицу неловко мазнула чья-то нога, «Кеды» сказал: «Хватит», — и мы с Китом опять остались пересчитывать раны. Еще одна короткая бесславная драка. Вторая за час, причем с теми же самыми.

— Не, ну ты видел? — Кит присел на корточки, опершись на ствол спиной. Его глаз, подбитый на берегу, заплыл окончательно, разбитые кулаки опять закровили. Вид был жутковатый, Лехе на глаза лучше не попадаться.

— Просто им скучно жить в деревне, вот они и цепляются к городским.

— Да ну! — Кит потрогал подбитый глаз. — Давай, что ли, ребят из лагеря соберем…

— Стенка на стенку? Нас тогда точно выгонят. Если в драке не убьют.

— Вот они где! Вас весь лагерь ищет! — Сашка подкрался, как тот капец. Он стоял по другую сторону забора и старательно вдавливал свою физиономию между прутьями.

— Тебе чего? — Кит повернулся к нему лицом, и Сашка отпрянул. Я бы тоже отпрянул.

— Ой! Никита, кто тебя, а? — Сашка даже оглянулся, будто опасаясь, что Китов обидчик еще где-то прячется и вот-вот выскочит, чтобы Сашке тоже досталось.

— Не бойся, — говорю. — Они уже ушли.

Кит раздраженно зыркнул на него, неужто хочет отыграться на Сашке?!

— Кто надо. Чего хотел?

Сашка поймал его взгляд и на всякий случай отошел от забора:

— Так, в столовку идите. Только потихоньку, как будто вы там и были. Вас уже ищут все… Ну Никит, правда, кто? Вась, хоть ты скажи!

Я промолчал, потому что я не «хоть».

— Будешь много знать, такой же красивый будешь. Пошли. — Последнее Кит бросил мне и полез прямо через забор.

Лагерь как будто вымер. Никто не носился по дорожкам туда-сюда, малышня не выскакивала из кустов с брызгалками, на баскетбольной площадке не стучал мяч, даже на стадионе никого не было. Ну и что, что время обеда! Обед — дело добровольное, и совсем не такое, чтобы обезлюдел весь лагерь. Мы брели к столовке, а я ловил себя на дурацком страхе: сейчас зайдем, а там — никого.

У самой столовки все-таки нашлись два живых человека. Они ревели в голос, изредка обмениваясь короткими тумаками с расстояния вытянутой ноги. Я прибавил шагу, потому что один из них явно был Егор. Приметный парень, здоровенный, выше и шире даже нашего физрука. То, что он выл, как малявка рядом с ним, и гримасы корчил такие же, могло означать только одно…

— Вот ведь злобный карлик! — прошипел Кит и рванул бегом. Странно, что на рев еще не сбежались воспитатели, значит, мы успели к самому началу. Вечно мелкоте неймется!

Кит подскочил к парочке первым и тряхнул малявку за шиворот:

— Так! Быстро отдал ему банку!

При слове «банка» Егор нервно обернулся и вопросительно глянул на нас типа: «Где?» Отчего-то мне всегда неловко смотреть ему в глаза. Я быстро уставился на мелкого, будто он меня очень интересует.

— Уже! — Мелкий всхлипнул и поднял физиономию, украшенную здоровенным фингалом.

— Черт… Где болит, говори. Руки-ноги гнутся? Пошевели пальцами…

Мелкий опасливо косился на Кита, украшенного синяками, но сопротивления не оказывал. Только всхлипывал, размазывая по лицу грязь, похоже, Егор успел его и в земле повалять.

— Тебя мама учила не связываться с придурками? — спрашиваю.

Егор не расслышал меня, потому что опять заревел, как сто бизонов, а малолетка неоригинально ляпнул:

— Я пошутил.

— Ну и дурак. — Кит подтолкнул его в спину. — Получил, пойдем теперь к медсестре сдаваться. Только быстро.

— Я сам. — Мелкий вырвался и дал стрекача, будто боялся, что Егор или мы побежим догонять. Бежал он в правильном направлении, так что все нормально.

Егор стоял к нам спиной и выл, прижимая к себе пакет с драгоценными своими банками. Обычными металлическими из-под всякой там кока-колы. Они у него всегда с собой в этом замусоленном пакете с порванной ручкой, завязанной узлом. Егор даже спит, говорят, с пакетом в обнимку. Что с него, дурачка, взять! Где он эти банки находит в лагере, который день и ночь убирают тучные стада техничек, — загадка. Подозреваю, что он так и приехал со своим пакетом. Однажды, когда мы пошли купаться с его группой, Егор чуть не погиб из-за такой вот банки. Увидел на дне и пытался достать, пока трусы за корягу не зацепились. Ревел потом, потому что так и не достал. Уходить не хотел, еле уволокли.

Киту нравится думать, что Егор эти банки сдает. Так хоть какая-то польза есть, а значит — и какая-то логика в Егоркином поведении. Но это все Китовый трусливый оптимизм. Мне, может, тоже хочется думать, что все инвалиды в метро вечером расправляют подогнутые ноги и едут домой ужинать. А вот чтобы Егор добровольно отдал кому-то банку, даже за деньги, я себе не представляю. Это не заработок, это страсть. Ненормальная, больная, как все страсти. Только еще и дурацкая. Так-то Егор хороший парень, добрый, если святое не трогать. Но угадайте, какое любимое развлечение у малышни в лагере и за что получил конкретно тот пацан?

— Злобный карлик! — Кит сплюнул мелкому вслед, а Егор успокоился, как по команде, и разулыбался нам:

— Вы купались?

— А? Черт, волосы-то мокрые! — Кит зло потянул себя за челку и выжал на нос пару капель.

— Нет, — говорю. — Вспотели просто, бегали. В столовку с нами пойдешь?

Егор покачал головой и ушел, брякая своими банками. Призывать его к порядку, говорить: «Думай иногда, кого бьешь», — было бы глупо. Егор старше нас, а читает по слогам.

Кит толкнул дверь, и я не услышал привычного столовского гвалта, но удивиться не успел, вошел. Все были здесь. Несколько сотен человек сидели за столами — не стучали ложками, не болтали, как все нормальные люди, а, кажется, пялились на нас. Кит, ничего не замечая, уже шел к нашему столу, а я так и застрял в дверях, неудобно, когда на тебя все смотрят. Я уставился в ответ поверх голов типа: «Че пялитесь!» — а сам слушал Китовы шаги, такая была тишина. Но кто-то в конце концов стукнул ложкой, кто-то разочарованно брякнул: «Живые». Мне стало смешно, я захихикал, кто-то подхватил, и столовка тут же наполнилась нормальными человеческими звуками вместо этой похоронной тишины.

У нашего стола Кита уже отчитывал Леха. Меня увидел:

— И тебя касается! Поедите — сразу ко мне. Пока без вещей. Родителям долго за вами ехать, успеете собраться.

— Леш, да ты что! Мы только на минутку вышли!..

— Я все сказал. Жду. — И ушел с таким видом, будто у него дел много.

— Остынет! — подмигнул мне Кит и пододвинул поднос с обедом. — Держи, я тебе уже взял. Здесь, говорят, в первую смену кто-то пропал, вот все и стали параноиками. Будем ныть, что вышли на минутку за улетевшим мячом. Простит, он отходчивый.

— А вы что, у забора в футбол играли? — Только сейчас я заметил Сашку. Этот балбес сидел прямо рядом со мной и пальцами выуживал ягоды из компота.

— Да! — Мы рявкнули это хором с Китом, потому что нечего всяким Сашкам правду знать.

— А подрались-то с кем?

— Между собой. Понял?

— Так бы и сказали. А то Леха весь лагерь на уши поднял, меня вот послал вас искать… В ту смену в нашей группе, и правда, двое мальчишек пропало. Одного нашли потом мертвого.

Сашку мы уже не слушали. Кит вдохновенно налегал на картошку, а я ковырялся в тарелке и думал, что домой не хочу. Не наотдыхался еще. Мне и здесь неплохо. Есть, конечно, свои минусы. К речке, вот, приходится сбегать, потому что режимом предусмотрено два купания в неделю, да и на те Леху не уговоришь. Этот человек будет счастлив тогда, когда мы все разляжемся по кроватям и заткнемся. И чтоб до конца смены! Думаю, он бы и еду нам в постель приносил, лишь бы не рыпались никуда. Когда его нанимали воспитателем, похоже, не предупредили, что работать придется в детском лагере, а не в доме престарелых. Вот он и злится.

–…А живот у него был вспорот очень странно: ни на зубы, ни на нож не похоже, а как будто руками рвали. Все кишки…

— Фу! Че за столом рассказываешь?! — Я залепил Сашке подзатыльник и локтем опрокинул тарелку. Красная лужа борща стекала со стола мне на штаны. Вот и поели.

— Псих! Дуй за тряпкой давай! Я правду говорю, а ты дерешься!

— Сам знаю, куда мне дуть! Поговори еще!

Кит изумленно уставился на нас обоих: он, похоже, и про кишки не слышал, был занят своими мыслями. Я, конечно, пошел за тряпкой, выслушивая в спину, какой я псих. А когда вернулся, застольная беседа о трупах была в разгаре.

— Ты видел? Ну, кишки, живот вспоротый, что там еще… Ты же здесь вроде с первой смены кукуешь. Должен был видеть!

— Нет, — насупился Сашка. Кит пожал плечами, о чем, мол, тут говорить, и занялся своей картошкой.

— Но мне Леха сам рассказывал! — не сдавался Сашка. — Он врать не будет!

Мне даже смешно стало.

— Он, — говорю, — чтобы ты за территорию не ходил, и не такое соврет. Погоди, сейчас послушаем, что он для нас с Китом придумал. Я тебе перескажу, вместе посмеемся.

Сашка надулся, а я вытер стол, отнес тряпку, сел и стал ждать Кита. Есть больше не хотелось, не люблю, когда мне за столом про кишки рассказывают.

— А что ж тогда вторую смену собрали и лагерь не закрыли? — Похоже, Кит просто дразнил наивного Сашку.

— Так поймали одного. — Сашка тут же забыл, что надулся, и с удовольствием продолжил: — Из местных. Только он еще до суда в камере повесился. Потому что не виноват.

— Не виноват, так чего бояться?

— Много ты понимаешь! Тело второго мальчика не нашли. Убийца бы не забыл, куда спрятал. А самое главное, я слышал: человек не мог нанести такие раны. Да и зверь…

— А кто ж тогда? И что в тех ранах особенного?

— Не знаю, но…

— Не знаешь, не говори!

— Только парень умер не от ран, а от испуга.

— Кишки наружу, а умер от испуга? — влез Клязьма. — Я б от такого испуга…

— Дурак! Раны уже потом нанесли, а помер он целехоньким.

— Откуда знаешь? На вскрытии был?

— Рассказывали. — Сашка пробормотал так жалобно, что мы засмеялись.

Я тогда подумал, что это очередная лагерная страшилка. Этакий детский фольклор, в котором правда, может, и есть, но весьма в умеренном количестве. Мальчики, может, и пропали, но нашлись, например, где-нибудь в автобусе по дороге домой. А Киту было интересно:

— И кто, по-твоему, его так напугал?

Сашка сразу сделал серьезное лицо и выдал:

— Думаю, это какая-то потусторонняя сущность!

— Красная рука! — крикнул Клязьма (все-таки за общим столом никуда не деться. Все тебя слышат и всегда готовы поддержать разговор). Мы заржали, но Кит неожиданно нас одернул:

— Погодите вы! Мне ведь отец тоже что-то такое рассказывал про эти места. Я сам не верил, но когда вторую историю подряд слышишь про один и тот же лагерь…

Даже я навострил уши. Кит ничего такого не говорил, когда мы сюда уезжали.

— Так вот, один парень стоял у корпуса администрации… Высоченный стеклянный корпус, я специально проверил на днях, там до сих пор окно не вставили…

— Разбилось?

— Ага. Причем как будто само изнутри. Во всяком случае, те, кто был в здании, признаваться не спешат. И осколок, значит, рухнул прямо на того парня. Шейные позвонки ему перебил, почти обезглавил.

— Как это, почти?

— Голова на одном куске кожи болталась, шеи уже не было толком. И знаете, что самое интересное? В метре от того места, где все произошло, под дерном нашли прикопанного глиняного человечка. Без головы.

Я отодвинул стакан с компотом: теперь уже и пить не хотелось. Санек тоже вынул из стакана мокрые пальцы и даже не облизал:

— Магия вуду? Здесь, в лагере?

— Я тоже не очень верю, — пожал плечами Кит. — Может, совпадение. Мало ли по лагерю всяких глиняных поделок раскидано без рук — без ног. Только стекла в том окне до сих пор нет, можешь проверить. И поделка, говорят, была особенная. У нее были приклеенные волосы, очень похожие на волосы того парня…

— Да ну, фигня! — Клязьма встал и демонстративно начал собирать тарелки, он дежурил сегодня. — Это древняя магия рабов. Ты хоть одного негра в поселке видел?

Мне стало смешно, а Кит, похоже, оскорбился. Сашка встал на защиту:

— Ну и что! Все магии древние, и у всех есть первооткрыватели, что с того? Теперь их используют все, кому не лень, и необязательно негры. Вон в битве экстрасенсов…

— Уймись! — цыкнул Кит. — Хотя Клязьма правда ерунду говорил. При чем здесь негры?

— А ты ту куклу видел? — не унимался Клязьма. — Черт с ним, со стеклом….

— Можно поискать, — пожал плечами Кит. — Вряд ли ее кто-то взял на память. Скорее всего, выкинули в яму — и все. Только я не пойду! Мне как-то фиолетово, верите вы мне или нет. Оно не стоит того, чтобы копаться в мусоре.

— Ну и не болтай тогда, — пробубнил Клязьма и ушел со своими тарелками. Могу поклясться, что он тогда поверил и, может быть, даже собирался навестить здоровенную мусорную яму на задворках лагеря. Но замечен не был, так что не считается.

К Лехе мы шли, обсуждая эту историю. Кит показал мне выбитое окно и место, где, по его прикидкам, все случилось. Место как место. Подъезд без козырька, наверняка парень заходил или выходил по каким-то своим делам, а тут… Не свезло. Я зачем-то вглядывался в штукатурку на стене, сам не понимал, зачем, пока не увидел малюсенькие красные крапинки. Хотя нет, ерунда, мне тогда так показалось. Случись что, кровищи было бы побольше. Хотя, может, ее затерли давно…

— Скажи честно, что ты все выдумал. Ну почему, например, я не слышал? Если бы такое было, шумиха была бы на всю страну! В Интернете бы точно…

— Не было тогда еще Интернетов, деточка, — не моргнув глазом, сообщил Кит. — Этой истории лет двадцать. Просто отец увидел знакомое название на путевке и вспомнил. Он же сто лет этим занимается, про каждый лагерь страшилок понарасскажет, только спроси.

— Так бы и сказал… Погоди, а стекло?

— А что стекло? — пожал плечами Кит. — По-твоему, в здании администрации не может быть выбито стекло?

Конец ознакомительного фрагмента.