Гиперакузия

Мария Норд

В городе Новосибирске неизвестный зверь нападает на людей. Жертвы кажутся случайными и вывод напрашивается довольно странный – это оборотень. Тем временем происходят события, которые, на первый взгляд, могут пролить свет на это довольно странное дело, за которое берутся сотрудники УГРО и ФСБ.Однако когда дело уже кажется раскрытым, события начинают разворачиваться совершенно в ином направлении…

Глава седьмая

Ранний апрельский вечер, наполненный пыльным ароматом первых зелёных побегов, прелой земли и мокрых стволов деревьев, мягко опускался на раскинувшийся в центре города парк, окутывая прохожих тонкой прозрачно-светлой вуалью птичьего гомона и детского смеха, в которую, подобно акварельным мазкам, набросанным кистью небрежного художника, вливалась цветная палитра звуков летящего вальса.

Игорь стоял у входа в парк, наблюдая за танцующими у открытой сцены людьми и время от времени поглядывая на часы. Было без десяти четыре. Маргарита Владимировна должна была уже скоро подойти.

Скрестив руки на груди, Игорь позволил себе, прислонившись спиной к каменному проёму входной арки, ненадолго закрыть глаза и прислушаться к музыке. Мелодия незамысловатого быстрого вальса сплеталась причудливыми ярко-голубыми и синими узорами, иногда сквозь них, подобно алым вспышкам, доносились с Красного проспекта сигналы автомобилей, извещавшие о начале пробок в центре города. Вливалась в эту мелодию и зеленоватая канва гомона людских голосов, спорящих о политике, обсуждающих погоду, моду, проблемы ремонта теплотрассы… Наконец, до его слуха, сквозь всё многоцветие звуков, донёсся гулкий стук каблуков, золотистой россыпью расцветивший узорную палитру музыки. Игорь открыл глаза. К нему приближалась, поглядывая на слишком массивные для тонкой женской руки часы, девушка лет тридцати. Игорь окинул незнакомку беглым взглядом. Невысокая, стройная, скорее, спортивная, чем просто худая. Одета в чёрное кожаное полупальто, чёрные брюки из плотного атласа и ботинки на огромных каблуках. Но, не смотря на подобную обувь, шла она быстро и уверенно, почти по-солдатски чеканя шаг.

Игорь отделился от арки и направился навстречу девушке. Та, заметив его, остановилась, окинула его быстрым оценивающим взглядом, словно что-то припоминая, после чего решительной походкой пошла ему навстречу.

— Маргарита Владимировна? — первым спросил Игорь, когда они встретились.

— Да, — девушка кивнула. — Я Вас долго ждать заставила?

— Нет, — Игорь помотал головой, вежливо улыбнувшись. — Пройдёмся?

Они вдвоём прошли под аркой и не спеша направились по дорожке, ведущей вглубь парка.

— Значит, Вы психолог, — начал разговор Игорь.

— Психиатр, — отозвалась Маргарита. — Но, к сожалению, преподавать, в том числе и психологию мне тоже приходится.

— Почему — к сожалению?

— Никогда не чувствовала себя преподавателем, — ответила Маргарита. — Слишком много теории.

— Ну, нам теория тоже не помешает, — произнёс Игорь. — А Вам часто приходилось с шизофрениками сталкиваться?

— Чаще всего — с «пограничниками», — ответила Маргарита. — Хотя и с клиническими хватало случаев.

— А можете рассказать? — Игорь остановился у одной из скамеек и жестом предложил Маргарите сесть.

— Боюсь, здесь много рассказов получится, — Маргарита, сев на скамейку, поправила прядь выбившихся из причёски медно-рыжих волос и впервые за время беседы улыбнулась. — Я четыре года назад работала в клинике, что на 1905 года. Сейчас работаю в психодиспансере. Ещё практика была в частной психиатрической клинике в США, в 2008. Знаете, случаи всегда разные. Даже если они в чём-то похожи. Потому, когда речь идёт о маниях, о каких-то навязчивых идеях, о всевозможных галлюцинациях — здесь приходится каждый раз начинать с нуля. Как в следствии.

— Ну, да, — согласился Игорь. — А Вы говорите, в США были? — вдруг зацепилась его мысль за её слова.

— Да, на практике, — ответила Маргарита. — Была там, кстати, одна пациентка. Всё пыталась меня зарезать ночью. Требовала завтрак.

Игорь усмехнулся. Небрежный тон собеседницы, которым были сказаны эти слова, удивил его.

— А страшно не было? — словно против своей воли спросил он.

— Нет, — Маргарита помотала головой. — Я хорошо прятала ножи.

Она заулыбалась. Игорь беззвучно рассмеялся.

— А Вы — рисковая девушка, — заметил он.

Маргарита пожала плечами.

— В этом мире всё бывает, — произнесла она. — Да и Вам ли говорить? Я более чем уверена, что Вы свою жизнь куда чаще подвергаете риску.

— Ну, — Игорь пожал плечами. — Работаем.

— Это достойная работа, — словно сама себе произнесла Маргарита. — А Вы мне можете показать снимки?

Игорь помедлил всего мгновение. Тон живой речи собеседницы не изменился — он был всё таким же мягким и доброжелательным. Потому окончание беседы вежливости было, в случае Маргариты, скорее, логическим продолжением этой самой беседы, а не сменой надоевшей темы.

— Да, — Игорь достал смартфон. — Вы, кстати, говорили о ликантропии. Я почитал об этом общую информацию. То есть, это вариант шизофрении?

— Либо бредового расстройства, — подтвердила Маргарита. — Человеку, действительно, кажется, что он превращается в зверя. Он ощущает, что у него растёт шерсть, прорезываются клыки, отнимается человеческая речь. Можно сказать, это пример деперсонализации. Человек не ощущает себя собой и даже не способен понять, что он делает в этот момент.

— Вам доводилось сталкиваться? — спросил Игорь.

— В моей практике два раза было, — ответила Маргарита. — Это из явных случаев. Первый раз — в Америке. Одна из женщин начала выть по-волчьи, ловить хвост на четвереньках, рычать. Потом, когда её в чувство привели, она говорила, что в тот момент как будто вышла из тела и наблюдала за собой со стороны, но не понимала, что такого неправильного её тело делает. Более того, она как бы им управляла на расстоянии. При этом чувствовала себя зверем. Говорила, что видела собственные полупрозрачные лапы. И это были волчьи лапы. Второй случай — уже в клинике на 1905 года. Привезли мужчину, считавшего, что он — лев. Вёл себя соответственно. Рычал, пытался метить территорию, бросался на окружающих. Потом уже рассказывал, что ему запомнилось, что ему было очень жарко из-за гривы, и потому он злился. При этом в обоих случаях так и не было понятно, что стало триггером для подобного расстройства.

— И часто это бывает без видимых причин? — спросил Игорь.

— Причины есть всегда, — ответила Рита. — Не всегда удаётся её установить.

— Понятно, — протянул Игорь. Он перевёл взгляд на свой смартфон, на котором Рита всё ещё рассматривала снимки.

— Вынужден задать ещё один вопрос, — произнёс он. — Вам не кажется знакомым хоть кто-то из этих людей? Просто здесь двое из Педа. Мало ли, вдруг Вы их знаете.

— А кто из Педа? — Рита отстранилась от смартфона, протянув гаджет Игорю. — Просто я могу не узнать. Я плохо запоминаю лица.

Игорь кивнул.

— Вот, — он указал на убитого журналиста с ИФМИПа и студентку-заочницу гламурного вида с ФИЯ. — Бочкарёв Илья Артёмович и Коротенко Олеся Михайловна.

— Коротенко Олеся, — повторила Рита. — Да, знаю, у меня училась. Не самая прилежная студентка, но, в целом, обычная нормальная девушка.

— Может, какие-то проблемы у неё были в последнее время?

— Этого я знать не могу, — Рита помотала головой. — Она у меня года два назад училась. С того момента мы только в коридоре могли пересекаться, и то не каждый раз.

Игорь мгновение подумал.

— А остальных двух Вы могли видеть? Я просто интересуюсь, не подумайте, — улыбнулся он.

— Я понимаю, — кивнула Рита. — Назовите их имена и фамилии.

— Бахчева Наталия Александровна. Жила на Ключ-Камышенском. И Прокофьев Никита Максимович. Абитуриент. Собирался поступать в Пед, на ИИГСО.

— Бахчева, — протянула Рита. — Знакомая фамилия. Она не в НВИ преподаёт?

— Точнее, завкафедрой на факультете ССпН, — ответил Игорь.

— Мы пересекались на межвузовской конференции. Но мы по разным направлениям работаем, — произнесла Рита, припоминая, по всей видимости, относительно давние события. — Так что, возможно, я её видела, но не помню. Прокофьева вижу впервые.

— И по предметам пока ничего сказать нельзя? — скорее уточнил, чем спросил Игорь.

Рита помотала головой.

— Но я подумаю, что к чему, — ответила она.

— Спасибо, — Игорь убрал смартфон. — Рита, Вы не торопитесь? — вдруг спросил он.

— Нет, — она перевела на него вопросительный взгляд.

— Я просто подумал, может, мы прогуляемся, и Вы мне подробнее про шизофрению расскажете? Если Вас не затруднит. Вы ведь в этом направлении работаете?

— Не затруднит, — согласилась Рита, поднимаясь со скамьи. Игорь последовал за ней. — Но моё научное направление касается непсихических расстройств. Просто всё это слишком связано бывает. Я, преимущественно, изучаю синестезию. В частности, её комплексные формы, которые могут приводить к пограничному состоянию.

— Синестезия? — Игорь усмехнулся. — Простите, я не настолько психиатр, — он почесал затылок. — Расскажите, пожалуйста. Мне, правда, интересно.

Рита слегка отвернулась в сторону, скрывая довольную улыбку. Вся работа её жизни была посвящена этой теме, и теперь понимание того, что кому-то это может быть интересно не менее чем ей самой, пусть этот кто-то и заинтересован её исследованиями совершенно с иной целью, не могло не казаться ей более, чем приятным.

— Синестезия — довольно интересная вещь, — начала она. — Наиболее частое проявление — это цветной слух. То есть, человек как бы видит звуки. Чаще всего это определённый цвет или форма на определённую ноту. Кто-то может чувствовать цвета на вкус или слышать их. У кого-то слова, буквы, цифры, имена имеют свой собственный цвет, вкус, запах или образ. Среди синестетов много творческих людей, кстати. И именно синестезия является для них одним из основных факторов к реализации творчества. Есть более сложные формы — это комплексные. Когда человек не просто видит звук, но одновременно и, скажем, чувствует его на вкус. Либо, наблюдая картину, он начинает слышать мелодию. Притом, незнакомую мелодию. Не путать с ассоциативным мышлением. И особенно примечательно это среди тех людей, которые не являются музыкантами. Но такие формы синестезии почти не мешают человеку. Скорее, просто являются разновидностью форм восприятия.

— Вы меня успокоили, — усмехнулся Игорь. — А какие тогда патологические?

— Скажем, цвето — или звуко-эмоциональная синестезия, — ответила Рита. — Когда цвет или звук могут раздражать без видимой причины. Или даже вызывать боль.

— Но есть звуки, которые просто раздражают, — заметил Игорь. — Если кто-то пальцами щёлкает или карандашом по столу долбит, например.

— Вас это тоже раздражает, — улыбнулась Рита. — Но это другое. Это просто реакция на резкие звуки. При синестезии каждый отдельно взятый звук или цвет будет вызывать определённую реакцию. Человек может расплакаться, глядя на оранжевый цвет или смеяться под звук ноты «ми» седьмой октавы, а злиться под ноту «до» первой октавы, например. Или впадать в состояние аффекта при определённом тембре голоса собеседника. И вот тогда можно говорить о реально существующей проблеме, так как подобное явление может приводить к пограничному состоянию. Человек просто не способен справиться с переизбытком эмоций или ощущений. Это уже можно рассматривать как заболевание.

— Это врождённое?

— Может быть врождённым, может быть приобретённым, например, в случае черепно-мозговой травмы. Если при этом повреждены некоторые нейроны, скажем, зрительной коры головного мозга и рядом находящиеся нейроны, которые отвечают за восприятие, вынуждены взять на себя их работу. Это называется нейропластичностью.

Игорь слушал внимательно, пытаясь вникнуть и осознать то, о чём говорила Рита.

— Знаете, — наконец, произнёс он. — Я бы хотел стать Вашим студентом, — заметил он. — Вы очень понятно всё объясняете.

— Я просто люблю свой предмет, — отозвалась Рита.

— Да, это видно, — кивнул Игорь. — И, как Вы думаете, наш зверь с этим связан?

— Всё возможно, — Рита пожала плечами. — Я обязательно подумаю об этом.

— Спасибо, — Игорь помедлил. — Маргарита Владимировна, — произнёс он. — В эту субботу мы с коллегой хотим версии отработать. А как Вы смотрите на то, чтобы нам в воскресенье с Вами встретиться и пообщаться?

Рита на мгновение задумалась.

— В принципе, — наконец, произнесла она. — Я не против.

Вечерние апрельские сумерки сменили собой парящий полуденный воздух, когда к небольшому мосту, перекинутому через Иню, подошёл человек с синим пластиковым рыбацким контейнером и удочкой. Окинув местность взглядом, он заметил уже сидящих на противоположном берегу двух рыбаков. Один — высокий мускулистый парень в непромокаемом костюме цвета хаки, с непокрытой головой и коротко стриженными светлыми волосами. Второй — спортивного телосложения, одетый в серую горнолыжную куртку, с лицом, наполовину закрытым горнолыжными очками.

Человек, поправив шарф, приблизился.

— Клюёт? — спросил он.

— Понемногу, — недовольно отозвался человек в серой куртке. — Ты опоздал на двадцать минут.

— Пробки, — усмехнулся человек, ставя контейнер на снег. — Половина, — произнёс он, кивнув на контейнер. — Ещё будет через неделю.

Человек в серой куртке покивал и вытащил из нагрудного кармана фирменный банковский конверт.

— Карта, счёт, — негромко произнёс он. — Обналичьте как можно скорее.

— Разумеется, — человек принял конверт. — Как продвигается?

— Пока что мы на десять шагов впереди, — ответил человек в серой куртке. — Но, если такие задержки будут, мы далеко не уйдём.

— Осторожность и конспирация в нашем деле, — усмехнулся владелец контейнера, бросив взгляд на стоявшего рядом парня в костюме хаки. — Скажи лучше, как там наш зверь?

Человек в серой куртке сложил удочку, на крючке которой даже не было наживки, и взял в руку контейнер.

— Зверь почти готов, — ответил он. — Теперь нам нужен масштаб.