Проклятие Византии и монета императора Константина

Мария Очаковская, 2016

Профессор археологии Дмитрий Сергеевич Лобов занимался привычным и любимым делом – возглавлял археологическую экспедицию в Новгородской области. Как-то в лагерь пришла местная знахарка и сказала, что грешно разорять чужие могилы, но ученые, конечно, не приняли эти слова всерьез. Вскоре после ее визита было обнаружено захоронение воина, а при нем огромный меч, золотой византийский кубок с орнаментом, золотая монета с изображением императора Константина и другие артефакты. Археологи ликовали, а вот рабочие из близлежащей деревни стали роптать и отказались работать дальше. Лобову пришлось уехать по делам в город, а когда он вернулся, то обнаружил страшную картину: рабочие слегли с непонятной болезнью, очень напоминающей черную оспу, несколько человек уже умерло. А самые ценные золотые находки бесследно исчезли…

3. На даче в Абрамцеве

ОТ ГРИГОРИЯ К ДМИТРУ.

[…] а у нас дома все в порядке […] Ты ко мне кое-что из вестей переправляй. […] Если можешь, помогай мне чем-нибудь.

Фрагмент грамоты 286, Неревский раскоп, усадьба Е, XIV в.

После холодной, «заблудившейся где-то» весны в город наконец пришло тепло, и к майским праздникам, будто по заказу, включили яркое солнце и голубое небо. Сменив опостылевшие за зиму сапоги и куртки на кроссовки и шорты, москвичи с восторгом устремились за город.

Лобов тоже радовался теплу, но в отличие от остальных он мечтал не об отдыхе. Для него жаркая сухая погода служила сигналом к началу полевого сезона, поэтому Дмитрий Сергеевич с особым вниманием следил за метеосводками. Хотя новгородская весна совсем не та, что в столице. Она, как застенчивая барышня, то улыбнется, то вдруг спрячется. И какая может быть работа, если в раскопе воды по колено!

В прежние годы на новгородчине «старт» работ объявлялся в июне. Однако глобальное потепление нарушило привычный график. В прошлом году лобовская партия приступила к раскопкам на две недели раньше срока. Ну а в этом, если природные аномалии не подведут…

Лобов поднял глаза к ясному, без единого облачка небу, вознося мольбы о продолжительной засухе, как тут перед капотом его автомобиля неожиданно нарисовалась старая разлапистая сосна. Чудом справившись с управлением, Дмитрий Сергеевич перестал мечтать и задумался о неприятном.

Предстоящая встреча с Еленой его пугала, как и в прежние годы. Нрав у бывшей супруги был тяжелый, язвительность и вредность — в крови, а реакция — молниеносная. В семейных баталиях Елена не знала себе равных. Обычно Лобов капитулировал еще до начала сражения. Приметив эти его пораженческие настроения, жена избрала другую тактику. Словесные перепалки сменила череда глубоких затяжных обид, когда Елена, как монах-схимник, уходила в затвор, молчала, общаясь с бывшим мужем лишь через дочку. В такой молчанке Лобов провел всю зиму и начало весны, придавленный клеймом «убийственного эгоиста». Перед затвором Елена объявила ему, что, мол, он не оторвется от своей вонючей бересты, даже если ее и Альку будут резать на части. Хотя на самом деле та пресловутая история с подкупом и шантажом закончилась, практически не начавшись. Тогда Лобов даже не успел договорить с Еленой по телефону, как на раскоп явилась комиссия и наложила запрет на строительство. По иронии судьбы оказалось, что ведет его та самая компания-застройщик, в московском офисе которой работает Елена Лобова.

* * *

[…] Я посылала к тебе трижды. Что за зло ты против меня имеешь, […] что ко мне ты в эту неделю не приходил.

Из грамоты 752, Неревский раскоп, XII в.

Калитка на участок была распахнута. До Дмитрия Сергеевича долетел звонкий голос дочери. Она стояла на ступеньках перед входом в дом, высокая, тоненькая, худые руки покрыл первый весенний загар, копна каштановых волос, забранная на макушке в хвост, напоминала ананас.

— Мама! Папа приехал! — закричала Алевтина и устремилась навстречу Лобову. — Папуль, это грандиозно! Представляешь, что я, то есть мы с мамой, только что нашли! Когда у калитки гортензию сажали. Копнули, а там — смотри… — И она с гордостью показала отцу находки: сломанные очки без стекол, обломок керамического блюдца и железного солдатика без головы…

— Что скажете, профессор Лобов? — спросила дочь, отряхивая майку и бриджи от земли.

— Хм, могу сказать, что материал многообещающий. Нельзя также не отметить прекрасную сохранность находок… — с притворной серьезностью оценил Лобов, рассматривая безголового солдатика.

Тинка покатилась со смеху.

— А каково ваше мнение? — в свою очередь спросил ее отец. — Не забывайте, что на основе найденного археолог должен построить научную гипотезу.

— Ну, если очки, то, значит, здесь жил человек, который плохо видел. Предположим, пожилой. А в солдатиков играют только мальчики. Получается, что раньше на этом участке жила какая-то бабка и воспитывала внука… Хотя очки, похоже, не женские…

На крыльце с ящиком рассады в руках появилась Елена, губы ее растянулись в не очень убедительной улыбке.

— Здравствуй, Дмитрий.

— Добрый день, Лен.

— Кстати, папуль, ты ведь еще ничего не знаешь! Я тут думала, думала, короче, много думала и решила тоже поступать на археологический! — с воодушевлением сообщила дочь.

— Чтобы потом, как папуля, сидеть без гроша, — поддержала разговор Елена.

— Ну и что, что без гроша! — В голосе дочери звучал вызов. — А может, совсем даже наоборот! И меня, как профессора Лобова, будут показывать по телевизору! Пап, слушай, я вот еще чего подумала. Что скажешь, если в этот сезон я поеду в Торново вместе с тобой! Ты ведь не против?! Сам же говорил, что выбор профессии дело ответственное, надо взвесить все «за» и «против». Ну, говорил же? — На лице дочери сразу появилось умильно-жалобное выражение.

«Зачем ей археология?! Ей бы во ВГИК, на актерский!» — Лобов неуверенно кивнул и тотчас поглядел на Елену, которая с каменным видом стояла рядом.

— Вот я и хочу реально, на месте, прикинуть: «мое» это или «не мое»… Типа на собственной шкуре узнать… — продолжила Аля.

–…что такое энцефалитный клещ, ядовитые змеи и гнус, — закончила ее мысль Елена. — Надеюсь, Лобов, у тебя хватит ума отговорить свою дочь от этого безумия.

— Постой, Алечка, а как же школа? — повиновался Лобов.

Елена закатила глаза.

— Пап, алё! Она заканчивается двадцать восьмого мая! — парировала Алевтина.

–…то есть я имею в виду, задание на лето, практика?

— Дмитрий, ты лучше расскажи ей, что значит ночевать в душной палатке, не имея возможности принять ванну, не разгибаясь, под палящим солнцем сидеть в грязной земляной яме! — деревянным голосом чеканила Елена.

Аля заткнула уши.

— Нет! Все! Закрыли тему, я уже это пятьсот раз слышала, лучше пойду переоденусь.

Лобов переминался с ноги на ногу.

— Лен, если ты думаешь, что я в восторге от этой ее идеи, то ты заблуждаешься… — начал было он. Внезапно в голову ему пришла здравая мысль, и он заговорил увереннее: — Ты, конечно, права, условия в лагере непростые, работа тяжелая. Вот и представь, как наша нежная Алевтина туда приедет, поработает, хлебнет лиха, а потом возьмет да и плюнет на всю археологию раз и навсегда!

Вместо ответа Елена снова испустила протяжный вздох, но, похоже, задумалась — в словах бывшего супруга, как это ни парадоксально, было нечто здравое.

Переодевшись в какие-то развевающиеся лоскутки, на веранду вернулась Алевтина, — к середине дня стало совсем уже по-летнему жарко.

— Все ругаетесь? Ну, не буду вам мешать, — на ходу бросила она и сбежала в сад.

Дмитрий Сергеевич поспешил перевести разговор на самую безопасную тему, спросив Елену о предстоящих посадках. И та, сменив гнев на милость, повела его на участок показывать «сухой ручей» — предмет ее особой гордости.

«Кто бы мог подумать, что Ленка станет такой… И откуда у нее взялась эта страсть к саду», — мелькнуло в голове у Лобова, с притворным интересом разглядывающего чахлые, едва проклюнувшиеся ростки среди уложенных рядами камней. Рассказ жены о камнеломках, живучках и еще каких-то ложных очитках его совсем не увлек.

— О! Седум триколор — прекрасный выбор для рокария. Он, кстати сказать, не требует ухода, а цветет почти все лето… — Из-за редкого штакетника показался полноватый господин в выцветшей милицейской рубашке и с лопатой в руках.

— Здравствуйте, Валерий Петрович. Я смотрю, вы с самого утра на полевых работах, — с улыбкой произнесла Елена и представила Дмитрию соседа со смешной фамилией Торопко, нисколько не вязавшейся с его вальяжной внешностью.

Поговорив о прополке, поливе и удобрениях, Валерий Петрович сменил тему и обратился к Лобову:

— А вас, Дмитрий Сергеевич, мы с женой видели по телевизору. Я Леночке говорил. Тема эта, знаете, меня так увлекла, что я даже в Интернет потом залез. Никогда бы не подумал, что работа археолога похожа на нашу, оперативно-следственную.

— Валерий Петрович — подполковник МВД, расследовал громкие дела, — объяснила Елена.

— Это все в прошлом, я уже второй год как в отставке, — не без грусти сказал Торопко. — Знаете, Дмитрий Сергеевич, что меня больше всего поразило в вашем выступлении? Это когда вы про старинные ножи объясняли, не помню точно, один, кажется, десятого века, а другой одиннадцатого. И вроде бы ножи как ножи, только один самозаточной, более качественный, а другой попроще. Однако вы из этих, так сказать, вещественных доказательств столько информации выжали, что просто диву даешься. И про товарно-денежные отношения, и про свободный рынок, и оптимизацию производства…

— Да-да, вы правы! — воодушевился Лобов. — Археология близка к криминалистике, методы схожи. Имея в наличии два вещественных доказательства, хотя, по правде, их было много больше, мы позволили себе предположить следующее: чтобы сделать один самозатачивающийся нож, ремесленник тратил столько же времени, сколько ему требовалось для изготовления трех простых. Спрос, как известно, рождает предложение. И ремесленник оптимизирует производство под новые рыночные отношения. Даже в ущерб качеству товара. Таковы законы рынка, который возник в Новгороде как раз на рубеже одиннадцатого — двенадцатого веков.

Торопко уважительно закачал головой и хотел еще о чем-то спросить Лобова.

Но тут из дома донесся нетерпеливый голос Алевтины:

— Ну чего вы не идете! Чай-то остынет!

Разговор с любознательным соседом пришлось прервать.

— Какой приятный человек этот ваш Торопко! — усаживаясь за накрытый стол, сказал Лобов.

— Да, четкий дядя, — согласилась Алевтина, она разливала по чашкам чай. — Он такие истории рассказывает о своей прошлой работе, прям настоящие ужастики!

— О! Представляете, а со мной тоже сегодня одна история вышла! — Вспомнив о гэкающем капитане, Лобов стал рассказывать про женщину с разными глазами и про свою визитную карточку, найденную за подкладкой ее сумочки.

— Ничего себе! — оживилась Аля. — И как ее убили?

— Почему сразу убили? — возразил Дмитрий Сергеевич. — Полицейский сказал, что труп не криминальный, вроде бы какое-то бытовое отравление.

— Ну, тогда неинтересно! А про разные глаза нам рассказывала биологичка! — продолжила дочь. — У этих людей в организме с меланином напряженка… Короче, такое отклонение встречается очень редко, только у одного процента населения.

— То, что на трупе женщины оказалась именно твоя визитная карточка, меня лично нисколько не удивляет, — нахмурилась Елена.

— Почему? — удивился Лобов.

— Потому что нечего раздавать их всем без разбору! — отрезала она.

Бывшая супруга по привычке болезненно реагировала на любое упоминание о женщине в рассказах Дмитрия Сергеевича.

— Ма, ну чего ты опять! — Аля подошла к матери и обняла ее за плечи. — Праздники, погода отличная…

И Лена не стала развивать тему, замолчала.

Тем временем Аля забрасывала отца вопросами о предстоящей экспедиции.

Работает ли там Интернет? Брать ли с собой купальник? Будет ли в лагере молодежь или одни «старперы»? Какую работу поручат ей?

— Кстати, по поводу разного цвета глаз… — внезапно перебила их Елена, в голосе ее зазвучали хитрые нотки. — С одной такой дамой я лично была знакома. — Она, прищурившись, посмотрела на бывшего мужа: — И ты, Лобов, тоже. Монументальная такая, роскошная, вся в золоте, с бездонным декольте. Помнишь, мы вместе сидели в ресторане «Галеон»? Неужели забыл? — Взгляд бывшей жены потеплел. — Господи, как же это давно было, просто в другой жизни. Это когда мы в Лозовом отдыхали. А ту разноглазую тетку звали — Алина!

Легкий ветерок качнул кружевную занавеску на окне, из которого пахнуло весной, теплом и молодостью. А перед мысленным взором Дмитрия Сергеевича мгновенно нарисовался морской пейзаж. Волны, камни, ветер, солнце — и счастье…