Выключатель тьмы

Мария Фомальгаут, 2015

Эта книга ответит на важные для всех вопросы: например, зачем прилетала бабочка. И как отличить целатавра от человека. И когда будет небо. И кто такой Воронограй. И где искать треугольник, который тебя ждет.

Большой разрыв

Захожу в подъезд.

Перевожу дух перед боем.

Счас начнется.

А что начнется, я уже даже не сомневаюсь. Полетят клочки по закоулочкам, мало не покажется…

Поднимаюсь на этаж, снова перевожу дух. Хочется уйти отсюда, не приходить. Никогда. Вообще. Знать бы еще, куда уйти, идти-то особенно некуда, вон, мужики, вместе бухать — пожалуйста, а как перекантоваться у кого недели две, это фиг вам, а-а-а, у меня жена, а-а-а, у меня теща…

Понимаю…

Поворачиваю ключ, ключ прыгает из рук, тпру, стоять, падла, ком-му сказал…

Счас начнется.

Нинка уже за дверью, уже готовится, раззявила свою глотку, аа-а-а, алкаш чертов, а-а-а-а, да на хрена замуж выходила, а-а-аа… Не, у Семеныча вон как-то с Любкой получается, гаркнет на неё, да и все, а я гаркать не выучен, в детстве, бывало, заорешь на кого, мамка взовьется, это что за тон такой, это что за тон, ты как себя ведешь…

Эх, мамка, чему учила… Можно подумать, готовила к миру какому-то, где все на цыпочках ходят и сюсюкают…

Щелкает замок, выходит Нинка, в платье, духами пропахшая, что за черт, любовничка, что ли, притаранила…

— Ну, приветик…

Обнимает меня, целует, эт-то что… ну точно, приволокла кого… найду, убью, вот как Семеныч у своей хахаля выискал, так потом пух и перья летели…

Бегу в спальню, нет никого, да можно уже и не смотреть по шкафам, по комнатам, нет, не пахнет мужицким духом, у мен на это дело чуйка верная…

Никого…

— Ну чего ты… устал?

Смотрю на Нинку, издевается, что ли…

— С чего уставать, три месяца не работаю, как сократили…

Нинка снова обнимает, целует, вот черт…

— Ничего… найдешь… обязательно. Такого мужика, блин, директор не заценил… Ты у меня без дела не останешься… ну айда ужинать, я курчонка сварила…

— Да я…

— Да ты поешь, выпил же, закусить надо…

Рехнулась она, что ли… Иду за Нинкой, пол качается под ногами, тпру, стоять, ком-му сказал… не, Нинка у меня вообще золотая баба, зо-ло-та-я… для такой не то что на фабрике гробиться, для такой хоть с моста прыгнуть, хоть поперек целой армии пойти не страшно…

Пол выскакивает из-под ног, Нинка меня хватает, держись, держись…

Ах ты ж долбанный на хрен…

— Ой, Люсь, да чего ссоришься с ним, так и всю жизнь можно проссориться… Да всю жизнь, говорю, проссориться можно, делать, что ли, больше нечего? Да ну тя, Люсь… да мы со своим давно уже не цапаемся… Да нет, не пьет… Ой, Люсь, ну какие там кодирования, ну кто там в это верит вообще? Сам бросил, он у меня мужик что надо… Да помирились… да само все как-то… видишь… приснилось мне тут… ну да, бывает, муть всякая ночью в голову лезет… вот привиделось… что я одна. Ну вообще одна-одинешенька… в пустоте… вот так вот… да говорю тебе, вообще вокруг ничего нет, вообще! Вот так вот, ну то есть все где-то есть, ну далеко-далеко, вообще не найти, до них хоть миллион лет иди, не дойдешь… и мой где-то там… тоже далеко-далеко… слушай, так страшно вообще стало… просыпаюсь, реву… Тут мой возвращается, на бровях, под мухой… Ты прикинь, я ему на шею прямо кинулась, миленький, вернулся… Ну… да завязал он, говорю тебе… после такого… да нормально все у нас… говорю тебе, сон… жуть такая… вообще…

Ополаскиваю лицо.

Еще.

Еще.

Нужно идти. Нужно как-то пересилить себя, идти туда, в большой зал, на бой.

А что будет бой, я уже не сомневаюсь.

— Вам плохо?

— А?

Охранник у входа сочувственно смотрит на меня.

— А… нет… хорошо все… хорошо…

Выхожу в коридор. Чувствую, что сегодня не смогу держать оборону, не смогу договориться, он там, по ту сторону баррикады не поймет, не захочет понять, будет орать про санкции, про права, про несуществующие договоры какой-то вековой давности…

Нет, я его понимаю.

Его тоже можно понять… у него такая же Конфедерация, у него три галактики, у него люди, которых нужно чем-то согревать, у него… Так что вцепится он в это облако как клещ, чёрта с два отпустит. И здесь тоже его понять можно, облако — это не только сегодня топливо, это завтра топливо, через год, через век, через тысячу лет, когда погаснут звезды, и нужно будет чем-то согревать миллионы и миллиарды людей…

Вхожу в зал.

Протягиваю руку, как будто ничего не случилось, он делает то же самое, касаемся друг друга кончиками пальцев.

Садимся. Как борцы перед битвой. Сейчас кинется он на меня, задушит…

— Я… что подумал…

Почему я вздрагиваю от его голоса…

— Я что подумал… можно же облако… разделить…

— Простите?

— Разделить… облако. Вам половина, нам половина. Разграничители какие поставим… на наш век хватит…

Еле удерживаюсь, чтобы не спросить, а потом.

— А кто его знает, что оно там потом… может, и нас не будет потом…

Не верю. Не понимаю. Слишком просто, слишком внезапно, какая-то ловушка, подстава, за которую будем расплачиваться не только мы, но и наши потомки, из поколения в поколение…

— Да не думайте вы про нас так. Все-таки… ненадолго мы все… вместе.

— Это еще что, насчет войны, что ли, намекает… очень похоже.

— Да что вы, какая война… просто… кто знает, сколько все это продлится…

Снова касается моих пальцев своими, будто боится меня потерять, да что с ним…

— Да, господин министр… нет, господин министр… понимаете, я получил предупреждение. Да. Предупреждение. Нет, не от восточной Конфедерации. Тут другое… вы верите в вещие сны? Я тоже нет. да… приснилось что-то прошлой ночью… ну как вам сказать… как будто я остался один… ну вообще один… в целом мире… то есть, все остальные где-то есть, но где-то бесконечно далеко, так, что я до них не дойду никогда… вообще, никогда… Это было страшно. Да, господин министр, это было страшно. Когда я наутро увидел наших противников, я готов был их расцеловать. Да, господин министр, расцеловать, ни больше, ни меньше. У меня было такое чувство, что когда-нибудь мы с ними расстанемся навсегда, и я никогда их больше не увижу. Совсем. Да, господин министр… нет, господин министр… я знал, что вы меня не поймете…

Затишье перед бурей.

Затишье перед боем.

Я уже знаю, что будет бой. Еще не вижу рысьих шапок там, на горизонте, уже знаю — будут здесь окаянные нехристи, заполонят землю русскую. Не пройдет ворог, не пустим окаянного, встретим сплоченными рядами…

Поднимается красное солнце, предвестник битвы. И за солнцем на горизонте поднимается темная рать, насколько хватает глаз, идут проклятые вороги. Отделяется от несметного полчища всадник, скачет нам навстречу, киваю, знаю древний обычай, два всадника сражаются перед боем, кто победит, того войско и выиграет битву…

Но что это?

Смотрю, не вижу в его руках ни копья, ни меча, скачет навстречу, безоружный, что он несет…

Спешивается.

Кланяется до земли, протягивает мне охапку шкур, знатные шапки из них будут…

— Прими, великий князь, подарок от народа нашего…

Беру шкурки, как бы не отравленные оказались.

— Благодарствую.

— Мир тебе, великий князь, и народу твоему.

Ушам не верю, эти ли нелюди города жгли, бесчестили наших женщин…

— Позволь нам, великий князь, разбить стоянку на землях твоих, погостим, покормим коней, дальше пойдем в путь-дорогу…

Не верю своим ушам. Где здесь подвох, что он задумал, окаянный…

— А был мне сон вещий… врешь, собака, бывают вещие сны, еще как бывают. Вот и был мне сон, что остался я один, в целом свете — один-одинешенек, и нет никого вокруг меня, и крикну — и не слышит меня никто. и все другие вроде бы и есть они, а далеко-далеко-далеко, так далеко, что хоть всю жизнь скачи — не доскачешь… Понял я, что неспроста сон увидел… И когда на рассвете вражьих воинов увидал, только что целовать их не кинулся…

Расстояние до горизонта событий во вселенной уменьшается. Большой Разрыв произойдет через 22 млрд. лет, после чего Вселенная распадется на элементарные частицы, которые будут удаляться друг от друга со скоростью света. Известные законы физики перестанут действовать, дальнейшую судьбу мира предсказать невозможно. Каждая элементарная частица останется в одиночестве, бесконечно отдаленная от других частиц. Предположительно данное событие произойдет с вероятностью…

2014 г.