Утраченное наследие

Мария Шлёмина, 2020

История разворачивается вокруг старинного здания в одном из городов на Волге. Молодой юрист – работник администрации города получает задание уговорить хозяйку купеческого особняка покинуть дом её предков и отдать его под снос. Молодой человек приходит по указанному адресу и узнаёт, что дом на самом деле представляет историческую ценность. Настроение его меняется… Он включается в защиту дома, вместе с его попечительницей – правнучкой именитого купца, которой на момент событий уже слишком много лет, чтобы справиться самой. Главному герою приходится действовать тайно. Для чего он подключает своих близких друзей. Начинается настоящая борьба за сохранение культурного наследия. На фоне этого противостояния молодой человек знакомиться со всей семьёй – потомков купца. Одновременно в его жизни случается первая настоящая любовь… У каждого участника повествования есть своя маленькая история в прошлом, так или иначе повлиявшая на настоящее и на события, происходящие вокруг дома с колоннами.

Глава 9. К переменам в душе…

В кабинете Анатолия Валентиновича повисла пелена от сигаретного дыма. Он стоял у окна в свойственной ему в последнее время задумчивости. Казалось, мужчина нервничает и ждет чего-то.

Григорий зашел и сел, не поздоровавшись. Практически шлепнулся в кресло. Он был в хорошем расположении духа все утро, но, как только вошел в здание администрации, сделался мрачным. Было тяжело выходить из состояния, в котором он пребывал в доме Курагиных. Более того, необходимость идти к начальнику напомнила о том, что этот мир, который так ему нравился, мир прошлого, хотят разрушить, не оставив никакого следа.

Он в сотый раз задавался одним и тем же вопросом: почему другим людям не дорого то, что вызывает в нем такие чувства? Ведь это так интересно: другая эпоха, другой уклад жизни. Это история родного города. Это история целой страны…

В таком хмуром и задумчивом настроении он сидел теперь в кресле напротив начальника, стоявшего к нему спиной и курившего свои неизменные черные сигариллы с золотистым фильтром. Анатолий Валентинович еще некоторое время молчал, как будто накалял осознанно настроение своего подчиненного. И он чувствовал, что Григорий злится, хоть и сдерживается.

— Опять будет дождь. Смотри, как быстро заволакивает тучами небо! — наконец заговорил начальник, не оборачиваясь к Грише.

Гриша поднял глаза на окно, у которого стоял Круглов. Небо действительно покрывали темные тучи. Хотя еще десять минут назад, когда он заходил в здание, было солнечно и светло.

— Что-то зарядили дожди в этом году. Весь август льет как из ведра, — продолжил бормотать Анатолий Валентинович, как будто разговаривал сам с собой. Он вздохнул, затушил окурок и засунул руки в карманы брюк. Потом как-то странно поежился, будто ему что-то неприятно кололо тело, и наконец обернулся к Григорию.

— Что-то ты не весел? Как идут дела? — медленно погружая себя в кресло, начал он свой расспрос и старался произвести впечатление искренне заинтересованного человека. Безусловно, заинтересованность у него была, но уж, конечно, не в успехе Григория…

Гриша поднял глаза на руководителя и почувствовал острую неприязнь к его сладковатому голосу и наигранному тону. Да и к нему самому… Он никогда не относился плохо к этому человеку. Даже когда понимал, что стал для Анатолия Валентиновича соперником, угрожающим лишить его руководящего поста. Он скорее сочувствовал ему. Жалел, что такая ситуация произошла между ними. Сейчас же он впервые ощутил негатив по отношению к этому трусливому и лицемерному типу.

— Что ты мрачный такой, Григорий? Кофе хочешь? — продолжал Анатолий Валентинович.

— Нет, благодарю! Что-то не хочется, — тихо ответил молодой человек.

— Да что с тобой? Рассказывай! Состоялось знакомство с хозяйкой злополучного дома? — уже раздраженно спросил начальник.

— Состоялось, — кратко отвечал Гриша.

— Ну и что? Не тяни ты! Что-нибудь удалось сделать?

Гриша вспыхнул неожиданно для себя самого:

— Анатолий Валентинович, что можно сделать за два дня? Ну, познакомились. Она все поняла сразу. Цель моего прихода… — Гриша говорил так, словно у него ныло что-то внутри. Он всем своим видом показывал, что ничего существенного все равно не расскажет и очень хочет поскорее уйти.

— Ну, подожди, подожди! Не нервничай! Расскажи толком, что она? Стоит на своем? — продолжал упорный расспрос Анатолий Валентинович.

— Да. Я не знаю пока, как буду действовать дальше… — ответил Гриша и снова умолк.

Анатолий Валентинович понял, что бесполезно даже пытаться вытащить что-то еще из этого парня.

— Странный ты какой-то сегодня, — разочарованно заметил он. — А мне что прикажешь докладывать руководству? — попытался еще раз начальник.

Тут Гриша начал выходить из себя. Он помнил о том, что мэр велел ему лично докладывать про ситуацию с домом, и понял, что Круглов сейчас преувеличивает свою ответственность. Скорее всего, там, наверху, никто и не ждет от него никакого доклада.

Григорий никогда не позволял себе резко говорить ни с кем на работе, а тем более с руководителем, но тут осмелел:

— Да ничего не докладывать! — почти рявкнул он. — Вы сами дали мне возможность свободного передвижения, не ограничивали во времени и средствах… И вообще, это задание я получил от мэра, а не от вас. Поэтому извините, но я сам решу, как мне работать!.. — и он оборвал сам себя. Лицо Гриши при этом выражало уверенность и решимость дать отпор любому возражению.

Начальник не ожидал такой реакции. Но не оскорбился ею. Скорее отметил, что всегда спокойный и учтивый заместитель его сегодня явно не в духе. «Не иначе как не ладится дело с бабушкой. Психует…»

Анатолий Валентинович весь был поглощен желанием, чтобы у парня ничего не получилось. А то, в каком тоне Григорий говорил с ним сейчас, ему было не важно. Опираясь на свой опыт и силу своего характера, он и не ждал теперь уважительного отношения к себе. И был уверен, что коварный и нахальный молодой Серов уже спит и видит себя в его кресле. Круглова занимало только то, как скоро Григорий провалит задание. Поэтому негативная реакция Гриши ободряла его. Это вселяло надежду, что мэр одумается и выберет для дальнейшей работы его — опытного и заслуженного, каковым он, без сомнения, себя считал. Он уже планировал, как напросится на прием к мэру в течение дня и скажет… так, между делом, что Григорий был сегодня у него и похвастаться продвижением в деле не смог…

— Я могу идти? — нетерпеливо спросил Гриша. Ему уже невыносимо было присутствие в кабинете начальника, которому он впервые решился отвечать таким тоном.

— Иди! — ответил руководитель. — Не пытать же тебя, в конце концов. Но все-таки звони хоть иногда! Так, из уважения хотя бы… — съязвил напоследок Анатолий Валентинович.

Не медля ни секунды, Григорий покинул его кабинет.

Он прошел через весь свой офис, не сказав никому ни слова и даже не отвечая на приветствия коллег. Внутри него все кипело.

Выйдя на улицу, молодой человек сел в машину. Внимание его четко фиксировало все происходящее вокруг, но сознание ему сейчас не принадлежало. Он хотел отъехать поскорее от здания администрации, чтобы больше не встретить никого из знакомых. Он понимал, что сейчас способен наговорить гадостей кому угодно, и как-то интуитивно решил ехать к Волге.

К самой реке близко подъехать нельзя. Гриша оставил машину на ближайшей свободной парковке и пошел вдоль набережной. Ему хотелось успокоиться. Он думал о том, что зря выказал неуважение к начальнику. Зря, потому что, в сущности, тот здесь вообще ни при чем. «Понятно, что Анатолий Валентинович ядом дышит. Но ведь злит меня не это…» — размышлял мужчина.

Тучи плыли над Волгой хороводом. Дождь готов был пролиться в любую минуту. И Гриша присел за столик в ближайшем кафе, у которого был навес. Он заказал кофе и стал смотреть на воду. По Волге плыли баржи и теплоходы, с которых доносилась музыка. В кафе не было никого, кроме него и девушки за барной стойкой, которая любезно готовила ему напиток.

Он тщетно пытался привести мысли и чувства в порядок. Все было сумбурным…

Полил дождь. Волга померкла за его струями. Григорий вспоминал прошедшую ночь. Обстановку в доме Софьи Ильиничны. Танцующее пламя свечи в руках женщины и ее серые добрые глаза. На душе стало тепло и спокойно, но ныло где-то в глубине горла… Он глотнул кофе. Закурил. Дождь все усиливался. Тент навеса вибрировал от потоков воды. Гриша сидел неподвижно, уставившись на струи дождя, уже совсем скрывшие реку. Он не мог понять, что делать дальше? Память все прокручивала обстановку купеческого дома, каждую мелочь, которую он видел там.

Вдруг он услышал знакомый звук саксофона: «Не может быть… — подумал Гриша. — Где он? Как он может играть под таким дождем?» Мужчина стал искать музыканта, нетерпеливо вертя головой. Но дождь лил сплошной стеной, сквозь которую неслись только звуки мелодии…

И вдруг из непроглядной завесы воды вышла странная фигура. Это был он — тот же самый музыкант. Он играл уверенно и спокойно, и дождь не смущал его ничуть. Григорий заулыбался, оценив изобретательность музыканта: над саксофонистом был раскрыт зонт, который он как-то закрепил у себя за спиной. Это был зонт-трость огромных размеров. С него струями стекала вода, но музыкант был сух и чист. Там же, за спиной, болтался ящик от инструмента. Он был раскрыт и словно приклеен к спине мужчины. Правда, в нем не было ни копейки.

Саксофонист, тоже улыбаясь, подошел к единственному гостю кафе под навесом. Сменил мелодию. Гриша узнал ее, но не мог вспомнить названия. Он, слегка обалдев, смотрел на музыканта, похожего на гору. Мужчина поиграл еще и остановился.

— Привет! — поздоровался он с Гришей, словно был с ним давно знаком, и, повернувшись к стойке, за которой скучала девушка — работница кафе, прохрипел:

— Ирка, чего ты клиентов в такую погоду одним кофе поишь? С ума сошла? Кофе в такой дождь должен быть как минимум с коньяком… — он улыбнулся и обнажил рот с отсутствующими почти симметрично передними зубами: одним сверху и одним снизу. Подошел к Грише и нарочито вежливо спросил: — Разрешите присесть, сударь?

Гриша и без коньяка находился в состоянии какого-то опьянения. На секунду он задумался, что последние три дня с ним происходят странные вещи. И даже вот эта вторая встреча с саксофонистом казалась ему сейчас очень необычной. И это обращение…

Он охотно ответил:

— Весьма рад, сударь! Прошу!

Музыкант, не особо рассчитывавший на такую любезность, радостно снял с себя свое хитрое сооружение вместе с плащом и присел рядом с Гришей. В этот момент Ирина, официантка, принесла кофе и коньяк в маленькой рюмочке для музыканта. Было ясно, что он здесь постоянный клиент. Безмолвно она повернулась и пошла к стойке обратно.

— Ирэн, а гостю?.. — снова довольно фамильярно окликнул ее музыкант и тут же опять очень вежливо обратился к Григорию: — Или вы, сударь, за рулем?

— За рулем, — смеясь ответил Гриша.

— Ир, не надо! Он за рулем, — прохрипел саксофонист.

Музыкант поднялся и начал разбирать свое хитрое устройство: как-то ловко выкрутил зонт, а потом отсоединил от него футляр. Бережно убрал в него саксофон и отнес все за соседний стол, а плащ, вернувшись, накинул на плечи.

— В такой ливень не идет мое дело, — начал он разговор, — так… играю больше для души, — он капнул две капли коньяка из рюмки в черный кофе и оставшийся намахнул одним глотком. Улыбнулся.

Григорий следил за ним внимательно, как ребенок за сказочным героем. Раньше бы он не обратил никакого внимания на этого человека. Подумаешь, спивающийся музыкант… А сейчас он казался ему каким-то безумно интересным экземпляром.

Музыкант был рад поговорить со случайным знакомым, тем более что Гриша производил на него приятное впечатление.

— Я люблю играть в дождь… Вот и приспособы все у меня сделаны!.. — похвалился он.

Гриша кивнул, что оценил их.

— Интересный выдался август: вроде солнечный, а то и дело ливень! Да еще какой… Бабка моя всегда говорила: «Дожди души очищают… Они к переменам в душе…» — и он поднял указательный палец, словно собирался пригрозить кому-то. — Ведьма была. Все соседи ее боялись. Вот что ни скажет — все сбудется! Давно уж померла, — он глотнул кофе.

— Почему? — спросил Григорий.

— Что почему?.. — переспросил саксофонист.

— Ну, почему перемены в душе? Не стране? Не в жизни?.. А в душе?

— А! — усмехнулся музыкант. — Да пес ее знает, старую, почему в душе… — он закашлялся и громко прохрипел: — Ирэн, тащи вторую! Что-то тошно сегодня от этого дождя, не простыть бы…

Ира зазвенела посудой и через минуту молча принесла вторую рюмку с коньяком.

— Одно могу сказать: в дождь все иначе… Вот вы заметили, сударь, что, когда идет дождь, все как будто меняется? Ну, вокруг… — он развел руками. — Краски, люди, обстановка, настроение… В такую погоду даже музыка звучит по-особому… Заметили, а?..

Гриша посмотрел вдаль, откуда бежала Волга…

— Заметил… — в задумчивости ответил он.

— Во-о-о-т… — протяжно сказал музыкант. — И она меняется…

— Кто? Волга? — так же задумчиво спросил Григорий.

— Не-е-е, — махнул рукой саксофонист, — душа…

Гриша уставился на саксофониста, а тот деловито поднял и намахнул вторую рюмку. Поморщился и растянулся в улыбке, отхлебнул кофе…

— Душа, брат… Душа… — он потянулся на стуле и вдруг почти проорал: — А хороша она, а?! Волга-то?..

Гриша слегка опешил и отшатнулся от него:

— Хороша… — и он засмеялся.

— Во-о-о-т, — снова протянул музыкант. — Великая русская река…

Дождь затихал. Реку становилось видно все отчетливей. В пасмурную погоду в ней была особая красота: вода стала густого сизого оттенка, а над поверхностью ее повисла серая полупрозрачная дымка.

Где-то вдалеке раздался гудок теплохода…

Гриша закурил и предложил сигарету музыканту. Тот с радостью принял предложение. Так они долго сидели молча, курили, пили кофе и смотрели на Волгу, которая была хороша…