Мать

Мария Юркова, 2023

«Если есть ад на земле, то это моя жизнь». Эта книга о материнстве. Но не о том, каким его изображают в рекламе майонеза или на фото в соцсетях. О реальном материнстве. И об ответственности. О том, каково это – быть одинокой матерью особенного ребенка. Как это больно и страшно – понимать, что твой ребенок никогда не станет таким, как все дети. В книге «Мать» нет лукавства, искусственной мишуры и хеппи-энда – только любовь матери к сыну, которая любит своего ребенка не за что-то, а вопреки.

Роковое знакомство

В молодости я дружила с двумя замечательными девчонками. Одна из них Света. Мы со Светой учились вместе, за долгие годы нашей дружбы мы стали по-настоящему родными людьми. Хотя теперь и не общаемся. Не могу сказать, что мы были полными противоположностями, но во многом не схожи. Света носила одежду не по моде, которая сидела на ней превосходно. Даже волосы она не состригла, как делали все. Внутри нее жил боец, готовый поставить себя против всего мира. При всем этом Света имела отменные манеры и умела добиваться от людей всего, чего хотела, не требованием, а скорее необычным изложением своих мыслей и желаний. В ней идеально сочеталось несколько несочетаемых черт характера. Природный дар подсказывал, какую часть своей личности нужно показать человеку. Помимо этого, она была невероятно красива.

У меня нет каких-то обид на нее. Я с огромной любовью и теплотой вспоминаю времена, когда мы были близкими подругами. Люди, окружающие тебя, и создают твою жизнь, наполняют ее красками. Если отталкиваться от этого, то моя жизнь во время нашей дружбы была радугой. Вот такой она человек.

Света познакомила меня с моим будущим мужем. Не сама лично — наша встреча состоялась в их доме. У нее есть старший брат, он пригласил приятеля на выходные. Сам брат учился в областном городе, где познакомился и подружился с Павлом. Они учились на разных потоках в одном учебном заведении, жили вместе в общежитии. Мой бывший муж был, можно сказать, тоже из наших краев, хоть их семья и была приезжая. Они переехали, когда ему исполнилось всего три года. Городок их находится в тридцати пяти километрах от нашего.

Мы с девчонками собрались погулять, и я должна была зайти за Светой. Она жила в соседнем доме на первом этаже. Мы много времени проводили за развлечениями, но несмотря на это, достигли прекрасных успехов в учебе. Каждая из нас определилась, кем хочет стать в жизни. Мне семнадцать, я оканчиваю школу через месяц. Перспективы так и мелькали перед глазами. Несомненно, к семнадцати годам я отмела мечту стать директором или актрисой. Ну, когда-то же пора с небес на землю опускаться. У меня была склонность к гуманитарным наукам, и целью был педагогический университет. Благодаря моей прилежности и явным успехам в учебе, сомнений не было: поступлю.

Я видела прекрасные перспективы своей будущей жизни. И главное, они казались достижимыми. Я видела себя учителем в школе. Представляла, как буду рассказывать этим детишкам с горящими молодыми глазами о Наташе Ростовой, о юном смелом мальчике Мцыри. Да, нашлись бы и хулиганы, кидающиеся мятыми бумажками в девчонок. Я бы вздыхала с добрыми глазами, отсаживала их на последние парты. Но не злилась бы. Нет-нет. Я же знаю, как это. Этот юношеский задор. В своих мечтах я не была злой учительницей в очках с толстой оправой — грозной женщиной, которая ставит двойки налево и направо. Ну не ругайте, семнадцать лет.

Я вообще заметила, что мечты с каждым годом все проще. Сначала известная актриса, потом добрый учитель, далее хороший отпуск. Поживешь еще, и круг желаний замыкается на новом телевизоре. Потом ты дряхлеешь и мечтаешь, чтобы завтра была хорошая погода, а то суставы ломит. Все та же центрифуга из стиральной машины. Так же, как и вещи, мы с каждой стиркой теряем цвет, потом и вовсе застирываемся до дыр. Дыры в душе в виде огромных страданий и дыры в теле в виде возрастных болячек.

Если сравнивать себя с одеждой, в тот день я, семнадцатилетняя, была новым красивым цветастым платьем. Сейчас я старый носок с дыркой на большом пальце.

Быстренько пробежалась глазами по шкафу (много вещей не имела, но было из чего выбрать), достала темно-бежевое бархатное платье. Покрутилась, довольная, возле зеркала, решая, распустить волосы или уложить. У меня не было любимых причесок. Одинаково любила хвост, косу и просто распущенные волосы. Обычно ориентировалась на свое настроение и обстоятельства. В школу, например, с распущенными волосами ходить неудобно, да и неуютно себя ощущала. Решила идти с распущенными. Немного подкрасила глаза, несильно, разумеется. Маме не нравился яркий макияж — не потому, что не подобает возрасту. Она считала, что ярко краситься в любом возрасте неприемлемо. Если, конечно, ты не работаешь в цирке.

— Мамуля, могу я надеть твои черные туфли? — Она купила их неделю назад, и я положила на них глаз. — Обещаю, буду очень аккуратна.

— У тебя в шкафу стоит две пары хороших туфель. Почему именно мои? — Мама отвечала из другой комнаты, но по голосу было ясно: она улыбается.

— В следующие выходные надену одни из своих. — Я оперлась об дверной косяк, наклонив голову. — Ты сама жаловалась, что ноги натерла. Я немного разношу.

— Это не помешает, ноги действительно натерла сильно. — Она поднялась с кровати и подошла к шкафу. — Ты, кстати, сама с мозолями не вернись, надень колготки поплотнее. Ты меня слышишь вообще или уже убежала?

— Еще здесь, сделаю, как ты сказала. — Туфли стояли в коридоре под вешалкой с верхней одеждой, мои руки уже тянулись к ним. — Спасибо, мам.

— Так, погоди, вот у меня есть новые колготки. — Протянула мне упаковку. — Видела на твоих старых пару зацепок, оставь их зимой под брюки носить.

— Спасибо, мамуль. — Я обняла и поцеловала ее. — Надеюсь, тебя без колготок не оставила, если да, я похожу в старых.

— Мои старые еще в идеальном виде. — Она завернула прядь моих волос за ухо. — Ты пойдешь с распущенными?

— Да, не хочется собирать. — Я обулась, повертелась перед мамой. — Ну как тебе?

— Ты прекрасна, только не возвращайся поздно.

— Хорошо, мамуль, — это я произнесла уже в подъезде.

Я вышла из дома за пять минут до назначенного времени. Прошагала мимо лавочек с сидящими на них пожилыми дамами, не забыв поздороваться. Я же хорошая девочка! Вдоль двора были посажены кусты акации, их тени падали на дорогу, по которой я шла. Солнце уже близилось к закату, дневная жара чуть спала. Самое прекрасное время для выхода из дома. По двору бегали дети, а совсем маленькие лепили куличики в песочнице. На душе была невероятная легкость, хотелось перевернуть или обойти весь мир. Я не понимала, как люди могут сидеть дома в такую замечательную погоду. Лично меня надо было постараться, чтобы усадить на одном месте. Иногда ловила взгляды людей из окна, когда шла по улице. Потом долго раздумывала, что заставляет людей следить за миром из окна. Это то же самое, что на день рождения увидеть, как разрезают праздничный торт, но не подойти с тарелкой за куском. Все удовольствия мира находятся рядом. Надо всего-то открыть дверь и выйти из квартиры. В то время я пропадала на улице почти все свободное время. Если бы тогда знала о своем будущем заточении, то даже уроки ходила бы делать за стол во дворе. Конечно, мне не хватило бы времени надышаться улицей на всю жизнь. Но хотя бы была бы уверена на сто процентов, что использовала каждую минуту по максимуму.

Я знала, что на выходных домой приедет Светин брат Игорь с приятелем. Поэтому не ждала ее у подъезда и не стучала в окно, как знак, что я на месте и жду. В этот день я постучала в дверь. Мне открыла мама Светы Ольга Николаевна.

— Ты как раз вовремя, мы садимся пить чай с тортом. — Она была мастер десертов — это знали все. — Проходи в зал, я принесу тебе чашку.

Ольга Николаевна всегда пекла сама. Она работала в доме культуры, вела уроки плетения макраме, но все уговаривали ее пойти работать в кулинарию. Она всегда говорила, что десерты — это просто ее хобби. Хотя иногда пекла торты на заказ. Все всегда было красиво и вкусно. Больше всего я любила шоколадный торт в ее исполнении. Она добавляла какао и в коржи, и в крем. Текстура была настолько нежная, что казалось, если пожевать подольше, пищевой комок рассосется сам по себе. Я даже брала рецепт, пробовала пару раз сделать такой же, но, увы и ах, не вышло. Руки женщины — это удивительная вещь. Все руки готовят по одному рецепту, но получается у всех разный вкус. Может, это зависит от нарезки? Возможно, когда режешь продукты разными кусочками, они по-разному отдают свой вкус. Другого объяснения я не вижу. Романтичные личности могли бы предположить, что каждая женщина готовит с любовью, но любит она по-разному. Наверное, у милой кроткой женщины еда получается нежного вкуса, а у страстной натуры буйства вкуса. В любом случае в тот день мне не повезло. Был торт из вафельных коржей с кремом из вареной сгущенки и чего-то еще. Не знаю, этот рецепт я не просила. Торт был недурен, но не тот самый.

Жили они как и все. Не бедствовали, но и не зажиточно. В стенке за стеклом красивый дорогой сервиз, но ели из старых тарелок, которые достались, наверное, от умершей бабушки. Странные мы все-таки люди. Все самое красивое оставляем на потом. А когда наступает это потом? Возможно, на подсознательном уровне мы бережем красивые дорогие вещи, боясь того, что другие приобрести не сможем. Более богатые люди используют красивую посуду как обычные тарелки и чашки. У людей разного социального уровня не бывает одинакового отношения к вещам. Кому-то доставляет удовольствие есть из дорогой посуды, а другим — смотреть на нее. Вроде все мы люди из плоти и крови, но разум у каждого свой. Мы рождаемся и умираем одинаково, а вот живем совсем по-разному. Вроде у каждого семья и друзья, любовь и ненависть, добро и зло. Богатые тоже страдают и радуются, антураж лишь совсем другой. Мы похожи привязанностью к вещам, просто пользуемся ими по-разному.

Я зашла в зал. Там был накрыт стол — простенько, но обильно. Ну не Новый же год и не юбилей, собственно. Мой будущий муж сидел возле Игоря и его отца, в основном они болтали между собой. Отец Светы сказал, что гостя зовут Павел, представил и меня ему. Я особо не разглядывала Пашу в тот момент, лишь мельком бросила взгляд. Светловолосый, коротко подстриженный, обычный парень. На нем была белая футболка с рисунком, но я не обратила внимания с каким.

Стол, как всегда, ломился от угощений. Я попала на окончание ужина, но на столе еще стояли несколько видов салатов, соленья и мясной пирог. Ольга Николаевна оформляла стол красивыми нарезками или необычной подачей. Как и всегда, уже через час после начала трапезы от украшения не остается и следа. Поэтому я не застала произведений искусства из еды. От угощения отказалась, ведь уже поужинала дома, но кусок торта съела с удовольствием.

Мы посидели немного и, извинившись, ушли на прогулку. Ничего примечательного из первой встречи я не вынесла. Я любила быть в гостях у Светы и ее семьи, но очень уж не терпелось выгулять туфли. Как только мы вышли из подъезда, Света сказала:

— Ты заметила, как Паша на тебя смотрел? — Она подпрыгнула, когда это говорила. — Ты точно ему понравилась!

— Да ладно тебе, «понравилась». Посмотрел, наверное, пару раз.

— Нет, он несколько раз не откликался на свое имя, когда Игорь к нему обращался. — Она остановилась и посмотрела на меня игриво. — Глаз не отводил.

— Ну посмотрим. — Во мне уже начал просыпаться интерес. — Если я ему понравилась, он уговорит Игоря пойти на дискотеку. Они же знают, что мы будем там. Но если они не придут, признаешь, что не права.

— Они точно придут, вот увидишь.

Так я узнала, что друг Игоря все это время поглядывал на меня, а иногда смотрел не отрываясь. Света только об этом и говорила. Я не обратила на это внимания, потому что, как воспитанная девочка, внимательно слушала маму Светы, которая рассказывала о двух рецептах салата, которые недавно прочитала в журнале. Было просто некрасиво отвернуться от собеседника и поглядывать в другую сторону стола.

Я прикинула: а что, вариант-то неплохой. Последний курс ракетного училища — это вам не шутки. Доучился — значит, не бездельник, профессия важная — значит, хорошо оплачиваемая. В тот момент эти мысли пролетели у меня мимолетом. Ну а как иначе? Мы же всегда представляем, как выходим замуж за парня, который подержал за руку Мысль проскочила и испарилась. Мы похихикали и пошли на дискотеку. Они не пришли.

На следующий день я проснулась с отличным настроением. Солнце светило ярко. Я никогда не закрываю шторы, люблю просыпаться от солнечных лучей. Прислушалась к звукам: вода бежит в ванной — значит, мама уже проснулась и умывается. Ноги немного гудели после вчерашних танцев, все-таки натерла пару мозолей. Нисколечко не расстраиваясь по этому поводу, я поднялась, чтобы начать новый день.

После обеда раздался стук в дверь. Я сидела в своей комнате, читала книгу. Услышала шаги мамы, бормотание, снова шаги, и дверь в комнату открылась.

— К тебе парень пришел, просит выйти на лестничную площадку.

Глаза у нее были странные. За мной и раньше заходили ребята, но никогда она так не смотрела. Может, тогда уже, взглянув на него, она почувствовала мою будущую жизнь. Ведь она пожила, опыт прожитых лет подсказал неладное. Но, возможно, сыграло роль, что парень неместный. Это она поняла наверняка сразу. Всех местных она знала.

Я встала и пошла к двери, немного хромая.

— Все-таки натерла ноги твоими туфлями, ничего, зато разносила.

— Так всегда с новой обувью. — Она задержалась в дверях. — Я в комнате, если что.

И что бы это значило? Эта мимоходом кинутая фраза показалось такой странной!

Конечно, когда я шла к двери, то не знала, кто за ней стоит. Это мог быть кто угодно. Одноклассник, зашедший спросить список вопросов к экзамену, или вчерашний кавалер, которому я разрешила проводить немного нас со Светой. На лестничной клетке стоял Паша. Мой будущий муж.

Обычно я стараюсь не вспоминать его имя. Надеюсь, что, если не буду произносить его вслух и про себя, оно испарится из памяти. Но это не работает. Я помню его до мельчайших деталей как в день, когда он пришел ко мне, так и в день, когда он ушел из семьи навсегда.

— Привет, извини, что без звонка. — Глаза бегают, смущается.

— Ничего страшного, ты чего-то хотел? — Я прислонилась плечом к стене и чуть подалась вперед.

— Да, не желаешь ли устроить небольшую экскурсию по городу для приезжего парня? — Вроде и взгляд поуверенней стал. — А то завтра уезжать, но дальше квартиры друга нигде не был.

— И ты хочешь, чтобы именно я была твоим экскурсоводом? — Я немного прищурила глаза.

Теперь уже я могла хорошо рассмотреть его. Глаза странно-зеленого цвета. Такие, которые при определенном освещении могут казаться серыми. Брови чуть темнее волос на голове. За счет этого взгляд был проникновенным и выразительным. Губы тоненькие, во время разговора один из уголков рта приподнимался. На подбородке виднелся шрам в виде рогатки. Наверное, мальчишкой упал с лазилки или дерева.

— Я вчера хотел пообщаться, но неудобно было прерывать разговор и подсаживаться к тебе. — Показалась виноватая улыбка. — А потом вы ушли. Как, кстати, сходили на танцы?

— Могли бы прийти и узнать наверняка, как было на танцах. — Я улыбалась: было интересно наблюдать, как он мнется, смущаясь.

— Могли бы пригласить с собой. — Он понял и подхватил мою игру. — А зачем мне идти на танцы, если я не уверен, что меня там ждут. Ждала?

— Нет, не ждала, — решила я соврать, чтобы сбить с него спесь. — Я же не знала, что ты хочешь потанцевать.

— Я не хотел танцевать… — Он явно хотел что-то сказать, но пауза уже затягивалась. — Давай поговорим во время прогулки?

Конечно, ноги невероятно болели, но я понимала: он скоро уедет и неизвестно, встретимся ли мы снова. Тем более на улице была замечательная погода.

— Мне нужно время, чтобы собраться. Подождешь или позже встретимся?

— Иди собирайся, я буду возле подъезда.

Через полчаса я вышла, и мы гуляли несколько часов. Разговор шел легко, без неудобных пауз, которые обычно хочется заполнить, но не знаешь чем. Не могу сказать, что он был излишне открытым, но рассказал довольно много фактов из своей биографии. В основном это были истории о жизни в общежитии и учебе. Про школьные годы — намного меньше, а детство не затрагивал вообще. Он с неподдельным интересом слушал о моих планах после школы, задавал наводящие вопросы.

Мы прогулялись до футбольного поля, оно было за чертой города в лесном массиве. Рядом был пруд, вокруг него шла дорога из бетонных плит. Решили сделать пару кругов вокруг водоема. Погода стояла теплая всего несколько дней, но это не остановило желающих искупаться. Дальше я повела своего спутника к дому культуры. Там мы немного посидели на лавке и поели мороженое. Последние полчаса просто бродили по дворам без определенного маршрута. Не было необходимости показывать Паше город. Обоим было понятно: не важно, что окружает нас, мы встретились просто узнать друг друга ближе.

Прогулка получилась интересной, но время пролетело очень уж быстро. Как-то слишком скоро мы вновь оказались возле моего дома.

— Спасибо за приятную беседу. — Ему явно понравилось, как все проходило, потому что он был уверен и расслаблен. — Очень жаль, но мне придется отпустить тебя домой.

— Да, время провели чудесно. — Я ощущала странную легкость, когда разговаривала с ним, как будто мы очень давно знакомы. — У меня до сих пор живот сводит от смеха после твоих историй.

— Мне бы хотелось приехать еще, — он взглянул мне прямо в глаза, — я могу сесть на автобус с утра и через пару часов, даже чуть меньше, буду тут. Ты не против еще встретиться?

— Я буду рада, правда.

Он взял мою руку в свою, и мы молча так стояли, глядя друг на друга пару минут.

— У Игоря есть телефонный справочник, я нашел и записал твой номер телефона. Ты не против, если я позвоню на неделе, чтобы подтвердить нашу договоренность о встрече?

— Конечно, я буду ждать звонка.

— Тогда до выходных. — Он нехотя отпустил мою руку. Я зашла домой в наипрекраснейшем настроении. Было такое чувство, будто все на свете не так уж и важно. Мне не хотелось ждать, пусть бы не наступала рабочая неделя. Лучше бы вместо понедельника начались опять выходные, и мы снова встретимся. Мама наблюдала за мной с настороженностью. Как бы между делом задала несколько вопросов о моем кавалере. Мне было понятно: она спрашивает, потому что волнуется. У меня не было секретов от мамы, поэтому я рассказала все, что она хотела знать. Не так много я узнала фактов о его жизни, просто несколько интересных историй. Думаю, мама осталась немного недовольной — слишком мало конкретных данных. Ее можно понять: парень неместный, увел дочь на несколько часов. Все местные молодые люди были как на ладони. Можно было за полчаса узнать о семье — какое воспитание, с кем дружит. По совокупности всех факторов делался вывод, достоин парень ее дочери или нет. С Пашей все обстояло иначе. Мама не могла оценить возможную угрозу.

Таково прекрасное начало у грустной истории. Дальше началась неприятная череда событий. Конечно, я влюбилась по уши, окончила школу, выскочила замуж и уехала к нему в область. Планы были грандиозные. Он окончил учебу и выходит на работу, а я учусь на педагога. Мы живем вместе, наживаем добро, живем долго и счастливо, умираем в один день. А там уж и сказочке конец. Но мы начали с конца. Настал конец сказки.

Через полгода я забеременела и взяла академический отпуск. Хотела вернуться через год к учебе. Бабушка обещала переехать к нам и присматривать за ребенком, пока я буду на лекциях. Не вернулась. Муж на грани увольнения: несколько раз приходил пьяный на работу. Я рожаю на месяц раньше срока — видимо, из-за нервного перенапряжения. Рано утром начались схватки, тут же отошли воды. Мой тогда еще муж вызвал скорую, пока она ехала, помог помыться и переодеться. Скорая забрала меня в родильное отделение. По приезде в больницу родовая деятельность прекратилась, и мне буквально выталкивали ребенка, давя на живот. Выбора не было. Ребенок задыхался. Сына приложили к груди и тут же забрали. Я этот момент помню уже смутно, мне от боли было дурно. Во время всего процесса даже нашатырь давали нюхать — боялись, что упаду в обморок. Через час ко мне в палату пришел врач и сказал, что у ребенка плохие показатели. По шкале Апгар всего четыре из десяти, что говорит о серьезных нарушениях. И это было началом конца. Медсестры кидали на меня взгляды, перешептывались. Зла в лицах не было видно, и на том спасибо. Доктор зашел ко мне еще раз перед выпиской из роддома и спросил, не решила ли я отказаться от сына. Я, спокойная до этого момента, просто взбесилась от этого вопроса. Я днями и ночами плакала над своим малышом, прося у него прощения, а врач намекает на такое. Я твердо решила оставить ребенка.

Один раз в голове промелькнула мысль, что, может, я умерла в тот день. Никто не знает, какой он, ад, и что там происходит. Может, мою душу так мучают? И все это — вереница иллюзий. Но мне не верится, что сам дьявол способен причинять столь ужасные мучения. Нет, у этого парня тоже есть жалость.

Нам пришлось переехать в мой родной город. Мама поехала жить к бабушке, а бабушка переехала к нам с мужем, чтобы помогать мне с ребенком. После свадьбы я взяла фамилию мужа и стала Колотовой, и ребенок тоже. Имя я выбрала для сына Терентий. Мужу было все равно — если бы я не сообщила выбранное имя, он бы не спросил, наверное. «Колотов Терентий Павлович» очень красиво звучит, да и имя необычное. Жаль, конечно, что сын не оценит. В определенные годы была разная мода на имена. Из-за этого очень много ровесников и других детей с разницей в пару лет имели одинаковые имена. Еще будучи беременной, я решила выбирать имя не по моде, а по редкости.

Думаю, говорить не стоит, что муж оказался не самым лучшим человеком. После свадьбы начал крепко выпивать и занимался психологическим насилием. Физически он не причинял мне боли. Правда порой я с большим удовольствием сменила бы эти издевательства на физическое насилие. Давление было постоянно, по поводу и без. Я слышала непрекращающиеся оскорбления в свой адрес. Меня буквально втаптывали в грязь. Бывший муж был уверен, что жизнь его не складывается из-за меня. Даже выпивать он стал по причине моей никчемности. Его буквально выворачивало наизнанку от одного взгляда на меня (потом на нас с ребенком), и приходилось пить.

Ребенок был беспокойный и постоянно плакал. Через некоторое время начали проявляться дополнительные отклонения. Сначала малыш не проявлял никакого внимания к горящим лампочкам. Я не знала, насколько это важно; бабушка, более опытная в этих вопросах, сразу обратила на это внимание. Далее не получалось настроить зрительный контакт — он просто не обращал на меня внимания. Не поворачивался на звук моего голоса, не улыбался, когда подходила. Еще при первом патронаже после родильного дома доктор сказала не ждать нормального развития и готовиться к худшему. Муж после этого пил три дня и винил во всем меня. С каждым месяцем отклонения становились все более явными. А муж все больше отдалялся от нас. Самым тяжелым было осознавать, что легче не станет никогда. Я понимала: подтирать ему зад я буду, пока не умру. От этого было очень горько. Я часто плакала с ним на руках и тихо говорила, что все равно люблю его. Он не просил меня его рожать — и уж точно не таким. Он рос в моем животе, убаюкиваемый стуком моего сердца. Тогда оно успокаивало его; после — я была спокойна, несмотря на его плач, от биения сердца моего сына. Не важно, какой он, главное — живой. Плача, я обещала, что буду всегда рядом, несмотря ни на что.

Муж ушел. Его стыдила болезнь ребенка и бракованная жена, родившая никчемное чадо. Решил, что если проблемы не видеть, то она испарится. Для него так и получилось. Все проблемы остались позади, стоило перешагнуть порог квартиры.

У мужчин все очень просто: не получилось — можно переиграть жизнь заново. У каждого столько шансов, сколько позволяет мораль. Мужчина может хоть десять семей бросить, всегда найдется дурочка, вообразившая себя той единственной. Ради нее-то он изменится. Да и в общем-то, разводов было так много, потому что он искал ее. Ту, единственную. Это все чертовы сказки, где Иван-дурак встречает Елену Прекрасную и становится добрым молодцем. Сразу и полцарства находит, и свадебку играет. Нас прямо с малых лет готовят к Иванам-дурачкам, только обманывают в самом главном. Не изменится Ваня, так и останется лежать на печке, а полцарства придется добывать самой. После рождения детишек Ванька и вовсе исчезает из дома, сбегает в другую сказку.

Он бросил нас и ушел, но нельзя назвать это горем. Своим побегом мой сказочный принц сделал мне огромное одолжение. Наконец закончились эти издевательства. С каждым годом, безусловно, становилось все тяжелее и тяжелее справляться с ребенком. Только вот не надо забывать, что он моя кровиночка, и мне было легко прощать ему все тяготы нашей жизни. Муж по факту вообще является условным родственником. Не по крови, а лишь по обоюдному соглашению. Как только в паспорте ставят штамп о разводе, вы чужие люди. Таким образом, прощать сына мне было просто, а мужа невыносимо тяжело. Но все же я ненавижу его. Не за себя, конечно, мне стало легче, а за сына, ведь он бросил его на произвол судьбы.