Приключения Тома Сойера (адаптированный пересказ)

Марк Твен, 2014

Серия мировой классики рассчитана на учащихся средних учебных заведений. Текст адаптирован под восприятие подростковой аудитории, особое внимание уделено динамичности повествования, скорости подачи информации, обучающим и воспитательным моментам. В книгу вошел самый известный роман классика американской литературы «Приключения Тома Сойера».

6. Бекки Тэтчер

В понедельник утром Том проснулся, чувствуя себя совершенно несчастным. Подобное настроение всегда посещало его в понедельник утром, потому что в этот день начиналась новая неделя мучений в школе.

Том лихорадочно придумывал, что бы такое предпринять, чтобы не ходить на занятия. Ему пришло в голову, что какое-нибудь серьезное недомогание сейчас было бы очень кстати. Том внимательно прислушался к своему организму. Тот работал как часы, ничего не болело, не обнаружилось даже намека на простуду или резь в животе. Впрочем, поиски привели к некоторому положительному результату. Во рту шатался верхний зуб. Поздравив себя с удачей, Том уже собрался было застонать, но вовремя понял, что если явится к тетке с жалобой на больной зуб, ты просто удалит его подручными средствами и немедленно отправит племянника в школу.

Пришлось придумывать другой вариант. Том вытащил из-под простыни ногу. Большой палец у него на ступне был обвязан тряпочкой. На днях Том наступил на осколок стекла, и тетя Полли забинтовала крошечную ранку. Кровь давно уже не шла из пальца, но Тому вдруг очень кстати вспомнилось, как знакомый доктор как-то рассказывал при нем, что у одного его пациента была болезнь, уложившая его в постель недели на две. У пациента загноилась рана на пальце, и доктор даже хотел отрезать этот палец, но потом все обошлось.

Том забыл, как называлась эта болезнь, но на всякий случай решил попробовать и громко за стонал. Сид крепко спал, ничего не подозревая. Том застонал громче, и ему показалось, что палец у него в самом деле начинает болеть.

Сид невозмутимо сопел носом. Том совсем запыхался от натуги. Он перевел дух, потом собрался с силами и несколько раз вскрикнул, а потом поднялся на локте и потряс спящего. Сид зевнул, потянулся, привстал и уставился на Тома ничего не понимающими сонными глазами. Том закатил глаза и продолжал жалобно стонать.

— Том! — позвал Сид.

Ответа не последовало.

— Что с тобой, Том? — Сид схватил брата за плечи, испуганно заглядывая ему в глаза.

— Не надо, Сид, — слабо пролепетал Том, облизывая языком сухие губы. — Не трогай меня.

— Да что случилось, Том? Я позову тетю…

— Нет, не надо. Может, само пройдет. Не зови никого.

— Как же не звать? Перестань, Том, что ты так жутко стонешь… Давно это у тебя?

— Я тебе все прощаю, Сид, — не обращая внимания на вопрос брата, замогильным голосом проговорил Том. — Все, что ты мне сделал. Когда я умру…

— Ох, Том, неужели ты умираешь? — испугался Сид. — Не надо, Том, перестань. Может, еще…

— Я всех прощаю, Сид, — простонал Том. — Передай им, Сид. И последнее… Прошу тебя, Сид, отдай мою оконную раму и одноглазого котенка новой девочке, которая недавно приехала, и скажи ей…

Тут Сид не выдержал. Он схватил в охапку свою одежду и бросился вниз по лестнице, громко топая ногами и на ходу зовя тетю Полли. В следующую минуту перепуганная старушка уже вбегала в комнату племянников, а взволнованная Мэри следовала за ней по пятам.

— Что с тобой, Том, что случилось, мой мальчик?

— Ой, тетечка, это конец! У меня на пальце гангрена! — выпалил Том, вспомнив наконец название своей мнимой болезни.

Тетя Полли упала на стул и сначала засмеялась, потом заплакала, потом и то и другое вместе.

— Ну, и напугал ты меня, Том! — выдохнула она наконец. — Ну ладно. Брось эти глупости и вставай.

Стоны прекратились, и боль в пальце бесследно улетучилась. Том почувствовал себя довольно глупо.

— Тетя Полли, — начал он, — мне показалось, что это гангрена, и было так больно, что я совсем забыл про зуб.

— Ах, зуб! И что же у тебя с зубом?

— Один зуб наверху шатается и болит так, что просто ужас.

— Ладно, только не вздумай опять стонать. Открой рот. Ну да, зуб шатается. Ничего, Том, от этого еще никто не умирал. Мэри, принеси мне шелковую нитку и горящую головню из кухни.

Том мигом понял, что зуб будет вырван и что он по глупости сам себе вырыл яму.

— Тетечка, только не надо его дергать, — взмолился Том. — Он уже совсем не болит, я все равно пойду в школу…

— Так ты все это затеял ради того, чтобы не ходить в школу? — догадалась тетя Полли. — Ну уж нет! Мы-то к тебе со всей душой, Том, так перепугались, а ты, оказывается, не знаешь что придумать, чтобы удрать на реку удить рыбу!

Вошла Мэри, неся орудия для удаления зуба. Тетя Полли сделала из шелковой нитки петельку, крепко обмотала ею больной зуб, а другой конец нитки привязала к кровати. Потом, схватив пылающую головню, она ткнула ею чуть не в самое лицо Тому. Тот испуганно отшатнулся. Зуб выскочил и повис, болтаясь на ниточке.

За всякое испытание человеку полагается награда. Когда Том шел после завтрака в школу, ему завидовали все встречные мальчики, потому что в верхнем ряду зубов у него зияла пустота, дырка, через которую можно было плеваться и свистеть новым замечательным способом.

По пути в школу Том повстречал Гекльберри Финна, сына первого городского пьяницы. Женщины, имевшие детей, особенно сыновей, всем сердцем ненавидели и презирали Гека, считая его лентяем и озорником, не признававшим никаких правил. Они боялись юного бродягу потому, что их дети восхищались Геком и стремились к его обществу, хотя им это строго запрещалось.

Гекльберри делал, что хотел, бродил, где вздумается, ночевал в пустой бочке из-под сахара. Поскольку никто за ним не следил, он гулял до глубокой ночи и поздно ложился спать. Весной Гек первым выходил на улицу босиком и последний обувался осенью. Ему не надо было ни умываться, ни одеваться во все чистое. Кроме того, он был мастер ругаться, и никто его за это не наказывал. Словом, у маленького оборванца было все, что придает жизни цену, и мальчики из хороших семей завидовали Геку черной завистью.

— Здорово, Гек! — окликнул его Том.

— Привет, Том.

— Что это у тебя?

— Дохлая кошка.

— Дай-ка поглядеть. Уже окоченела, надо же… Где ты ее взял?

— Купил у одного мальчишки.

— А что дал?

— Синий билетик и бычий пузырь, который раздобыл на бойне.

— Откуда у тебя синий билетик?

— Купил у Бена Роджерса за палку для обруча.

— Слушай, Гек, а на что годится дохлая кошка?

— На что годится? Сводить бородавки, например.

— А я слышал, что их сводят бобом.

— Верно, бобом тоже можно. Я так делал.

— Серьезно? Как же ты сводил бобом?

— Берешь боб, разрезаешь пополам, потом прокалываешь бородавку, чтоб показалась кровь, капаешь кровью на половину боба, роешь ямку и зарываешь боб на перекрестке в новолуние, ровно в полночь.

— А другую половинку?

— Ее надо сжечь. Тогда та половинка, на которой кровь, будет все время притягивать другую, а кровь тянет к себе бородавку. Оглянуться не успеешь, как бородавка сойдет.

— А как их сводят дохлой кошкой?

— Да очень просто: берешь кошку и идешь на кладбище ночью, после того как там похоронили какого-нибудь большого грешника. Ровно в полночь явится черт, а может, даже два или три. Ты их, конечно, не увидишь, услышишь только, будто ветер шумит. Когда они потащат грешника, тогда и надо бросить кошку им вслед и сказать: «Черт за мертвецом, кошка за чертом, бородавка за кошкой, я не я, и бородавка не моя!» Вот и все.

— Слушай, Гек, ты когда думаешь пробовать кошку?

— Сегодня ночью. По-моему, черти должны нынче прийти за старым Вильямсом.

— Точно, за Вильямсом. Хотя… Гек, ведь его похоронили в субботу. Разве черти не забрали его той же ночью?

— Чепуху ты несешь, Том! Колдовство не может подействовать до полуночи. А там уж и воскресенье наступило. Не думаю, чтобы чертям можно было шляться где попало по воскресеньям.

— Правильно. Возьмешь меня на кладбище, Гек?

— Возьму, если не струсишь.

— Еще чего! Приходи ночью под окно. Сигнал прежний?

— Да, я тебе снизу мяукну.

— Послушай, а это что у тебя? — поинтересовался Том, глядя на маленькую коробочку, которую Гек как бы невзначай извлек из кармана широченных, с чужого плеча, штанов, волочившихся немного по земле.

— Так, ничего особенного. Клещ.

— Где взял?

— В лесу нашел.

— Что просишь за него?

— Не знаю. Не хочется продавать.

— Не хочешь, не надо. Да и клещ какой-то уже очень маленький.

— Конечно, Том, чужого клеща обругать ничего не стоит. А я своим клещом доволен. По мне, и этот хорош.

— Клещей везде сколько хочешь, Гек. Я сам хоть тысячу наберу, если мне надо будет.

— Так чего же не наберешь? Отлично знаешь, что не найдешь ни одного. Это самый ранний клещ. Первый в этом году.

— Слушай, Гек, я тебе отдам за него свой зуб.

— Ну-ка, покажи.

Том вытащил и осторожно развернул бумажку с зубом. Гекльберри с завистью стал его разглядывать. Искушение было слишком велико.

— А он настоящий? — притворно-равнодушно спросил Гек.

Том приподнял губу и предъявил пустое место в верхнем ряду.

— Ну ладно, — согласился Гекльберри, — по рукам!

Том посадил клеща в коробочку из-под пистонов, где раньше сидел жук, и мальчики расстались, причем каждый считал, что провернул крайне выгодную сделку.

Дойдя до бревенчатого школьного домика, стоявшего на окраине, Том заторопился. Он знал, что опоздал. В классе стоял мерный гул — ученики добросовестно твердили уроки. Том повесил шляпу на гвоздь и с деловитым видом хотел было прошмыгнуть на свое место. Учитель, мистер Доббинс, восседавший на кафедре в большом плетеном кресле, дремал, но появление Тома разбудило его.

— Томас Сойер!

Том знал, что когда его имя произносят полностью, это предвещает неприятности.

— Здесь, сэр.

— Подойдите ближе, — подозвал учитель. — По трудитесь объяснить, по какой причине вы опять опоздали.

Том хотел было соврать, чтобы избавиться от наказания, но в этот миг в глаза ему бросились две длинные золотистые косы. Он мгновенно узнал ту, которой они принадлежали, ту, которая так небрежно закинула их за спину, — свою любовь. Единственное свободное место в классе было рядом с этой девочкой — новенькой. План созрел в мозгу Тома во мгновение ока.

— Я болтал на улице с Гекльберри Финном! — смело объявил Том.

В классе повисла гробовая тишина. Мистера Доббинса чуть не хватил удар. Он окончательно проснулся и, окаменев от изумления, уставился на Тома.

— Томас Сойер, это самое поразительное признание, какое я слышал, находясь на своем посту! — повысил голос учитель. — Неслыханно! За такой проступок вы заслуживаете серьезного наказания. Снимайте куртку.

В школе существовало два вида наказаний: побои линейкой по рукам и настоящая порка розгами. Как и предполагал Том, линейкой на этот раз дело не обошлось. Рука мистера Доббиннса трудилась до полного изнеможения, и запас розог на сегодня стал значительно меньше.

— А теперь, сэр, отправляйтесь и сядьте с девочками! — последовал приказ.

Учитель полагал, что смертельно оскорбил гордость Тома, но он заблуждался. Том добивался именно такого поворота событий. Он смущенно проследовал к парте, за которой сидела новенькая и, боясь слишком явно порадоваться своей удаче, с насупленным видом присел на краешек скамьи. Сначала другие ученики перешептывались и показывали на него пальцами — наказание, и вправду, считалось в высшей степени позорным. Однако спустя несколько минут все вернулись к своим делам, и в сонном воздухе снова послышалось унылое гудение.

Том украдкой взглянул на соседку. Она это заметила, презрительно поджала губки и повернулась к Тому спиной. Когда же новенькая осторожно обернулась, она обнаружила, что перед ней лежит персик. Она отодвинула его в сторону. Том мягким настойчивым движением положил подарок на прежнее место. Девочка снова его отвергла, но уже не так решительно. Том нацарапал на грифельной доске: «Пожалуйста, возьмите у меня есть еще». Девочка посмотрела на доску, но ничего не ответила. Тогда Том принялся что-то рисовать на доске, прикрывая свое произведение левой рукой. Скоро женское любопытство победило женскую гордость, и новенькая попробовала исподтишка взглянуть на рисунок.

— Можно мне посмотреть? — нерешительно шепнула она.

Том охотно приоткрыл свое творение. Это оказался кривобокий домик с трубой, из которой штопором выходил дым.

— Здорово! — улыбнулась девочка. — А теперь нарисуйте человечка.

Художник изобразил перед домом человечка, больше напоминавшего подъемный кран. Он мог бы перешагнуть через дом, но девочка судила не слишком строго.

— Какой красивый! — прошептала новенькая. — А теперь нарисуйте меня.

Том нарисовал песочные часы, увенчанные полной луной, приделал к ним ручки и ножки в виде соломинок и вооружил растопыренные пальцы огромным веером. Девочка опять улыбнулась.

— Какая прелесть! Жалко, что я не умею рисовать.

— Хотите, — шепотом предложил Том, — я вас научу?

— Хочу, конечно! Правда, научите? А когда?

— На большой перемене. Вы пойдете домой обедать?

— Я могу остаться, если хотите.

— Конечно, хочу! Как вас зовут?

Конец ознакомительного фрагмента.