16
Мы снова были на огромном расстоянии над землей, но уже спать не хотелось. В дьюти-фри мы закупились определенным количеством сладостей и алкоголя, так как обратно мы летим прямым рейсом. Конечно, мы, когда будем улетать, тоже зайдем у них в дьюти-фри, но решили, раз побывали и в Шардже, то нужно и тут что-то выбрать.
— Запаслись мы, конечно, благо, — перед взлетом, уже пристегнувшись, сказал я.
— Это да, но зато хорошо отметим, как встретимся, и плюс задарим подарками, — весело сказала Келли.
Она очень любила выбирать, искать и дарить подарки больше, чем получать. Может часов десять бегать по разным магазинам и выбирать подарки близким. А если ничего не находит, прорыскивает интернет и заказывает любым способом, даже почтой, самым ненадежным способом.
— Я так рада, что побуду с тобой наедине, — сказала любимая, прижавшись к моему плечу. — Нет, конечно, и в городе мы проводим время вместе, но тут как-то интимно.
— В самолете? — прикольнулся я.
— Ну, нет же, — пихнула она меня в плечо. — Я имею ввиду в другой стране. Представь, я и ты и больше никаких знакомых лиц. Никто не будет обсуждать что-то, что мне уже не интересно, никто не будет звонить по делам. Просто в городе я готова быть открыта нашим друзьям и все. Остальные меня не очень интересуют и надоедают. Но я же не могу сказать «Извините, но идите куда подальше».
— Согласен. Мне тоже так надоело это все. Все это сборище богемных писак. «Ой, как вам последняя книга того-то, а как вам творчество этого…» Все эти доскональные разборы, разговоры, где тот или иной писатель мог написать лучше, кто с какой книгой произвел фурор или провалился. Помнишь, мы были с тобой на банкете писателей?
— Помню, конечно, — улыбнулась Келли. — Мне понравилось.
— Так вот, не помню, рассказывал или нет, когда меня один писатель оттащил к другим.
Любимая кивнула.
— Значит, оттащил он к писакам, а там шло вечное обсуждение всей этой лабуды про количество экземпляров и денег у того и иного писателя. Потом пошел разговор, как кто относится к новой книге автора, которого с нами не было, но он очень известен, особенно в таких кругах. И меня спросили, что я думаю о его новой книге. Если бы не спросили, я бы не сказал про него и про эту книгу, но вопрос был задан. Я просто сказал, что это, по моему мнению, хрень.
Тут Келли засмеялась.
— Ну блин, если это и правда, по — моему, хрень. Я никого не обманул, а то, что я должен, может как — то помягче сказать, но не хотел. И я не испытываю к книге неприязни, меня в ней ничего не задело. И также нет неприязни к автору. Просто — напросто, ответ на вопрос. И я понимаю, что надо подстраивать свою речь под общество. Понимаю, но не хочу. Я могу говорить красиво, я могу говорить изысканно. Но я лучше своим красивым изысканным языком и речью напишу тебе стих, напишу очередную книгу, чем буду подстраивать язык, чтобы в богемном обществе обсуждать провалы и взлеты в писательском мире.
Неожиданно мои губы были прижаты к её, и я почувствовал всю нежность Келли. Мы не любители заниматься любовью везде и всегда, поэтому поцелуй так и остался поцелуем. Но мы не скучали. Виселица — игра, в которую мы играли, находясь всю дорогу в воздухе. С ней время пролетело незаметно, и только голос, информирующий нас о посадке самолета оторвал от игры.
Выйдя из аэропорта мы взяли такси и сразу поехали в забронированный нами отель.
