Это безумие, детка

Матильда Аваланж, 2022

Что заставляет молодую журналистку терпеть поцелуи самого опасного заключённого психиатрической больницы-тюрьмы?Почему она приходит в его изолятор снова и обнажает перед ним тело и душу?Роэл хотела написать статью про объявившегося в ее городе маньяка и затеяла журналистское расследование. Но оказалась во власти куда более жуткого чудовища.Сможет ли она выбраться прежде, чем ловушка захлопнется, и его когти сомкнутся на ее горле?

ГЛАВА 3

Кладбище эклеров

Район был беднейший — гораздо хуже того, в котором жила сама Роэл. Серые многоэтажки, дворы-колодцы, груды мусора на улицах, но хуже всего подозрительные личности, бродящие по этим самым улицам.

Низко надвинув капюшон и сунув руки в карманы ярко-красной ветровки, Роэл шагала по выщербленному, будто его долго и упорно кто-то грыз, тротуару и на чем свет стоит ругала себя, что не догадалась надеть менее приметную одежду. Казалось, что прохожие так и пялятся на нее, явно угадав чужачку. Оборванный дедок с торчащими во все стороны седыми патлами. Вульгарно одетая девушка в коротенькой курточке, шортах и колготках в сеточку. Компания бритоголовых парней, проводивших Роэл наглыми взглядами и громким свистом.

Нет, Роэл, конечно, знала, что Клиньякур — самый неблагополучный район Буковеня, но не подозревала, что настолько. Но, увы, того, кто ей нужен, найти можно только здесь. Хорошо хоть, свой «Жучок» ей все-таки хватило ума припарковать в пригороде. В Клиньякуре машинку явно нельзя было оставлять без присмотра — она либо чего-то лишилась, либо что-то приобрела и неизвестно еще, что хуже. Хотя, скорее всего, «Жук» бы просто-напросто угнали, не успела Роэл и глазом моргнуть.

Лифт в коричневой шестнадцатиэтажке не работал, поэтому Роэл пришлось пешком топать аж на четырнадцатый этаж. Стены подъезда были расписаны граффити и всякого рода изречениями, в основном на тему близких отношений мужчины и женщины, а еще тут стоял такой нестерпимый запах, что Роэл закрыла нос рукавом, лишь бы не вдыхать.

Он распахнул крашеную облупившейся синей краской дверь и, зевнув, сказал:

— А, это ты? Ну, заваливай, малютка!

За три года, которые прошли с момента выпуска с журфака, дампир Келли Андервуд совершенно не изменился. Такой же полный, неопрятный, с сальными волосами и неизменной парочкой прыщей на помятой физиономии. Почесываясь, он провел Роэл в комнату, в которой царил застарелый бардак — повсюду валялись журналы с голыми девками, пустые бутылки из-под пива, россыпи ярких упаковок с играми, а на столе — коробка с полукругом пиццы (причем, видимо, стояла она тут со вчерашнего дня). Единственным предметом, не вписывающимся в эту обстановку, была огромная вогнутая плазма и игровая приставка новейшей модели.

— И что же ты можешь мне предложить взамен, Роэл-Шмоэл? — поинтересовался Келли, заваливаясь на диван и откусывая от пиццы огромный кусок.

— Три тысячи лиардов, — уверенно заявила девушка, стараясь не показывать брезгливость, которую в ней вызвала эта захламленная комната и сам неопрятный Келли Андервуд — ее бывший сокурсник-дампир, которого на курсе за глаза упоминали не иначе, как Кладбище эклеров. Но в лицо Андервуда так никогда не называли — уж слишком полезным и уникальным даром этот парень обладал.

— Три тысячи? — Андервуд расхохотался и от смеха сытно рыгнул. — Шутишь, Роэл-Шмоэл! Мне платят десять штук за один, а некоторые и все двадцать, так что можешь скатать свои три тысячи в тонкую трубочку, а потом засунуть себе в… Хотя… — Кладбище эклеров окинул ее оценивающим взглядом. — Ладно, давай свои бабки, перепихнемся и ксива твоя!

— Что? — от возмущения девушка задохнулась. — С ума сошел? Я с тобой спать не собираюсь!

— Что, Кел Андервуд недостаточно хорош для такой чистенькой малютки, как ты? — в голосе Кладбища эклеров звучала явная злость. — А вот хрен тебе тогда, красотка, а не ксиву!

Роэл растерялась. Как-то все не по плану шло. Вообще не по плану! Главное, чтобы он этого не заметил, а то пиши пропало.

— Да, недостаточно! — с вызовом воскликнула она. — Не говори глупостей, Келли. Ты сделаешь то, что мне нужно! За три тысячи лиардов! И никаких тебе перепихов! Придумал тоже!

Грубое слово, которое пришлось произнести, неприятно резануло ей слух.

— Ну, сиськи-то покажи, я хоть подрочу, — отозвался Кладбище эклеров уже другим, заискивающим тоном и девушка с удивлением поняла, что перед ее напором он отступает.

— Нет!

— Ну и чертс тобой, Роэл-Шмоэл! Не больно-то и хотелось! — в его голосе не было больше злости, а лишь обида. — У меня секса между прочим, полгода не было! Могла бы и удружить, на одном курсе ведь учились!

— Не обижайся, Келли, но ты бы хоть голову помыл и прибрался тут, — рискнула сказать Роэл. — Тогда, может, эта проблема решилась сама собой?

— Не лезь не в свое дело! — Кладбище эклеров вспыхнул и поднялся, прижав к груди руки ладонями вверх, будто держал невидимую книгу. — Кафедра судебной психиатрии?

Роэл с готовностью кивнула, до конца не веря в то, что ей все-таки удалось взять ситуацию под контроль и она получит от этого малосимпатичного парня то, без чего ее план просто неосуществим.

Лицо Кладбища эклеров изменилось, приобретя строгое выражение и даже некоторую привлекательность, а из ладоней в один миг аж до потолка повалил густой молочно-белый дым. Расширившимися от удивления глазами Роэл наблюдала за тем, как комната тонет в клубах этого самого дыма, но в какой-то момент он прекратил исторгаться и сложился обратно в ладони Кладбища эклеров, подобно тому, как складывается книжка-панорама, если ее закрыть.

В руках парня оказалась прозрачная пластиковая папка с несколькими листами бумаги в ней. Ликуя, Роэл чуть было не кинулась Кладбищу эклеров на шею, но так далеко ее благодарность все-таки не простерлась.

Получив свои три тысячи лиардов, Келли проводил ее до двери, но на пороге вдруг спросил:

— Чего-то я, хоть убей, припомнить не могу, а твой-то какой дар, Роэл-Шмоэл?

— Совсем у тебя, Келли, с памятью плохо, — покачала головой девушка. — Я человек, и сверхспособности у меня никакой нет. Впрочем, мне и так неплохо!

— Ого! Из Знающих, что ли? — с интересом спросил Кладбище эклеров.

— Ага!

Кивнув, Роэл стала быстро спускаться по лестнице, пока у Келли не появились еще какие-то вопросы, которые неизменно возникали, когда речь заходила о ее расе. Рука помимо воли потянулась к воротнику ветровки, где под трикотажной тканью майки прятался на серебряной цепочке маленький ключик, украшенный крошечным изумрудом. Сколько она себя помнила, на нее постоянно накатывал страх, что цепочка оборвалась и кулончик соскользнул, или что она забыла его надеть. Такого случиться просто не могло — этот кулон Роэл никогда не снимала. Не снимала — и все равно дико боялась его потерять.

Ее дар — ее проклятье. Но тебе, Келли, этого знать совсем не обязательно.

Окрыленная тем, что начало ее безумному плану положено, Роэл очень быстро добралась до своего Volkswagen Вeetle аж 1982 года выпуска. И хотя над ее машиной на работе откровенно посмеивались, а Николас и вовсе называл «Жучок» бешеной табуреткой, Роэл любила своего жизнерадостного

В салоне машины подрагивающими от нетерпения пальцами Роэл достала документы из папки и не сдержала восторженного восклицания.

Направление на прохождение практики в Психиатрической Клинической Лечебнице им. Св. Трифона, выданное Первым Буковенским Княжеским Университетом на Кафедре судебной психиатрии. Толстая гербовая бумага бланка, печати, уйма подписей — ректора, главы кафедры, их заместителей и куратора — все такое основательное и настоящее! А в графе «кому» написано: студентке пятого курса Роэл Харт.

Сверхспособность Келли Андервуда, отталкивающего дампира по прозвищу Кладбище эклеров, была поистине уникальной. В узких кругах он известен тем, что может подделать абсолютно любой документ, и никто и никогда не заподозрит в этом фальшивку.

Мысль о том, чтобы проникнуть в самую закрытую и охраняемую больницу княжества под видом практикантки пришла к Роэл, когда она жевала бутерброд с ветчиной в отделе приема объявлений и слушала причитания своей подруги Ирены Сильвен. Вначале она казалась ерундой, скорее, просто мечтанием — а вот здорово было, если бы… Но потом Роэл вспомнила про своего сокурсника. И задумалась уже всерьёз.

Эти документы откроют ей путь в лечебницу Трифона, а она все там разузнает и напишет потрясающий материал в газету. А, может, даже ей удастся выйти на след Водолея!

Взволнованная открывающимися перспективами, Роэл аккуратно положила драгоценную папочку на сиденье рядом с собой и тронулась с места.

Ровно неделю спустя ярко-желтый Volkswagen Вeetle 1982 года выпуска въехал на парковку, предназначенную для сотрудников лечебницы Св. Трифона. Позади остался монолитный кирпичный забор с мощными металлическими столбами и контрольно-пропускной пункт. Охранник-вампир, низко склонившийся к раскрытому окну ее машинки, долго и очень пристально изучал документы, которые ему протянула Роэл. Складывалось такое впечатление, что он хочет пролезть в салон через окно.

Ладони стали противно липкими и она едва удержалась от того, чтобы вытереть их о джинсы. Он бы это заметил.

— Значит, на практику к нам? Из Княжеского Университета? — спросил он, как будто это не было черным по белому написано на бланке.

Роэл утвердительно кивнула.

— Ну, удачи… практикантка, — с непонятной усмешкой проговорил вампир и, вернув ей документы, дал знак открывать ворота.

Не веря своему успеху, девушка въехала на территорию лечебницы. До самого здания еще ехать и ехать: больница окружена огромным и старинным яблоневым парком. Яблони, высаженные длинными рядами, росли на обширных площадях, и это было непривычно: так как никаких других деревьев или кустарников тут не произрастало. Не было сплошного зеленого массива, и эта задумка поражала. Роэл ехала по асфальтированной дороге сквозь сад и, казалось, конца-края ему нет. Ей вдруг захотелось бросить машину прямо посреди дороги, скинуть кроссовки и пройтись по мягкому, изумрудному травяному ковру меж тонкоствольных, изящных деревец с причудливо изогнутыми темными стволами и белоснежным кружевом цветочков на них.

Роэл знала, что за парком заключенные (которые не совсем буйные) ухаживают сами и это называется трудотерапия. Из сортов зеленых яблок, произрастающих здесь, производили соки, варенье, пюре и даже сидр для людей. Они не знали о мире, который существует рядом с ними: лечебница маскировалась под завод по производству соковой продукции.

Огромное здание лечебницы, построенное в форме креста, выступило из-за деревьев неожиданно, его черный кирпич и мрачность резко контрастировали с теплой зеленью яблонь, окружавших его.

Роэл отметила, что машины на паркинге для сотрудников были сплошь черными, серыми и коричневыми, а уж марки одна круче другой. На этом роскошном фоне ее желтенький старичок выглядел, как канарейка рядом с орлами и ястребами.

В самом центре фасада был прикреплен барельеф — Трифон с цветущей яблоневой ветвью в руках. Этот святой считался покровителем всех душевнобольных. Роэл, задрав голову, не могла отвести взгляда от седых кудрей и печальных глаз святого и налетела на мужчину в дверях. Не обратив внимания на ее сбивчивые извинения, он приветливо представился:

— Феб Дюпон, главврач больницы, профессор психиатрии и бихейворизма. А вы, я так понимаю, Роэл Харт? По поводу вас был звонок из Княжеского университета. Давно они нам практикантов не присылали…

Роэл внутренне напряглась, но постаралась не подать вида.

— Ума не приложу, почему, — заявила с напускным легкомыслием.

— После того, как одна девушка на практике попыталась покончить с собой, они к нам как-то подостыли, — любезно разъяснил Дюпон. — Возможно, руководство вашей кафедры лучшего мнения о ваших нервах, чем о ее, раз прислало вас. В любом случае, я рад, что после той истории они решились, потому как молодые специалисты нам очень нужны.

Девушка искоса взглянула на спутника, который вел ее по многочисленным коридорам и переходам здания. Она не могла не признать, что Феб Дюпон из той породы мужчин, которых женщины находят привлекательными. У него было открытое лицо, ямочка на подбородке, и светлые волосы, странно сочетающиеся с темными, как лепестки черного тюльпана, глазами.

В своем кабинете главврач лечебницы принялся внимательнейшим образом изучать ее липовое направление и, не найдя в нем ничего подозрительного, отправил Роэл в отдел кадров, чтобы оформить все необходимые документы, а начальник службы безопасности должен был выдать пропуск.

Вот уж кто Роэл совсем не понравился, так этот самый начальник — лысеющий мужчина с объемистым животом. Добродушно болтая с девушкой, он умудрялся касаться то ее руки, то плеча, то талии. Ей было неприятно, и, наверное, поэтому на фотографии, которую приклеили к пропуску, она вышла неудачно: собранные в неопрятный пучок бесцветные волосы, поджатые губы и вытаращенные глаза.

После прохождения всех необходимых формальностей Роэл выдали белый халат и, прикрепив к нему бейдж со своим удостоверением-пропуском, девушка вернулась в личный кабинет Дюпона. И если до этого она пребывала в каком-то нервическом напряжении, до последнего боясь, что в ней в любой момент раскроют самозванку, то сейчас страх почти отпустил.

Ей, какой-то сочинительнице гороскопов, к которой в редакции газеты никто не относился серьезно, удалось проникнуть туда, куда не мог даже сам Николас Леконт! Теперь главное — правильно расставить приоритеты и выжать из своего преимущества максимум… То есть, вызнать все — от того, что здесь дают на завтрак, до того, что написано в личном деле самого опасного из заключенных. Правда, кто ж ее, практикантку, к самому опасному-то подпустит! Держи карман шире…

Феб Дюпон некоторое время, сцепив руки замком, рассматривал Роэл, взгляд его задержался на бейдже, и главврач заметил:

— В жизни вы намного красивее, чем на этом фото, мисс Харт. Почему не попросили мистера Босолея сделать еще кадр?

— Это не имеет значения, — покачала головой Роэл.

И слукавила. На самом деле она просто постеснялась попросить перефотографировать ее.

— Знаете, мисс Харт, а ведь у меня к вам предложение, — проговорил Дюпон, чуть улыбнувшись. — И вот сейчас я гадаю: гневно откажетесь или… или с интересом согласитесь?

— Зачем гадать, да еще и озвучивать это, если можно прямо спросить, мистер Дюпон, — удивилась Роэл. — Как будто хотите заинтриговать меня…

— Ну что вы, со своей молодой коллегой я, наоборот, должен быть более, чем прозрачен, — отозвался Дюпон. — Собственно, предложение состоит вот в чем: как бы вы посмотрели, если с самого начала, с самого, так сказать, первого дня, я отправил вас к опаснейшему заключенному, содержащемуся в лечебнице Св. Трифона? Сразу оговорюсь, что безопасность гарантирую полную — он находится в изоляторе, а там особенный магнитный пол — ступить на специальную немагнитную зону, в пределах которой вы будете находиться, он не сможет.

Брови Роэл, совершенно не подчиняясь своей хозяйке, устремились вверх. Неужели он сейчас говорит серьёзно? Так запросто получить то, о чем она и мечтать не могла! Да она…! Да она такой материал напишет, Леконт и Требье волосы рвать будут от зависти!

— Но почему?

— Потому что, — тяжко вздохнул Дюпон и потер переносицу. — Он невыносим. Никто из здешнего персонала не хочет разговаривать с этим заключенным. Последней с ним пыталась работать мисс Арпеник. В итоге вышла вся в слезах — это не она проводила с ним сеанс, а он с ней. Совершенно спокойно, зная, что происходящее фиксирует камера видеонаблюдения, он озвучил все ее глубочайшие комплексы: она жутко переживает из-за своей некрасивой внешности и боится остаться старой девой. Простите за подробности, мисс Харт, но он вытянул из нее даже то, что она снимает молоденьких мальчиков-альфонсов, иногда трех на одну ночь. После этого бедняжке пришлось уволиться. Она вообще убрала свой диплом психиатра на полку и сейчас работает в книжном магазине. Вы — новое для него лицо, вы молоды и привлекательны и, возможно, вам удастся найти с ним общий язык. Я не предлагаю вам проводить с ним терапию, даже пытаться как-то влиять на него. Просто составьте его психологический портрет — и я засчитаю вам практику.

— Ваше предложение совершенно неожиданно, — стараясь не показать радости, сдержанно проговорила Роэл. — Но мне было бы очень интересно попытаться выполнить такое непростое задание. Но кто же он, этот опаснейший во всей лечебнице заключенный?

— Знаете, а я не прогадал — вы согласились, — со скрытой улыбкой проговорил Дюпон. Подойдя к одному из шкафов, достал оттуда толстую папку и положил ее перед Роэл. — Гаспар Леоне. Был чистокровным вампиром, но… Кровь упыря! Понимаете, что это значит. Процесс необратимый. Однако, трансформацию в упыря удалось замедлить при помощи сильнодействующего препарата эналиума, дозу которого пациент получает каждый день. Соответственно, ужасающий голод, который он испытывает, и удовлетворить который можно лишь мясом любого разумного существа, налицо. Самое, пожалуй, любопытное заключается в том, что он может контролировать свое превращение в безумное чудовище, сопротивляться зову хладной крови, но… Гаспар не хочет этого делать. Мы, как можем, тормозим процесс, однако успехи небольшие.

Роэл, не веря своим ушам, внимала Дюпону. Какой же горячий материал она сможет написать после общения с этим Гаспаром Леоне!

Гаспар Леоне… Стоп!

— А он… случайно не родственник великого князя Константина? — едва вымолвила она, боясь поверить в свою удачу.

Каждый журналист рано или поздно находит свой «золотой» материал, ту статью, которая перевернет его карьеру с ног на голову. Хотя, разумеется, не каждый, но… Роэл, едва не задыхаясь от волнения, нутром чувствовала: вот оно, то самое…

— Гаспар Леоне его родной сын, — отозвался Дюпон негромко. — Но вы понимаете, что эти сведения нежелательно оглашать широкой общественности. Строжайшего секрета нет, однако… Вы понимаете.

— Да, конечно, — кивнула Роэл. — Да, я понимаю.