Мой сводный хулиган

Маша Малиновская, 2022

– Итак, – начал вкрадчиво и негромко. – И что это была за фигня, Ни-ку-ля? Вот же гад, знает, что не люблю, когда меня так называют. Специально же! – О чём ты? – спросила я невинно, сложив руки на груди в попытке хоть как-то отгородиться от него и перестать дрожать от его близости. – Ты знаешь. Прекрасно понимаешь, о чём я. Какого чёрта ты трёшься с этим слюнявым пижоном и делаешь вид, что вчера не плыла в моих руках? Отец решил, что парень из детдома может вывести его футбольную команду в Первую Лигу, и теперь в нашем доме появился он – Артур Якушев. Наглый, бесцеремонный и заносчивый. Ведёт себя так, будто он здесь главный и у него есть тысяча причин ненавидеть меня. Каждый день рядом с ним невыносим, но каждую ночь я почему-то думаю о нём… Книга содержит нецензурную брань.

Глава 3

— Якушев, зайди к заведующей, — сообщила мне воспитатель после завтрака. — Давай только сразу, там что-то важное.

Я напрягся. Срочные новости от заведующей — это редко когда хорошие новости.

— Ты куда? — спросил Петька, встречая меня в коридоре. — В школу не идёшь, что ли? Сегодня общий сбор всех выпускников и какие-то документы будем подписывать.

— К Мироновой вызвали.

— Что натворил? — ухмыльнулся друг.

— А хер знает. Что-то, видимо, натворил, — пожал плечами я.

— Ну давай, удачи, — он хлопнул меня по плечу и направился к выходу. — Жду на улице, если что, минут десять.

Кивнув Петьке, я направился к лестничному пролёту на второй этаж. Кивнул тёте Зине — бабуле-уборщице, тайно подкармливающей нас время от времени домашними пирожками, а потом постучал в дверь заведующей.

— Здрасьте, — кивнул ей, войдя в кабинет после разрешения. — Вызывали, Татьяна Сергевна?

Заведующая — строгая тётка лет пятидесяти. Дождаться улыбки на её лице дело нереальное. Мне кажется, я за два года так ни разу и не видел. Может, это выгорание профессиональное, особенно учитывая, где она работает, но есть ощущение, что её вообще в жизни всё достало. Наверное, работая в подобных заведениях, невозможно не очерстветь. Хотя те, кто тут с беспамятного детства, говорят, когда-то она была более отзывчивой.

— Заходи, Артур, — заведующая оторвала взгляд от бумажек на своём столе и посмотрела на меня, указав рукой на стул. — Присаживайся.

Я плюхнулся напротив Мироновой и приготовился слушать. По её лицу было сложно понять, по какому поводу она собиралась меня склонять, так что я весь превратился в сплошное внимание, сделав максимально невинное лицо.

— Артур, кое что произошло, — произнесла оно ровно. — Мне позвонили с опеки и сообщили, что на твоей улице был пожар.

— Так, — я напрягся. — Кто-то пострадал?

Близких родственников у меня там не осталось, но была двоюродная бабка, мы не сильно общались и раньше, но тем не менее.

— Люди все живы, но пострадали четыре дома по улице. В том числе твой, — она вздохнула, я даже смог заметить где-то очень глубоко проскочившую тень эмоции — сожаления. — По факту — он сгорел дотла. Осталась часть стены от летней кухни и часть веранды. Остальное — пепел. Мне очень жаль, Артур, я тебе сочувствую.

Сочувствие.

“Я тебе сочувствую, мальчик” — сказала медсестра, когда не стало матери, и потрепала по волосам.

“Сочувствую, парень” — кивнул мент, пришедший утром к нам домой, когда избили брата, и я так и не дождался его после смены.

“Теперь тебе можно только посочувствовать” — сказала моя классная руководительница, когда меня забирали из школы в центр временного содержания.

Заебало это сочувствие.

Может, люди это говорят искренне, но я сомневаюсь. Это скорее чтобы не оставить неловкого молчания с собственной совестью. Сочувствуют, а внутри у каждого пульсирует мысль — хорошо, что это случилось не со мной.

— И? — переспросил, понимая, что она сказала ещё не всё.

Миронова замялась. Покрутила карандаш, а потом снова посмотрела на меня.

— Артур, ну что я могу тебе посоветовать… Сходишь в армию, может, там перспективы какие будут. Я вот спрашивала у представителя военкомата, они заберут тебя сразу после выпускного, так что переживать не надо.

— В смысле сразу заберут? Кто вас просил туда вообще звонить?

Я понимал, что расплёскивать эмоции в кабинете у заведующей — не самое разумное дело. Но, блядь, у меня совершенно другие планы!

— А что ты собираешься делать, Якушев? — тоже повысила тон Татьяна Сергеевна. — На вокзале ночевать будешь? Бомжом стать хочешь? Я звонила уже куда только можно за эти два дня, пыталась что-то выбить, но тебе ничего не положено, понимаешь? В спецжилфонде для тебя ничего нет! У тебя было закреплённое жильё, сохраняемое за тобой государством, Артур.

— Было да сплыло.

— После того, как тебе исполнилось восемнадцать. И я тут ничего сделать уже не могу, понимаешь? Ты теперь официально не сирота, а лицо из числа сирот. Не я пишу эти законы. Мне правда очень жаль, Артур, очень, поверь…

Внутри всё клокотало от ярости. Почему всё так несправедливо, блядь? Чем я наследил в прошлой жизни, что всё так валится?

— Я могу идти? — спросил я сквозь зубы, пытаясь не взорваться эмоциями прямо тут у неё в кабинете.

— Иди, Артур, — кивнула Миронова. — И не спеши думать, что всё пропало. Армия молодым людям в подобной твоей ситуации может открыть очень даже неплохие перспективы, если подойти к этому с умом.

Я вышел в коридор и привалился к стене, ощутимо стукнувшись затылком. Надо было собраться и решить что делать, но мысли расползались. Хотелось со всей дури приложиться кулаком в стену, до дрожи в пальцах буквально. Только что это даст? Что изменит?

Я забрал рюкзак в комнате и вышел на остановку. Набрал номер.

— Надо решать вопрос с армией быстрее.

— Привет, Артур, постараемся. Только это… цена уже другая. Сам понимаешь, сейчас проверки, то — сё. Как раз тебе сообщить собирался.

Сообщение с суммой капнуло на телефон через несколько секунд после завершения разговора. И я понял, что мне не потянуть. Это даже больше тех подъёмных, что мне выплатит государство на первое время и обустройство. А жить теперь негде.

Я не против армии в целом. Мало того, я бы хотел отслужить. Как Паша. Но у меня нет столько времени, это год потерять ещё, а потом всё равно всё с нуля. Нельзя. Пашкино состояние и так ухудшается.

Я сел на лавку в остановке и достал телефон. Мысли горели и лихорадочно скреблись в мозгу. Впасть в ярость или апатию я всегда успею, а сейчас нужно было думать, что делать.

И вариантов у меня было немного.

— Слушаю тебя, Артур, — Максим Романович ответил буквально после первого гудка.

— А если я не оправдаю? Если провалюсь, не смогу. Что тогда?

— Сможешь, Артур, если очень постараешься. Ты парень не только с ногами, но и с мозгами, так что всё зависеть от тебя будет, если ты примешь верное решение.

Время решений — так называла совершеннолетие наша воспитатель в детдоме.

“Там за стенами вам придётся всё решать самим: во сколько ложиться спать, во сколько вставать, что есть и как проводить досуг. Самим придётся выбирать друзей и спутника жизни, либо одиночество. Профессию, работу, образ жизни и политические взгляды, и ещё много чего придётся решать. Постоянно делать выбор и принимать решения. Это и есть взрослая жизнь”

Вот и мне нужно выбирать. Уже.

— Я согласен.

— Отлично. Завтра утром будь готов к переезду.