Ты не сбежишь

Маша Малиновская, 2020

Он – когда-то был трудным ребёнком, и с годами ничего не изменилось. Его жизнь – череда импульсивных решений и громких гитарных рифов. Она – мамина-папина дочка, которая видела только успех рассказанных на табуретке стишков и награды на полочках. Ей стоит бежать от него так далеко и так быстро, как только возможно. Пока его одержимость не сорвала её розовые очки, втоптав девичьи воздушные мечты в грязь. Но, кажется, уже слишком поздно, и шаг к острию лезвия сделан… Содержит нецензурную брань.

Глава 11

Влад

— Ну привет, Дерек. Заждался, знаю. Я был немного занят.

Манекен не отвечает. Молча смотрит своей резиновой рожей в стену напротив. Ждёт причитающиеся ему пи*дюлины.

— Как она тебе? Слышал, как пахнет? Скажи честно, завидовал?

Провожу рукой по шестам на стене. Выбираю самый простой — ровный деревянный бо^[1], гладкий и знатно уже затёртый по центру. Тренироваться с телескопичкой не люблю. Не то. Она для выездных встреч.

Снимаю бо со стены и оглаживаю. Привет, дружочек, давно не виделись. Неделю, поди, не до тебя было.

Посох привычно ложится в руку. Увесистый, ощутимый.

Вдыхаю глубоко и медленно выдыхаю. И так несколько раз. Выровнять сердцебиение. Приглушить шум крови в ушах. Вытолкнуть из ноздрей запах девчонки.

Хрен я буду передёргивать по тебе, дорогая, у меня есть и другие способы успокоиться.

Члену такая идея не очень нравится. Но ему вообще не понравилось, когда я вытолкал Принцессу за дверь. Ещё рано. Она не готова к полноценной игре. Потерянная, не включилась. И не мягкая, чтобы согнуть, и не упёртая, чтобы с треском сломать.

Для разминки прорабатываю защитные блоки. Терпеть это не могу, но иначе никак. Боевое оружие не терпит ошибок и требует старательности. Всегда. Даже когда жутко хочется сорваться.

Принципы, которые нельзя нарушать.

Рамки, за которые нельзя выходить.

Правила, которых необходимо придерживаться.

Хотя бы здесь. В остальном нах*й рамки и правила.

Шаг. Стойка. Теперь боковая. Круговой нижний блок. Передний тычок. Нижний наклонный блок.

Мышцы разогреваются. Ладони срастаются с шестом. Обожаю этот момент единения.

Дерек получает первый боковой удар, дёргается на стойке всё с тем же непроницаемым резиновым лицом. Прохожусь по нему всеми видами боковых ударов и тычков. Потом ещё раз и перехожу на захваты.

Мой безмолвный резиновый партнёр не чувствует боли. В отличие от мальчика, которому тринадцать лет назад достался учитель-садист.

— Вставай!

Широ Танака обычно был беспристрастен. Но это только в общей группе на занятиях. А когда он оставлял меня для дополнительных, его лицо расцветало разными оттенками чувств — от презрения до ненависти. А всё потому, что тогда, на первом занятии, я не заплакал. Было больно, обидно и трудно. Все плакали, а я не смог. И хотел, чёрт возьми, да не смог. Может быть, раньше я и умел так проявлять эмоции, но это осталось в прошлой жизни, отрезанной огромной фурой с пьяным водилой за рулём.

Вот с тех самых пор слёз больше и не было. Никогда. Нет, глаза, конечно, слезились, когда у меня был насморк или если ветер приносил песчинку, но это не касалось эмоций.

И Широ Танаке — учителю боевых искусств закрытой школы Владивостока для трудных детей — моя такая особенность совершенно не нравилась. Он считал, что осознание должно приходить через боль и слёзы. Именно в такой последовательности: сначала боль, потом слёзы. И так как второго у меня не было, то он с лихвой компенсировал первым.

Когда руки десятилетнего мальчика кровили от разодранных мозолей, и он не мог писать на уроках, другие учителя тоже были недовольны.

Не успел выполнить задания?

Два часа допов в тренировочном зале.

Контрольная по японскому на три?

Два часа допов в компании любимого Широ Танаки.

Вытягиваю руки, удерживая двухметровый шест. Сейчас я могу простоять так очень долго. А тогда не мог и пятнадцати секунд. Руки дрожали, слабые мышцы каменели, пот струился по спине и лицу. А дорогому учителю нужны были слёзы. Но их не было. И он вознаграждал меня щедро за стойкость.

Но синяки сходили, гематомы рассасывались, и родители, живущие далеко на юге, получали фото улыбающегося мальчика. Радовались ли они? Да, скорее всего. Тому, что их странный приёмный ребёнок далеко и в надёжных руках. Руках Широ Танаки и подобных ему извращенцев.

Со свистом завожу бо за спину и кланяюсь своему молчаливому спарринг-партнёру. На сегодня хватит.

Укладываю шест в держатели на стене, стаскиваю мокрую футболку и заваливаюсь на постель. Обоняние снова улавливает этот свежий, чуть сладковатый аромат. Пальто девчонки лежало на кровати. И несмотря на тренировку и приятную усталость, меня снова простреливает ею.

Зверь внутри начинает брызгать ядовитой слюной и лязгать зубами. Рвёт цепи в желании обладать здесь и сейчас.

Даю ему пенделя, чтобы заткнулся. Слишком рано. Так не интересно. Хотя признаю, в этот раз охота совершенно необычная. Меня вштыривает только от одного воспоминания о её запахе и синих глазищах. И это я ещё сиськи не видел.

Видеть её страх — настоящий деликатес, представлять, как со временем в этом невинном взгляде вспыхнет похоть. Животная и влажная.

Однако я в сомнениях, хочу ли этой метаморфозы. Может, пусть так и остаётся — невинной и затюканной. Интересно продегустировать её эмоции, когда я окажусь в ней. Что это будет? Изумление? Ошеломление? Ужас?

После бесконечных приторных стонов текущих сучек, раздвигающих ноги прямо за колонками на сцене, Синеглазка как дорогой десертный алкоголь — сладкая и манящая. Лёгкая и пряная, но крепкая, дурманящая.

Посмотрим, сколько ты выстоишь.

Посмотрим, сколько я выстою.

Эх, блин, приходится ещё сто раз отжаться и столько же раз качнуть пресс, чтобы отпустило. Пить не хочу, это ослабляет цепи, удерживающие зверя. Карандаш в руке не лежит, строки не струятся, к гитаре тоже не тянет. Остаётся только одно — скорость. Она ещё ни разу не подводила.

«Прогулка» на мотоцикле и правда помогает. Кажется, не только одежда наполняется воздухом, а слух рёвом, а и каждая клетка напитывается. Вбирает в себя, освобождая напряжение.

Торможу возле дома Вики. Вылезает она полусонная только после третьего звонка.

— Влад? Привет, — хмурится. — Не ждала тебя сегодня.

— Одна?

— Угу. Сериал смотрю. Хочешь, посмотрим вместе?

Да, мечтаю.

Скидываю ботинки в прихожей, я же не говнюк какой — обутым по ковру.

— Влад, что с тобой происходит? — Вика прижимается всем телом и обнимает за шею, смотрит в глаза, будто мы с ней близки.

Но меня это, на удивление, не раздражает.

— Кот сказал, ты «на охоте», но приходишь уже второй раз. Ломает?

— Ты много думаешь и дохера говоришь, Вика, — убираю её руки со своей шеи и сдёргиваю с неё футболку.

Без лифчика. Ну и славно. И без трусов под пижамными шортами.

— Как ты хочешь? — мурлычет.

— Как обычно.

В глазах проскальзывает разочарование. Вика давно уламывает меня трахнуть её лицом к лицу, но мне с ней это не по кайфу. Это Кот любит любовью заниматься, ещё и раздевается полностью. Мне такое не надо, я не для этого к ней прихожу.

А вот мелкую Принцессу я в первый раз трахну именно лицом к лицу. Хочу видеть её глаза, когда она примет меня. Когда осознает, что это было неизбежно с самого того момента, когда она вылупилась на меня на концерте. Когда застыла в дёргающейся толпе.

Едва только успеваю кончить, текст сам складывается в голове.

— Вика, карандаш и листок дай, — сдёргиваю презерватив и выбрасываю в корзину возле компьютерного стола.

Дыхание ещё сбитое, но я усаживаюсь на диван с листком, вырванным из какого-то блокнота и шариковой ручкой, что дала Вика. Сама она натягивает футболку и отваливает куда-то на кухню.

Нацарапываю текст, в голове уже звучит мелодия к нему. Картинка и звук чёткие, люблю, когда так. Но когда перечитываю, понимаю, кто станет первым, увидевшим эти слова.

Набираю в мессенджере сообщение, прилепив дурацкий смайлик с кружкой то ли чая, то ли кофе. Но Принцесса поймёт. А потом набираю туда же текст будущей песни.

И отправляю. Прочитано. Абонент не в сети.

Примечания

1

Бо-дзюцу — восточное искусство боя на шестах (посохах)

бо — шест, посох (2 м палка), бывает в современном исполнении телескопической складной, но классика — деревянная.