100 рассказок про Марусю. Вполне откровенные и немножко волшебные истории про Марусю и других обитателей Москвы. Книга первая

Маша Хворова (2023)

Из чего вырастает волшебство? Из любви и радости или из отчаяния и печали? А может быть, из самой что ни на есть обыденной реальности — стоит лишь присмотреться и впустить волшебное в повседневность. Действие происходит в Москве 2010-х годов. Главная героиня — Маруся — москвичка средних лет, пережившая две личные драмы подряд. Возрождаясь из пепла после травматичных расставаний, Маруся заново взрослеет. Она стремительно проходит путь от инфантилизма к обретению своего нового я, нового достоинства и новых смыслов. Бонус новой Марусиной жизни — умение летать, поначалу спонтанное и с трудом контролируемое, но со временем всё более осознанное. Встречая на своем пути много занятных личностей, Маруся попадает в самые разнообразные приключения: волшебные и обыкновенные. Это антистрессовый роман в сказках для взрослых — порой философско-лирических, а порой задорно-хулиганских; он для тех, кто ценит юмор, всё ещё верит в любовь и хотя бы немножко верит в чудеса.

Сезон первый

Кто такая Маруся

Ну-с, Любезнейший Читатель, где бы Вы сейчас ни находились: в метро — по дороге на работу, в самолете — по дороге в отпуск, в поезде — по дороге к бабушке в деревню, или, по случаю, в офисе — под прикрытием финансовых бумаг, — если Вы открыли эту книгу, значит Вы полны желания почитать. И было бы нечестно сдерживать Ваш читательский порыв на старте.

А посему начну без обиняков.

Маруся — это баба. Не снежная.

Хотя давным-давно на новогоднем утреннике в детском саду ей пришлось исполнять роль Снегурочки, и может быть поэтому что-то снежное в ней с тех пор все-таки осталось.

Маруся — вполне себе человеческая, ладно скроенная женщина в полном соку и расцвете дамских сил. Ей чуть за сорок. Хотя, если откровенно, совсем уже близко к сорока пяти. А если совсем не лукавить… Да что там лукавить, когда Марусе каким-то волшебным образом удается «мерцать» от тридцати пяти до сорока, и не выше. Обладая однажды данными ей колдовскими чарами, временами она мерцает и на тридцать, и даже чуть ниже. Но сама пугается, что тогда придется мерцать данными паспорта. А паспорт всё же документ. А с документами такие мерцающие шутки плохи. Это Марусе строго внушили в ее далеком пионерском детстве, когда с портретов то и дело грозили пальцем лукавые дедушки ленины и бородатые карлы марксы.

Живет Маруся в Москве, в микрорайоне Алтуфьево. Она очень любит зеленые алтуфьевские дворы, Красную площадь, Тверскую улицу и Столешников переулок. А еще Маруся любит метро и особенно станцию Маяковская, ГУМ и гумовское мороженое, московские театры — большие и малые, московские улочки и переулки с их кафе и ресторанчиками, в которых раньше продавали бутерброды с колбасой, коньяк и приторные пирожные, а теперь потчуют настоящим капучино, цезарем и горячим шоколадом.

Москва всегда казалась Марусе сказкой, в которой она родилась, всегда жила и жить продолжает.

Всю прекрасную середину своей жизни Маруся пребывала в стабильно-замужнем состоянии и была любима и носима на руках своим мужем, который после двадцати лет супружества внезапно устал, и мало того, что спустил Марусю с рук, но еще и дал ей увесистый, воистину волшебный пендель. Чтобы Маруся смогла наконец пожить исключительно своей, Марусиной жизнью.

Маруся сразу своего счастья не распознала, и пришлось ей в опустошающей кручине сгореть дотла, а потом из пепла возродиться в новую Марусю. Но об этом мало кто знает. Только те, кто видел Марусю в состоянии пепла, а потом удивлялись, как это у нее получилось снова стать Марусей, да еще такой молодой и красивой. И даже гораздо моложе и красивее, чем она была раньше, когда сладко покоилась на руках у любящего мужа.

Вот тогда-то и проявился в Марусе впервые ее волшебно-колдовской дар. А кто ее этим даром наделил, Маруся так и не знает. А раз не знает, значит и не положено. Ни ей, ни нам.

Работает Маруся в торговой фирме под названием «Тот Cамый Карлсон», и торгует она вареньем. Склады и офис «Того Cамого Карлсона» заставлены всевозможными банками. Иногда они бьются, и от этого и склад, и офис сладко ароматизируются.

Сама Маруся сладкое не очень любит. Она вообще-то предпочла бы торговать картинами, а вовсе не вареньем. Потому что когда-то была обучена Очень Знатным Университетом самому что ни на есть культурно-эстетическому картиноведению. Но что поделаешь: в суровой повседневности сладкое, как любое материальное, с завидной частотой подминает под себя духовное. И редко случается наоборот.

Несмотря на ежедневно угрожающее количество сладкого вокруг Маруси, ей удается сохранять свою ладно скроенную фигурку в должном хрупко-подтянутом состоянии. И не потому что она ежедневно не намазывает дармовое варенье на свежие булочки. Очень даже намазывает! И не потому что каждое утро Маруся занимается утренней гимнастикой. А потому что Маруся — немножко волшебница. Хотя об этом почти никто не знает. Да и сама Маруся до сих пор удивляется, когда утром ей удается поднять свое легкое тело над кроватью, чтобы исполнить «березку» или «велосипедик», зависая над ложем сантиметрах в десяти, а может быть, и двадцати, точно она не измеряла. Ну не на полу же, в конце концов, этим заниматься!

А на вид Маруся — вполне обыкновенная светловолосая и зеленоглазая москвичка и ничем из повседневной, и даже праздничной, московской толпы не выделяется.

Разве только порой, при сильном ветре, яркие мотыльки вспархивают с рисунка ее любимого шарфика, и, покружив над Марусиными плечами, снова замирают в узоре. Но этого почти никто не замечает. А если и замечает, то думает, что померещилось.

Или случается еще, что зимним утром самые крупные снежинки, приземлившись на Марусины плечи, начинают звонко хохотать. Но этого почти никто не слышит.

Однако очень может статься, что однажды, в такое вот снежное утро случайный прохожий тронет Марусю за рукав.

— А я всё слышу, — подмигнет он Марусе.

А Маруся не удивится, и даже обрадуется, что не одна она в этом городе смех новогодних снежинок улавливает.

Хотите — верьте, хотите — нет.

Из следующей рассказки вы узнаете, почему Маруся умеет летать

Маруся и ее Большая Любовь

Однажды погожим летним вечером решила Маруся наведаться в алтуфьевский универсам «Экватория», где любила покупать сказочно вкусные яблочно-карамельные пирожные. Положив в корзину пирожные, Маруся пошла за курочкой. А положив в корзину курочку, Маруся отправилась за салатом и сладкими грушами. А после этого Маруся подкатила свою корзину к прилавку, уставленному разнообразными бутылками, и потянулась за безусловно подлинным французским «Шардоне». И в этот самый момент была буквально схвачена за руку совсем ей незнакомым, но весьма привлекательным мужчиной.

Он был очень высок, слегка грузноват, чуть лысоват и, как многие начитанные люди, носил очки в тонкой оправе.

— Это не берите, — сказал он властно, чем покорил Марусю сразу и, казалось, навсегда.

Мужчину звали Тимур Валерьевич. Выпить он любил, но пил исключительно вино.

— А? — похлопала ресницами Маруся.

— Ага, — подтвердил Тимур Валерьевич.

Маруся подчинилась. А Тимур Валерьевич купил несколько бутылок «Шабли» и пригласил Марусю в гости, вместе с ее яблочно-карамельными пирожными, курочкой, салатом и сладкими грушами.

И хотя Маруся всегда была, в общем-то, дамой довольно строгих правил, по какой-то неведомой ей колдовской причине противиться предложению Тимура Валерьевича тем летним вечером она оказалась не в состоянии.

— Курочку мы с Вами, Марусенька, готовить, пожалуй, не будем. А вот яблочно-карамельные пирожные, равно как и сладкие груши, нам с Вами ой как пригодятся! — ворковал Тимур Валерьевич, усаживая Марусю в удобное кресло. — Славно нам с Вами, Марусенька, будет закусывать ими бесподобнейшее «Шабли».

Знал все-таки Тимур Валерьевич толк в вине.

Да и в женщинах Тимур Валерьевич тоже неплохо разбирался.

А потому решил не тянуть и вскоре склонил Марусю к сладкому яблочно-карамельному поцелую, который почти немедленно перетек в такую же сладкую обоюдно-бурную ночь.

А за обоюдно-бурной ночью последовало не менее бурное Марусино утро, полностью и безоговорочно поддержанное бурным утром Тимура Валерьевича.

А потом Маруся пожарила яичницу и даже помыла после завтрака тарелки, чем пленила сурового Тимура Валерьевича сразу и, казалось, навсегда.

Так они встречались целых три года: Тимур Валерьевич покупал для Маруси вино, она жарила для него яичницу, и оба они безоговорочно поддерживали друг друга бурными ночами и не менее бурными утрами.

А по вечерам, за чаем, любили Тимур Валерьевич с Марусей услаждать друг друга чтением вслух. И неважно было, что они читали, — прозу, поэзию, газету или научно-технический журнал. Важно было то, что, внимая голосам друг друга, молодели они душой и сердцем, и это их на лирический лад настраивало. И тогда брал Тимур Валерьевич гитару и исполнял для Маруси свои баллады. А Маруся слушала и млела. И были они в такие моменты взаимно друг другу рады, как никогда.

Несмотря на то, что Тимур Валерьевич пил очень часто и очень много, Маруся каким-то волшебным образом умудрялась этого почти не замечать. Ведь это была его немножко странная и чуть-чуть неприятная особенность, очень похожая на невольный и вполне простительный грех.

А кто из нас без особенностей? Пусть кинет камень. Или бутылку.

Так Маруся и Тимур Валерьевич самым чудесным образом оказались, в общем-то, обоюдно счастливы.

Всё это их безоговорочное взаимное счастье прервалось однажды ранним утром, когда пьяный Тимур Валерьевич разбудил Марусю телефонным звонком.

— Я женился, — телеграфно сообщил он Марусе.

И хотя, на самом деле, вовсе он и не женился, Маруся-то об этом не знала. А даже если и подозревала, все равно поверить предпочла. Ведь сказанное не воротишь.

Положив трубку, Маруся сначала свернулась в клубочек. Но в клубочке было больно, словно пронзили его множеством наиострейших спиц или ниндзяобразных кинжальчиков.

Тогда Маруся решила распрямиться и что есть силы покричать. Но это не помогало.

Тогда Маруся стала лупить кулаком по дивану, подушкам и даже по столу до тех пор, пока не разбила кулак до крови. Но и это не помогло.

Тогда Маруся открыла окно, встала на подоконник и шагнула вперед.

Но вниз лететь раздумала. А полетела вверх. И там ее вылечило Солнце.

Сначала оно Марусю испепелило (а Марусе, как вы помните, к этому было не привыкать) и вместе с Марусей сожгло ее боль. А потом бог Ра (а может быть какой-нибудь другой, но тоже очень достойный) создал новую Марусю, очень похожую на старую, но всё же немножечко иную (и к этому Марусе тоже было не привыкать).

С тех пор Маруся умеет летать над Москвой. Но только над Москвой. В других местах у нее пока не получается. Она проверяла.

Уж вы мне поверьте.

В следующей рассказке речь пойдет о сайте знакомств, чудо-мужчине Владимире и романтике от Deep Purple

Маруся и сайт Вполне Приличных Знакомств

Как-то дождливым вечером Марусе стало так одиноко, что отважилась она заполнить анкету на Сайте Вполне Приличных Знакомств.

Женихов там оказалось видимо-невидимо. Не все, правда, сразу звали Марусю замуж, — так, один-два. Остальные звали либо кофе попить, либо без предисловий и лишних трат предаться взаимообогащающему сексу. Некоторые приглашали Марусю в кино или на романтическую прогулку. Встречались и те, кто предлагал партию в теннис или выезд на роликах.

Половина соискателей были женаты и жаждали ренессанса давно забытых ярких чувств. Еще треть давно и прочно находились в пограничном состоянии и успевали насытиться свободой, прежде чем затихнуть под таблетками в зарешеченной палате. А были и такие, кто не в шутку предлагал Марусе заработать, совмещая приятное с полезным.

Весь этот зоопарк с каждым днем нравился Марусе все меньше и меньше. И хотя вполне приятные встречи, посвященные совместным прогулкам или распитию кофейных напитков, иногда случались, обоюдоострого флюидного интереса неизменно не возникало.

Маруся уже начала терять надежду и веру, когда получила приглашение испить чаю в «Стармагз» от инженера средних лет. И хотя возраст инженера на самом деле стремительно приближался к пятидесяти, он, так же как и Маруся, умел мерцать от тридцати пяти до сорока. Эту его способность Маруся распознала, едва взглянув на фото.

Звали чудо-мужчину Владимиром.

— Моя порода, — отметила для себя Маруся. — Есть шанс, что флюид пойдет, — чем черт не шутит.

С первого взгляда на живого и теплого Владимира Марусе понравились:

а) его голубая наглаженная рубашка дорогого покроя;

б) его седина, мастерски выстриженная ежиком;

в) его крупный нос (даже не спрашивайте, почему).

Но особенно привлекли Марусю его шоколадно-карие глаза, наполненные могучей маскулинной энергией.

Весь Владимир в комплексе чудесно гармонировал с внешним и внутренним арсеналом Маруси.

Однако за чашкой стармагсовского чая Владимир зачем-то долго делал вид, что Маруся ему не очень-то и нравится.

Между рассказами про то, что никакой он не инженер, что ездит он на Белом Бээмвэ и занимается рекламой, снимая фильмы про молоко и йогурты, Владимир приватно поведал Марусе о том, что:

а) предпочитает свежие дамские тела потрепанным;

б) настроен на исключительно легкие отношения, так как год назад, ровно в День Святого Валентина, сделав предложение своей подруге, получил отказ без объяснения причин.

По Марусиному разумению, с тех черных пор Владимир пребывал в беспрерывном трауре по утраченным навсегда иллюзиям лебединой верности.

— И выстроил я себе, уважаемая Маруся, дом на Алтае, дабы надежно растворить свою печаль в природе. И, от щедроты душевной, роздал я всем своим бывшим женам квартиры на Ленинском проспекте, — хвастался Владимир. — И холостюю я теперь за городом в маленькой квартирке с видом на парк и жажду ярких и непринужденных встреч. Но их, Маруся, почему-то не случается. Какие-то никчемные женщины мне попадаются, — то старые, то некрасивые, то глупые, то не убежденные в целительной силе полноценного секса.

Вслушиваясь в минорное повествование Владимира, Маруся не без основания начинала раздражаться: «И с чего я взяла, что этот дядя — моего поля ягода? И какого рожна я сижу в этом Стармагсе и выслушиваю такие никчемушные речи?»

Маруся начала было уже подумывать о том, не пересесть ли ей за столик напротив, где с чашкой кофе устроился пресимпатичный молодой человек, который давно и с большим интересом на Марусю поглядывал, как вдруг Владимир встрепенулся, придвинулся к Марусе поближе, и, взяв ее за руку, проникновенно произнес:

— Не хотите ли Вы, чудесная Маруся, прокатиться в моем Белом Бээмвэ с кожаными сидениями?

Такой мгновенной перемене Маруся очень удивилась, но из любопытства согласилась.

В машине было безупречно удобно, и играла правильная музыка.

— «Smoke on the water…» — тихонько начала подпевать Маруся.

Лицо Владимира застыло в изумлении.

— Как?! Ты знаешь эту песню?!

(Здесь, как вы понимаете, переход с «Вы» на «ты» неизбежно органичен, так же как и в обратную сторону, по законам жанра).

— Deep Purple, — кивнула Маруся.

— И тебе это нравится?

— Made in Japan. Двойной альбом. Концертник. Мой любимый.

Владимир воздел руки к небу, а потом закрыл руками лицо.

«Сейчас он зарыдает», — испугалась Маруся.

Хорошо, что в этот момент они стояли на светофоре, иначе аварии было бы не миновать.

— О боги! Что я слышу! — воскликнул Владимир. — И как такое возможно?!

Его шоколадно-карие очи наполнились самыми разнообразными позитивными эмоциями, — от умиления до вожделения. Он расцвел и засветился.

— Поехали кататься!

Белая Бээмвэ выехала на МКАД, Владимир прибавил газу, а Перплы заиграли «High Way Star».

В этот момент Маруся и Владимир почти полюбили друг друга. Пусть всего на шесть минут, зато очень пламенно.

— Nobody gonna take my head, I got speed inside my bra-ain, — орали Маруся с Владимиром и неслись по шоссе, сильно превышая скорость.

Так, распевая перпловские песни, они подъехали к подмосковным Мытищам.

Владимир взял Марусину руку и поднес ее к своим губам, выражая глубокое почтение.

— Не зайдете ли в гости, прекрасная Маруся? Я хочу показать Вам свою любимую квартиру с видом на парк.

— Ужином накормите, любезнейший Владимир? — прозаично спросила Маруся. — Я есть хочу.

— Всенепременно накормлю!

— Тогда зайду, — пообещала Маруся.

— Но только поужинать, — тут же строго предупредила она.

Дома у Владимира Маруся была накормлена цыпленком под соусом карри и напоена алтайским чаем. А потом одарена алтайской кедровой шишкой и отвезена домой на белом кожано-кресельном Бээмвэ.

Обжигая Марусю страстным взором своих шоколадно-карих глаз, Владимир атаковал ее продолжительным прощальным поцелуем.

«И зачем я так опрометчиво ограничила этого мужчину на его же территории? Ведь ежели от одного только поцелуя мое тело зашлось в таком восторге, то можно себе представить, как бы оно восторгалось, не поставь я неуместный заслон в виде всяких тормозящих строгостей».

— Прелестная Маруся, когда же мы с Вами увидимся в следующий раз? — прервал Владимир покаянную Марусину мысль. — Я хотел бы повести Вас в кино, чтобы целоваться с Вами на последнем ряду и чувствовать себя молодым и безбашенным. Согласны ли Вы, Маруся, пойти со мной на такое приключение?

«А вот и не ошиблась я: этот мужчина — очень даже моего поля ягода», — порадовалась Маруся за свою волшебную интуицию. А вслух сказала:

— Я согласна.

— Тогда, — вдохновился Владимир, — я позвоню Вам в выходные.

Но на следующий день Маруся была срочно отправлена в командировку по вареньевым делам «Того Самого Карлсона». Там она провела неделю. А когда Маруся вернулась, Владимир срочно отправился в очень длительную командировку по своему рекламно-молочному делу.

Из далекой Сибири порой он шлет Марусе короткие письма, в которых выражает надежду на скорую встречу и на романтический поход в кино с горячими поцелуями на последнем ряду.

Маруся знает, что если это когда-нибудь случится, то там, в кино они с Владимиром вместе замерцают на все двадцать пять. И не больше. Честное слово!

Из следующей рассказки вы узнаете, какие бывают главные арендодатели, и почему Маруся отказалась стать королевой

Как Маруся чуть не вышла замуж

В большом и красивом офисном здании, где работает наша распрекрасная Маруся, много разных фирм, а значит, много разных соседей. Ближайшим соседом «Того Самого Карлсона» испокон веков был не кто иной, как сам Наиглавнейший Арендодатель. Звали его Эдгар Эдгарович. Человек он был в меру деловой, в меру веселый и на грани меры — общительный. А еще он был высок, хорош собой и чрезвычайно спортивен. В общем, мужчина — хоть куда! Правда, шутил он престранно. Но Маруся полагала, что таков его стиль.

И поэтому, когда однажды Эдгар Эдгарович предложил подвезти ее до дома, а на следующий день облагородил Марусин офис цветами и фруктами, а во все последующие дни продолжил недвусмысленно заваливать и без того подслащенное офисное помещение конфетами и тортами, Маруся противиться не стала и позволила Эдгару Эдгаровичу за собой ухаживать.

Он забрасывал деньгами Марусин телефонный счет, выбирал обои для ремонта в ее квартире, устанавливал там новые двери и врезал в них новые замки. Он водил Марусю в кино и театры и выгуливал ее в подмосковных усадьбах.

Марусе Эдгар Эдгарович, в общем и целом, нравился, а его ухаживания ее бодрили. И поэтому Маруся цвела.

Конечно, было бы правильнее, если бы Маруся цвела от взаимной любви, а не от чьих-то ухаживаний. А еще правильнее, — если бы и от того, и от другого. Причем, собранного в единое целое и в одном лице.

Но лучше уж цвести не совсем правильно, чем не цвести совсем.

Так, в угаре интенсивных ухаживаний, Маруся и Эдгар Эдгарович проводили день за днем.

И вот в один прекраснейший день Эдгар Эдгарович пригласил Марусю в рыбный ресторан. Маруся рыбу очень любит, особенно тунца. Поэтому Эдгар Эдгарович заказал ей оного, тушеного в красном соусе, и белое вино. Тем вечером он очень старался Марусе угодить, чтобы создать нужное настроение.

А настроение он создавал вот для чего.

Не дождавшись, пока Маруся осилит свое вкуснейшее и витаминнейшее блюдо, Эдгар Эдгарович вышел из-за стола, и, не стесняясь присутствия доброго десятка ресторанных едоков, встал перед Марусей на одно колено и торжественно произнес:

— Не согласитесь ли Вы, наибесценнейшая Маруся, стать моей женой, чтобы я мог Вас кормить, одевать и баловать на основании наизаконнейшего штампа в паспорте? Соглашайтесь же, Маруся! Я буду носить Вас на руках и почитать как Свою Королеву!

И хотя Маруся немного опасалась снова быть носимой на руках (дабы снова не быть с этих рук внезапно сброшенной), Эдгар Эдгарович был столь сладкоречив, что Маруся, расчувствовавшись, решила: «А почему бы и нет, в конце-то концов? Только сначала он должен кое-что обо мне узнать».

— Встаньте, Эдгар Эдгарович, — сказала Маруся. — Прежде чем я дам Вам ответ, Вы должны узнать обо мне нечто очень важное, — начала признаваться она. — Мы ведь с Вами намереваемся стать близкими и родными людьми, чтобы и в горе, и в радости… Эдгар Эдгарович, — Маруся сделала паузу, чтобы собраться с духом, — дело в том, что я умею летать над Москвой.

Лицо Эдгара Эдгаровича как-то странно поменялось.

— Но только над Москвой, — поспешно добавила Маруся для его успокоения. — Больше у меня нигде не получается.

— Аха-ха-ха! — громко рассмеялся Эдгар Эдгарович. — Наибесценнейшая Маруся, послушайте-ка, что я Вам сейчас расскажу.

Он отпил из своего бокала и промокнул рот салфеткой.

— Хм. Так вот, Марусенька. Однажды мой старый знакомый Виталий Ильич впервые стал отцом. У него родился голубоглазый сын. У Виталия Ильича карие глаза, а у его жены — тоже карие. И я, как добрый старый друг, спросил Виталия Ильича, как он думает, верна ли была ему его кареглазая жена? А жена ему потом травила байки про какие-то биологические законы. А может, она тоже над Москвой по ночам летала? И налетала Виталию Ильичу младенца-то? А? — похохатывая, заключил Эдгар Эдгарович.

Теперь настала Марусина очередь отпить из своего бокала и промокнуть рот салфеткой.

— Хм. Так вот, Эдгар Эдгарович. Синеглазые дети от двух кареглазых родителей рождаются по биологическому закону генной мутации, о котором, наилюбезнейший Эдгар Эдгарович, знает любой старшеклассник, — разъяснила она серьезно. — А я летаю над Москвой по закону, противоположному закону всемирного тяготения. Но если уж Вы доказанным законам не обучены, то о противоположных с Вами разговаривать тем более бессмысленно. А посему, Эдгар Эдгарович, разрешите откланяться. Быть королевой в Вашем королевстве я не имею ни малейшего желания.

Ох и резка бывает порой Маруся…

Так и не доев своего тунца, она вышла из ресторана и хотела было взлететь, — да так, чтобы Эдгар Эдгарович увидел это в окошко, возле которого стоял столик, за которым он продолжал сидеть, пребывая в сердитом недоумении. Но раздумала. Потому что, во-первых, взлетает она мгновенно, и невооруженным глазом распознать ее взлет практически нельзя. А, во-вторых, дуракам закон не писан, — ни доказанный, ни противоположный. Они, по непреложному правилу обывательской упертости, и глазам своим не верят. Марусе это хорошо известно. Поэтому села она в троллейбус, доехала до метро, а на метро — до родного Алтуфьева.

Там, в алтуфьевских дворах, она вздохнула с облегчением: груз напряженности, сопровождавший ее роман с Эдгаром Эдгаровичем, спал.

— Завтра пойду в «Экваторию» и куплю яблочно-карамельных пирожных, — пообещала себе Маруся. — О чем-то очень приятном и ненапряженном они мне напоминают.

Так она и сделала. А к пирожным зачем-то купила еще и белое сухое «Шабли».

Вернувшись домой, Маруся достала свежую скатерть, зажгла свечу, включила музыку и в полнейшем удовлетворении села за стол.

В ту самую минуту, когда она поднесла ко рту наивкуснейшую пироженку, у нее зазвонил телефон.

— Груш там у Вас, Маруся, наверняка не хватает, — сообщил знакомый голос. — Сейчас принесу.

И Маруся догадалась, что пирожными ей этим вечером придется с кем-то поделиться.

Но это уже совсем другая, очень личная Марусина история. И о ней ни мне, ни вам знать сейчас совсем не обязательно.

В следующей рассказке Маруся знакомится с редким животным

Маруся и Кот

Однажды вечером, возвращаясь с работы домой, в одном из алтуфьевских дворов Маруся встретила рыжего Кота. Он лежал поперек тротуара в позе сфинкса, гордо распластав свой полосатый хвост, и сложно было пройти мимо, не обратив внимания на его ярко-рыжую кошачью персону.

— Мяу, — сказала Коту Маруся.

— Мяу, — ответил Марусе Кот.

— Привет, — сказала Маруся.

— Привет, — ответил Кот.

«Это что же такое получается? — подумала Маруся. — Выходит, я по-кошачьи разговариваю, но ничего не понимаю. А этот Кот, стало быть, по-человечески не только понимает, но еще и разговаривает. Ну и делааа…»

До сих пор Маруся не замечала за собой ни малейших колдовских способностей к распознаванию звериной речи и поэтому сомневаться в том, что именно Кот разговаривал с ней на ее языке, а не наоборот, у нее не было никакой причины. И все-таки она решила проверить.

— Молока хочешь? — спросила Маруся, на всякий случай чеканно проговаривая слова и пристально вслушиваясь в звуки собственного голоса. Сомнений быть не могло: она-то определенно разговаривала по-человечески.

— Хочу, — без обиняков ответил Кот и облизнулся.

— Ну пойдем. Угощу, — пригласила Маруся, и Кот важно зашагал рядом.

В лифте ехали молча.

Кот поглядывал на Марусю снизу вверх, но от этого значимость его говорящей персоны для Маруси ничуть не снижалась.

Выйдя из лифта, Кот вопросительно глянул на Марусю.

— Сюда, — сказала Маруся, указывая рукой налево.

Кот понимающе кивнул.

Маруся открыла дверь и жестом пригласила Кота войти.

— После Вас, — сказал Кот. — Я ведь все-таки Кот.

И Марусе показалось, что он приподнял хвост, дабы засвидетельствовать свою джентльменскую принадлежность.

Слегка смутившись, Маруся вошла в квартиру, а Кот с достоинством проследовал за ней и вежливо присел у самых дверей.

— Я сейчас, — сказала Маруся.

Кот кивнул.

Маруся открыла холодильник, налила молоко в красивое синее блюдце и поставила перед Котом.

— Может, подогреть?

— Спасибо, не надо.

Кот недоверчиво принюхался к молоку и, оценив его свежесть, принялся лакать, жмурясь от наслаждения.

А Маруся, устроившись на пуфике неподалеку, наблюдала за процессом.

Закончив с трапезой, Кот облизнулся и стал тщательно вылизывать лапу и умывать свою усатую мордочку.

— Вкусно? — спросила Маруся.

Кот не ответил. Едва скользнув по Марусе разомлевшим кошачьим глазом, он продолжил свой послеобеденный ритуал.

Завершив умывание, Кот принял выжидающую стойку и недвусмысленно воззрился на входную дверь.

— Как? — обиженно сказала Маруся. — И это всё? А поговорить?!

Кот посмотрел на нее взглядом бывалого гуляки, абсолютно по-мужски вздохнул и снова демонстративно на дверь уставился.

— Ясно. Получил свое и сматываешься, рыжий пройдоха, — разочаровалась Маруся.

И поразмыслив, добавила:

— Па-ра-зит!

Честно говоря, Маруся надеялась, что, возмутившись, Кот ответит оскорблением на оскорбление. Вполне по-человечески. Пусть даже с кошачьим акцентом.

Но Кот остался непоколебим в своем джентльменском молчании и желании вновь обрести легендарную кошачью свободу.

Тогда Маруся попыталась Кота погладить. Он принял ее ласки благосклонно, коротко мурлыкнув для Марусиного успокоения. Однако желания остаться в гостях у Маруси и промурлыкать для нее весь грядущий вечер никак не выразил.

— Ладно. Вали! — разрешила Маруся и открыла дверь.

Вальяжной походкой Кот направился к лифту, на прощание помахав Марусе полосатым хвостом.

— И лифт тебе вызывать я не буду! — крикнула вслед скрывшемуся за углом Коту Маруся.

— Обойдусь, — донеслось из-за поворота.

Маруся так и не поняла, послышалось ей это, или бездушный котяра и правда успел напоследок чисто по-человечески ей нахамить.

Хотите — верьте, хотите — нет.

В следующей рассказке речь пойдет о лжекниголюбах и о том, как правильно писать письмо Деду Морозу

Маруся и ее Большое Счастье

Маруся очень любит читать. Но не признает никаких новомодных ридеров и покетбуков. Ей подавай старые добрые бумажно-печатные книги. Чтобы с запахом типографской краски и в твердом переплете.

Поэтому Маруся часто приходит в книжный магазин «Москва», что на Тверской улице, и подолгу изучает новинки возле плотно нагруженных высокой духовностью полок.

Этот же магазин той памятной осенью посещал Евген Андреич, — мужчина средних лет, вполне симпатичный, хотя и слегка потертой наружности, — такой в толпе затеряется, и не найдешь.

Пользуясь своей потертостью, Евген Андреич без привлечения подозрений к своей персоне по полсубботы проводил в крупных книжных универмагах. Думаете, он был книголюбом? А вот и нет.

Просто Евген Андреич жил один-одинешенек, и ему очень хотелось познакомиться с приятной особой женского полу и завести с ней крепкую семью. И почему-то он решил, что именно у книжных полок по субботам обитают наидостойнейшие претендентки.

К цели он шел размеренно и просчитано, согласно приземленным чертам своего характера. Ради достижения нужного результата он намеревался посещать книжные магазины до победного конца. Сам он читал редко и делал вид, что любит Чехова. Для этого томик Антона Палыча всегда лежал на его прикроватной тумбочке, — годами один и тот же.

Тем пасмурным осенним днем Евген Андреич ощутил прилив грядущего счастья, приметив Марусю, листающую что-то веселое. Маруся улыбалась книжному содержимому, предвкушая удовольствие от скорого и подробнейшего его прочтения.

«Ну наконец-то», — подумал Евген Андреич и решительно пристроился рядом, взяв с полки томик не-важно-кого, однако прицельно толстый и тяжелый.

Преднамеренно уронив его на Марусину хрупкую ногу, Евген Андреич произвел нужный эффект и, вдоволь наизвинявшись, предложил Марусе подлечить ее ступню в ближайшей кофейне.

Маруся, как женщина свободная, отказывать Евгену Андреичу не стала. Тем более что хромать до метро в этот субботний день ей не улыбалось, а взлетать над Москвой с травмированной ногой и подпорченным биополем было весьма опасно. Хотя взлететь-то, наверное, не проблема, но как подумаешь о посадке…

Евген Андреич усадил Марусю вместе с книгами в свою вполне приличную иномарку и предложил заменить кофейню посещением его жилища.

В жилище он обложил поврежденную Марусину ногу кусками льда и напоил Марусю вкусным чаем. Он был необычайно обходителен и выглядел чрезвычайно заботливым. Чем и заслужил Марусин телефонный номер.

С тех пор все чаще Маруся проводила свои субботы не в книжном магазине, а в жилище Евгена Андреича.

Обретаться у себя дома или на даче Евген Андреич очень любил. А еще он любил свои дом или дачу облагораживать.

— Маруся, а давайте купим люстру, — говорил Евген Андреич. И глаза его загорались любовью к хозяйничанию и обустраиванию.

У Маруси же, напротив, глаза от такого рода предложений меркли. Ей почему-то не хотелось покупать люстры для дома и дачи Евгена Андреича. И она даже догадывалась, почему.

Как-то раз в канун Нового года Евген Андреич, многозначительно сияя, объявил Марусе о своем желании на ней жениться.

— И будем мы с Вами жить долго и счастливо. Как Вам моя идея, Марусенька?

Маруся посмотрела на прикроватный томик Чехова, вспомнила про люстры для дома и дачи, и в душе ее загнездились сомнения.

Доложу вам по секрету, что сомнения эти были не раз подкреплены скучнейшими постельными эпизодами.

Нет, никакой страшной претензии по этой части Маруся предъявить Евгену Андреичу не могла. Он был техничен и имел надежную мужскую структуру. Но если бы Марусю спросили, чего ей в Евгене Андреиче не хватает в этом, постельном, смысле, Маруся ответила бы одним емким горячим словом: огня.

Был он неодолимо предсказуем и не обладал должной силой мужского духа, от которой женское сердце млеет, посылая телу сигналы раскрепоститься и предаться неге, отправив в отпуск остатки разума.

— Не дадите ли мне время на размышление, Евген Андреич? — попросила Маруся. — Не готова я сейчас к прямому ответу.

Евген Андреич загрустил, но согласился.

«Что если под Новый год Евген Андреич преобразится? — со странной надеждой чаяла Маруся. — Каких только чудес не бывает на этом свете… Попрошу-ка я Деда Мороза придать Евгену Андреичу яркую брутальную окраску. Не пропадать же вполне приличному мужчине, пусть даже приземлено-бытовому, из-за отсутствия какого-то там альфа-стержня».

И Маруся мысленно написала Деду Морозу письмо.

А надо было не лениться и использовать ручку, бумагу и конверт. На худой конец, электронную почту. Потому как телепатически письмо до Деда Мороза, судя по всему, не дошло.

Однажды самым что ни на есть новогодним вечером, Евген Андреич перекатывал Марусю с боку на бок, по своему обыкновению пресно предаваясь с ней сексу.

— Да зажгись же ты! — вдруг выкрикнула Маруся и заплакала.

— Что с Вами, Марусенька? — вопрошал Евген Андреич, перепугавшись.

— Со мной истерика, — отвечала Маруся.

— От чего же Ваша истерика?

— От изысканнейших Ваших ласк, Евген Андреич.

— Но помилуйте, Марусенька! Ведь я с Вами нежен. Ведь я искусен и изобретателен. Вон как стараюсь, — аж до боли в языке и пальцах. Не говорю уже о других моих важных органах…

— Да хоть устарайтесь, Евген Андреич, а коли нет зажига в вашей мужской ауре, так и в органах не будет.

Тут пришла очередь Евгена Андреича изойти слезами.

— Так значит, Марусенька, замуж Вы за меня не пойдете, — горько проплакал он. — Я так и думал!

— А вот потому что так и думали, так все и получилось, — выкрутилась Маруся. — Да не переживайте Вы так, Евген Андреич! Найдете Вы себе прозаически настроенную женщину. Будете с ней благополучно люстры покупать. И будет Вам счастье.

С этими словами она поднялась с ложа, так и не ставшего для нее супружеским, и, поцеловав Евгена Андреича в его заплаканную щеку, накинула свои одежды и удалилась в Алтуфьево.

Там, у самого Марусиного дома, к ней неслышно подъехали сани. Из саней вышел самый настоящий Дед Мороз.

— А ведь дошло до меня твое письмо, Марусенька! — громовым голосом объявил он.

— Как же так, Дедушка? Ничего ведь в Евгене Андреиче не поменялось, — удивилась Маруся.

— А в нем-то нам зачем менять? — хитро сощурился Дед Мороз. — Это, девонька ты моя, не по прааавилам! Желание, Марусенька, надо на себя загадывать.

Дед Мороз взмахнул посохом и исчез вместе с санями.

А Маруся подумала и произнесла:

— Хочу встретить такого мужчину, чтобы — ах!

— Вот это правильно! — донеслось с небес, и закружило Марусю в снежной буре. А когда буря закончилась, Маруся обнаружила себя стоящей на пороге своей квартиры с большой коробкой в руках.

Что было в той коробке, она так и не узнала. Как Маруся ни старалась, вскрыть коробку не было никакой возможности. Тогда Маруся решила, что там хранится ее Большое Счастье. Придет время, и оно само откроется Марусе без каких-либо трудоемких усилий с ее стороны.

Хотите — верьте, хотите — нет.

Следующая рассказка повествует о вреде дешевого коньяка и относительной пользе дорогого

Как Маруся плавать научилась

«Что же это я? Дожила до таких солидных паспортных лет, а плавать так и не научилась, — размышляла Маруся, растянувшись на лежаке у самого синего моря турецкого побережья. — Если летать у меня получается, то почему поплыть не удается? Завтра непременно поплыву. Вот провалиться мне на этом месте!»

Лежак качнуло, и Маруся подумала, что такими радикальными обетами лучше не разбрасываться.

Завтрашнее утро выдалось солнечным и штильным. И Маруся решила претворить свое намерение в жизнь без свидетелей. Хотя было это весьма опасно, — а ну как не поплывется, и некому будет кинуть спасательный круг?

Отогнав сомнения, Маруся смело вошла в воду, мысленно наметила зачетную глубину, вообразила себя лягушкой и решительно двинулась к горизонту. Ей даже показалось, что у нее неплохо получается, но дыхания не хватило, и, ощутив отсутствие дна под ногами, Маруся пожалела, что решилась на подвиг столь ранним утром и настолько в одиночестве.

Из последних сил она развернулась и погребла к берегу, забыв про то, как плавают лягушки, и вспомнив про собак. Вода норовила залить ноздри, Маруся пугалась все сильнее, а дно под ногами и не думало намечаться.

Вдруг прямо перед Марусей из воды вынырнула девушка.

— Привет. Тонешь что ли?

«Вот нехеровые вопросики. Дура какая-то», — решила Маруся и обильно фыркнула водой.

— Ясно. Тонешь. Держись! — крикнула девушка и протянула Марусе свою ногу.

«Точно дура! Кто же так спасает?» — подумала Маруся, однако за ногу ухватилась.

Так, на своей ноге, самым удивительным образом, девушка дотащила Марусю до берега.

Нога была какая-то странная, — скользкая и блестящая.

— Тьфу-ты ну-ты! Да это же хвост! — догадалась Маруся.

— Ну да, — заулыбалась девушка. — А я — Русалка.

— Это что, турецкий маскарад?

Маруся протерла глаза, застланные соленой водой.

— Скажешь тоже! — обиделась Русалка. — А ты зачем в воду-то полезла?

— Плавать учусь, — вздохнула Маруся, отжимая волосы. — До глюков вот доплавалась.

Она внимательно посмотрела на Русалку и потрогала ее хвост. Он был теплый. И рыбой от него совсем не пахло.

— Ты что вчера пила? — спросила Русалка.

— Коньяк.

— Местный?

— Конечно. Не «ультра ол» все-таки…

— Я так и знала, — разочаровалась Русалка. — Сегодня не пей. Или не скупердяйничай, разорись на французский. А завтра утром снова приходи.

Вечером Маруся решила не скупердяйничать. Французский коньяк и правда гармонировал с морем гораздо лучше, чем турецкий. И Маруся поняла, что имела в виду турецкая Русалка. Даже если и была она всего лишь акклиматизационной галлюцинацией.

Назавтра Маруся проснулась с рассветом, и на душе у нее было хорошо. А на желудке — тем более. Вооруженная ясностью мысли и почти готовая к тому, что вчерашние глюки не повторятся, Маруся надела свой лучший бирюзовый купальник и отправилась к морю с твердым намерением во что бы то ни стало именно сегодня научиться плавать.

В воде ее ждала Русалка.

— Привет, — помахала она Марусе. — Пришла все-таки? Давай сюда!

Маруся обернулась. Вокруг — ни души.

Вот и хорошо. Можно спокойно разговаривать с Русалкой, даже если на самом деле ее здесь нет.

Маруся вошла в воду по пояс и стала настраиваться на заплыв.

— А ты не думай, просто плыви.

— Хорошо тебе говорить, у тебя хвост, — позавидовала Маруся.

— Хочешь, махнемся? — съязвила Русалка.

Маруся помотала головой.

— Возьми его в свои объятия и позволь ему обнять тебя, — вдохновенно произнесла Русалка.

— Кому позволить? Кого обнять? — не поняла Маруся.

— Море, дурище ты наземное!

Русалка взмахнула руками, указывая на водный простор.

— Кого же еще?! Доверься морю! Отдайся волнам! Будь проще! Хватит думать! Начни дышать!

Она прервала свою пламенную речь и с сочувствием глянула на Марусю:

— Слышь ты, сухопутное создание, — не заморачивайся.

«И правда, что это я все время думы думаю. На отдыхе я, в конце концов, или нет?»

Со звуком «ха» Маруся резко выдохнула, легла на воду и, ощутив радость слияния с морской поверхностью, увидела себя со стороны довольной и счастливой. Она плыла, и наличие дна под ногами ее больше не волновало.

А рядом плыла Русалка. Довольная своей ученицей, она улыбалась.

— Здорово! — сказала ей Маруся.

— А то! — засмеялась Русалка. — Наслаждайся. А я — домой.

— И коньяк пей только французский! Помогает! — добавила она и, помахав Марусе хвостом, нырнула в волны.

А Маруся развернулась и поплыла к берегу, ощущая бесконечное солнечное счастье.

Русалку она до сих пор добрым словом поминает. Однако коньяк пить с той поры остерегается. Особенно на море. Мало ли какая галлюцинация обозначится и чему учить вознамерится.

Следующая рассказка — весенне-эротическая. С участием пистолета, маленькой собачки и сотрудника всеми уважаемого учреждения

Маруся и Психолох

Вы думаете, в название вкралась опечатка? А вот и нет. Послушайте, что я вам расскажу про весеннее Марусино знакомство, и вы непременно всё поймете.

Нет-нет, это совсем не то, что вы подумали. Слово"лох"не имеет к наиприятнейшему Марусиному знакомому никакого прямого отношения.

Ну да не интригую более. Рассказываю.

Однажды весенним утром Маруся обнаружила на своей странице Сайта Вполне Приличных Знакомств сообщение, от которого сразу пахнуло чем-то очень провокационным:

«Ммммм… Попробовать бы такую женщину на вкус…»

Едва открыв сие нескромное послание, Маруся, на секунду скривившись от такой неприкрытой пошлости, тем не менее ощутила весну во всем своём долго дремавшем теле и, приняв вызов, сходу ответила незнакомцу:

«А давай!»

Незнакомец слегка опешил, но не спасовал, и в субботу Маруся, нарядившись в свой лучший весенний пуховичок и в «ну просто ах какую» шапочку, отстукивала каблучками тротуар возле станции Пражская.

Новый знакомый оказался слегка линялой копией своих ярких и разнообразных фото. Однако был ладно сложен и обходителен. Он сходу поцеловал Марусину щечку и распахнул перед ней большую дверь своей черной Мазды номер 5. Все его телодвижения и взгляды обещали Марусе томный денек.

Едучи в большой и черной мазде, Маруся почти уже растаяла, предавшись мечтам о разнообразном и продолжительном сексе, как вдруг Новый Знакомый решил поведать ей занимательную историю о том, как «вчера-он-регистрировал-пистолет-и-пока-он-его-регистрировал-его-машину-на-стоянке-бессовестно-поцарапали-и-так-же-бессовестно-смотались».

И ничем бы эта история Марусю особенно не задела (ну кроме пистолета, конечно, — пистолетов всякого рода Маруся ужас как боится), если бы не одна преинтереснейшая особенность новознакомцевской речи, от которой Маруся вздрогнула гораздо сильнее, чем от упоминания огнестрельного оружия.

Это было не что иное, как, — не поверите, — мягкое «гэ». А если точнее, очень мягкое «гэ».

— А они мне хаворят… — самозабвенно повествовал новый знакомый про охранников стоянки, — а я им хаворю…

Он хаворил, хаворил, а Маруся слушала, слушала, и ее эротический настрой снижался, снижался и снижался…

«О, Эрос! Какая злая шутка!» — вздохнула про себя Маруся и стала смотреть чуть вверх и в окно.

Почуяв неладное, Новый Знакомый свернул свой эмоциональный мягко-гэкающий рассказ и начал хвастаться своей необыкновеннейшей профессией.

— А ведь я, Марусенька, психолохом работаю. Да-с. Обучаю курсантов в Высшей Школе ТНП основам психолохии.

— Что за школа такая? — оторвавшись, наконец, от разглядывания облаков, почти оживленно поинтересовалась Маруся.

— Школа Так Называемой Полиции, — горделиво пояснил Психолох. — Вот и корочки у меня специальные имеются — фиолетовые.

И он показал Марусе документ.

— С ними — хоть куда: и в пир, и в мир, и в добрые в люди. Везде почет и трепет.

Невольно проникшись уважением к фиолетовым корочкам и фундаментальным знаниям Фрейда, Маруся, в то же время, удивилась, как же это курсантам удается не хихикая, слушать про либидо и сублимацию в свете сплошного мягкого «гэ». Ну если только опасаются они пистолета, который теперь постоянно сопровождает Психолоха, законно свисая с его брючного ремня. И на любое курсантское «хи» он любезнейше может ответить метким выстрелом в ногу. А кому приятно? Тут не расхихикаешься.

В бирюлевской квартире Марусю и Психолоха радостно встретило тонконогое собакоподобное существо со сладким именем Буся. Бусю Психолох любил нежно, преданно и взаимно. А в обоюдную человеческую любовь Психолох не верил совсем. Зато, согласно Фрейду, верил в половое влечение, воплощению коего в жизнь и предавался регулярно и со вкусом.

После теплого знакомства с Бусей, Маруся была напоена прохладным белым вином, накормлена вкусной зернистой колбасой и смеряна восхищенным психолоховским взглядом. Марусе даже показалось, что у Психолоха текут слюни. Но это свое впечатление она списала на смешанное восприятие Буси и колбасы в совокупности с присутствием вина в ее, Марусином, организме. Тем более что Марусе давно не приходилось пить сухое вино в таком количестве.

Налив Марусе полный третий бокал, Психолох пристроился поближе и, пуская слюни (Марусю так и преследовало это странное видение), разразился очень стандартным комплиментом.

— Вы, Маруся, точно такая как на фото, только хараздо, хараздо лучше.

— Конечно. Я же живая, — Маруся подняла на него свои васильковые глаза, сегодня окрашенные в цвет яркой Марусиной кофточки. А вообще-то глаза у Маруси зеленые-презеленые.

Освещенный васильковым Марусиным взором, Психолох взомлел и, преодолевая весьма условное Марусино сопротивление, принялся разминать Марусины ноги выше колена.

И хотя нетвердое «гэ» неуместно преследовало Марусины сознание и подсознание, не позволять же, в конце концов, Марусиному эстетству испортить столь эротически начавшийся день!

Доложу Вам, Любезнейший Читатель, что правильно Маруся сделала, что не позволила себе страдать затяжным эстетствующим снобизмом. Потому как новый ее знакомый оказался настолько хорош в том, чего она довольно долго была лишена, что у Маруси помутилось сознание, и после, она долгую полноценную минуту не могла вспомнить, кто она такая и зачем сидит голая в чужой квартире с чужой собакой.

Однако, очнувшись, мгновенно воспроизвела в памяти все наиудивительнейшие акробатические этюды и наиизысканнейшие эротические речи тээнпэшного Психолоха. А поэтому, когда довольный, заметно помолодевший и вернувший себе часть слинявших жизненных красок Психолох вышел из душа, полотенце его было сброшено, а прерванный перфоманс немедленно возобновлен.

И так Психолох напитал и без того волшебную Марусю дополнительной волшебной энергией, что сразу домой из гостей Маруся не поехала, а взлетела над Москвой и, приземлившись на Тверской, заглянула в «Венеттон».

Примеряя васильковый плащ, так идущий к ее сегодняшним васильковым глазам, Маруся увидела себя в зеркале и замерла — в тот день ей было двадцать пять. Ну может быть, с натяжкой, двадцать восемь.

«Пора завязывать с такими экстренными омоложениями, всё-таки паспорт…» — подумала Маруся. Однако решила сегодня об этом не задумываться, а купить васильковый плащ и лететь уже домой.

Но, побоявшись предстать перед своей семнадцатилетней дочерью в образе двадцатипятилетней матери, Маруся быстрым шагом прошла весь Тверской бульвар туда и обратно, перекусила в Макклаудсе, вернулась в «Венеттон», прикупила себе наикрасивейший клетчатый шарфик, посмотрелась в зеркало, и только тогда, убедившись в том, что приближается к вполне повседневным своим тридцати пяти, решилась лететь домой. А потом передумала и спустилась в метро: мало ли что в полете может произойти, в таком-то состоянии.

А с Психолохом Маруся и по сей день периодически имеет приятные во всех отношениях беседы. И плевать она хотела на нетвердое «гэ», когда другие согласные и гласные звуки в чудеснейшие моменты искуснейшим образом сливаются в один цельный и абсолютно непререкаемый восклицательный знак.

Благодаря своей волшебной интуиции, Маруся точно знает, что очень скоро Психолох из ее жизни исчезнет. Наверное потому, что ТНП пошлет его в разведку, поручив Психолоху опасное и ответственное внедрение в штаб соседней картофельной державы.

Марусе станет немного грустно без его мягкого «гэ», твердого восклицательного знака, акробатических этюдов и сладких эротических речей. И поэтому Маруся каждый раз встречается с Психолохом как в последний. И каждый раз, прощаясь, она целует его собачку, машет ей ручкой и съезжает вниз по перилам. А Психолох спешит спуститься вниз на лифте, чтобы поймать Марусю на руки и не дать ей прочитать неприличные надписи на стенах в бирюлевском подъезде. Поймавши Марусино хрупкое тело, Психолох выносит его наружу и водружает в большую черную Мазду номер 5. Потом он довозит ее до метро, Маруся машет ему ручкой и взлетает над Москвой.

А вы что подумали? Что она в метро спускается? По перилам эскалатора?! Да уж легче взлететь.

В следующей рассказке Маруся наслаждается прогулкой по Москве с Мужчиной Ее Мечты

Маруся и Мужчина Ее Мечты

Марусю как-то спросили, с кем из известных людей далекого прошлого она хотела бы увидеться.

— С Пушкиным Александром Сергеичем, — сходу ответила Маруся и размечталась…

В мечтах Маруся гуляла с Александром Сергеичем по набережной Москвы-реки, а Александр Сергеич спрашивал:

— Скажите, Маруся, свободны ли Вы сегодня вечером и могу ли я рассчитывать на Ваше внимание допоздна? Я почитал бы Вам мои незабвенные стихи, а Вы пожарили бы мне яичницу.

И Маруся отвечала, что абсолютно свободна, и что яичницу непременно пожарит. А стихи — да Бог с ними, она их и так знает.

Александр Сергеич совершенно не обижался, а только лукаво улыбался и брал Марусю под локоток.

Поднявшись на Патриарший Мост, они любовались видом Кремлевских куполов и башен, и Александр Сергеич, пользуясь случаем, цитировал-таки строки из горячо любимого Марусей «Евгения Онегина»:

«Напрасно ждал Наполеон,

Последним счастьем упоенный,

Москвы коленопреклоненной

С ключами старого Кремля…»

А Маруся вдохновенно подхватывала:

«Нет, не дала Москва моя

Ему…»

Александр Сергеич громко смеялся. Ведь он очень любил, когда шутили. А сконфуженная Маруся просила:

— Александр Сергеич, подскажите, как там на самом деле. Я ведь и правда забыла.

Пушкин смеялся еще громче и с выражением декламировал:

«Нет, не пошла Москва моя

К нему с повинной головою»

И они смеялись вместе.

А потом, взяв такси, ехали на Тверскую.

— О, так ведь это же я! — увидев статую на площади своего собственного имени, с энтузиазмом восклицал Александр Сергеич. — А что, хорош памятник! Хоть и рукотворный, а все равно приятно.

И они с Марусей снова хохотали.

А потом Александр Сергеич и Маруся пили кофей в заведении под названием «Шоколавница», и ни одна живая душа не догадывалась, что это и есть тот самый Пушкин. Потому что Александр Сергеич в любом времени и в любом месте современен и органичен.

«Какой Мужчина! — думала Маруся, восхищаясь. — Уж я бы ему яичницу пожарила!..»

А Пушкин ей подмигивал и восторгался отменным московским капучино.

А после, гуляя с Марусей по бульвару, Александр Сергеич неожиданно становился задумчивым.

— Как часто в горестной разлуке, в моей блуждающей судьбе… — будто вспоминая что-то очень личное и безнадежно далекое, ровно, без единой пафосной нотки произносил он.

— Москва! Я думал о тебе! — задорно подхватывала Маруся, довольная своей эрудицией.

И Пушкин, выведенный из состояния задумчивости Марусиной непосредственностью, крепче прижимал к себе ее локоток и снова вместе с Марусей беззаботно смеялся.

К сожалению, всё это происходило лишь в Марусиных мечтах.

Перемещать Александра Сергеича из прошлого в настоящее было совсем не в ее компетенции. А путешествовать во времени Маруся пока не научилась. Да и побаивается она таких экспериментов. Не ровен час, так и останешься в прошлом. А Маруся очень любит свое по всем меркам Замечательное Марусино Настоящее.

Уж вы мне поверьте!

В следующей рассказке Маруся пытается отметить День Космонавтики

Маруся и НеГагарин

Однажды на Сайте Вполне Приличных Знакомств объявился мужчина по имени Юрий.

Увидев Марусину фотографию, Юрий немедленно отправил ей сообщение, в котором значилось, что лет ему «полных пятьдесят», роста в нем «полных сто восемьдесят», а зарплата у него «полных пятьсот тысяч в месяц».

«Ого! — удивилась Маруся. — Это где же такие зарплаты раздают?»

И, словно в ответ на свое немое удивление, тут же получила от Юрия еще одно сообщение, в котором разъяснялось, что работает он в Москосмосе, имеет долю во владении питейно-закусочным заведением в Столешниковом переулке, очень одинок и хотел бы создать пару с такой распрекрасной дамой как Маруся.

— Что ж, Москосмос так Москосмос, — определилась Маруся.

C космонавтами ей знакомиться еще не приходилось. Пусть даже этот самый Юрий не носил фамилию Гагарин, и даже, по сути, был никаким не космонавтом, это дела не меняло. Тем более что ежемесячный доход Юрия выглядел вполне космическим, да и другие его данные совсем Марусю не отвращали.

— Эх, не получается по любви, так пусть получится по расчету, — разрешила себе Маруся и стала собираться на свидание.

В тот весенний вечер Маруся мерцала от тридцати пяти до сорока. Погода располагала, и Маруся нарядилась в свой васильковый плащик с мотыльковым шарфиком. Чувствовала она себя превосходно, а от доброго десятка восхищенных мужских взглядов фон Марусиного обаяния усилился десятикратно. В таком вот чудесном состоянии вошла Маруся в ресторан, где у входа ее ждал Юрий.

И надо же было такому случиться, что всё природное и приумноженное по дороге Марусино обаяние моментально и вдребезги разбилось о полное и безоговорочное отсутствие харизмы у Юрия. Кроме того, заявленные Юрием «полные сто восемьдесят» едва дотягивали до полных ста семидесяти двух. А Маруся всегда предпочитала смотреть на мужчину снизу вверх, даже стоя на каблуках и на платформе. Так ей удобнее. И это, заметьте, совсем не означает, что при таком раскладе мужчины имеют обыкновение смотреть на Марусю сверху вниз. Хотя в буквальном смысле так оно и есть.

Юрий провел Марусю к столику, где ее ждал сюрприз.

— Игорь, — представился сюрприз, тасуя на столе остатки шашлыка и водки.

Этот пост-обеденный натюрморт Марусе ой как не понравился. Зато Игорь Марусю портретно впечатлил.

Он в такой мере был наделен харизмой, что Марусино потухшее было обаяние воскресло, и Маруся засветилась с новой силой.

— А мы тут с Юрием Михалычем делово переговариваемся. Правда, Юрий Михалыч?

Юрий кивнул.

— У нас переговоры, — изрек он тускло и надолго замолчал.

Между тем, сюрпризный Игорь уловил воскресшее Марусино свечение и весь вечер не давал ему угаснуть.

Что же было делать Марусе, попавшей в такое престранное положение?

Она могла бы, конечно, каким-нибудь из волшебных способов подсунуть свою визитку в карман игорева пиджака, или Игорю за шиворот (или в трусы, в конце-то концов), но постеснялась и ограничилась горячим виртуальным поцелуем в Игоревы губы.

Игорь вздрогнул, приложил к губам три пальца, подумал, что это водка, не на шутку испугался и, решив проверить, отхлебнул еще. Не обнаружив водочной идиосинкразии, он расслабился и заулыбался.

«Чудо какая улыбка у этого Игоря! — подумала Маруся. — Так бы и послала ему еще один горячий виртуальный поцелуй».

Но повторить свою маленькую шалость Маруся не решилась. Потому что жестоко было так волшебно обламывать игоревы вполне устоявшиеся отношения с водкой.

«Какое-то неестественное трио тут у нас сложилось, — дивилась Маруся. — Игорь солирует, я подпеваю, а Юрий, которому должно бы быть дирижером, — словно ударник с трещотками: подтренькивает вяло и редко».

Вся эта музыка стихла вдруг и окончательно, когда, спохватившись, солист Игорь удалился, на прощание одарив Марусю аккордом алчущих взоров, но не оставив ей ни малейшего шанса на продолжение преинтересного знакомства.

Вскоре и Маруся домой засобиралась. Дело близилось к полуночи, и Юрий вызвал для Маруси такси.

«Вот не подсунула Игорю визитку, — сердилась на себя Маруся, — теперь придется довольствоваться Юрием. И поделом».

На Садовом такси притормозило.

«Ах, если бы харизматическое обаяние да искрометный юмор Игоря прибавить к…»

Но по Гоголю у Маруси не получалось. Потому что у Игоря было всё, а у Юрия — практически ничего. Кроме доли в бизнесе, которую не помешало бы присоединить к доле Игоря.

— Ох и попали мы! — в тему прервал печальные Марусины размышления таксист. — Пробка на пол-Москвы.

Маруся подумала, что проще будет выйти из такси и взлететь, но вовремя остановилась. Был месяц май, его начало. И в Москве репетировали Парад Победы. А в такой ситуации летать над столицей, особенно над центральной ее частью, было ой как небезопасно. А ну как «Тополем» сбивать начнут как неопознанный и угрожающий суверенитету страны объект? Поэтому Маруся осталась в такси и медленно, но благополучно доехала до дома.

На следующий день Маруся была вызвана Юрием испить кофею.

— По расчету, так по расчету, — решилась Маруся и приняла приглашение.

Игоря меж ними на этот раз не стояло, и Юрий, как умел, от души ухаживал за Марусей, прикладываясь своими некрупными ручками к Марусиным коленкам и увлеченно оглаживая Марусины локотки.

Маруся терпела. Может быть, местами ей было даже приятно. Поэтому на следующее свидание Маруся поехала, основательно помывшись.

Волшебная интуиция Марусю и на этот раз не обманула (да и грех обманывать в таких-то простецких случаях), и к вечеру Маруся оказалась в роскошной москосмосовской квартире.

Юрий налил Марусе ликера, а себе водки. И стал окутывать Марусю ароматным дымом недвусмысленно длинной и толстой сигары.

«Какого хрена я здесь делаю?» — задавалась вопросом Маруся.

И тут же себя оправдывала: «День Космонавтики в этом году я не праздновала, просто пропустила. И в прошлом году пропустила. А ведь был юбилей! Вот и отметим его с Юрием, пусть даже не Гагариным. Зато он из Москосмоса и курирует программу Глобус-Грунт. Пусть даже провальную…»

Далее Маруся предпочла не размышлять, дабы логично не уйти в своих мыслях настолько далеко, что пришлось бы немедленно сваливать из шикарной москосмосовской квартиры и оставлять недопразднованным прошлогодний юбилей Первого Полета Человека в Космос.

Опосля распития приватного ликера и не менее приватной водки из Юриева собственного бара в Столешниковом переулке, недолго думая и несильно напрягаясь, Юрий поставил Марусю на локотки и коленки и без особых предварительных ласк, прошептав крылатое «поехали», принялся весьма конкретно возиться где-то сзади.

«Ммм-да, не Гагарин этот Юрий, — думала Маруся. — Совсем не Гагарин».

Она пыталась прислушаться и даже приглядеться. Но так и не поняла, что там сзади делает Юрий, пока через пару минут он не издал блаженный стон, и Марусина нога не ощутила на себе влагу.

Вот тебе, Марусенька, и Юрьев День… Вместо Дня Космонавтики.

— Что это было? — спросила Маруся.

— Как что?! Секс! Наипрекраснейший секс в моей жизни, божественная Маруся! — воодушевленно продекламировал Юрий.

— Знаете что, Юрий, — ответила Маруся. — Иметь меня, конечно, можно и хэтчбеком. Но — достойно! А посему, Юрий, больше даже и не пытайтесь.

С этими жестокими словами Маруся приняла махровое полотенце из опущенных рук Юрия и удалилась в ванную. Там она густо намылилась и, растворившись в пене, вышла на волю через водосточную трубу.

А через пару минут, аки Афродита, Маруся благополучно возродилась из пены в собственной ванной в алтуфьевской квартире.

Выйдя из ванной, Маруся завернулась в пушистое полотенце, забралась в большое мягкое кресло и горько расплакалась, — уж очень ей было жаль ее любимого платья цвета морской волны, оставленного у Юрия НеГагарина. Но что поделаешь, — порой приходится жертвовать красивыми платьями ради быстрого и безболезненного расставания.

Из следующей рассказки вы узнаете, почему не стоит экономить на обуви

Как Маруся туфли покупала

Однажды Марусе понадобились туфли. Не то чтобы у нее их совсем не было. Однако нужных ей — не было совсем.

Маруся обнаружила это теплым весенним утром, после первого дождя, когда снег с тротуаров сошел безвозвратно, и выглянуло яркое солнце.

— В чём же я теперь буду ходить?! — сокрушалась Маруся. — Все мои туфли безнадежно устарели, и не подходят ни к одному моему новому плащу и ни к одной моей новой курточке.

— Мама, мне кажется, или ты не далее как осенью новые туфли покупала? Причем, пары две или даже три? — заметила наблюдательная Марусина Дочка.

— Да. Но осенью я покупала туфли под новое осеннее пальто, — резонно возразила Маруся. — А теперь мне нужны туфли под новый весенний плащ.

Заглянула Маруся в свой кошелек и вздохнула.

— Придется экономить…

И поехала Маруся в большой туфельный универмаг, что на проспекте Вернадского.

И встретили ее там радушно и многоречиво, словно на базаре. И приглянулись Марусе кожаные туфли на высоком каблуке и невысокой платформе. И стала Маруся их примерять. И закончилась бы эта история чудесным туфельным хэппи-эндом, если бы не заметила Маруся, что правая туфля ей чуть-чуть мала.

— Та вы не переживайте! — успокоила Марусю красноволосая и полногрудая тетя-продавец. — Та мы ж в два щота щас эту туфельку поправим!

— Как?! — изумилась Маруся. — Как вы ее поправите?

— Та вы не переживайте!

И тетя-продавец исчезла за дверью подсобки.

«Что там у нее за дверью? Обувная фабрика?» — подивилась Маруся.

Через минуту тетя-продавец вернулась, держа в руках устройство, похожее на инструмент для камеры пыток. Это была железная колодка в форме туфельного носка, с торчащим из нее штырем, который завершался круглой рукояткой.

Маруся попятилась.

— Та вы сымайте туфлю-та, сымайте! — махая руками на Марусины ноги, приказала тетя-продавец. — Щас мы ее выправим аккурат по вашей ноженьке.

Маруся стащила с себя туфлю и на всякий случай отошла подальше, чтобы исключить участие своей ноги в исправлении обуви.

Красноволосая тетя побрызгала в туфлю чем-то пенно-белым, привычным движением вставила в нее пыточное устройство и покрутила рукоятку. Туфля жалобно пискнула.

Наблюдая за процессом, Маруся почему-то вспомнила «Молчание ягнят», и ей немедленно захотелось уйти.

— Нате, примеряйте, — разрешила тетя-продавец, довольная своим мастерством. — Щас сядет как влитая.

Но Маруся уже стащила с себя оставшуюся левую туфлю и, надев свои старые на обе ноги, приготовилась бежать.

«Носите сами вашу расчлененку», — мысленно пожелала она тете-продавцу. А вслух сказала:

— Я зайду. Попозже. Правда-правда.

И бросилась к выходу.

— Та шо ж вы, девушка! Та за три-та тыщщи! Та не сыщщите ж нигде ж и никогда ж! — неслось ей вдогонку.

Выбежав на улицу, Маруся кинулась к метро и только на эскалаторе обрела душевное равновесие.

На следующий день Маруся, не особенно придирчиво вглядываясь в содержание своего кошелька, отправилась в магазин австрийской фирмы и купила там себе дорогие и красивые туфли, которые сразу сели по ноге, — по правой так же хорошо, как и по левой. Как Маруся их надела, так и отозвались ее ступни облегченным вздохом. А в ответ туфли Марусиным ножкам приветливо улыбнулись. Хотите — верьте, хотите — нет. И носит их теперь Маруся с превеликим удовольствием и больше никогда не ходит за обувью в универмаги рыночного типа.

Из следующей рассказки вы узнаете, почему Маруся любит Индию, и о том, что помешало ей завести с индусом близкое знакомство