Обнаружители Магии. День Единения

Меркат Зиман

Много лет Лесная Застава была поселением-памятником в честь дружбы эльфов и людей, но сейчас об этой самой межрасовой дружбе вспоминают только в День Единения. Но в этот День Единения все пошло не по проверенному сценарию. Чтобы вернуть в Лесную Заставу спокойствие и порядок, местный смотритель нанимает пятерых непредвзятых иноземцев. К сожалению или счастью, у иноземцев оказывается свой стиль расследования, который не может похвастаться серьезной продуманностью…

Корректор Оксана Сизова

Дизaйн обложки Максим Новиков

© Меркат Зиман, 2023

ISBN 978-5-0056-1080-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Благодарю всех, кто участвовал в этом безумии:

познавшую дзен Миру,

неунывающую Сашу,

добавляющего логики Костю,

внезапного Рината,

короля отыгрыша акцентов Кирилла

и Артема, соединившего этот балаган.

Катя, Слава и Ксюша пока не появились на жизненном пути Обнаружителей Магии, но в реальной жизни уже вдохновляют одним своим присутствием на новые свершения.

За создание обложки благодарю художника Indigojrps, очень чутко прочувствовавшего атмосферу книги.

Спасибо.

Теплый закатный свет пробивался сквозь деревья на дорогу, играя тенями листьев и иными бликами на ее необычайно ровных белых камнях. Спокойный ветер в наставшей вечерней тишине, прерываемой стрекотом насекомых, сопровождал двух путников, приближавшихся к Лесной Заставе по южной дороге. Один из них, темноволосый парень с небольшой походной сумкой, медленно плелся за рыцарем в полном воинском обмундировании, уверенно шагающим по тракту в быстром темпе. Шлем рыцаря был зажат у него подмышкой, а большой рюкзак на спине был скрыт за щитом, фоновая зелень которого дополнялась изощренным золотым узором, складывающимся в силуэт дерева с раскидистой кроной.

Иоахим вытер капли пота со лба, откинув назад слипшиеся от влаги темные кудрявые волосы. Прищурившись, он оценил расстояние до Заставы в метров этак пятьсот и тягостно вздохнул, прибавив шагу.

— Может, передохнем немного? — жалостливо спросил он у своего спутника, мужественно терпящего жар закатного позднелетнего солнца в своем тяжелом снаряжении. Рыцарь гневно начал жестикулировать, не отрывая выразительно-обвиняющего взгляда от сопровождающего его арканиста.

— Я же извинился за лошадей, — вновь заныл Иоахим, вызвав тем самым новый поток агрессивных размашистых жестов, — а ты даже не признал, что в этом была и часть твоей вины!

Август фыркнул и, дождавшись, когда Иоахим подойдет ближе, ткнул того в плечо указательным пальцем в тяжелой рукавице, заставив волшебника пошатнуться.

— Не стоило оставлять меня на дежурстве, я же еле глаза держал открытыми, — продолжал парень, морщась от болезненного тычка, — и лошадей надо было покрепче привязывать…

Рыцарь, не дослушав компаньона, махнул рукой в сторону поселения и развернулся к зеленым стенам, продолжая движение. Иоахим шумно вздохнул и обреченно двинулся вслед за Августом, мысленно проклиная дорогу, солнце и шум листвы деревьев, окружавших их в течение долгого времени.

Волшебник чувствовал, что его начинает подташнивать только от одного зеленого цвета. Привыкший к серой каменной кладке, окружавшей его в родной городской среде, и оказавшийся волею судеб сперва на лесной стоянке Ордена Священного Дуба, к которому принадлежал его спутник, а затем и на просеках южных широколиственных лесов, Иоахим видеть уже не мог великолепие природы на этой границе между землями эльфов и республикой Союзных Земель. Чем ближе они приближались к островку цивилизации в виде Лесной Заставы, тем становилось легче на душе у арканиста, который всем нутром чуял, что до дома, расположенного в столице республики, осталось не так много миль.

Август же на протяжении всего пути чувствовал себя одинаково превосходно, что проходя по привычным и новым маршрутам среди буйно цветущей растительности, что ступая по твердой брусчатке, проложенной древними эльфийскими мастерами возле поселения. Рыцарь покинул свой дом, стоянку Ордена, однако для грусти не было причин — у Августа было предназначение, которое вело его вперед. Божественное наставление, указывающее на север вглубь материка, на благословленные поиски…

— Тебе нужно «сердце цивилизации», так? — пробормотал запыхавшийся Иоахим рядом с ним. — Вряд ли Лесная Застава потянет такое звание, но перед Лорконом тебе нужно подготовиться к тому, что ты увидишь, дружище.

Рыцарь не удосужился даже повернуться к волшебнику. Улыбка на его лице становилась все шире по мере приближения к стенам из ненатурально отблескивающего на солнце зеленого камня.

В этой улыбке было нечто, не сулящее цивилизации ничего хорошего.

* * *

В каменном мешке, который представляла из себя местная тюремная камера, было холодно даже по меркам подвала. Прохладная влага, скапливающаяся в воздухе, охлаждала каменные стены и спины прикованных к ним цепями узников, находящихся в состоянии легкой похмельной дремы. Рослая девушка-тифлинг и жилистый загорелый парень, привязанные к противоположным стенам, практически одновременно подняли головы, когда по подземелью пронесся лязг петель тяжело открываемой двери. Они оба напряженно следили за длинными тенями, появившимися в узком проходе между камерами и уменьшающимися по мере приближения звука шагов.

Троица в броне с символикой Союзных Земель, благодаря которой визитеров можно было опознать как стражу Лесной Заставы, встала у решетки камеры, где в темной глубине блестели от привнесенного факельного света две пары глаз. Тифлингша чуть подалась вперед, поморщившись от громкого лязга натянувшейся цепи.

— А эт у нас кто? — крякнул самый пузатый из стражников, выглядящий тем не менее наиболее представительным и командным.

Эльф рядом с ним зашелестел пергаментом.

— А-а, бузотеры из таверны, которые вчера друг другу рыла пытались начистить, — протянул старший стражник, внимательно приглядевшись к рогам узницы и к появляющейся нахальной усмешке на лице узника.

— Так точно, сержант Зерион. Записаны как Октавия и Ален…

— Да неважно уже, — почесал подбородок Зерион, после чего требовательно вытянул руку по направлению к другому товарищу, полуэльфу. Тот протянул сержанту громадную связку кажущихся одинаковыми ключей. Зерион выхватил нужный и с кряхтеньем отпер дверцу камеры.

Другая пара ключей ушла на кандалы заключенных. Зерион слегка негодующе покосился на первого освобожденного, с явным удовольствием потирающего затекшие запястья. Подойдя ко второй, он со вздохом пожаловался то ли ей, то ли себе, то ли влажному воздуху подземелья:

— Приезжают всякие, общественную собственность громят, — ключ заело, но Зерион не сдавался, пыхтя от натуги и недовольства, — шороху наводят, а потом под амнистию в День Единения попадают!

Последние кандалы сдались под напором сержанта, и Октавия также отлипла от стены, поднимаясь на ватных ногах во весь свой рост и возвышаясь над Зерионом на добрые полторы головы.

— Благодарю за гостеприимство, — фыркнула она, вслед за Аленом выходя из камеры и направляясь к лестнице прочь из подвала.

— Впредь не нарушайте! — крикнул ей в спину эльф, и тифлингша неопределенно махнула рукой.

В неловкой тишине Ален и Октавия поднялись на два пролета наверх, и тут же оба поморщились от слабоватого света солнца в проеме выхода из здания тюрьмы. Их глаза, привыкшие к полусумраку подземелья и еще не отошедшие от вчерашних алкогольных возлияний, синхронно заслезились. Тем не менее оба вышли наружу и облегченно полной грудью вдохнули тепловатый вечерний воздух.

Лесная Застава вовсю готовилась к празднику, названия которого ни Ален, ни Октавия не знали до сегодняшнего дня, но были очень благодарны неким древним (или не очень) людям, которые придумали День Единения и сопровождающую его амнистию. Мужчины таскали бревна, лавки, столы и прочие тяжести, которые положено таскать на любом фестивале. Девушки, как людские, так и эльфийские, ходили с корзинками, из которых доставали разноцветных игрушечных птиц, аккуратно подвешивая их на нижние ветви наиболее крепких деревьев.

Повсюду слышался стук молотков, и на ближайших наспех сконструированных лесах вышедшая из тюрьмы парочка заметила один из источников шума. Огромный полуорк прибивал буквы вывески к зданию, остановившись, когда его окликнула подошедшая эльфийка в дорогих шелковых одеяниях, навевающих ассоциации с ажурными переливчатыми крыльями бабочек. Направление, куда махнула рукой эльфийка, что-то объясняя полуорку, было знакомо Октавии и Алену.

И на полуорка, и на Октавию местные жители смотрели с сиюминутным интересом, быстро пропадавшим после вынужденного возвращения к праздничным заботам. Массивная фигура тифлингши выделялась среди смеси эльфийского и людского народов. Дьявольское наследие ее крови проявлялось в загнутых назад крупных рогах с ребристой текстурой и нестандартном серо-лавандовом цвете ее кожи.

Во взглядах окружающих не было напряжения. Тифлинги в крупных поселениях встречались повсеместно, хоть и не являлись распространенной на континенте расой. Сложнее обстановка была в мелких деревнях, с чем Октавия столкнулась пару раз за время своего побега из дома. С тех пор на развилках она поворачивала на наиболее протоптанные тропы.

— Опять в тавег’ну? — повернулся парень к Октавии, с непривычки к высокому росту девушки уперевшись взглядом в мощные бицепсы серо-лавандового цвета.

— Опять, — со смешком ответила тифлингша, — только в этот раз без порчи общественного имущества.

Оба абсолютно не помнили обстоятельств и предмета спора, который привел к вчерашней драке, поэтому ничто не мешало им тут же принять друг друга за хороших приятелей и собутыльников, а смутные воспоминания о совместном боевом конфликте только укрепили чувство товарищества. Ален проверил крепление арбалета на бедре и, присвистнув и лучезарно улыбаясь проходящим мимо девушкам, первым двинулся в сторону «Соколиного Глаза». Октавия по дороге расплела и заплела обратно длинную косу, за время заключения визуально превратившуюся в огромную скатавшуюся мочалку. Это занятие не мешало ей конкурентно улыбаться тем же дамам, которым дарил свое кратковременное внимание Ален.

По мере приближения к таверне на душе у тифлингши становилось все тяжелее — в этом поселении и конкретно в этой таверне она пребывала уже дня три, больше, чем в местах до этого. Необходимо было что-то решать, отправляться дальше, не задерживаясь на одном месте надолго. Октавия скользнула взглядом по человеку впереди нее и потерла ушибленный еще вчера глаз, пересеченный двумя вытатуированными вертикальными полосками. Воспоминания представляли собой кучу смешанных событий с огромным числом белых пятен, однако девушка знала самое главное — было весело. Почти как дома с братом в лучшие времена.

Пока смуглый парень впереди нее ловко лавировал между толпами людей, а она одним своим видом заставляла их расступаться, Октавия задумалась, как ей называть нового знакомого с забавным иноземным акцентом. Ее врагом он вряд ли был, хоть и вмазали они друг другу вчера хорошенько. Спутником его тоже было не назвать, так как вместе они не путешествовали до этого. Сокамерник подошел бы, однако определение знакомства одним лишь вечером отсидки в тюрьме придало их отношениям сильно преступный оттенок, а закоренелой преступницей Октавия себя не считала. Нарушителем порядка — возможно, но не опасным рецидивистом.

Занятая раздумьями, девушка не заметила, как они дошли до «Соколиного Глаза». Ален галантно-насмешливо открыл перед ней дверь таверны:

— Пг’ошу, подг’уга, — его рот расплылся в прелюбезнейшей улыбке.

За дверью было еще многолюднее и душнее, чем вчера. Жители Лесной Заставы определенно любили знаменательные даты и умели их праздновать. Где-то вдали слышалась музыка, однако за громкими разговорами, смехом и хаотичным звоном бокалов мелодия казалась чем-то потусторонним, больше напоминая галлюцинацию.

Между столами и стоящими людьми бегали две маленькие юркие разносчицы, чем-то неуловимым похожие друг на друга и на многих других маленьких юрких разносчиц во всем мире. Они быстро повторяли заказы за клиентами, у многих из которых уже заплетались языки так, что озвучить заказ у разносчиц получалось лучше. Пока Ален ловил одну из них, чтобы обеспечить себя и подругу выпивкой на вечер, Октавия пыталась найти свободное место. Ее взгляд зацепился за двух встающих со своих мест мужиков крестьянского вида. Она подошла к столу, когда за него уже садилась парочка полуэльфов, быстро смекнувших при появлении Октавии, что им лучше сегодня постоять. Девушка плюхнулась на лавку, дожидаясь Алена с добычей.

Она невольно начала вылавливать из какофонии звуков таверны осмысленные фразы. Где-то неподалеку обсуждали сбор урожая, красивые женские формы и политические интриги далекого южного континента. Наконец, блуждающее по таверне внимание тифлингши поймали мужчины, сидящие спереди. Они вдвоем сидели друг напротив друга на лавках, предназначенных для четверых, предусмотрительно скинув свои вещи на свободные места. Октавия видела затылок одного из них — темно-русые короткие волосы с редкой проседью переходили в мощную шею; ее внимание привлекли уши, которые на первый взгляд могли показаться человеческими, однако при ближайшем рассмотрении абсолютно точно слегка заострялись на концах. Парень, сидевший напротив полуэльфа, в несколько глотков опустошил кружку эля. Его кудрявая темная шевелюра явно не встречалась с водой и мылом достаточное количество дней, чтобы при зачесе назад послушно лежать и не топорщиться. Оливковые глаза, по которым была ясна легкая стадия опьянения, растерянно смотрели внутрь уже пустой кружки.

— Да они даже внимания не обратили на упоминание Ордена, — раздраженно проговорил он, дотягиваясь до следующего сосуда с выпивкой, — я не понимаю, чего ты зазря паникуешь…

— Ну ляпнул и ляпнул, это же ни к чему не привело, — буркнул он же, — они скорее удивились, что сэр Август Бивербрук как-то на юге оказался, хотя его дом на севере…

Парень производил впечатление сумасшедшего. В течение «диалога» говорил лишь он один, но при этом создавалось ощущение, что он словно получает ответы на свои высказывания. Что-то еще смутило Октавию, но она не до конца осознавала это, пока не подошел Ален с напитками.

— Вчег’а ты кичилась, что с холопами вг’оде меня не будешь пить, благог’одная леди. Но деньжат сейчас у меня побольше будет…

Бивербрук?

Она вперилась взглядом в спину мужчины, лица которого не видела. Ее замешательство и легкая паника стали настолько очевидны, что Ален, непринужденно болтавший о своем финансовом превосходстве, остановился.

— Все в пог’ядке? — без видимого беспокойства спросил он, придвигая к ней эль.

Октавия повернулась к нему, натужно улыбнувшись. Ее слегка удивила реакция товарища — она заметила, что спокойствие и улыбчивость Алена сочетались вместе с готовностью к действиям. Как будто он понимал, чего она так испугалась.

Как будто его тоже могли преследовать.

Тифлингша отхлебнула немного из кружки и моментально закашлялась от мерзкого вкуса. Вчера у нее не было цели продегустировать местные напитки — было лишь желание побыстрее напиться вдрызг, чтобы оправдать желание побуйствовать и хорошенько вмазать одному смугловатому наглецу. Тот, сидя напротив, выжидательно молчал. Чтобы не встречаться с Аленом взглядом, Октавия стрельнула глазами в сторону Бивербрука и его компаньона.

Парень с кудрявыми волосами смотрел прямо на нее и улыбался.

— Вас так интересует моя персона? — повысил голос он, чтобы перекричать окружающий шум.

Октавия сделала вид, что не поняла, к кому он обращается, однако было уже поздно. Ален нахмурился и повернулся назад одновременно с поворотом головы полуэльфа в их направлении.

Внешность Августа Бивербрука заставила бы любого засомневаться, что перед ним потомок эльфийской крови. Очевидные признаки начинающегося старения, характерного больше для человеческого типа, заявляли о себе в виде одутловатости лица, пробивающейся седины и втянутости шеи. На вид рыцарю можно было дать все сорок человеческих лет, а представительность дополнялась кольчугой, плотно облегавшей его массивные плечи.

— Присаживайтесь к нам, — его спутник пригласительно похлопал ладонью по месту рядом с собой, убирая оттуда свою походную сумку, — вы, похоже, тоже не местные, так что нам надо держаться вместе!

Август безразлично пожал плечами, развернувшись обратно.

Октавия решительно встала и, взяв кружку, села на освобожденное место. Алена долго уговаривать тоже не пришлось — он втиснулся на лавку рядом с Августом.

Сев напротив рыцаря, девушка поняла, почему его компаньон говорил монологом. Август, привлекая его внимание, постучал пальцем по дереву и сделал рукой несколько сложных жестов.

— Я слишком долго путешествую в твоей компании, — язвительно ответил на жестовую фразу кудрявый парень, — неплохо бы ее ненадолго разбавить.

Жесты стали быстрее и агрессивнее.

— Я не говорил, что твоя компания плоха, Август, — вздохнул его спутник, отворачиваясь от продолжающего жестикулировать рыцаря, — итак, как вас зовут, уважаемые… кхм… дама и господин?

— Не считаете, что стоит представиться первому, если уж вы нас пригласили за свой стол? — проговорила Октавия и тут же мысленно себя одернула за излишнюю манерность.

Глотнув эля, парень протянул ей руку:

— Меня зовут Иоахим Зальц, а моего друга… — он быстро посмотрел на Августа, который раздраженно кивнул, — …моего друга зовут сэр Август Бивербрук из Синего Предела.

Все мышцы в теле Октавии моментально напряглись, но было непохоже, что мужчины обратили на это внимание. Этот Зальц мог бы и не упоминать город, из которого происходит его компаньон, потому что иначе упоминание Бивербруков не вызвало у девушки инстинктивной тревоги. Она ожидала, что за ней явятся из Синего Предела, что ее семья пришлет наемника, не поскупившись нанять рыцаря из знатного рода.

Однако сэр Август либо был отличным актером, либо сидел в этой таверне не с целью наблюдения за Октавией. Рыцарь без видимого интереса скользнул взглядом по тифлингше и ее новоприобретенному товарищу, в основном созерцая небогатое убранство «Соколиного Глаза» с наляпанными повсюду цветными лентами и пергаментными цветочками.

В последние пару недель, полных паранойи и бессонных ночей из-за подозрительных шорохов в дешевых комнатках трактиров, Октавия перестала верить в совпадения. Этот мужчина был безразличен к ее присутствию за столом и абсолютно не скрывался, что делал бы любой наемник, однако сама его принадлежность к одному из знатных домов Синего Предела приводила девушку в смятение, перерастающее в желание действовать на опережение.

Волевым усилием Октавия успокоила внутреннюю дрожь — она никогда не видела ни одного из Бивербруков и с трудом вспомнила об их существовании. И мало ли кто вообще живет в Синем Пределе — одном из крупнейших северных городов континента?

Она крепко пожала протянутую руку спутника сэра Августа, и тот заметно поморщился — к таким сильным рукопожатиям он не привык.

На воина с его телосложением он не был похож — под широкими закатанными рукавами белой рубашки были незагрубевшие руки, слабые по меркам тренированного боями человека. Левый рукав чуть ниже плеча был обвязан какой-то металлической вязью, предназначение которой для Октавии было неясным. Издалека парень казался очень молодым, но при ближайшем рассмотрении тифлингша осознала, что он либо является ее ровесником, либо даже немного старше — на вид ему было тридцать или чуть меньше лет.

— А сэг’ Август сам пг’едставиться не может? — поинтересовался Ален.

— Не может, — со вздохом ответил Иоахим, — он немой. Я выполняю в данный момент функцию его переводчика.

Он наконец повернулся к рыцарю и начал так же отвечать ему жестами.

— Я Октавия, — во время этой немой перепалки девушка прокашлялась и представилась, внимательно следя за реакцией остальных, — просто Октавия.

Иоахим ободряюще улыбнулся ей, не прекращая что-то втолковывать своему компаньону. Сэр Бивербрук казался не просто немым, но и глухим, который вообще не обращает внимания на звуки вокруг.

— А я просто Ален, и мы с этой кг’асоткой только что вышли из местной тюг’мы.

Слух неожиданно вернулся к рыцарю именно в этот момент, и Август удивленно посмотрел на арбалетчика. Тот подмигнул покрасневшей Октавии.

— «Просто» Октавия и «просто» Ален, чудесно! За это стоит выпить! — поднял кружку Иоахим и стукнул ее о кружку Октавии, не дожидаясь ее ответного поднятия. — Как и за то, что вы теперь не в тюрьме и свободны как птицы!

Остальные с разной степенью готовности присоединились к тосту, после которого повисло напряженное молчание, не прерываемое даже жестикулированиями Августа. Он посмотрел с отвращением в кружку и со вздохом полез в рюкзак, достав оттуда что-то маленькое, размером с орех. До того, как это нечто с громким бульканьем скрылось внутри кружки, Октавия была готова поклясться, что увидела желудь. Когда сэр Бивербрук отпил напиток с необычной добавкой, громко цокнув языком от удовольствия, девушка сильно засомневалась в своем зрении.

— Что ж, — попытался развеять общую неловкость Иоахим, — за какое… кхм… деяние вас посадили?

— Дг’ака в тавег’не, — осклабился Ален.

— Не самое худшее, что могло быть. В этой таверне?

— Так точно, — ухмылка на лице арбалетчика стала шире, — видишь, у стойки тавег’нщика стул снесен? Это вчег’а Октавия головой его протаг’анила.

— Или ты, — задумчиво прокомментировала она.

— Или я, — не стал спорить он.

Иоахим с вежливой улыбкой еще раз отхлебнул из кружки, выразительно приподняв брови при взгляде на Августа. Получив в ответ то ли немое удивление, то ли одобрение, то ли возмущение, Зальц решил продолжить допрос, чтобы не оставаться в осточертевшей за время пути тишине:

— У тебя интересный акцент, Ален, я никогда такого не слышал. Откуда ты?

— Оттуда, отсюда, сложно сказать. Много плавал на ког’аблях, по-г’азному понабг’ался.

— Так ты моряк?

— Вг’оде того.

— А почему сейчас не в море?

Ален откинулся на спинку лавки. За незаметную для стороннего наблюдателя половину секунды «моряк» оценил сидящего перед ним парня. Тот хоть и не внушал доверия, но и опасности не представлял. Любопытство Иоахима подогревалось не паранойей и не алчностью, а тремя выпитыми пинтами эля.

— Есть дела на суше. Но вског’е могу и в мог’е вег’нуться.

— Чем ты занимался на кораблях?

— Как повезет. Если без лишних пг’иключений, то за парусами смотг’ю. А если с пг’иключениями… — хихикнул Ален, — …то смотг’ю, чтобы аг’балетный болт оказался у кого-нибудь между глаз.

Август начал что-то «говорить» своему переводчику, в конце продемонстрировав понятный любому жест, потерев большой палец об указательный. Иоахим нахмурился уже на середине длинной «фразы».

— Если в общем и целом… — пробормотал он, параллельно следя за возобновившейся жестикуляцией сэра Бивербрука, — …то Август хочет предложить тебе побыть его оруженосцем.

— За деньги? — уточнил моряк.

— Разумеется, — подтвердил Иоахим, — но я бы на твоем месте на много не рассчитывал.

Август перегнулся через стол и гневно влепил компаньону по плечу. Иоахим чертыхнулся, потирая место ушиба:

— Ну не по больному же, сколько можно!

— И что входит в обязанности ог’уженосца? — вернул диалог в деловое русло Ален.

— Сопровождать, носить вещи, отбиваться в случае опасности и делать то, что сэр Бивербрук тебе говорит, — не прекращая держаться за больное плечо, ответил Зальц.

— А ты сам не ог’уженосец?

— О нет, я просто переводчик. Из меня получается очень плохой носильщик, а боевая единица и того хуже. К тому же мы путешествуем вместе с Августом до Лоркона, где я останусь, а он может продолжить свой путь.

— Как же я буду понимать сэг’а Августа, если тебя с нами не будет?

— Я научу тебя основным жестам.

Ален ради приличия и желания слегка набить себе цену сделал вид, что серьезно задумался. Пребывая большую часть времени в море и занимаясь отнюдь не рыцарскими делами, он редко сталкивался с рыцарями. Странствующие рыцари же казались мифическими обитателями суши, знакомыми лишь по байкам в портах. В этих байках они непременно были богатыми простофилями, помешанными на чести и отваге и не особо следящими за своими расходами, так что работа Алену точно подходила. Он протянул ладонь Августу, которая тут же была пожата широко улыбающимся нанимателем.

— По г’укам! О цене договог’имся позже.

— За это стоит выпить! — воскликнул Иоахим, поднимая руку в призывном жесте для разносчиц. — Я вот возвращаюсь в…

Его прервало скорое появление быстро говорящей разносчицы, у которой была еще целая таверна таких болтливых пьяных посетителей. Ждать окончания всех историй до совершения заказа было равноценно полноценной остановке деятельности заведения, поэтому девушка мастерски перевела внимание Иоахима на себя. Пока он пытался сосчитать необходимое количество алкоголя, Алена начало зажимать между Августом и присаживающейся с другой стороны горой.

— Извините, нигде больше мест не было, — вкрадчивым басом проговорила гора, пододвигающая блюдо с ароматно пахнущими нарезанными закусками, — угощайтесь.

Ален послушно потянулся за куском сыра — в его восприятии горам обычно не перечили. Иоахим наконец закончил подсчет и озвучил число пинт разносчице. Когда он увидел гору, он хлопнул себя по лбу:

— Черт, надо было брать больше…

— Не стоит, уважаемый господин, — остановил его от последующих действий полуорк, кротко пережевывающий вяленое мясо с принесенного им блюда, — я не пью подаваемых здесь напитков.

На лице Зальца отразилось некое замешательство, когда он пересчитал сидящих за столом.

— Иоахим, — с сомнением он протянул руку горе.

— Хэнк.

— Так о чем это я? Ах да, я возвращаюсь в Лоркон…

Октавия вполуха слушала нескладный рассказ Иоахима. У этой истории не было конкретики — вся речь в основном была построена на перечислении негативных эмоций, полученных столичным парнем во время пребывания за пределами большого города. Тифлингша с удивлением отметила, что шум таверны можно разделить на два типа. С одной стороны до нее доносились типичные бытовые перебранки, похабные истории и признания в любви до гроба на общем наречии, с другой — переливчатое журчание незнакомого ей языка с теми же интонациями.

Таверна абсолютно точно делилась на людскую и эльфийскую часть. Среди и той, и другой части выделялись столы, за которыми громко праздновало местное ополчение в едином обмундировании Союзных Земель. С эльфийской стороны особым отличительным знаком в виде крупной броши в форме башни обладала бледная женщина, молочную белизну кожи которой оттеняли темные длинные волосы. Она изредка улыбалась, обнажая неровные мелкие зубы ровно тогда, когда весь стол сотрясался от дружного смеха.

— Леди Майна Русал, — неожиданно во время речи поднялся один из эльфов рядом с ней, заговорив на общем, — лучший капитан во всей истории Лесной Заставы!

Его выкрик был поддержан аплодисментами и одобрительными возгласами на эльфийском. Однако, как только они затихли, с людской стороны раздался издевательский гогот. Громче всех смеялся короткостриженый поджарый мужчина, на клепаном кожаном доспехе которого также красовалась брошь-башня.

— Лучший капитан в стрельбе по кроликам? — ехидно спросил один из стражников, сидящий рядом с ним. — Или по отбитию нападений бешеных лесных оленей?

Другой стражник-человек изобразил пальцами рога у себя на голове и протаранил ими своего соседа, безумно вращая глазами, вызвав новый приступ глумливого хохота за своим столом.

Улыбки на лицах эльфов тут же померкли.

— Я признаю только одного капитана Заставы — капитана Жорна Крастофа! — крикнул «шутник» за столом людей, поднимая вверх кружку. Об нее гулко стукнулись остальные кружки рядом сидящих. От мощного столкновения эль из них закапал на центр стола, орошая нарезанный ломтями хлеб и свернутые подковой колбасы.

— Жаль, что половиной нашего гарнизона командует алкоголик и дебошир, а они еще и культивируют уважение к нему, — язвительно ответил на тост стражник-эльф.

Его голос был тих, однако в наступившей после ликования паузе фраза возымела нужное действие. Стражники-люди повскакивали со своих мест, эльфы в ответ одновременно встали, прикрывая товарища от возможных нападок. Возникший гомон из яростной смеси общего и эльфийского языков прервал парный звучный рев:

— ПОЗАКРЫВАЛИ РТЫ!

В таверне стало тихо. В глазах обоих капитанов был гнев, направленный, однако, в сторону не своих, а чужих подчиненных. Майна, чьи молочные щеки обагрились румянцем негодования, одним быстрым движением головы смахнула длинные локоны на спину и обратилась к Жорну:

— Контролируй своих подчиненных, Крастоф. Не стоит поощрять их хамское поведение.

— Это кто тут еще хамло, — рыкнул Жорн, — пусть лучше твои осинки языки за зубами держат.

Октавия, с начала конфликта потерявшая интерес к чему-либо, кроме него, осознала, что за ее столом никто давно ничего не обсуждает. Все так же внимательно наблюдали за развитием событий, даже не отвлекаясь на выпивку. Исключение составлял лишь Хэнк, подъедавший остатки сыра и смотрящий в глубину полупустого блюда.

— Разве нормально, что у стражи такие серьезные дрязги? — с опаской пробормотал Иоахим.

— Предполагаю, что это несущественный конфликт, — низким шепотом ответил Хэнк, — я присутствую в этом поселении одну неделю, и за это время они успели три раза крупно поругаться.

Тем временем Жорн и Майна находились уже на расстоянии длинного меча друг от друга. Крастоф напоказ разминал плечи, Русал же встала в закрытую позу, скрестив руки на груди и с презрением наблюдая за красованиями оппонента.

— Если Застава не может решить, кто из нас лучше, то стоит это показать! — обратился капитан людей к толпе, собирая воодушевленный зрелищем гул. Он повернулся к сопернице с широкой улыбкой, разводя руками:

— Приглашаю за стол, леди.

На середину прохода стражники выдвинули один из небольших столов, придвинув к нему два стула. Жорн и Майна сели друг напротив друга, вытянув правые руки вперед и согнув их в локтях.

Между кружкой Иоахима и Октавии появилась шапка, наполненная монетами. Писклявый голос сбоку от стола, принадлежащий непойми откуда взявшемуся курносому гному, быстро затараторил:

— Ставки, принимаем ставки! Принимаем от одного серебра и выше!

Август достал золотой и, передавая его Иоахиму, махнул в сторону стражников-эльфов.

— Сэр Август Бивербрук поставит на Майну Русал, — Зальц положил монету в общую кучу, пока гном выводил имя его друга и ставку на засаленном пергаменте.

— Октавия ставит на Жорна Крастофа, — в шапке оказались еще пять золотых. Ален удивленно присвистнул.

— Здорово же ты деньгами разбрасываешься, Октавия, — покачал головой Иоахим, — за пять золотых в Лорконе можно оказаться в обществе очень неплохой куртизанки.

— Могла бы эти деньги потг’атить на что-то более полезное. Отдать мне, напг’имег», — моряк наклонился к спутнице чуть ближе и подмигнул, — я могу быть получше многих куг’тизанок.

Тифлингша смущенно повела плечами и отвела взгляд в сторону стола, над которым Жорн и Майна уже обхватили ладони друг друга. С обеих сторон над ними стояли секунданты, эльф и человек соответственно. Оба капитана тихо обменивались фразами, все больше развеивая в пух и прах ощущение, что это обычная дружеская потасовка. От ярости эльфийка пошла багровыми отметинами, по оттенку кожи напоминая теперь пятнистого снежного барса-альбиноса. Капитан Крастоф оскалился в звериной ухмылке, на каждый агрессивный выпад противницы отвечая своими злобными подколками и все больше распаляясь в процессе разговора.

— Готовься… — громко объявил один из стражников, — …начинай!

Капитаны тут же прекратили обмен любезностями и, одновременно вдохнув побольше воздуха в легкие, усилили хват. На их руках проступил рельеф жил и мышц, синева вздувшихся сосудов от верхних конечностей дошла и до висков обоих соперников. Под какофонию криков болельщиков Крастоф все сильнее и сильнее упирался ногами в пол, пытаясь всем телом дать сопротивление наседающей Русал, и через несколько напряженных секунд выбрал правильный момент, чтобы одним махом положить ее ладонь тыльной стороной на стол, вызвав новый оглушительный залп воплей на общем наречии.

Иоахим что-то сказал Августу, но тот недовольно покачал головой, показав на уши, — слова в возникшей звуковой буре было не разобрать. Зальц утешительно заговорил с компаньоном жестами, кивая в сторону гнома-букмекера, но рыцарь с досадой отмахнулся. Гном с грустной жадностью в глазах вернул Октавии ее ставку и выдал выигрыш, и та с явным безразличием прибавила монеты к своему избыточному достатку.

На поединке на руках конфликт, однако, не исчерпал себя. Крастоф, злобно ухмыляясь, колко и неслышно для остальных прокомментировал свою победу. Реакция леди Русал не заставила ждать — ухмылка с лица Жорна тут же была стерта прилетевшим в висок кулаком эльфийки. Развернувшийся после внезапного удара капитан людского гарнизона замахнулся, чтобы обрушить кулак на ключицу соперницы, однако Майна ловко уклонилась от его медлительной ладони, обойдя противника сзади и пяткой пнув его в заднюю часть колена. Капитаны незаметным в общем галдеже кубарем вывалились через главный вход таверны, продолжая осыпать друг друга ударами. На крыльце Жорн как следует приложил лицо капитана эльфийской стражи к поручню, а та в ответ точечным ударом локтя под грудную клетку заставила Крастофа сложиться пополам.

Их спохватившиеся подчиненные, поздно заметившие отсутствие командиров, высыпались на улицу, обступая капитанов кругом и не решаясь вмешаться. Вместе с ними вышли и остальные посетители таверны, так же неловко наблюдая за катающимися в пожухлой траве стражниками.

— Надо разнять их, — с неким сомнением в голосе сказал Иоахим, — они же поубивают друг друга.

Словно в подтверждение его слов изо рта Жорна после очередного удара Майны под дых вырвалась ярко-красная струя, а кровоподтек на скуле эльфийки опухал с завидной скоростью, перекашивая ее лицо в левую сторону.

— Что здесь происходит?!

Толпа расступилась перед владельцем негромкого, но четкого и властного голоса. Невысокий эльф, чьи темно-русые волосы были украшены серебряной цепочкой с редкими вкраплениями драгоценных камней, подошел к драчунам в сопровождении уже визуально знакомой Алену и Октавии эльфийки в одеждах «бабочки». Эльфийка еле заметно кивнула Хэнку, чуть приподняв уголки рта.

Жорн убрал руку с горла Майны, а та слезла с поваленного противника. Оба капитана встали перед пришедшим плечом к плечу, вытянувшись по струнке, при подъеме смахивая пыль и стирая кровь с лиц.

— Вы хоть понимаете, что с минуты на минуту к нам приедут послы из Лоркона и Киэн’Дарра? — медленно отчеканил эльф. — Как мы можем принимать их делегации, если капитаны нашего гарнизона выглядят как побитые разбойники?!

— Смотритель Наунан…

— Ваши детские стычки переходят все дозволенные границы, — продолжал смотритель, не обращая внимания на бормотания Майны, — о наказании для вас обоих я как следует подумаю после праздника. А сейчас пожмите друг другу руки и отправляйтесь организовывать соревнования на ярмарке, как и было задумано.

Жорн вытер тыльной стороной ладони окровавленный рот и протянул ее противнице. Майна без лишних вопросов быстро пожала его руку и, развернувшись от таверны, легким шагом направилась к центру поселения. Крастоф, выждав, пока капитан эльфийской стражи отойдет на достаточное расстояние, под тяжелым взглядом смотрителя отправился в ту же сторону. Стражники и прочие зеваки стали разбредаться — кто на службу, кто обратно праздновать в таверну или смотреть на приготовления на центральной площади. Пока пространство у крыльца освобождалось от людей, смотритель Наунан вел тихий разговор со спутницей-эльфийкой, посматривая, чтобы никто не оставался возле кровавого кратера, образованного телами борющихся капитанов.

На крыльце, стараясь не привлекать внимания смотрителя, стояла иноземная пятерка. Когда он, коротко кивнув сопровождавшей его эльфийке, также ушел от «Соколиного Глаза», та подошла к Хэнку, изображавшему искреннюю заинтересованность в породе дерева, из которого сделаны перила.

— Когда я просила тебя немного отдохнуть в таверне от работы, — мягко проговорила эльфийка, кротко улыбаясь, — я не имела в виду наблюдение за подобным позором.

— Это не ваша вина, леди Лориэль, — ответил Хэнк, — это недостаток дисциплины в гарнизоне.

Лориэль вздохнула и пожала мощное предплечье полуорка своей маленькой рукой.

— Попробуй все же немного расслабиться. Праздничные гуляния на площади обещают быть интересными.

— Как пожелаете.

— Лесная Застава искренне ценит твою помощь, Хэнк. Но излишне загонять себя не стоит.

— В монастыре, который я покинул, это даже работой не назвали бы, — без излишнего упрямства сказал Хэнк, всем видом показывая, что дал себя уговорить.

— Надеюсь увидеть тебя в конце праздничного вечера. Послы будут держать речи в беседке у ратуши — довольно интересное зрелище, — Лориэль склонила голову в прощальном жесте и направилась в сторону, куда уже ушли оба капитана.

Как только она отошла на расстояние, с которого вряд ли могла что-то услышать, на Хэнка накинулись свидетели разговора:

— Ты ей точно нг’авишься, паг’ень, — хмыкнул Ален.

— Кто она? Благородная леди? — поинтересовалась Октавия.

— Да, родственница смотрителя Наунана, местного главы. Леди Лориэль помогает ему в наблюдении за порядком.

— И давно она оказывает тебе такие знаки внимания? — влез Иоахим.

— Она вежлива со всеми, кто предоставляет свои умения и улучшает благосостояние Лесной Заставы.

— Тепег’ь это называется «вежливостью», — повернулся Ален к Августу, который иронизирующе подвигал бровями.

Хэнк молча покачал головой и двинулся прочь от компании.

— Ты на ярмарку? — крикнул ему вслед Иоахим, потянув Августа за предплечье. — Пойдем тоже, я тысячу лет не был на ярмарках!

Август покосился на компаньона, показал на него пальцем, а затем этим же пальцем щелкнул по своей шее.

— На ярмарки и ходят пьяными, Август, — саркастически ответил Зальц, — в этом и есть суть веселья!

* * *

Главная площадь выглядела так, будто в ее центре взорвали гигантскую коробку с разноцветными лентами, резными фигурками и камушками на подвесках. Украшено было все: кроны повидавших годы деревьев, тонкие ветви молодой древесной поросли и кустарников, скаты крыш, оконные и дверные проемы и проходящие мимо поселенцы. В вечернем знойном сумраке загорались факелы, чей свет собирался в основном возле островков ярмарочных гуляний. Группа огоньков освещала прилавки торговцев, сбывавших полезное и бесполезное; на второе жители Заставы в праздничный день тратились особо охотно. Подсвечивались небольшие подмостки, на которых под высокие протяжные ноты флейты и мерные глухие стуки барабанов танцевали парочки.

В пламени факелов поселенцы соревновались в многочисленных играх разной степени безумности — от уже увиденной в таверне борьбы на руках до попыток поймать орех ртом с десяти метров.

Хэнк, сидя на свободном клочке травы, наблюдал, как его соседи по лавке из «Соколиного Глаза» участвуют в более традиционных развлечениях — в стрельбе из лука и ударам молота по наковальне.

— Тетива ни к чег’ту, — выругался Ален, отдав лук обратно Майне Русал после досадного промаха по дальней мишени. Как только рукоять оружия оказалась в ладони эльфийки, та неожиданно выхватила стрелу и, молниеносно натянув тетиву, выстрелила над плечом Алена. Летящая тень издала короткий свистящий звук. Моряк, инстинктивно дернувшись, развернулся в сторону, куда отправился боеприпас.

Выпущенная Майной стрела торчала в самом центре дальней мишени.

— Что ж, натяжение действительно не лучшее, — усмехнулась капитан, вытягивая лук вперед к следующему желающему.

Тем временем Октавия, медленно вдыхая и выдыхая, ходила кругами возле массивного кузнечного молота, лежащего на земле рукоятью вверх. Жорн, опершись на стенку колодца, следил за ее приготовлениями с насмешливым любопытством, не давая тифлингше даже в мыслях шанса на успех.

— Муки, мож, тебе на ладошки… ик… сыпануть для цепкости? — загоготал он, отпивая горячительного из бурдюка.

— Не стоит, — абсолютно серьезно ответила девушка, наконец одним рывком придвинувшись к молоту и схватив его двумя руками. Под удивленный расфокусированный взгляд Крастофа Октавия без какого-либо напряжения подняла оружие и, раскрутившись на пятках, приобрела инерцию для удара. С коротким выкриком девушка опустила вершину молота на наковальню, пустив по черноте ее железа небольшую трещину.

Капитан задумчиво посмотрел на ущерб и покачал головой.

— Не-е-е, засчитаю, если только напополам разобьешь, — неуверенно сказал он.

— Могу еще раз ударить?

— Не-е-е, один человек — одна попытка, — с тем же сомнением ответил Октавии Жорн.

— В чем тогда смысл этого соревнования?

— Разбить наковальню за один удар, непонятно, что ли?

— Но…

— Следующий!

— А можно попробовать вдвоем? — выступил вперед Иоахим, косясь на начинающую закипать Октавию, — у меня плечо больное, я сам вряд ли подниму…

Жорн покосился на Зальца, оценивая его комплекцию.

— Правила соревнования подразумевают, что один человек может поднять молот только один раз, однако нас двое на один молот. Если у нас получится, то это будет половина выигрыша на каждого. Таким образом, формальные правила игры будут соблюдены, и при этом Октавии будет позволено использовать еще одну попытку, потому что это не один человек… — Иоахим не прекращал озвучивать свои пьяные логические исчисления.

С каждым словом, произнесенным волшебником, Жорн нахмуривался все сильнее. Не замечая этого, тот продолжал рассуждать, приводя к еще большему раздражению капитана, не понимающего выводимые математические формулы даже в трезвом состоянии.

— Так, етить! — наконец прервал Иоахима Крастоф. — Ты, парень, либо пробуешь сам, либо не пробуешь ваще. Без вариантов.

Зальц пожал плечами, подошел к молоту и, раскорячившись, безуспешно попытался его поднять.

— Следующий!

Август, потерев ладони в перчатках, без напыщенных приготовлений схватился за рукоять молота одной рукой и, легко подняв его в мгновение, замахнулся и…

— Ай, бл…! — вскрикнул Крастоф, в последнюю секунду успевший отскочить от вспахавшего землю рядом с ним навершия, способного лишить его нескольких пальцев на ноге.

Сэр Бивербрук бросил короткий рассеянный взгляд на наковальню, находившуюся в паре метров от удара, и без единого намека на извинение развернулся и направился куда-то в сторону от ярмарочной площади под громкие ругательства капитана людской стражи.

— Август, эй, ты куда? — подорвался его переводчик, выходя вслед за рыцарем на подъем за невысокими домами. Оттуда открывался вид на широкую главную улицу Лесной Заставы, выложенную тем же камнем, что встречал подошвы их сапог на протяжении нескольких дней по дороге от стоянки Ордена Священного Дуба.

С разных сторон от южных и северных ворот по этой улице двигались две небольшие процессии, знаменосцы которых ехали в первых рядах, крепко держа штандарты. Ровно закрепленные на штандартах знамена колыхались лишь от редких порывов ветра. На южном знамени белыми нитями на изумрудно-зеленом полотне были вышиты контуры озера и стоящих над ним высоких башен; на северном красками был выведен круг с волнистыми краями — его обводка была выполнена из настоящего выплавленного золота, а сердцевина — из серебра. Вслед за первыми лошадьми знаменосцев ехали смурные тяжело вооруженные люди с северной стороны и усталые эльфы с южной, сопровождавшие по одной карете и охраняющие их со всех сторон. Встретившись в центре улицы в метрах ста от наблюдавших за действом Иоахима и Августа, одни из первых всадников-охранителей выехали друг к другу, сняли перчатки и без особой охоты пожали друг другу руки. Знакомая фигура подошла к каретам после обмена рукопожатиями — смотритель Наунан одинаково приветливо поклонился как людям, так и эльфам. Он поочередно подошел к каретам, из которых уже выходили мужчина в темном дублете и эльф в светло-кремовых одеждах.

— Кто это такие? — произнесла над ухом Августа подошедшая Октавия.

— Тот эльф-смотритель говорил о послах, — прищурился Иоахим, пытаясь вглядеться в лицо мужчины в дублете, — вон тот тогда посол из Лоркона, Гилберт Данас. Раз сегодня День Единения, то второй — посол из Киэн’Дарра, столицы эльфов.

— В чем суть этого пг’аздника, кг’оме глупых яг’маг’очных потасовок? — присоединился к наблюдающим Ален.

— Отец рассказывал мне о нем, но я мало что помню об этом и мало что знаю о древней истории Эфребиса, — задумчиво ответил Зальц. — Когда-то давно на континенте царила военная тирания, в ходе которой многие нелюдские расы были на грани полного истребления. Эльфы, объединившись с частью людей под предводительством партизанки Шеллы Эфреб, восстали против тирании и сумели победить. С тех пор эти земли называют континентом Эфребисом в честь объединившей эльфов и людей воительницы, а эльфы и люди продолжают долгие годы праздновать единение…

Август демонстративно зевнул.

— Это не «мало что помню и знаю», — прервала Иоахима Октавия.

— Это не доскональное знание материала, но согласен, что это лучше, чем ничего, — пожал плечами парень.

Неравномерный загар Иоахима, переходящий в бледность кожи человека, редко выходящего на улицу, и его невозможность поднять простенький кузнечный молот вкупе привели тифлингшу к одному закономерному выводу. Излишне занудные менторские нотки, проскакивающие в его речи и явно не соответствующие возрасту, и загадочная металлическая вязь на рукаве, никак не помогавшая парню с его выбитым плечом, укрепили Октавию в ее мнении.

— Ты арканист, — без тени сомнения сказала она, вызвав у собеседника улыбку этим заявлением.

— Это настолько заметно?

— Скажем так — есть несколько черт, которые выдают в тебе волшебника. Хотя, признаться честно, я больше представляла волшебников как стариков в башнях, где они делают свои, — Октавия выставила ладони вперед, чуть подвигав пальцами и имитируя «магические» жесты, — «волшебные» дела.

— Стереотипы, — вздохнул арканист, — однако на пустом месте такие предрассудки не появляются. Многие маги действительно слишком сильно любят уединение — до такой степени, что проводят в своих башнях долгие и долгие годы, полностью посвящая себя исследованиям и практически не отвлекаясь на бытовые проблемы. Но в большинстве случаев волшебники — это лишь те, кому очень нравится учиться.

— Да, — пробормотала Октавия, — моему брату тоже нравится учеба. Он увлекся мистической магией, его иногда не оторвать от книжек.

— Он учился в Академии Лоркона?

— Нет-нет… Он самоучка, — голос девушки становился все тише.

Не заметив резкого изменения настроения тифлингши, Иоахим радостно рассмеялся:

— Папа всегда говорит, что стандартное магическое образование имеет множество недостатков. Я тоже не заканчивал никаких академий и являюсь вполне сносным волшебником, что в очередной раз доказывает несостоятельность учебных заведений… с тобой все в порядке?

Проступившие у скул Октавии желваки давали сигнал о состоянии девушки даже самым эмоционально недалеким — волшебник перестал улыбаться, прервавшись на полуслове.

— С твоим братом что-то случилось?

— Я просто давно его не видела, — коротко ответила пришедшая в себя Октавия, всем видом показывая, что не намерена продолжать этот разговор.

От дальнейших неловких расспросов ее спасло и то, что Ален, безрезультатно пытавшийся в это время пожестикулировать с Августом наугад, заметил отсутствие делегаций послов на главной дороге и обоих капитанов на ярмарке, о чем моряк тут же проинформировал спутников. Праздно гуляющих жителей Аванпоста также поубавилось на фестивальном «пятачке»; большая часть до сих пор пыталась извлечь последние остатки веселья из постепенно пустующей ярмарки, другие же тонкой вереницей шагали в сторону темного навеса, возвышающегося над проходом к широкой беседке.

Осознав, что развлечений неподалеку больше не представится, иноземцы вынужденно двинулись в том же направлении, куда постепенно утекали остальные празднующие. Лестница под навесом вела к ряду симметрично расставленных с двух сторон лавок, кпереди от которых в самой глубине беседки располагалась круглая деревянная сцена на небольшом подъеме. Капитаны в полном обмундировании, включая шлемы, частично скрывавшие синяки и ссадины на их лицах, стояли с двух сторон от сцены и мельком осматривали рассаживающихся на лавки зрителей. Находившиеся рядом с ними стражники — эльфы со стороны Крастофа, люди со стороны Русал — зажигали факелы на колоннах, отвечали на вопросы пришедших и помогали старикам подняться по лестнице. Наунан разговаривал с кем-то за колонной у другого спуска с беседки, почтительно склоняя голову перед собеседниками. Лориэль стояла неподалеку от смотрителя, задумчиво накручивая белокурый локон на указательный палец и смотря куда-то вдаль — сквозь факелы, камень беседки и людей.

— Есть исключительная возможность сесть ближе и в полной мере оценить выступление, — сказал Хэнк, увидев пустующую лавку перед самой сценой.

— Твоя подг’уга как г’аз там, — кивнул в сторону Лориэль Ален.

Под тяжелый вздох полуорка компания придвинулась к первой скамье и, чуть запутавшись в ногах друг друга, умудрилась все же рассесться. Лориэль, сфокусировавшись, повернулась к Наунану и несколько секунд выжидательно на него смотрела, пока он не обратил на нее и скопившийся люд внимание. Чуть чертыхнувшись, смотритель пригласительным жестом показал скрытым за колонной собеседникам на сцену.

На нее вышли оба посла, вставшие по краям друг напротив друга — человек с начинающей захватывать голову проседью напротив стройного эльфа с волосами цвета вороньего крыла. Эльф был в несколько раз старше человека, но выглядел на десятилетие младше. Темный бархатный дублет посла Лоркона был расшит невидимыми для сидящих на последних лавках серебристыми и золотистыми нитями в цвет символа Союзных Земель. Из-за своей одежды, скрадывающей падающий на нее свет, мужчина противопоставлялся эльфийскому послу, чья кремовая мантия словно слегка отражала лучи. Суровое выражение лица эльфа из Киэн’Дарра нисколько не смягчилось, когда он поднялся на сцену и поклонился своему человеческому коллеге, дежурно поклонившемуся в ответ.

Посол Лоркона оглянулся через плечо и коротко кивнул стоящему возле сцены рядом с ним Жорну Крастофу, поднесшему пятерню к виску при взгляде вельможи. Вертикальная морщина между густыми бровями эльфийского посла пропала на секунду, когда он увидел улыбнувшуюся ему леди Лориэль. Вслед за послами на подмостки поднялся и Наунан, вставший между ними. Смотритель недолго наблюдал за тем, как последние взошедшие по лестнице беседки люди рассаживаются по лавкам, после чего он прокашлялся и под негромкие шепотки толпы начал свою приветственную речь.

— Дорогие друзья, жители Лесной Заставы и наши гости! Я рад видеть вас всех здесь в этот день, одинаково важный для земель республики и земель эльфов. Сегодня мы празднуем День Единения, восхваляя дружбу наших народов, их храбрость, жертвенность…

Хэнк развернулся в сторону не прекращавших шептаться мужчин на скамье позади себя, всем видом показывая, что им стоит побольше внимания уделить вещающему для них смотрителю. Это возымело действие — лишний шум тут же прекратился. Как и Ален, мужчины полагали, что с горами лучше не ссориться.

–…чтобы почтить их память, мы устраиваем традиционные чтения летописей, относившихся к Темному Периоду. Мы пригласили достопочтенных послов из Лоркона и Киэн’Дарра, — Наунан поочередно развернулся к каждому из них, — чтобы они оказали нам эту честь. Господин Гилберт Данас и господин Риндартис из рода Весенней Росы уже долгие годы поддерживают эту традицию, как и, в случае господина Данаса, пара поколений послов Лоркона до него.

Среди сидящих на лавках стали слышны тихие смешки, исходившие в основном от эльфов. Гилберт Данас натянуто улыбнулся толпе, показывая, что понимает иронию. Риндартис, остававшийся до этого сурово-невозмутимым, с нескрываемым раздражением возвел глаза к крыше беседки.

— Не буду более утомлять вас своим присутствием на сцене, — проговорил Наунан, — и дам слово путникам, проделавшим ради нас долгий путь от двух столиц.

В беседке неожиданно громко загрохотали аплодисменты, не стихающие пару десятков секунд, пока послы принимали от Наунана древнюю книгу в темном кожаном переплете. Оба посла что-то негромко обсудили между собой, после чего книга осталась в руках у Риндартиса, который, еще сильнее вздернув подбородок, начал читать оттуда отрывок звучным, но хрипловатым голосом:

— Весной очередного года правления тирана, убийцы эльфов и захватчика их земель…

На последнем слове в беседке стало темно.

Вместе с тем стало и очень тихо. Посол эльфов прекратил чтение, а толпа, некоторое время не понимавшая, что произошло, смиренно молчала.

Первым очнулся Наунан, который тихо велел стражникам вновь зажечь факелы, вызвав движение с двух сторон от лавок, не приведшее к моментальному результату. Люди начинали обеспокоенно шептаться, осознавая, что подобное затмение в развлекательную программу вечера не входило.

Октавия услышала со стороны сидевшего рядом с ней Иоахима ругательства на неизвестном ей языке и слова какого-то заклинания, не произведшие никакого видимого эффекта и повлекшие лишь дополнительный поток тихой брани:

— Scheiße, почему не сработало?

В этой тиши выстрелы арбалетов, два вскрика и отвратительное бульканье были слышны особенно громко.

Мгновение задержки, и в беседке вновь появился свет, являя зрителям источники звуков. Оба капитана стояли на тех же позициях, однако теперь в руках они держали арбалеты, наведенные на послов: арбалет Майны был нацелен на Гилберта Данаса, арбалет Жорна — на Риндартиса Весеннюю Росу.

Оба вельможи лежали на сцене. Один болт пронзил горло посла Лоркона насквозь, и тот, задыхаясь в предсмертной агонии, в бесполезной попытке продлить свою жизнь тянул руки к бившему из раны фонтану яркой крови. Второй болт попал послу Киэн’Дарра прямо в грудину, пробив ее; от места входа болта в грудь посла по бежевой ткани одеяний быстро расползалось багровое пятно, и тяжелое редеющее дыхание Риндартиса свидетельствовало о пробитии легкого и важных сосудов.

Оглушительный женский крик, полный боли и отчаяния, заполнил пространство беседки. Издавшая его леди Лориэль тут же вскочила на сцену и подбежала к Риндартису, склоняясь перед ним на колени.

Хаос и паника захватили толпу после вопля эльфийки, словно снявшего очарование непонимания ситуации. Люди бежали прочь от сцены, прочь из беседки, сметая стоящие на пути лавки, стулья и других зрителей. Плач Лориэль был заглушен детским плачем, криками ужаса и страха, звуками ломаемого дерева и быстрых переругиваний бежавших от опасности жителей.

Смотритель Наунан остолбенело стоял у сцены, и единственное, что он смог еле слышно промолвить, был тихий вскрик «стража!».

Август, бодро распихивая людей рядом с собой, тянул чуть не потерявшегося в потоке Иоахима за рукав на выход. К неудовольствию сэра Бивербрука, его компаньон мало того, что не оказывал никакой поддержки для своего же спасения, так еще и остановился посреди беседки и начал что-то бубнить. Август совершил последнюю попытку увести переводчика и, встав перед ним, чтобы хотя бы гневными жестами убедить его двигаться, увидел знакомую белую вспышку в глазах волшебника, когда тот коснулся магической вязи на рукаве — тот произносил заклинание, используя вязь для фокусировки. Вспышка исчезла, но рыцарь знал, что магия не пропала.

Иоахим переводил недоуменный взгляд с одного капитана на второго, явно видя что-то, чего не видят остальные. Арканист проморгался через пару мгновений и дал Августу и подоспевшему к ним Хэнку увести себя, то и дело оглядываясь на покидаемую беседку. Эльфийские стражники впятером навалились на Жорна Крастофа, активно сопротивляющегося их захвату, в то время как пораженная зрелищем Майна Русал покорно вытянула руки перед стражниками-людьми, заковавшими ее в кандалы.

На сцене, положив себе на колени голову затихшего навсегда Риндартиса из рода Весенней Росы, леди Лориэль сотрясалась от тихих рыданий. Смотритель Наунан бессильно наблюдал за тем, как загустевшая кровь из горла мертвого Гилберта Данаса медленно стекает по дереву подмостков.

* * *

— Надо валить, — уверенно сказал Ален, — у меня чувство, что добг’ом это дело не кончится.

— Оно уже не кончилось добром, — пробормотала Октавия.

— Оно не кончится добг’ом для нас, — уточнил моряк, нервно оглядывая непривычно пустой зал таверны.

Сейчас пятеро иноземцев были единственными ее посетителями. Заказав эля, к которому в итоге никто не притронулся, они просидели в абсолютной тишине долгие полчаса. В течение этого времени тифлингша пыталась найти хоть какое-то уместное начало для разговора, чтобы обсудить увиденное, но шок и невозможность осознать произошедшее не позволяли ей подобрать правильные слова.

— В обязанности стражи, несомненно, будет входить допрос всех свидетелей, — промолвил Хэнк, — мы должны идти навстречу местным представителям закона и рассказать все, что нам известно. Желательно сходить к ним самим в первых рядах.

— На всяких г’ечных суденышках пг’авильно говог’ят — не зная бг’оду, не суйся в воду.

Август сделал пару быстрых круговых жестов по направлению от себя, завершив фразу проведением большого пальца по шее.

— Что он сказал? — спросил Ален у Иоахима.

Волшебник ответил не сразу.

— «Инициатива наказуема», — тихо сказал он, продолжая рассматривать выжженное пятно на столе.

— Сэг» Бивег’бг’ук дело говог’ит! — воскликнул Ален. Покосившись на одобрительно кивающего Августа, он поправился: — Показывает.

Все пятеро вновь ушли в свои мысли, так и не определившись с дальнейшими планами и не желая быть инициаторами каких-либо действий. Октавия все же пригубила немного мерзкого по вкусу эля, наблюдая, как обе разносчицы испуганно переговариваются с тавернщиком за барной стойкой — очевидно, обсуждая события в беседке.

— Это не они, — внезапно выпалил Иоахим.

Хэнк, также рассеянно наблюдавший за неслышимым разговором разносчиц, переспросил волшебника, о чем тот говорит.

— Это не они, — повторил тот, — это не Крастоф и Русал.

Его соседи по столу недоуменно воззрились на него, будто внезапно увидели перед собой сумасшедшего. Октавия переглянулась с Аленом, опасливо пожавшим плечами. Хэнк тяжело вздохнул:

— Господин Иоахим, разумеется, в косвенном плане виноваты не они. Можно обвинять в случившемся местную атмосферу ненависти между эльфами и людьми, однако снимать ответственность с тех, кто непосредственно держал арбалет… — в голосе полуорка слышался намек на жалость и понимание эмоционального состояния арканиста, однако Иоахим вздернул голову и с некой ожесточенностью прервал Хэнка.

— Это не они, — с очевидным упрямством отчеканил Зальц, — я увидел на них магию школы Очарования. Их кто-то заставил убить послов.

Пораженным собеседникам волшебника нечего было сказать, и тот добавил с мрачным торжеством:

— Тьма была определенно магической, потому что мое заклинание вызова магического пламени не сработало. Крастоф абсолютно точно не выглядит как человек, умеющий обращаться с магией. Я не уверен в леди Русал, но след школы Очарования на ней в таком случае сложно объяснить.

— Дело еще сильнее пахнет жаг’еным, — заерзал Ален.

Август показал ладонью вверх, а затем на выход из таверны.

— Да, я согласен, что надо быстрее забирать вещи и уезжать отсюда, если мы не хотим проблем, — кивнул его переводчик.

— Если то, что вы говорите, правда, то смотрителю Наунану стоит узнать об этом сейчас же, — запротестовал Хэнк, — страже нужно как можно быстрее изловить этого преступника, обладающего магическими способностями.

— Хэнк, — устало обратился к полуорку Зальц, вставая со скамьи, — это событие произошло в День Единения, когда в поселении кроме жителей были и приезжие. Я думаю, что в скором времени смотритель сам поймет, что капитаны невиновны, и начнет искать арканиста не среди своих граждан, в которых он уверен, а среди гостей Лесной Заставы.

Хэнк поднял взгляд на Иоахима. Волшебник криво усмехнулся.

— Если это не вы, господин Иоахим, то вам нечего бояться. Вы же не виноваты в убийстве. Ваш отъезд вызовет больше вопросов.

— Боюсь, если дело политическое, то будет гораздо проще не искать реального убийцу, а обвинить приезжего волшебника, — ответил тот, уже направляясь в сторону лестницы на второй этаж, однако дойти до нее ему было не суждено.

Входная дверь таверны распахнулась, впуская внутрь троих стражников в броне с символикой республики. Первый из них, мужчина с пергаментом в руках, прошел пару шагов от входа и, тут же заметив иноземцев, начал в него вчитываться.

— Хэнк, Октавия, Ален, — после каждого зачитанного имени стражник отвлекался от пергамента, чтобы взглянуть на посетителей таверны, — сэр Август Бивербрук из Синего Предела и Иоахим Зальц. Все верно?

Хэнк вновь посмотрел на волшебника, нервно сглотнувшего при упоминании своего имени. Полуорк осторожно кивнул ему.

— Все верно, — сказала Октавия.

— Прошу вас всех пройти вместе с нами. Смотритель Лесной Заставы желает поговорить с вами об… — стражник запнулся на мгновение, — …известном инциденте.

— А если мы против? — с вызовом ответил Ален.

Стражник пожал плечами и глянул назад в сторону выхода из помещения.

В дверном проеме и окнах таверны моряк увидел тени на крыльце. Судя по их количеству и очертаниям вынутых из ножен мечей, к плохому исходу этого разговора стража Лесной Заставы была готова.

— Все выезды из поселения тщательно охраняются, из Заставы сложно уехать незамеченными, — проследив за направлением взгляда Алена и убедившись, что тот правильно понял ситуацию, проговорил стражник, — поэтому в ваших же интересах проследовать с нами.

Двое других вошедших стражников встали по краям выхода, пригласительно освобождая проход на улицу.

Первой поднялась и прошла на крыльцо Октавия; за ней вслед вышел Ален, растирая плечи в притворном ознобе при выходе на вечерний прохладный воздух. Август, покосившись на Иоахима, махнул ему рукой, и тот, сопровождаемый Хэнком, все же сдвинулся с места, обреченно следуя за компаньоном.

Лесная Застава, на территории которой редко происходило что-то необычное в последние десятилетия, если не считать пары дней в году наподобие Дня Единения или празднования сбора урожая, этим вечером была так же тиха. Пятерка иноземцев и конвоирующие их стражники были единственными, кто присутствовал в такой поздний час на улице. Несмотря на кажущееся внешнее спокойствие поселения, множество горящих окон по дороге к ратуше свидетельствовало о том, что провалиться в безмятежный сон сегодня ночью предстоит немногим.

Стражники провели сопровождаемых внутрь невысокого, но длинного здания ратуши, располагающегося неподалеку от ярмарочной площади. Все вместе они пришли по скрадывающему шаги ковру травяного цвета, выложенному в длинном коридоре, пока не дошли до тяжелой парной двери с вырезанным фигурным узором, изображающим семь крепостных башен Лесной Заставы. Один из стражников постучал в дверь и после возгласа «войдите!» распахнул ее.

Смотритель стоял у стеллажа с книгами. Могло показаться, что он внимательно и ожесточенно вглядывается в корешки с названиями, пытаясь отыскать в них какой-то ответ, однако взгляд его был рассеян и направлен внутрь себя, нежели чем к окружающей действительности. Край его рукава был обагрен кровью, уже приобретшей буроватый оттенок; ранее увиденное украшение пропало с головы смотрителя.

После беглого осмотра Октавия заметила пропажу — украшение валялось отшвырянным в дальнем углу комнаты.

— Оставьте нас наедине, сержант, — обратился к стражнику Наунан ровным голосом.

— Вы уверены? — удивленно спросил тот. — Мы не можем оставлять вас в опасности в такой ситуации…

— Все в порядке, — отозвался смотритель, не поворачиваясь в сторону визитеров, — останьтесь в коридоре. Если что-то пойдет не так, то я смогу вас уведомить.

Поколебавшись, стражник послушно закрыл за собой дверь, перед этим впустив конвоируемых.

Смотритель наконец развернулся к визитерам. По привычке он попытался сцепить руки перед собой, но, задев ладонью окровавленный рукав, быстро оставил эту затею, застыв в некой неловкой позе с руками по швам.

— Меня зовут Алувиэль Наунан. Я являюсь смотрителем этого поселения и отвечаю за его процветание и… — он сглотнул, — …безопасность.

Посетители молчали.

— Мне доподлинно известно о том, что вы вместе присутствовали в момент убийства послов в беседке и сидели в первых рядах, — продолжил он, справившись с чувствами, — и я бы хотел опросить вас как свидетелей преступления против дружбы земель республики и земель эльфов.

— Вы нас подозг’еваете, — не спросил, а утвердительно заключил Ален.

Наунан неопределенно покачал головой.

— Несомненно, болты, убившие моего дорогого друга Риндартиса и господина Гилберта Данаса, были выпущены из арбалетов Майны и Жорна, капитанов нашей стражи. Я не понимаю причин их помешательства, поэтому пытаюсь выяснить как можно больше… чтобы в случае объективных доказательств их вины определить степень наказания.

Хэнк чуть пихнул в бок смотрящего себе под ноги Иоахима. Волшебник сильно покачнулся, не ожидав толчка, но быстро вернул себе равновесие, так ничего и не сказав.

— Однако… — задумчиво проговорил смотритель, — чтобы и вам, и мне было легче говорить о произошедшем без лишних подозрений, я попрошу вас об одном одолжении. Не сопротивляйтесь магии, которая сейчас произойдет.

Никто не успел возразить, и Наунан поднял руку в магическом жесте, голосом выдав несколько переливчатых эльфийских нот в заклинательном напеве.

— А теперь каждый по очереди ответьте на вопрос: причастны ли вы к сегодняшнему убийству послов из Лоркона и Киэн’Дарра в Лесной Заставе?

Ален открыл было рот, смотря на отблеск золота в зрачках смотрителя, и неожиданно для себя понял, что сейчас лучше не юлить и сказать чистую правду без каких-либо прикрас. Эльф перед ним был способен распознать любую ложь, вырвавшуюся с уст моряка.

— Нет, я не причастен к убийству, — вызволив изнутри все остатки честности, что у него были, ответил Ален.

— Я непричастна, — отозвалась Октавия.

— Я ни в коем случае не причастен к этому злодеянию, — твердо сказал Хэнк.

Август показал отрицательный жест рукой. Наунан нахмурился на мгновение и произнес еще пару магических слов.

— Еще раз, будьте добры, сэр Август, — попросил он и одобрительно кивнул, когда рыцарь еще раз прожестикулировал свой ответ.

Все уставились на Иоахима, отошедшего дальше всех от центра комнаты.

— Я не делал этого, — сдался он под напором взглядов.

— Я в свою очередь тоже к этому не причастен, — последним произнес Наунан, осмотрев присутствующих и грустно улыбнувшись, — теперь, надеюсь, мы можем доверять друг другу.

Смотритель с помощью Хэнка придвинул два диванчика ближе к своему столу, а сам сел за него на резной стул. Он вновь окинул взглядом рассевшихся перед ним иноземцев:

— Я хотел бы услышать, что необычного вы видели или слышали в сам момент преступления или незадолго до него… что-то не так?

Наунан заметил, что возле Иоахима образовалась зона отчуждения — арканист сидел на самом краю одного из диванов. С другой стороны сидел Август, а остальные трое кое-как поместились на втором сидении, тесно прижавшись друг к дружке. Все они выжидающе смотрели на волшебника.

— На самом деле… — медленно начал Иоахим, — я видел кое-что.

Он замолчал, словно слова застряли у него в горле. Хэнк тихо что-то пробормотал.

— Я успел засечь обнаружением магии след школы Очарования на обоих ваших капитанах… а еще у меня магические огни не зажглись… когда темно стало… — с каждым произнесенным слогом речь волшебника замедлялась, а лицо Наунана вытягивалось вниз все сильнее.

Смотритель придвинулся поближе к столу, наклонившись над ним так, что длинные каштановые волосы колечками свернулись на поверхности.

— Вы уверены в том, что вы говорите, Иоахим? — переспросил он, напряженно следя за малейшими изменениями в мимике Зальца. — Ваши сведения полностью меняют картину произошедшего.

— Я уверен в своих глазах и возможностях на двести процентов, — Иоахим старался не смотреть на Наунана в ответ.

— Вы арканист, — с той же безапелляционностью, с которой ранее Октавия выразила ту же мысль, сказал смотритель.

— Верно.

— У вас необычное для наших краев имя. Вы крениец?

Прежде старавшийся сохранять безучастное выражение лица Иоахим внезапно нахмурился и все же встретился взглядом со смотрителем. Даже сидевшим на другом диване Октавии, Алену и Хэнку стали очевидны мелькнувшие на мгновение раздражение и страх в глазах волшебника.

— Это разве имеет отношение к делу? — быстро выпалил он и, не дожидаясь ответа Наунана, тут же продолжил заученной скороговоркой: — Я уже пятнадцать лет являюсь гражданином Лоркона, как и мой отец. К Королевству Крамер я не имею никакого отношения…

— Это не попытка уличить вас в чем-то, Иоахим, — примирительно ответил смотритель, — я лишь немного удивился. Здесь, в Лесной Заставе, житель Королевства Крамер — довольно редкий гость…

— Я не житель Королевства, — настоял на своем волшебник.

— Но родом вы оттуда, — уточнил эльф, но, заметив все отчетливее проступающую нервозность в поведении Иоахима, добавил: — Я не имею никаких глупых предрассудков по поводу кренийцев или, кхм, кренийских арканистов. Никто вас ни в чем не обвиняет.

«Кренийского арканиста», сидящего прямо перед смотрителем, немного успокоили слова Наунана, однако его поза оставалась напряженной — он отклонился от спинки дивана, вытянувшись в струну и сложив беспокойные руки на коленях, постоянно переминая фаланги пальцев.

— Более того, ваши свидетельства крайне полезны для расследования, — продолжал Наунан, — однако я попросил бы вас никому их более не озвучивать.

— Но люди должны знать, что капитаны невиновны, — тут же возразил Хэнк, — и нужно как можно скорее отыскать настоящего преступника.

Смотритель вздохнул, встал со стула и развернулся к окну за своей спиной. В стекольном отражении было видно всех пятерых иноземцев и отблеск свечей и факелов в кабинете, однако при должном напряжении зрения можно было разглядеть внешний пейзаж. Из окна открывался вид на одну из полуразрушенных сторожевых башен Лесной Заставы, нависавшей над поселением темной цилиндрической фигурой с зубчатым обрамлением в изголовье. У ее подножия и возле крепостных стен перемещались редкие огоньки факелов стражи, патрулировавшей окрестности. Наблюдая за траекторией их движения и одновременно за смущенными гостями своей обители, он начал излагать свои соображения:

— Лесная Застава сам по себе является памятником далекой эпохи Темного Времени. После освобождения земель из-под контроля беспощадной тирании эльфы и люди долгие годы жили в мире и согласии вместе как победители. Своим добрым отношением друг к другу они перечеркнули представления тирана о том, что между нашими расами невозможна дружба и взаимопонимание.

Стражники на улице разделились, прочесывая каждую улочку поселения и отправляя по домам случайных прохожих. Лесная Застава за стеклом становилась все безжизненнее.

— Однако смутные времена давно прошли. Кровавая эпоха забылась, вспомнились старые обиды, появились новые претензии. На мгновение объединяясь перед лицом непродолжительных напастей, мы все же потеряли доверие и уважение к своим соседям. На Лесной Заставе это отразилось особенно явно. Застава, ранее служившая примером уважительного и продуктивного сосуществования эльфов и людей, теперь превратилась в рассадник дрязг и склок между ними, что вы, как я думаю, уже успели заметить.

— И как это влияет… — начал было Ален, но был прерван шиканьем Октавии.

— Любую информацию о произошедшем преступлении обе части гарнизона будут толковать в свою пользу, — ответил на невысказанный вопрос моряка смотритель, — я не могу доверить им расследование, потому что оно будет предвзятым.

— Тогда стоит сообщить в Лоркон и Киэн’Дарр, пусть они пришлют кого-нибудь, — нахмурился Иоахим, постепенно понимая, к чему идет разговор.

— У расследователей из столиц путь до сюда займет много времени, — глухо отозвался Хэнк, — истинный негодяй может сбежать и уйти от наказания.

Наунан кивнул и, вновь обратившись лицом к пятерке, добавил:

— Помимо этого, по некоторым причинам я бы не хотел привлекать к расследованию вышестоящих лиц. На высших уровнях среди чиновников республики и эльфийских земель также имеются некоторые… разногласия.

Август закряхтел и полез рукой куда-то под кольчугу через ворот. Достав оттуда щепотку какой-то растительности и кусочек светлой неровно ободранной бумаги, он за доли секунды отработанными движениями умудрился скрутить тугой небольшой косяк. Выразительно посмотрев на Наунана и получив тяжелое немое разрешение, рыцарь закурил. Кабинет заполнился свежим орехово-травяным ароматом — с трудом и некоторым удивлением остальные поняли, что пахнет дубом.

— Вы хотите, чтобы мы занялись этим? — спросил Иоахим, морщась то ли от вида косяка, то ли от запаха, то ли от нахлынувших неприятных воспоминаний со стоянки Ордена Священного Дуба.

— Да, — вновь кивнул смотритель, — помощь иноземцев, не принимающих изначально чью-либо сторону, была бы крайне кстати. Разумеется, помощь будет оплачена, — дополнил он, увидев, как замешкались его гости.

— Я только за! — сразу же воскликнул Ален.

— Если Застава нуждается в нашей помощи, мы не можем отказать, — склонил голову Хэнк, однако оставшиеся трое явно сомневались в этом утверждении.

Общее сомнение выразила Октавия:

— Я бы не хотела здесь задерживаться, а еще и встревать в такого рода передряги. Мне важно было прийти сюда без привлечения лишнего внимания. И уйти так же.

— Меня не учили искать убийц, — пожал плечами Иоахим, — стража наверняка разбирается в этом лучше.

Август задумчиво выпустил очередное колечко дыма, неведомым образом растягивая продолжительность тления миниатюрного косячка. Не выражая какого-либо мнения жестами, рыцарь всем видом показывал, что примет сторону большинства.

Смотритель чуть сдвинул брови — не в гневе или раздражении, а в некоем отеческом смущении.

— К сожалению, пока мы не выясним детали происшествия, выезжать из Лесной Заставы кому-либо будет запрещено. А выяснение обстоятельств кем-либо еще, помимо вас, может привести к дополнительному вниманию к вашим персонам, — проговорил он, не сводя глаз с Октавии, сперва смело и чуть нахально смотревшей в ответ.

К концу фразы девушка чуть потупила взгляд, пытаясь в своих размышлениях быстро прийти к какому-нибудь выводу. Заметив на себе внимание остальных, она осознала, что сейчас ее голос станет решающим.

— Хорошо, — протянула она, — но только если наши имена не будут всплывать ни в каких документах.

Иоахим горестно вздохнул, смотря за тем, как Наунан, кротко улыбнувшись, подошел к одному из стеллажей. До ушей иноземцев донесся звон перебираемых монет; Ален вытянул шею в попытке разглядеть суммарное богатство, однако смотритель быстро отсчитал нужное количество и закрыл дверцу. На стол приземлился увесистый бряцающий мешочек.

— Эта предоплата — ваша. Я сообщу страже, чтобы они ни в коем случае вам не препятствовали. Однако, — смотритель покачал головой, — некоторые из них могут не идти на контакт. Прошу вас быть к этому готовыми.

— Мы сделаем все возможное для изобличения преступника, — встал со своего места Хэнк.

Одновременно с ним поднялся и Ален, молниеносно схвативший золото и взвесивший кошель в руке. Судя по его широкой ухмылке, монет внутри было достаточно. Октавия покосилась на довольного спутника:

— Если мы начинаем играть в детективов, то лучше не давать пустых обещаний и не брать награду за дело, которое может оказаться нам не по плечу.

— У тебя шиг’окие плечи, так что мы спг’авимся! — гоготнул Ален.

— Не сомневаюсь, что именно это нам и поможет, — хмыкнула тифлингша, — но сперва надо поговорить со свидетелями и все обдумать.

Она повернулась к Наунану.

— Что подозрительного вы сами

Конец ознакомительного фрагмента.