Печень. ФЭНТЕЗИ

Мика Варбулайнен

Кто мы? Как появились в этом мире? Кто наблюдает за нами, и кто протягивает руку помощи в трудную минуту? И где наш настоящий дом? Попытаемся разобраться, погрузившись в нереальный, фантастический мир, созданный автором.

Часть 3

Рейд по помойкам оказался сегодня не очень удачным: десять стеклянных бутылок из-под пива «Бочкарёв» и несколько лёгких жестяных баночек из-под «Пепси Колы». Вот и весь улов.

Гешка поднял голову к небу, с тоской посмотрел на быстро бегущие облака, тихо произнёс, услышанную с утра из уст бабы Дуси фразу:

— И куда Господь смотрит?

Потом добавил:

— Хоть бы бутылок побольше дал…

Он тяжело вздохнул и побрёл по своему привычному маршруту — к пункту приёма стеклотары.

Путь лежал через сквер, а затем — мимо небольшой часовенки, каковых в городе появилось в наши дни, как грибов после дождя.

У часовенки, как обычно в это время, толпились несколько бомжей. Они держали в грязных руках пластмассовые стаканчики, в надежде, что кто-нибудь из прихожан опустит внутрь стаканчика горсть мелочи, а если повезёт и пятидесятирублёвую бумажку или даже сотню.

Гешка заглянул в свою авоську, опять пересчитал бренчащие бутылки. Убедился, что больше их не стало.

— Да… не густо сегодня, — пробормотал он себе под нос.

— Иди, иди отсель, мужик! — Злобно произнёс один из бомжей, заметя, что Гешка притормозил около входа в часовню. — Это наше место! Неча здесь торчать.

Гешка посмотрел добродушно на ворчащего бомжа, улыбнулся.

— Да, не боитесь, мужики. У меня свой бизнес. — И он погремел бутылками в мешке. — Я до такого ещё не дошёл, чтоб деньги клянчить.

— Не зарекайся! — ответил всё тот же, разговорчивый бомж. — Сплюнь! Я вот тоже никогда не думал, что дойду до такого. А судьбина по-своему распорядилась. Так что — не зарекайся, мужик, — снова повторил бомж и тяжело закашлялся.

Кто-то, проходя мимо бомжей, опустил в каждый из протягиваемых ими стаканчиков, по серебристому пятаку. Поравнявшись с Гешкой, сердобольный прохожий, сунул ему в руку сто рублей. Гешка даже не успел опомниться, как свёрнутая в трубочку сотня, оказалась у него в руке. На мгновение он потерял дар речи. Вот те раз! Это что же? Его уже принимают за нищего?! Нет! Это уже не лезет ни в какие ворота! Чтобы он, Гешка, брал милостыню?! Да никогда! Гешка, полный негодования и решимости вернуть деньги, тому, кто так бесцеремонно сунул их ему в руку, поднял голову.

Перед ним стояла миловидная, молодая женщина. Их глаза встретились… У Гешки в груди что-то ёкнуло, замерло, после чего бешено заколотилось. Краска смущения залила его лицо.

Гешка растерянно произнёс:

— Не надо. Что вы… Возьмите свои деньги. Я не милостыню здесь прошу. Просто случайно… Остановился…

Он, пряча за спину руку с мешком, где предательски брякали пустые бутылки, протянул женщине сто рублей обратно.

Женщина отстранила руку Гешки:

— Пожалуйста, возьмите. Я чувствую — вам сейчас нужны деньги. Только… не нужно пить. Вы ведь хороший человек. А губите себя… — Мягко, с какой-то материнской заботой, произнесла она.

Бомжи, с завистью смотрели на бежево-коричневую бумажку, оказавшуюся в руках их неожиданного конкурента.

— Пусть Господь поможет вам, — всё так же мягко произнесла щедрая женщина и осенила Гешку крестным знамением.

Гешка окончательно растерялся. А женщина развернулась, поклонилась образу Спасителя, висевшему перед входом в часовню, перекрестилась и шагнула за порог.

— Слышь, ты… Вали отсюда, пока по шее не схлопотал, — зашипели бомжи, окружая Гешку со всех сторон.

— Мужики, — хрипло обратился к своим сотоварищам один из бомжей, — а ведь это наша соточка у этого фраера!

— Наша! — дружно поддержали его остальные.

— Гони деньги, мужик! — потребовал хрипатый.

— Мужики, а может, кокнем ему все его бутылки, чтоб знал, как на чужой каравай рот разевать!? — предложил кто-то из нищенской компании.

— Да вы что, мужики? Успокойтесь. Я не разеваю рот на ваш каравай.

Гешка попытался выйти из кольца, в которое плотно его взяли недовольные попрошайки.

— Вот возьмите… — Он протянул им немного помятую сторублёвку.

Бомж, который говорил хриплым голосом, быстро схватил купюру и сунул её себе за пазуху.

— То-то же, — довольно произнёс он, — а теперь — вали!