Одержимость мажора

Мила Александровна Реброва, 2022

Мне пришлось пойти на сделку с мажором, которого я всегда избегала, ведь взамен он обещал оплатить лечение моего брата. Но, соглашаясь на его условия, я даже не представляла, что лишусь не только своей чести, но и сердца, которое безжалостный мажор решит растоптать новостью о своей скорой женитьбе… Содержит нецензурную брань.

Глава 1

Ника

— Тебя не учили здороваться? — заставляя меня поднять взгляд от бутылки энергетика и жвачки, спрашивает уже знакомый мне голос.

— Добрый вечер, пакетик будете брать? — безразличным тоном спрашиваю я. На злость не осталось сил, двенадцатичасовая смена, которая никак не закончится, дает о себе знать, и всё, о чем я могу мечтать, так это о своей теплой постели. Когда другие студенты наслаждаются субботним вечером, я вкалываю как проклятая в надежде скопить лишние пару тысяч полной сменой в магазине. Ведь с тех пор, как поступила в университет благодаря подруге, могла работать только по пять часов в сутки, что не особо помогало в нашем с мамой плачевном положении.

— Нет, спасибо. А вот получить извинения был бы не прочь, — говорит Халид холодным тоном, который всегда действовал на меня магнетически. Я не могла понять, что у этого парня на уме. Он еще со школы имел странную привычку «следить» за мной. Наблюдая и сканируя взглядом своих бесчувственных глаз. Их черная бездна проникала в самую душу, пугая и заставляя каждый раз отводить свой взгляд и бежать без оглядки.

— С вас двести пятьдесят три рубля, оплачивать будете картой или наличными? — как робот говорю я заученные слова, стараясь не смотреть на него.

— Картой, — хмыкает гад, раздражая меня. Мало мне было проблем и без него. — Извинений я, так понимаю, не дождусь?

— И за что же мне извиняться? — устало вздыхаю я, обрывая его чек и жалея, что в этот час покупателей в магазине практически нет. Гад может стоять надо мной сколько угодно, и его не прогонишь, используя в качестве оправдания очередь у кассы.

— Может, начать с испорченной рубашки? — тут же открывая энергетик и отпивая его, спрашивает он.

— А не надо было тащить меня в мужской туалет! Я случайно пролила на тебя напиток! — вырывается из меня капелька возмущения, на которую еще остались силы.

— Извинись ты после этого, может, и не тащил бы, — отвечает этот непробиваемый мажор.

— Может? — открываю я в возмущении рот. — Чего вообще ко мне пристал?! И как ты вообще оказался в этом районе? — недоумеваю я, только сообразив, что делать тут ему явно нечего. Для богатенького мажора вход в наш район для бедных закрыт. Тут нет ни клубов, ни других развлечений. Он ведь не следил за мной? Да ну, бред. У него таких, как я, пачками, только и успевай выбирать и затаскивать в постель.

— Пришел за извинениями. Не думала же ты, что я спущу тебе всё с рук? — удивляет он меня.

— Могу оплатить химчистку, — язвлю я, молясь, чтобы хотя бы один посетитель зашел в магазин.

— Боюсь, у тебя не хватит на нее денег. Сколько ты зарабатываешь за смену? Две тысячи? Три? — спрашивает он лениво, пока я с трудом сдерживаю нервный смех. Не хочется рушить его иллюзии касаемо своего заработка, поэтому молчу о тех жалких ста сорока рублях в час, что получаю в этом захудалом магазине, куда меня взяли, так как желающие работать за такие крохи в очереди не стояли.

— Неужели тебе так дорога твоя рубашка, что из-за нее ты потратил время и приехал сюда? — в самом деле недоумеваю я, чувствуя неприятное сосущее чувство под ложечкой. Очень уж мне не нравится такое приватное внимание мажора.

— Дело не в вещи, — назидательно поправляет он меня, выглядя при этом чертовым занудой, — дело в принципе. Если ты считаешь нормальным испортить чужое имущество, не извиниться, да еще и беситься, что тебя просят о банальной вежливости, стоит заняться твоим воспитанием.

— Кому? Тебе? — пытаюсь понять, чего он хочет, даже подаюсь чуть вперед, чтобы лучше его рассмотреть. Между нами касса, что меня весьма радует. Не хотелось бы оказаться близко к этому странному парню с непонятными намерениями.

— Почему бы и нет? — жмет он небрежно плечами, не вынимая руки из карманов крутых брендовых джинсов, низко сидящих на талии. — Раз больше некому.

— Прости, конечно, но я откажусь.

Ежусь под его взглядом-лазером, но тщательно это скрываю, держусь непринужденно, чтобы его не нервировать. После моего ответа он молчит, изучает меня так долго, что от этого становится неловко.

— Кто сказал, что я спрашиваю? — хмыкает, дергая уголком рта. — Я не для того приехал, чтобы уламывать тебя. Ты просто компенсируешь мне испорченную рубашку, и точка.

Тяжело вздыхаю до болезненного ощущения в легких. Задержав дыхание, со свистом выпускаю его наружу. Этот парень не на шутку меня напрягает. Мадина предупреждала меня не связываться с ему подобными мажорами, и теперь я вижу, что подруга была права. Держись, Ника, только не показывай свой характер, постарайся отделаться от него. Семья важнее всего, думай о них.

— Хо-ро-шо! — рапортую я, видя, как от моего тона он раздувает ноздри. Миролюбиво улыбаюсь: — И? Я жду…

— Во-первых, смени тон, — осекает он меня, глядя колючим взглядом.

Ну, началось, первое, второе, третье… Закатываю глаза, что становится ошибкой.

Касса больше не является для него преградой, поскольку мажор обходит ее и становится возле моего крутящегося стула, напирая своим внушительным ростом. Меня обдает запахом парфюмерного магазина, дорогого, элитного, я точно пропитаюсь этим ароматом свежести, который забивается в ноздри и одуряет.

— Сюда нельзя! — изо рта вырывается самый настоящий истерический вопль. Вскакиваю. Где все люди? Почему я одна? Где мой перцовый баллончик? Тянусь к сумке, но Мирзоев резко делает выпад рукой и не дает мне взять ее.

— Можно, — сам себе дает право быть в зоне, куда покупателям нет хода. — Мне всё можно.

— Говорю же, нельзя! Меня уволят! — предупреждаю, озираясь по сторонам в страхе. Если выйдет администратор зала, решит, что я любезничаю с покупателем прямо в зоне кассы. — Это не в твоих интересах! Как я тебе компенсирую тогда стоимость рубашки?

— Так-то лучше, ты уже готова купить мне ее, — едко замечает Мирзоев, даже не дернувшийся с места несмотря на мои дерганья и попытки что-то сделать, чтобы изменить ситуацию. — Но этого мало, сперва я хочу извинений.

— Ты больной! — не сдерживаюсь я от испуга. — Кто приезжает ради извинения в другую часть города?!

— Попридержи язык, — угрожающе надвигается он на меня, обжигая чернотой своего взгляда, — а то мне придется укоротить его.

— Ладно, извини! — чуть ли не кричу я, нервно заламывая руки. Господи, что за наказание?

— Неискренне, — замечает он мрачно, складывая руки на груди и опираясь бедром на стойку кассы. Как бы говорит, что не уберется отсюда, пока не добьется своего. — Попробуй еще раз.

— Раз, два, три, четыре…

— Что ты там бормочешь?

Дергаюсь, поняв, что считала вслух. Пыталась успокоиться, чтобы не заорать. Он псих. А я не умею обращаться с психами. Мне ни за что не сдержать свой язвительный тон и не извиниться перед ним от чистого сердца, чего он так сильно хочет.

— Я…

— Девушка, вы работаете или свидание устраиваете? — прерывает меня неодобрительный старческий голос. Да благослови не сидящих по ночам дома старушек!

— Работаю-работаю! — толкаю я в грудь наглого мажора, не скрывая радости от того, что спасена.

— Сегодня спасена, но не думай, что на этом всё, — словно читая мои мысли, произносит он, прежде чем развернуться и уйти.