Гром гремит дважды

Мила Бачурова, 2021

Главный герой приходит в себя в школе Цзюань. Сюда попадают все, кто задолжал клану Чжоу, и их участь – тяжёлые работы и полное повиновение. Впрочем, можно стать борцом, если бросить вызов другому борцу и победить его, ну… или можно погибнуть в этой схватке. Лей отчетливо помнит, что он не привык сдаваться, он всегда стремился быть сильным и умел постоять за себя. Но вот кто он такой? Постепенно герой вспоминает, что неслучайно оказался в этом мире и что у него есть счёт, который кое-кому надлежит предъявить. Для этого придётся проделать нелёгкий путь наверх, но герой к этому готов.

Глава 10. Ставка на троих

— Ну? — торопила меня Ниу. — Давай!

— Подожди, я должен сосредоточиться.

— Да чего там сосредоточиваться? Ты всё уже сделал, осталось только посмотреть.

— И почему у вас нет прозрачных крышек?

— А-а? — удивилась Ниу.

— Ладно, — вздохнул я. — Открываю.

И снял крышку с кастрюли. В лицо ударило облачко пара. Как только оно развеялось, я увидел безнадёжно разварившееся месиво, на которое даже с голодухи смотреть было тошно.

— Очень хорошо! — похвалила Ниу и деревянной лопаткой поковыряла месиво.

— Серьёзно? — покосился я на неё.

— Конечно! Сегодня рис даже не подгорел. Ты совершаешь разные ошибки, значит, ищешь верный путь. А путь можно найти, только если искать.

Я только головой покачал:

— Знаешь, из тебя, наверное, прекрасная мать получится.

Сказал, особо не задумавшись. А Ниу уронила лопатку на пол и вытаращила на меня глаза:

— Че-е-его?

Я ходил в кухню ежедневно уже неделю. За это время я кое-что о себе понял. Может быть, я умею драться (толком проверить это пока случая не было, борцы вели себя тихо, не то замышляли гнусность, не то забили на меня, как на мелочь, не достойную внимания). Может быть, я соображаю лучше большинства учеников этой так называемой «школы». Может быть, даже я каким-то образом помню, кем был в прошлой жизни. Но вот кулинарный талант обошёл меня стороной. По широкой дуге.

«Это ничего, — утешала неунывающая Ниу. — Тебе главное испытание пройти, а потом готовить у плиты вряд ли будешь. Ты будешь резать мясо, раскатывать тесто, таскать тяжести — всякие такие вещи».

Звучало соблазнительно. Ей бы рекламным менеджером работать, а не в этом приюте кашеварить. Сплю и вижу, как буду резать мясо и таскать тяжести.

— Какая ещё мать? — Сейчас Ниу возмущалась, или, по крайней мере, делала вид. — Зачем ты так говоришь? Я никогда не выйду отсюда.

За маской возмущения я угадывал затаённое отчаяние. Ниу смотрела в сторону, стараясь скрыть влажный блеск глаз. Пусть она пока ещё была молода, но уже поняла, что все возможности в её жизни сжались до ключей от кухни, и этого уже не исправить.

Если играть по правилам.

— Посмотрим, — сказал я, взял тарелку и поднял с пола деревянную лопатку.

— Что значит «посмотрим»?

— Это значит, что мы посмотрим. А что, по-твоему, это ещё может значить?

Давать обещания я не люблю. Лучше сделать, сколько бы времени это ни заняло, и пусть будет приятный сюрприз, чем годы ожидания. В том, что сам я так или иначе отсюда выйду, у меня не было никаких сомнений. А потом — потом я постараюсь вытащить и Ниу. Когда разберусь, как всё устроено. Когда доберусь до Шужуаня и, если посчастливится, найду того китайца из воспоминаний.

— Ты что, собрался это есть? — скривилась Ниу.

— Угу.

— С ума сошёл? Выброси!

— Это — еда, Ниу. Оттого, что она невкусная, она не перестаёт быть едой.

Ниу молча смотрела, как я накладываю себе в тарелку неаппетитную кашицу. Она во мне многого не понимала, например, вот этого вот трепетного отношения к чужим, казённым продуктам. Если мясо имело смысл беречь — оно предназначалось для борцов и воспитателей — то уж риса-то было столько, что его никто не учитывал и не берёг. Все сотрудницы кухни так или иначе таскали еду своим, некоторые, полагаю, строили на этом бизнес. Если подумать, то у местной экономики наверняка на самом деле две вершины: борцы и кухонщики. Возможно, ещё — лечебница. Если где-то и хранятся запасы таблеток, то наверняка там. И я готов собственную голову поставить на то, что есть здесь спецы, которые, ложась в лечебницу, добывают лишних таблеток, после чего пускают их в оборот.

Я упрямо съедал всё, что выходило из моих рук в кухне, по одной простой причине: мне нужно было жрать. После монотонной отупляющей работы, от которой потом руки висели плетьми, я дожидался отбоя и начинал тренироваться. В ход шло всё: собственный вес, тумбочка, перила, опоясывающие галерею второго, спального яруса.

Только после этого, мокрый от пота и едва держащийся на ногах, я тащился в кухню постигать тонкости учения Ниу.

Делать ставку на что-то одно мне почему-то не хотелось. Как будто тогда, в прошлой жизни, я на что-то — или на кого-то? — возложил слишком много надежд, и в результате очутился по уши в дерьме.

Устроиться в тёплой и сытой кухне, чтобы дни в школе были не такими отупляюще-безысходными? Ладно.

Попытаться сбежать из кухни с использованием грузовика, привозящего продукты и вывозящего мусор? Хорошо.

Уделить внимание своей физической форме, чтобы, в случае неудачи с грузовиком, иметь возможность пройти испытание и стать борцом? Прекрасно!

Чего я не мог — так это сидеть на месте и ждать, пока что-то изменится.

— Куда ты каждую ночь ходишь? — с подозрением спросил Тао, когда я слишком поторопился встать, и он не успел уснуть.

— Не волнуйся, не к борцам, — успокоил я его.

— А с чего мне волноваться-то? — тут же набычился Тао.

— Мало ли. Кто вас разберёт, счастливых обладателей духа борца…

Кончилось всё тем, что Тао увязался за мной. Он каждый вечер относил Джиану таблетку, и теперь у него развилась бессонница. Он еле шевелил лопатой на работе, и Шен каждый день выдавал ему по одному предупреждению, видимо, поняв, что большего от Тао всё равно не добиться.

Тао посмотрел, как я подтягиваюсь на перилах. У этого упражнения была одна тонкость. Когда силы заканчивались, нужно было обязательно подтянуться ещё хоть разок, чтобы залезть обратно, иначе пришлось бы падать. С такой высоты, наверное, ничего не сломаешь, но всё равно — приятного мало.

— Не понимаю, зачем тебе это нужно, — сказал Тао, протянув мне руку, когда я, пыхтя, забирался обратно на галерею. — Мало устаёшь на работе? Так попроси, чтоб тебя на распил перевели.

— Видишь ли, Тао, — вздохнул я, перелезая через перила, — не всем повезло родиться с духом борца. Нам, несчастным, приходится тренировать презренное тело.

Всё-таки иногда, разнообразия ради, Тао соображал, что я его подкалываю. Тогда он без всякого переходного состояния превращался в берсерка. Вот и сейчас он попытался меня ударить.

Надо отдать ему должное, бил он быстро и неожиданно, тут вспышки злости помогали. Однако мной в минуты опасности управляло что-то посильнее «духа борца», это я уже успел заметить той весёлой ночью, когда Бохай запустил в меня чашкой.

Сейчас я тоже не сплоховал. Уклонился от удара, сверзившись обратно, на ту сторону перил. Присел и ударил ногой между балясинами. Удар пришёлся Тао по ноге, на которую он перенёс вес. Он, разумеется, тут же замахал руками, как курица, и упал бы рожей на перила, если бы я его не поймал.

— Никогда не смей на меня кидаться, если я не разрешил, — сказал я. — Понял меня? Никогда. В другой раз можешь так легко не отделаться.

— Да я!.. Да ты…

— Тао. Ты меня услышал?

Тао сопел, сжимая кулаки.

— А не надо про меня говорить такое.

— Какое «такое»? — усмехнулся я.

— Такое. Всякое.

— Ладно, договорились, — сказал я. — А теперь — пошли.

— Куда?

Я перелез, наконец, на галерею и отступил, создав между нами дистанцию.

— Вниз. Покажешь мне, чего стоит твой «дух борца».

— Ты опять? — вскинулся Тао.

— Пошли!

Мы спустились вниз, и я шёпотом велел Тао нападать. Он ткнул в меня кулаком.

— И что это было? — спросил я, отбив удар тыльной стороной ладони.

— Что? — искренне удивился вопросу Тао.

— Это я спрашиваю, «что»? Там, наверху, ты не так бил.

— Так тогда я на тебя разозлился.

Эта детская непосредственность меня просто очаровала. Я бы прослезился, если бы мог.

— Ну так разозлись уже, — попросил я.

— На что?

Ладно. Будем работать с тем, что есть.

— Не ори только, — попросил я и быстро врезал ладонью по голове Тао.

Получился увесистый шлепок. Тао воздухом поперхнулся от возмущения и попёр на меня, как танк. Отлично.

— Слабо, — сказал я, отступив в сторону и сделав подсечку.

Тао, рыча, поднялся с песка. На этот раз он не пытался повалить меня таранным методом. Выбросил вперёд кулак, я отвёл его ребром ладони. Вернее, хотел отвести. Руки сами собой выполнили захват. Я вошёл в движение Тао, повернулся к нему спиной и выполнил несложный бросок.

Тао грохнулся спиной на песок и застонал.

— Просил же не орать! — шикнул на него я. — Вставай давай!

Тао поднялся. Даже ночью, в неверном свете луны, было видно, что он обижен и недоумевает.

— Слушай, ты вообще дальше своего носа хоть что-нибудь видишь? — не выдержал я. — Когда пройдёшь испытание и станешь борцом, тебе придётся постоянно тренироваться. Тренировки борцов — это в первую очередь спарринги. Ты должен будешь бороться с этими ребятами, — я кивнул на спальное крыло борцов, — и при этом не забывать, что они — твои друзья. Может, начать привыкать уже сейчас?

Кажется, он призадумался. Я нашёл верную дорожку к его немудрёному сердцу, вовремя заменив «если» на «когда». «Когда пройдёшь испытание», да, так лучше.

— Меня просто ломает, — пробубнил Тао.

Ломало его не сказать, чтобы прям сильно. Всё-таки волевые установки — великая вещь. Даже если их дают со стороны.

— Долго тебе ещё расплачиваться?

Тао вместо ответа кинулся на меня. Я повторил тот же самый бросок. В этот раз получилось чётче. Кроме того, я задержал руку Тао в своей руке. Понял, что могу её выкрутить, вывихнуть, сломать.

— Серьёзно. — Вместо того чтобы выполнить болевой приём, я помог Тао подняться. — Сколько можно было проиграть за раз? Ты что, вообще не думал?

— Десять таблеток, — пробурчал Тао и попытался ударить меня в живот.

Это уже вовсе выглядело нелепо. Я перехватил его руку и сам толком не понял, что делаю. Какое-то быстрое, резкое движение. Тао закричал, полетел кувырком.

Китаец в белом ифу со стоном падает на коричневый мат. Он лишь первый, они летят на меня со всех сторон. Приходится крутиться, приходится одновременно драться с двумя, с тремя. Блок, удар, блок, подсечка, захват, бросок, блок, удар…

Крики. Фигуры в белых ифу, одна за другой, летят на маты. Некоторые встают, некоторые — отползают.

— Тихо ты! — Видение-воспоминание развеялось так же неожиданно, как и появилось. Я присел рядом с корчащимся на песке Тао. — Больно?

— Конечно больно! Ты мне руку сломал!

— Не сломал. Максимум — растяжение. Так сколько ты проиграл, Тао?

— Десять таблеток, — проворчал он, сев на песке.

— Всего? Так ты уже вот-вот расплатишься.

— Я процент отдаю.

— Чего?

— Процент, «чего». — Тао поднялся на ноги, одной рукой держась за плечевой сустав другой. — Долг надо отдать сразу, куском. А за каждый день просрочки — таблетка процентов. А две таблетки я отложить не смогу!

Последнюю фразу он практически выкрикнул, с вызовом, как будто это я был виноват в его ситуации.

— Тихо!

Я огляделся. Почудилось, что где-то стукнула дверь. Нет, не почудилось. Вон, тень скользит по галерее. Ниу вышла на улицу.

— Ладно, пошли, — сказал я, хлопнув Тао по здоровому плечу.

— Куда?

— В одно хорошее место.

Ниу заметила меня сверху, махнула рукой и поспешила к лестнице. Я пошёл навстречу, ничего не понимающий Тао тащился следом. И вдруг мне послышался ещё один стук.

Первым делом я взглянул на крыло борцов, но там было спокойно. Нет, звук слышался откуда-то ниже. Цех? Нет, с другой стороны. Там находилась дверь, через которую входили и выходили только борцы и их учитель, Вейж. Она хлопнула? Кто-то наблюдал за нами оттуда? И чем нам это грозит, учитывая, что шататься после отбоя запрещено? Пусть не очень строго запрещено, но всё-таки…