Тропа тунеядцев – 1. В августе тридцать четвертого. Часть первая. Под знаком понедельника. Из жизни контрразведчиков

Михаил Вербицкий

Идущая своим, особым, эволюционным путем Белоруссия. В свое время, в ходе внедрения экспериментальных технологий в сельском хозяйстве, страна оказалась на грани катастрофы. Но бог миловал. Все обошлось. Однако не все так гладко, как видится из высоких кабинетов. Даже сотрудники КГБ не в курсе начавшихся в сельской глубинке своеобразных эволюционных отклонений.

© Михаил Вербицкий, 2021

ISBN 978-5-4493-9485-9 (т. 1)

ISBN 978-5-4493-9486-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Все герои этой книги являются вымышленными.

Любые совпадения с реально существующими

людьми — случайны.

Часть первая Под знаком понедельника

Глава первая

— Индепендент! Индепендент!

Это он зовет свою собаку. Только ее нигде нет. Видимость в парке хорошая — вокруг ни одного человека. Одни собаки. Понятно, почему — так. Собаки бесхозные, дикие со свалявшейся шерстью. У таких хозяев не бывает. Индепендента среди этих дворняг нет, но вот что интересно — все они следуют в одном направлении. Может и его пес — там?

За зарослями сирени притаилось полуразвалившееся строение. Прямо, как из компьютерной войны про войнушку. Собаки длинной чередой поднимаются по ступенькам крыльца и исчезают внутри. Там они разделяются. Одни поднимаются по лестнице на верхний этаж, другие спускаются в яму под лестницей. По каким-то неуловимым приметам, он понимает, что это собачье чистилище.

— Что с вами, тут делают. — Спрашивает он.

— А, ничего не делают.

— А, сами чего делаете?

— Ничего не делаем. Просто сидим.

— Где же мой Индепендент? — Подумал Рахметов и проснулся.

Не совсем, проснулся. Просто в голове загорелся свет, и стало ясно, что это был сон. Собаки у него сроду не было. По крайней мере, городской. Была одна попытка со стороны отца завести в квартире домашнее животное. Это было, когда тот в невменяемом состоянии привез из деревни цепную собачку. При этом он убеждал мать, что это породистая овчарка. Маленький Сергей был обладателем собаки не более десяти секунд. Мать действовала быстро, решительно и жестко, как белорусский ОМОН. Батя, получив несколько ощутимых пинков, укрылся в ванной, а песик с воем пометавшись между этажами, выскочил на улицу, где безвестно сгинул навсегда.

Приоткрыв глаза, Рахметов понял, что свет не у него в голове, а льется из окошка, слева от того места, где он лежит. Лежать было жестко. По всем ощущениям он лежал на голых досках. Было очень странно, что он вырубился прямо на полу, не добравшись до дивана. К тому же пол был какой то странный. Не ламинат, а дощатый, с непонятным высоко поднятым плинтусом, на котором покоилась голова Рахметова.

Нужно было оценить окружающую обстановку.

Для начала, он решился приоткрыть один глаз. Приоткрыв один, он приоткрыл и второй, а потом широко распахнул оба.

— Всё, приехали. — Сказал он вслух, и его голова отозвалась на звук собственного голоса тяжелым гулом.

Большую часть помещения, в котором он находился, занимал широкий дощатый лежак казенного образца, протянувшийся от стены с железной дверью, до стены с высоко поднятым зарешеченным оконным проемом.

— Не приехали, а приплыли. — Мысленно поправил себя, Рахметов, не решаясь больше говорить вслух.

Напротив нар, к стене сиротливо прилепился умывальник, а рядом с ним, на высоком постаменте гордо возвышался унитаз, судя по его виду, многое повидавший на своем веку.

Наличие в помещении санузла, говорило, что это не ГОМ.

— Главное, что это — не СИЗО. — Успокоил он самого себя. — Там кровати, а тут — нары. Это — содержатель! Ура! Впрочем, какое, здесь — «ура». Опять — чертовы, сутки…

На работе, бригадир, только крутил головой, когда Рахметов принес третью справку:

— Не пойму я тебя, Сергей! Мы тут все — не ангелы. Но мы — люди женатые. Нам, сам бог велел, время от времени, на принудительных работах, расшатанные семейной жизнью, нервы успокаивать. Но, как ты залетать умудряешься? Объясни?! У меня в голове не укладывается! Парень, ты — малопьющий. Больше — по бабам! Скажи — как?!

— Стечение обстоятельств. — Уклонился тогда Рахметов.

Что произошло сейчас, он не мог объяснить даже самому себе.

Напрасно ломая гудящую голову, Рахметов стал расхаживать по камере.

Когда за дверью в коридоре раздался гул голосов, кашель и шарканье ног, он уже почти смирился с ситуацией, но все равно не мог взять в толк за что его упаковали.

В замке заскрежетал ключ. Дверь с грозным скрежетом приоткрылась, и в «хату», с веселым гомоном, протиснулась череда давно не бритых, нетвердо стоящих на ногах мужчин.

— Шевелитесь! — Подгонял их, поигрывая ключами, невидимый конвоир в коридоре.

Когда дверь закрылась, один из вошедших, прищурив глаз, вгляделся в Рахметова и радостно заорал:

— Рахмет!

— Тихо, там! — Незлобно прикрикнул конвоир за дверью и, судя по звону ключей, отправился восвояси.

— Мужики, это — Рахмет! Светский парень! Мы с ним не один срок мотали! — Снизив тон, тряс руку Рахметову бойкий мужичонка, в заскорузлом от фруктового сока джинсовом костюме.

Мужичонку Рахметов знал. При рождении, того нарекли Валерой, а по жизни величали Румыном, за цыганскую чернявость и неунывающий характер.

— Что опять на тусовке замели? — Спросил Румын подмигивая.

Рахметова прошибло, потом. В голове, на миг, наступило небольшое просветление:

— Точно, он ведь был на тусовке! Там и влип. Но во, что — неясно.

Румын, тем временем, знакомил Рахметова с присутствующими, тыкая в них пальцем и называя имена.

Рахметов рассеянно кивал и, занятый своими мыслями, из присутствующих запомнил только двоих — Пашку и Валерьяныча. Пашку, потому что он помнил его еще по предыдущему залету, а Валерьяныча, потому что его единственного Валера представил по отчеству, видимо из уважения к его сединам.

Он даже помнил Пашкину фамилию — Морозов. Точно, Морозов! В предыдущем залете, когда Рахметова определили вторично, этот Морозов в голове которого, еще не выветрились хмельные пары, надоел всем, рассказывая, как он засветил милиционеру и тот кубарем катился по прихожей.

Бахвалился он до той поры, пока кто-то не сказал, что они все сидят по семейным обстоятельствам, а его, Морозова, видимо поместили сюда случайно, потому что он — птица высокого полета и, судя по всему, срок будет мотать немалый.

Тогда все стали дружно поддакивать говорившему и высказывать собственные соображения, по поводу дальнейшей Пашкиной судьбы.

— Не печалься парень! — Говорили ему. — Не все еще потеряно. Раз ты по первому разу, то может до суда и не закроют.

— Так суд ведь завтра. — Озадачено, крутил головой Морозов.

— Так, это нам — суд и сутки, а тебе будут выбирать меру пресечения, а сам суд, когда еще будет…

— Когда твоя дурра-жена утром к начальнику прибегала, я сам слышал, как он говорил ей, что тебя три наряда скручивали. Так, ведь!

— Так! — Кивал головой Морозов.

— Ну, вот видишь! Тебе прямая дорога — на «химию». Лет на пять.

— А, еще начальник говорил, что ты давно под подозрением. У тебя ведь папаша — тунеядец…

— Я от отца отказался!

— От родного отца отказался! Вот это я понимаю! Герой! Одно слово — герой! Не каждый такое сможет. Это тебе, на суде зачтется.

— Раз, от отца отказался, то по первой ходке, пять не дадут. Три, от силы.

— Это по какой статье пойдет. Если за сопротивление, то три годочка. А если припишут нападение, то все семь, как минимум…

Доведенный всеми этими разговорами до одури, Морозов всю ночь не спал, размышляя о своей дальнейшей судьбе. Мало того, что он мешал спать, тусуясь на маленьком пятачке, между парашей и дверью, так он еще и выкурил единственную пачку сигарет, оставив товарищей по несчастью без курева.

К утру он совершенно сдал, и спящих разбудило уже не шарканье ног, а тонкое заунывное поскуливание. Здоровенный могучий парень, горюя о своей загубленной жизни, горько плакал, скорчившись в уголке, у самого края нар.

Теперь Морозов выглядел солидно и уверенно. Видимо, после того случая, он уже стал опытным сидельцем. Протягивая Рахметову руку, он надулся, как озабоченный голубь и высокомерно сказал:

— Здорово! У тебя — какой субботник? У меня — пятый. Тебе сколько дали? Мне пятнадцать.

— У меня — четвертый. А сколько дали, не знаю. Суда еще не было.

— А, чего тебя, до суда, к нам кинули? — Почесал в затылке Румын. — Тебе до суда надо в другую камеру. И, вообще — сегодня же воскресенье. Тебя должны были в ГОМе оставить до утра. А, утром — в суд, а потом — к нам.

— Сам никак не пойму.

— А может там у них дезинфекция, какая?

— Могут в суд и не возить… — Сказал Валерьяныч.

— Не имеют права без суда. — Воскликнул вислогубый очкарик. — У нас — правововое государство.

— Оформят задним числом и все. — Уверенно гнул свою линию Валерьяныч. — Вы на его голову посмотрите! У него за ухом — гуля, размером с яйцо Скидельской птицефабрики.

— А, что Скидельскую отстояли? — Спросил низенький мужчина, с редкой бородкой попа-расстриги.

— Вроде отстояли. — Сказал Валерьяныч и махнул рукой. — Да дело не в этом. Куда его в суд везти с такой головой? А, если он там заявит, что у него голова кружиться, мол, в обморок постоянно падаю. Его сразу на освидетельствование. А врачи они тоже люди. Не захотят рисковать, отмажут. К тому же он не политический.

— Да, с такой шишкой, могут отмазать! — Согласились все, по очереди оглядев голову Рахметова.

— А, так оформят втихаря, и дело с концом. Скажут, что все проходило в закрытом режиме. А, если возбухать начнет, убеждать будут. Аэрозольными средствами.

— Тут, ведь, как? Права качает один, а отвечают все! — Зареготал Румын.

— Тут, сиди смирно, если залетел! — Сказал молодой парень, которого все звали Колей, но откликался он и на кликуху — «Колхозник». — Дадут понюхать «Новичка», народ сразу разучит права качать…

— А, Рахмет права качать и не собирается! — Уверенно сказал Румын. — Правда, Рахмет? Раз к нам кинули, значит с нами завтра поедет, а мы не на «дизеле», а на Пищеблоке. У нас лафа! Поедешь с нами?

В ответ тот кивнул головой, отчего перед глазами, мыльными пузырями, сначала поплыли радужные круги, потом потемнело, как в кинотеатре и замелькали люди в черных масках.

— Вспомнил. — Простонал Рахметов. — Нас же «ОМОН» паковал.

— Да, с «ОМОНом» шутки плохи. Здоровые бугаи. — Сказал Морозов.

— Главное бьют, куда попало. Не смотрят. — Сказал задумчивый, интеллигентного вида Сергей.

— А, человек, должен испытывать сострадание к себе подобному. — Сказал мужичок с бородкой.

— Извините, как вас зовут? — Вежливо, спросил Рахметов.

— Алексей.

— Алексей, вы случайно не священник?

— Нет. С, чего вы взяли?

— Просто, вы с этой бородой, ну, прямо — Алеша Попович!

Камера взорвалась хохотом.

Громче всех ржал Морозов. От смеха, у него выступили слезы. Он хлопал себя по ляжкам и без конца повторял:

— Алеша Попович! Алеша Попович!

Рахметов даже пожалел, что ляпнул не подумав, чем доставил удовольствие этому придурку.

— Извините, как-то само вырвалось. — Сказал он.

— Ничего. — Махнул рукой Алексей, в одно мгновение превратившийся в Алешу Поповича.

— Вижу, Рахмет, ты трохи оклемался. Сейчас мы тебя еще подлечим. У тебя наверно еще и с похмелья голова трещит. — Подмигнул ему Румын. — Толик разувайся.

Молодой, мордатый парень, который после прихода остался стоять посреди камеры, в отличие от остальной публики, которая сразу же разувшись полезла на нары, скромно улыбаясь, развел руками.

— Мужики, помогаем Толику разуться!

На ногах у парня были здоровенные, под стать ему, резиновые бахилы.

Пованивало от парня просто грандиозно. Выше бахил, штаны молодого человека были покрыты непонятной отвратительной слизью. В бахилах хлюпало.

Его окружили и, бережно поддерживая под руки, возвели на постамент параши.

Там, с него стали снимать сапог. Предварительно, Румын повидавший, на своем веку всякого и поэтому не очень брезгливый, засунув руку в сапог, извлек оттуда несколько полиэтиленовых пакетов, наполненных непонятной жидкостью. Когда сапог, с Толика, сняли и слили лишнее в унитаз, этих пакетов получилась целая горка.

В камере, запахло чем-то знакомым.

— Вот, черт! Один порвался. — Сказал Румын.

Нога у парня оказалась на удивление маленькой, хотя, по лицу, так не скажешь.

Потом, с Толика, так же бережно сняли и второй сапог.

Пока одни разували Толика, другие относили пакеты к умывальнику и обмывали их под струей воды.

Остальные раскладывали, принесенную с собой, пайку, которая была на удивление богатой. Хлеб был, правда, кукурузный, безвозмездный с Пищеблока. Зато колбаса и свинина были копченые, сыр выдержанный. Аромат от него соперничал с вонью толиковых бахил и развешенных, на холодном радиаторе отопления, носков.

Из бутылок, стоящих в изголовье нар, слили воду и стали переливать туда жидкость из пакетов.

По камере поплыл прошибающий аромат арбузной чачи.

Получилось литра четыре.

Народ кружком устроился вокруг «стола».

С умывальника принесли единственную в «хате» кружку и, наполнив ее «до заклепочки», первому поднесли Рахметову, как наиболее нуждающемуся.

— Не боись, у нас все стерильно! — Весело хохотнул Румын, видя, как у Рахметова вытянулось лицо.

Не тот был парень Рахметов, чтобы ударить в грязь лицом, перед сокамерниками. Чача пахла, как чача, выглядела нормально, и он мужественно, в один прием, вытянул полкружки.

Привкуса, потных ног и гнили, напиток не имел. Он огненной струей потек к желудку Рахметова.

По очереди, причастившись, все расселись на нарах и дружно закурили.

— Это все Валерьяныч придумал. — Расслабленно сказал Румын. — Он тут еще при Брежневе сидел.

— Что за Брежнев — такой? Никогда про такого не слышал. — Самоуверенно напыжившись, сказал Морозов.

— Был такой правитель. Еще до эволюции. — Сказал интеллигентный Сергей.

— До Аграрной? — Спросил Толик, наивно хлопая глазами.

— Нет, до Великой Кастричницкой, Социалистической. — Пробурчал, от окна, пожилой лысый, как бильярдный шар дядька, которого все звали Славой

— Это, что еще, за эволюция, такая? — Снова спросил Толик.

— Про Ленина слышал? — Спросил лысый Слава.

Толик кивнул.

— Его рук дело.

— Давайте завязывать, с этими разговорами. — Озабочено сказал Валерьяныч.

— Так мы же, не про памятник, а про личность, в истории…

— Все равно, здесь, эти разговоры ни к чему. — Сказал Валерьяныч. — Вам может и все равно, а мне, как ранее подозревавшемуся, в тунеядстве, добра ждать, от таких разговоров, не приходится.

Все, с изумлением, уставились на него. Крайние даже привстали, чтобы лучше видеть. Все смотрели на Валерьяныча, так словно видели первый раз.

— Ты, Валерьяныч, про это ничего не говорил. — Уважительно сказал Румын.

— А, вам это надо? Обошлось и — слава богу. Не дали пойти, по кривой дорожке. Честным трудом, загладил вину перед обществом.

— В Крыму лечился? — Спросил интеллигентный Сергей.

— Боже меня упаси! Из Крыма, разве возвращаются? Особенно, теперь, когда его к Чечне присоединили. Я ведь в самый разгар эволюции попал, да и проходил не как идейный, а как заблудший. В трудовой, что-то там, по компьютеру, не срасталось. Тогда, еще выбор был. Хочешь — в санаторий, хочешь — на лесоповал. Да, тогда никто особо не спрашивал. В Крым, только самых упертых, бегунков, отправляли. Остальных — на рубку. Мы вдоль железки, на Брест, расчистку делали.

— Там бэрсэмовцы рубили. — Гордо сказал Рахметов, которого немного отпустило.

— Где они были, твои сээмовцы? На телевизионной картинке, в чистеньких костюмчиках? — Разгорячился Валерьяныч. — А, кто шел впереди, через хмель, сосны и крапиву?

— Сосен теперь нет, только секвойи. — Сказал Толик, который, видимо, хорошо учился, в школе.

— Это для тебя, сынок, они — секвойи, а для меня сосны. Эволюционировали заразы, да! Только, как были соснами, так соснами и остались. Сколько наших полегло, от этих елок — не счесть. Только, зазевался, кто, вошел в зону поражения и готово — еще один «ёжик».

— Что, еще за ежик? — Надменно спросил Морозов. — Сидишь, тут, про каких то ежиков рассказываешь.

Рахметов почувствовал легкий зуд, в костяшках пальцев. Именно этот зуд, был причиной его двух первых залетов.

— Ты, Павлик — еще молодой, многого не знаешь. — Вкрадчиво сказал Валерьяныч. — А в «ежика» человек превращается, когда сосна пульнет в него иголками. Иголки в тело впиваются и готов «ежик». Иголки яд пускают, и гниет потом человек заживо. Излечивались, конечно, со временем, но сколько рук, ног у людей порезали…

Валерьяныч вздохнул.

— Наливайте что ли.

— Толику не наливать, он пока доедет, через ноги, брагу впитывает.

— Га, гага!!! — Ржала камера.

— Слушай, Валерьяныч, ты ведь на пенсии, а сидишь в выводной, а не с бомжами? — Спросил Слава.

— Так, я — пенсионер работающий. Да и загребли меня не за полосой, а наркологи, во время профилактического рейда. Главное — у меня, еще было! Будильник в мозгу сработал — без десяти восемь, час волка! Пойду, думаю, схожу за добавкой. Заодно, с народом пообщаюсь… Ну, и попал под раздачу. Только, подошел к магазину, еще не успел поздороваться со всеми, вдруг — патруль-облава, заштормило море… Загребли всех, кто, под руку попался. Народ с утра — квелый, слабосильный. Никто не ушел. Ну, отвезли всех на лекцию, о вреде алкоголя. Часа три переливали, из пустого в порожнее…

Валерьяныч вздохнул.

— Мне, еще ничего. Я, здорово датый был. А, те, кто не похмелился, страдали сильно. Многие, во время лекции, по несколько раз, в обморок падали. Один, когда ему дали нашатырь нюхать, вырвал ватку у врача и в рот засунул.

Все молчаливо покивали головами, в знак сочувствия к братьям по разуму.

Выпили еще по одной. Румын поболтал последнюю бутылку.

— Еще на раз осталось. — Сказал он. — С гаком.

— С гаком, это хорошо. — Сказал Валерьяныч. — Но торопиться нам некуда. Можем и два раза. По чуть-чуть.

Все выразили единодушное согласие. Закурили.

— Все-таки государство выиграло, от Аграрной эволюции. — Задумчиво сказал Сергей.

Кто-то с ним согласился, кто-то пожал плечами, но даже после второй никого не особенно тянуло на политику.

— Самое главное — на оборону не надо тратиться. Никого в армию не забирают. — Умиротворенно вздохнул Толик.

— Ага. — Согласился с ним лысый Слава. — Казаки, вон — прискакали! Дескать, отстоим нефтепровод — кровеносную артерию, Матушки России! И, где — то казачество? Кто выжил, все — в дурдоме.

— Грибов обожрались. — Сказал Морозов.

— Боровик с подосиновиком, и жрать не надо. — Со знанием дела, сказал Валерьяныч. — Когда к ним подходишь, они споры выбрасывают и — все! Готово — пошли глюки.

— Те, кто — побогаче, говорят, едят грибы. — Сказал Алеша Попович.

— Шампиньоны они едят, а не грибы. — Сказал Коля-Колхозник.

— Шампиньон, тоже — гриб. Ты, что не знал? — Подал голос, крайний от двери, Сергей Очкарик.

— Шампиньон — гриб? Ну, ты, тоже скажешь. — Возмутился Коля. — Что я грибов не видел? Гриб, он — во! Растет по пояс. А, эти лежат в магазине — фитюльки, какие-то!

Как его не убеждали, как не уговаривали, что шампиньон, тоже гриб, он только крутил головой и пожимал плечами.

— Мухоморы есть можно. — Убежденно, сказал Слава.

— За мухоморы, можно капитальный срок огрести. — Отозвался Очкарик.

— Это, если в город проносишь! А где — за Полосой, никто тебя хватать не станет. А, за Второй Кольцевой и подавно.

— Мы, на лесоповале, употребляли! — Сказал Валерьяныч. — Мухомор, он, чем хорош? Похмелья, от него нет. И если его принимать в меру, то глюков — никаких, а тонус поднимает. И, вообще, за городом, где, на заготовках там, на сельхозработах, конвою наплевать на мухоморы. Главное — не нажираться до видений.

— А, мясо наше никто брать не хочет. — Сказал Очкарик, который, видимо, по жизни был пессимистом.

— Кто не хочет, кто не хочет? — Возмутился Слава. — Евросоюз не хочет, да Онищенко-Второй, а Африка, да Китай берут — только пыль столбом!

Поговорили, про мясо, и пришли к выводу, что мясо сейчас все-таки не то, что было раньше.

Выпили по маленькой. Закусили.

— Мужики, — сказал Рахметов. — Что-то я не пойму, сколько вы здесь сидите? Чача, ведь, тридцать дней стоять должна. Не меньше. А, эта вообще — выдержанная! С ног сшибает. Толик вон уже, вырубился!

— Положите ему, что-нибудь под голову! Надо положить ему, что-нибудь под голову! — Засуетился, окосевший до сердобольства, Сергей Очкарик

Обустроили Толика и продолжили разговор.

— Как пошли первые арбузы, — сказал Румын, — тут, как раз сидел Богомол. Ты Богомола знаешь?

— Слышал, про такого. — Сказал Рахметов.

— А почему — Богомол? Он, что — верующий? — Встрял Алеша Попович, которого порядком, развезло.

— Может и верующий, не знаю. — Сказал Румын. — Только, Богомол он потому, что когда напьется бубнит, себе под нос. Не поймешь, то ли говорит чего-то, то ли молится.

Румын подсел ближе к Рахметову.

— Так, вот он сразу откатил пяток арбузов. Припрятал. Заквасил, и пошла работа. Он только с виду дурак, а так мужик не промах. И самое главное — не жадина. Конечно, для себя запас делал, он же почти все лето тут, на Прилуцкой. Ну, мужики его поддержали. Давай они каждый день пару-тройку арбузов откатывать к отстойнику.

— Вольные работяги, туда не суются, там, только мы — суточники. Сам знаешь, какая там вонища!

Рахметов кивнул — знаю, мол. Бывали!

— Ну, и пошла эстафета! Передали схроны, следующей смене. Те уже причастились к выдержанному, а не к браге. А, уж потом — пошел конвейер. Теперь, каждый день, имеем два, а то и три арбуза. — Перешел Румын, на шепот.

— Это же, столько, не выпьешь! — Изумился Рахметов. — Там в каждом литров шесть остается!

— Конечно, не выпьешь. — Согласился Румын. — А, пайка, как ты думаешь, откуда? Водка, сейчас почем? Десять рублей. А, керосин — три. Мы чачу гоним, по пять, за ноль-семь.

— Нормально. — Сказал Рахметов.

— Знаешь, сколько с утра у Пищеблока перекупщиков?

— А, то!

— Там, конечно и свои гонят. Но у них — чемергес, а у нас чистая чача! Наш продукт уходит со свистом. — Румын зевнул.

— Мужики, давайте допивать и спать ложиться.

— Я не буду. — Сказал интеллигентный Сергей. — Пусть Рахмет выпьет, здесь первую ночь уснуть трудно.

— А, я выпью. — Сказал Валерьяныч. — Налей мне, сынок.

— И я, и я выпью! — засуетился Очкарик.

Алеша Попович махнул рукой, мол, допивайте сами, я не буду.

Морозов молча подсел к кружке. Ему налили первому. Он выпил и, по-прежнему, молча улегся на свое место.

Коля Колхозник выпивая, сказал:

— Будем здоровы.

— На здоровье. — Хором ответили ему.

Очкарик выпил, громко чмокая. Румын чуть пригубил. В итоге, Рахметову досталась почти полная кружка

— Тяни, не стесняйся, здесь все свои. — Сказал Румын, укладываясь на нары.

Рахметов выпил и вымыл кружку, над умывальником. Потом закурил, сходил по маленькому и, докурив сигарету, вернулся на место, которое ему негласно определили между Румыном и Валерьянычем.

Румын уже спал, улыбаясь во сне; счастливый, как дитя. Валерьяныч молча курил, лежа на спине.

Когда Рахметов лег, от окна донеслось тихое похрапывание, постепенно переходящее в звериный рык.

— Ну, Кабачок начал увертюру. — Сказал Валерьяныч, подразумевая захрапевшего Славу.

— Кабачки, они же — волосатые.

— Это они сейчас волосатые, а раньше были лысые, как Слава. Но Кабачок он — не по этому, а оттого, что на работе завернет пару-тройку кабачковых семечек в фольгу, зажарит на костре, а потом грызет целый день.

От окна донесся могучий рык, постепенно перешедший в тихое всхлипывание.

— Продолжение увертюры.

— Ничего себе увертюра!

— Подожди, — сказал Валерьяныч, посмеиваясь, — скоро начнется симфония. Он, как этих семечек натлущится, его потом всю ночь пучит. Вот тогда будет симфония. Очкастый, как пришел, сразу стал в позу: «Не могу спать напротив параши — я оппозиционный политолог!» Положили его на одну ночь к Славе, так он на следующий день плакал, просился к параше. Божился, что, мол, полюбил ее за одну ночь всем сердцем.

Подтверждая его слова, у окна рванула петарда и по камере потек насыщенный аромат сероводорода.

— Господа, это невозможно! Это, же похуже «черемухи»! — Всхлипнул в своем углу Очкарик.

Общество ответило на его претензии тихим похрапыванием.

Погружаясь в сон, Рахметов услышал раздавшийся от окна очередной выхлоп, а потом в голове закрутились калейдоскопом, какие то смутные образы. Это были веселые омоновцы, танцующие тени и грустная девушка стоящая над обрывом. Потом все это пропало, и сон стал тяжелым и мрачным. В голове мелькали, только какие-то черно — белые полосы и доносились издалека протяжные паровозные гудки.

Проснулся Рахметов, от общего шевеления, окостеневший и неповоротливый, с затекшей спиной. Воротник рубашки намок от пота.

Суточники, кряхтя и кашляя, сползали с нар и поочередно, не торопя друг друга, воспользовались услугами, которые им мог предоставить местный санузел.

После этого, все снова улеглись на нары. Тусоваться, по камере, никому не хотелось.

Только Толик забрался на радиатор и стал смотреть в окно.

— Ты, что угорел за ночь, пацан? — спросил Румын.

— Там — птичка. — Сказал Толик.

— Ворона, что ли? — Насмешливо сказал Морозов. — Тебе, что на работе ворон не хватает?

— Нет, настоящая птичка…

— Врешь, ты все! Откуда, в городе, птичке взяться? Они, сюда, не залетают.

— Была птичка. Я слышал — чирикала. — Грустно сказал Толик.

Морозов, обращаясь ко всем, покрутил пальцем у виска, но, его, никто не поддержал.

Разговаривали мало. Всем, с похмелья, было муторно.

Когда в коридоре раздались голоса и бренчание посуды, как предзнаменование скорого завтрака, это не вызвало особого оживления.

Толик, принимал миски с едой, через «кормушку», и передавал их Очкарику, который ставил их на нары.

К пайке, непонятной зеленой каше и такой, же непонятной бледно-желтой котлете, мало кто притронулся.

Завтракали только Толик, оппозиционный политолог и Морозов.

Остальные, выпив кипяточку, заявили, что лучше поедят горячего хлеба на Пищеблоке, и, вообще, на первом месте, в повестке дня, стоит похмел, а завтрак — дело второстепенное, может и подождать.

Очкарик съел две порции, Толик, придерживаясь порядка, скромно удовлетворился одной, а Морозов, отвращено фыркая, съел три котлеты, после чего вывалил оставшуюся кашу и раскрошенный хлеб в нетронутые миски.

— Чего, ты, делаешь? — Сказал Румын. — Бомжи придут на уборку, им пригодиться. Они же без вывода сидят.

Морозов презрительно ухмыльнулся и полез на нары.

Разговаривать было особо не о чем. Только замечание Румына, что сегодня выезд на работу, как-то затягивается, вызвало вялую дискуссию, так это или не так.

Время, в камере тянется неощутимо, но, все же, не стоит на месте, и внутренние часы работают. Поэтому дебаты по поводу течения времени постепенно стали оживленнее.

Время шло. За ними, никто не приходил.

Тревога нарастала.

Когда тревога готова была перерасти в панику, раздался скрежет ключа в замке, что вызвал бурное оживление.

— Ну, наконец-то!

— Вспомнили!

— Давно пора!

Дверь камеры открылась наполовину. Молодой страж порядка заглянул внутрь и, отступив назад, провозгласил:

— Выходи, каторжане! Шевели батонами!

— О, Сашка сегодня дежурит… Здорово — Переговаривались, арестанты, потянувшись, к выходу.

— Ну, что все? — Спросил милиционер, веселый разбитной парень, безмятежно поигрывая ключами.

— Все! Все! Больных нет…

— Ну, шагайте.

— Куда нас?

— А, то не знаете — комбинат четыре.

— Да мало ли…

Весело топоча, подошли к дежурке.

Мордатый прапорщик окликнул конвоира, не отрываясь от компьютера:

— Чудаков, это кто у тебя?

— Четвертый комбинат.

— Давай грузи их скорей, а то там, у проходной, у нас — полный запор.

Конвоир погнал всех галопом к проходной.

За проходной, на воле, в ожидании ежедневной дармовой рабочей силы, стояли автобусы «покупателей».

— Где тут — четвертый? — Окликнул водителей конвоир Сашка.

— Вон — он! Вот тот — желтый. Вот тот — наш! — Загудели конвоируемые.

Водитель, у желтого автобуса, поднял руку:

— Это — ко мне!

— Давай, забирай! — Скомандовал Сашка и поспешил обратно, за новой партией.

Когда все расселись по местам, водитель, не вставая со своего места, заглянул внутрь, подмигнул и спросил:

— Ну, что поехали?

— Поехали! — Хором ответили пассажиры.

Когда автобус тронулся, у всех сразу улучшилось настроение.

— Ну, вот и выехали, наконец!

— Слава богу! А, то я думал, может — случилось чего!

— Тут езды-то, минут двадцать.

— Минут двадцать пять…

— Пять минут туда, пять минут сюда…

— Четвертый — близко, а вот до шестого, «Восточного», пока доберешься, помереть можно.

Автобус, с весело гомонящими, пассажирами, катил по улицам Минска. Отсутствие больших деревьев придавало, открывающейся, из окон, панораме немного неестественный вид. Вместо больших деревьев, вдоль дороги торчали недавно посаженные прутики, рекомендованных учеными к выращиванию, в городской черте, растений.

Но все это, не очень бросалось в глаза, благодаря причудливым, изгибам, ажурных, недавно отлитых, уличных, фонарей.

Когда автобус выехал на Первую Кольцевую, именуемую в обиходе минчан — «Полосой», слева открылось бескрайнее море живой зелени. Буйная растительность плавно колыхалась под нежным утренним ветерком.

Пригородный ландшафт тоже отличался отсутствием деревьев. Даже кустов видно не было. Только культурные растения. Это позволяло любоваться, уходящим за горизонт, расчерченным на, правильные, квадраты флористическим океаном.

Привычный пейзаж не отвлекал пассажиров, от увлекательной беседы. Горячее обсуждение предстоящего распорядка дня, было прервано лишь тогда, когда автобус проезжал мимо аварийной ремонтной бригады. Ремонтники чинили проволочное ограждение санитарного кордона, с внешней стороны «полосы».

— О! Гляди, барьер порвали!

— Бомжи пьяные шли.

— А, может и страус.

— Где ты видел, страуса, под городом?

— Сколько раз видел!

О страусах говорили, до конца, поездки.

Валерьяныч оказался, в этом деле, настоящим, экспертом.

— Сразу никто понять не мог, как они так быстро плодятся. — Говорил он. — Потом один большой ученый, аж из Академии Наук, обнаружил, что они яйца в силосные ямы откладывают! Ну не в сами ямы, они же кожухом, что газ собирает, прикрыты, а — рядом. Там, вокруг, этого силоса хватает. Птенцы круглый год выводятся. Хоть — зимой, хоть — летом. Зимой рядом с газовой установкой тепло. Корма — навалом. Хищники из страны свалили. Плодитесь и размножайтесь, граждане страусы!

Вскоре справа показались синие коробки цехов Четвертого Комбината. За ними возвышались, клубящиеся паром, болванки «ТЭЦ — 4».

Скорое прибытие на место, не позволило Валерьянычу окончить свою увлекательную лекцию потому, что, как только автобус остановился на широкой площадке перед административным зданием, все разом позабыли об орнитологии и полезли к выходу.

Прибывших встречал прилично одетый молодой человек, в накинутой, поверх цивильного костюма, новенькой спецовке.

— Всех привез? — Спросил он водителя.

— Да, всех. — Пожал тот плечами. — Куда им деться, из автобуса.

— Мы на полном ходу не выскакиваем. — Сказал Румын, весело сверкая черными цыганскими глазами.

— Хорошо. — Сказал серьезный молодой человек. — Вы у нас — контингент постоянный. Что делать — знаете.

— Алексей. — Обратился он к водителю. — Отведи, их, на площадку. Потом, заправишься и жди меня. Поедем в центральный офис.

— Да, сами знаем, куда идти!

— Все будет в лучшем виде, командир!

— Ладно, ладно. Веди их Алексей.

Ударники принудительного труда дружно двинулись в сторону высокого бетонного забора, огораживающего обширную территорию, поодаль от цехов переработки и производственных помещений.

Позади всех, позевывая, лениво плелся водитель.

За забором, на территории свалки, которую в официальных документах именовали «полигоном», виднелась ржавая крыша большого ангара. Где-то, дальше лениво урчал одинокий трактор.

Еще издали, Рахметов ощутил, идущий с той стороны запах кисловатой гнили, который, по мере приближения, становился все гуще и непереносимее.

Когда подошли еще ближе, от широко распахнутых, немного покосившихся железных ворот, его обдало такой волной ароматов, что перехватило дыхание.

За забором пахло не намного сильнее, но атмосфера там была как бы гуще, и дышалось еще труднее.

Невысокие холмы и увалы отработанного жмыха и прочих отходов громоздились на площади, примерно, в гектар. Еще столько же занимали отстойники, куда сливали воду с предприятия, и стекала жижа с полигона.

Суточники направились прямиком к ангару.

Водитель Алексей не пошел дальше ворот.

Постояв там немного, для порядка, он развернулся и пошел обратно к автобусу.

Арестанты, через боковую дверь, дружно ввалились внутрь ангара.

Внутри помещение было, от края до края, завалено непонятно чем. Только, посредине было небольшое пространство, свободное от металлолома и этого, непонятно чего.

Здесь же находилось кострище, обложенное кирпичами и были расставлены ящики для сидения. Несколько, поставленных друг на друга, поддонов символизировали стол.

Без промедления, из тайного места был извлечен шестилитровик чачи.

После дружного причащения, последовало несколько минут покоя.

— Ладно! — Поднимаясь с ящика, сказал Валерьяныч. — Пора за дело браться.

Он внимательно оглядел компанию и начал развод:

— Политолог, Кабачок и Морозов идут на «песок». Румын с Сапуновым, в цеха. Колхозник, ты бери тачку и дуй за арбузами. Мы с Рахметом затариваться пойдем.

Заметив, во взглядах старожилов, немой вопрос, Валерьяныч счел своим долгом пояснить:

— Рахмет сегодня — первый день. Пусть въедет в ситуацию. Ему вчера ОМОН прописал легкий труд. Перетащит чачу на точку, потом поможет Колхознику. Толик и Алеша Попович, вы пройдитесь по краю буртов, до задних ворот. Подгребите, где сильно объехало.

Валерьяныч, подумал, еще немного и сказал:

— Румын, вы — там, в цехах — не долго. Всем жрать охота. Вернетесь — подадите, сигнал. Ну, вроде — так!

— Кабачков возьмите. — Напомнил Слава.

Все обреченно взглянули на него, но промолчали.

Валерьяныч потер руки и скомандовал:

— Еще по одной и расходимся.

Направляясь, вместе с Валерьянычем, вглубь полигона Рахметов примерно представлял себе маршрут следования. В свой первый залет, он трудился именно здесь и поэтому ориентировался в географии объекта. Путь их лежал в сторону отстойников.

Валерьяныч вел его изученными тропами, которые словно в тридевятом царстве обновлялись, на полигоне, с непостоянной регулярностью.

Огромные толстые крысы, словно суслики, столбиками торчали на гребнях отвалов, подозрительно следя за незваными пришельцами. Храня в генетической памяти недавние тяжелые для белорусского человечества времена, они, по запаху и характерным жестам, определяли идущую от пары этих двуногих опасность. Память подсказывала — люди с такими замашками могут пустить на шашлык! Поэтому грызуны не осмеливались даже перебегать идущим дорогу, И, вообще, старались слиться с местностью.

В районе отстойников, пахло немного на другой лад. Два резервуара, куда стекало с полигона, были похожи на кратеры вулканов. Густая, переливающаяся всеми цветами радуги масса ходила туда-сюда, бурлила и булькала.

— Брагой пахнет. — Заметил Рахметов.

— Так, оно и есть. — Согласился Валерьяныч. — Брага и есть! А, из чего ты думаешь здесь чемергес гонят?!

— Иди, ты!

— Ты, что думал — они тут специально брагу ставят? На злаках? Как, же — разогнались! Отсюда черпают. Постоянно возобновляемый источник энергии.

— Валерьяныч! — Сглотнул Рахметов. — Я — чемергеса, больше — никогда!

— Не зарекайся! Жизнь прижмет — еще не то выпьешь. — Буркнул тот. — Ладно — пошли. Покажу тебе наши погреба.

Два малых, «вулканических» резервуара и один большой, сточный, образовывали собой что-то наподобие острова.

На этом острове стояла постройка, настолько изъеденная ржавчиной, что было непонятно, почему она не рассыпается в прах.

Предназначение постройки, похожей то ли на гараж, то ли на приземистый склад, было окутано завесой, тайны. Может, сооружение и возводилось для чего-то, но, скорее всего — проектировщики впихнули его сюда, чтобы завысить стоимость проекта.

По узкому перешейку, к сараю, была протоптана тропинка.

Валерьяныч приоткрыл ржавую покалеченную дверь и протиснулся внутрь. Рахметов влез следом.

В помещении было светло потому, что потолок сохранился только местами. Большую его часть занимали, уложенные ровными рядами, арбузы. Каждый объемом — литров тридцать, а, то и больше.

Валерьяныч пошел вдоль рядов, внимательно присматриваясь к зеленым ягодам.

Шагая следом за ним, Рахметов увидел, что на каждом арбузе выцарапаны какие-то странные знаки.

При ближайшем рассмотрении, оказалось, что это цифры, которые видимо означали дату начала перегонного процесса.

— Вот, она — наша винокурня! — Гордо сказал Валерьяныч, оборачиваясь к Рахметову. — Главное — под пули лезть не надо. Склад, прямо, за забором!

— А, что — охрана? — Спросил Рахметов.

— Охране, на пяток арбузов начхать! Тут, главное — не зарываться. Коррупционная схема тоже выстроена. Три литра в день, и дело — в шляпе!

Валерьяныч, выбрав, подходящий арбуз, присел.

— Закуривай! — Достал он пачку сигарет.

— В самом начале, эти арбузы на полях под снег уходили, никто не плакал. — Покуривая, усмехнулся Валерьяныч.

— Что — правда? — Спросил Рахметов удивленно, хотя что-то такое когда-то слышал.

— Как, урожаи стали бить рекорды, все кругом обрадовались: «Не зависим, от импорта!» Потом, стали эти арбузы резать — не режутся, скотины! Только — «болгаркой»! Пока решение искали, народ стал пользоваться… Ну, а там — пошло! Стали замечать, что они иногда забраживают. И, так хорошо берутся! Только долго понять не могли: «Что, за черт? Одни бродят, другие — нет!» Правда, при таких условиях, кустари-заводчики соображают быстрее, чем доценты с кандидатами! Народ быстро определился — как муравей в арбуз заползет, так, сразу — пошел процесс! Ну, и началось… Главное, тары никакой не надо! Кожура — как пластик.

Рахметов, после двойной дозы, был настроен меланхолически и внимательно слушал Валерьяныча, хотя о технологии производства «чачи» был осведомлен досконально.

— Потом, которые — малопьющие, которым — не горит, смотрят — тридцать дней прошло, а в остатке — чистый продукт! Установили наблюдение. Мама родная! Глядят — если хорошо отверстие, куда муравьев запихивают, прикрыть, вся лишняя влага через кожуру испаряется. Так сказать — не бахчевая культура, а природный перегонный куб. Потом, лет через пять, когда ученые догадались кожуру облепиховым маслом натирать, арбузы без «болгарки» есть можно стало. Теперь, экспортируем. Теперь, вокруг каждой бахчи дозорные ходят. И на вышках стоят…

Валерьяныч вздохнул и поднялся.

— Ладно. Видишь, с этого края — все сухие. Сейчас, с маркировкой определимся, и сливать будем.

Глава вторая

В красивом желтом доме, с белыми колоннами, построенном в стиле имперского эллинизма, на проспекте Независимости, с утра царило невероятное оживление. Правда, посторонний глаз, который редко сюда заглядывал, увидел бы только покой и обычное благочестие.

Глаз посвященного, отметил бы более широко, чем обычно, расправленные плечи сотрудников, что означало: «Не зря, мы, свои места, просиживаем!» Во взглядах, которыми обменивались бойцы невидимого фронта, читалось:

— Ну, что, товарищ — отличились?

— Да, брат, мы, тут, не лыком шиты! — Отвечал взглядом товарищ.

В отсеке, который занимал «Центр по связям с общественностью», в это утро, вообще, почти не разговаривали. Все мрачно поглядывали друг на друга, ходили устало сутулясь и опустив глаза к полу.

Случайно встретившись взглядами, коллеги понимающе кивали друг другу и вновь уносились мыслями в высшие эмпирии.

Все это насыщало атмосферу флюидами, состоявшегося подвига, за который герои не ждут никаких наград, ну, разве что, только теплых слов благодарности.

Начальник Центрального Управления, полковник Бурый, сидя за столом, крутил в пальцах сигарету. Он не курил, а сигареты держал в своем кабинете для посетителей. К слову сказать, посетители, попадая в этот кабинет, закурить не просили. А, полковнику, в это утро, хотелось посидеть вот так — с сигаретой в руках. Как показывают в кино, про людей его профессии. Когда они наслаждаются краткими минутами покоя, перед грядущими великими свершениями.

Правда, сегодняшние грядущие свершения обещали быть не столько хлопотными, сколько приятными.

Вчерашнее хакерское проникновение в «Сеть», было случаем довольно неординарным. В новейшей истории государства подобное хулиганство давно не практиковалось. Однако справились! Как говорится: «Без шума и пыли»!

Сейчас, перед полковником лежал рапорт одного из замов. А, именно — подполковника Скрипака. Предоставив его, тот сообщил, между прочим, что копия затребована генералом.

Будучи начальником Центра по Связям с Общественностью (ЦСО), а, по сути, отвечая за идеологическую непоколебимость работников госсектора, подполковник Скрипак, писал, в свойственном ему стиле: «Пресеченная, в зародыше, диверсия… Задержание членов, преступной группировки и иностранного агента. Он, несомненно, является вдохновителем… Вскрыты множественные направления, по которым осуществлялась, преступная деятельность…»

Отметая шелуху, Бурый вытянул из рапорта только то, что задержаны двенадцать человек. Из задержанных, одиннадцать были своими, доморощенными, а двенадцатая — приезжей, из России.

Впрочем, такие помпезные, изобилующие фантастическими предположениями, рапорты нравились нынешнему руководству. К слову сказать, если у тебя дядя — Генеральный Секретарь, можно писать, что угодно. Можно, вообще, ничего не писать, а просто ходить на службу и смотреть в глаза начальства, своими широко открытыми ясными глазами.

Пять минут назад, дежурный офицер из приемной, поинтересовалась, не желает ли товарищ полковник выпить чашечку кофе. Бурый кофе не пил, только чай. Но закодированная фраза означала, что генерал находиться на рабочем месте, куда он несомненно прибыл, после доклада «Наверх».

Там, «Наверху», сегодня должна была упоминаться и фамилия Бурого. Впрочем, как и фамилия Скрипака…

Подумав о Скрипаке, полковник хотел сплюнуть, но вовремя вспомнил, что в кабинете не было плевательницы.

Самое главное, что провоз спутниковой связи, проморгали на таможне, ответственность за которую несет Межведомственное Управление.

А, Центральное управление не сплоховало!

— Товарищ полковник, вас просили подняться на третий этаж. — Сказала дежурный офицер, по интеркому, и, после короткой паузы, добавила:

— Сам!

Когда полковник Бурый вошел в кабинет генерала, за столом совещаний было непривычно многолюдно.

Три пятых, первых замов генерала уже были на месте.

Полковник Бурый представлял, собой, четвертую часть великолепной пятерки.

Пятым заместителем председателя Комитета Государственной Безопасности был генерал Жемчужников, начальник Управления по кадрам. Его Пчелкин на совещания не приглашал. С ним, он только советовался.

Обычно, Пчелкин редко собирал их вместе. Но сегодня случай был особый.

Начальник Межведомственного Управления, полковник Шконда, сидел с самого края. Начальник Аналитического управления, Федосов и Управления Информации, Фирсов, разместились друг против друга, в непосредственной близости от начальства.

Бурому не оставалось ничего другого, как занять место с краю, напротив Шконды, рядом с Аналитическим Управлением. Как, только он опустился на стул, генерал Пчелкин сказал:

— Сегодня утром, я докладывал «Наверх».

После этих слов последовала продолжительная, положенная по регламенту, пауза.

— Было выражено, сдержанное удовлетворение, по поводу оперативности, с которой сработала наша служба и некоторое недоумение, как оборудование способное угрожать безопасности государства попало на нашу территорию.

Генерал Пчелкин внимательно оглядел присутствующих и добавил:

— Именно: «сдержанное удовлетворение». Почти час ушел на определение, местоположения, принимающего устройства. В итоге, «Сеть» была открыта для вражеского проникновения, в течение одного часа и сорока минут.

Полковник Фирсов поднялся со стула:

— Сразу засечь работу приемопередающего устройства, не было никакой возможности, поскольку, оно работало на прием, а не на передачу. На данный момент для точной локализации, даже обычного мобильника, требуется отключение всей системы санитарного кордона, вокруг города. Хотя бы на одну минуту. О проникновении в «Сеть», сообщение поступило сразу. Но все силы, в первую очередь, были брошены для отражения возможной хакерской атаки, на стратегически важные объекты. Потом, начали проверку всей шпионской диаспоры, действующей в городе. Наблюдатели доложили, с мест, что у всех средства связи не задействованы. Отключение санитарного кордона, вокруг города, которое, кстати, произошло с большой задержкой, тоже ничего не дало. Это же — спутниковая связь. На определение ее источника требуется время. Одновременно, велся поиск, в «Сети». Но, там, сработали средства защиты… Началась такая чересполосица!

Фирсов, удрученно, вздохнул и продолжил:

— Задействовали дополнительные ресурсы и определили местоположение оборудования, которое открывает бесконтрольный доступ к Интернету… На все, у нас ушло сорок пять минут.

Фирсов развел руками.

— Садись. — Сказал Пчелкин и строго взглянул на Бурого.

— Твои орлы, не могли двигаться поживее? — Спросил он.

Бурый поднялся с места и коротко доложил:

— После установления адреса, на подготовку операции и ее проведение ушло пятьдесят пять минут, считая время, которое оперативные группы и привлеченные дополнительные силы находились в пути. Действия можно было ускорить, но это привлекло бы излишнее внимание, что было бы нецелесообразно.

Пчелкин искоса взглянул на полковника Шконду, который сидел, перекошено пригнувшись, но ничего не сказал, только побарабанил пальцами по столу.

— Там, — генерал взглянул на потолок, — мне удалось объяснить, что мы, вчера столкнулись с совершенно новыми и неизвестными ранее способами диверсии. «Наверху» отнеслись, к этому с пониманием и выразили надежду, что приобретенный опыт, позволит, впредь, не допускать подобных случаев. Я довел, до сведения высшего руководства, что пресечена не просто единичная попытка расшатать, наше информационное пространство. Ликвидированная бандгруппа, замышляла не банальное хакерское вторжение, с целью получить доступ к особо секретной информации. Была попытка нарушить работу особо важного государственного объекта! Да, да! Я говорю об объекте стратегической направленности, в Самохваловичах. Стало известно, что некоторые, из членов группы, проникли туда и на другие особо охраняемые объекты, где планировалось совершение аналогичных терактов…

Пока генерал говорил это, Бурый ощутил раздвоение личности. Внешне, он сидел, широко расправив плечи, серьезно внимая начальнику.

Внутри него сидел другой Бурый, который ехидно говорил, что подобные умозаключения, мягко говоря, не имеют под собой никакой основы. А, грубо говоря — высосаны из пальца. Что предполагаемая террористическая группа, широко раскинувшая свои щупальца — всего лишь, плод фантазии подполковника Скрипака. Еще вчера, Фирсов успокоил его, сказав, что попыток взлома, даже захудалого паспортного стола не было. Дело тянуло, на злостное хулиганство. Не более. Но теперь, когда речь пошла о хакерской атаке, на серверы стратегических объектов, то — конечно…

— Впрочем, какое мне — дело?! — Саркастически, подумал полковник, заглушая второй, внутренний голос. — Террористическая группировка, так — террористическая группировка! Значит, посадят всех. Отправят в санаторий и будут лечить, лет десять — пятнадцать. Раз, «Наверх» уже доложено, то, теперь, это уже — не мое дело, а дело следствия.

Пчелкин толкая речь, наоборот, воодушевлялся с каждым словом.

Впрочем, это было неудивительно. Очередная пятилетка подходила к концу. Близилась, неизбежная в таких случаях, ротация кадров. Предшественник Пчелкина, покинув свой пост, мирно почил в кресле сенатора. Нынешнего председателя, такая перспектива, явно, не устраивала. Именно поэтому племянник, Генерального Секретаря Совета Безопасности, двигался по карьерной лестнице, перепрыгивая несколько ступенек, одним махом.

Особых достижений у генерала Пчелкина, правда, не было, но и промахов он не допускал. А, тут надо, же — возможность сварганить резонансное дело! Как раз — во время! Прочитав рапорт Скрипака, он в собственном рапорте развил тему, накрученную подполковником. Потом, докладывая устно, поймал кураж и внес несколько ремарок, памятуя, что, чем страшнее враг, тем знаменательнее победа. Причем, добавил так основательно, что тут пахло, даже не креслом главы одного из топливных концернов, а даже…

Генерал, на мгновение, прервал свою бравурную речь и прищурился.

— Тут пахнет креслом посла, в Китае! — Подумал он, про себя, и продолжил вслух:

— Я заверил высокое руководство, что все промахи будут учтены, а выводы сделаны. На что мне было сказано, что выводов делать не надо, а промахи надо учесть. В конце разговора было сказано, что сработали мы, в общем — неплохо.

Когда генерал закончил, не только полковник Шконда, но и все, сидящие за продольным столом, вздохнули с облегчением. Особо облегченный вздох получился у полковника Шконды, когда тот узнал, что оргвыводов сделано не будет.

Глаза генерала Пчелкина потеплели.

— От себя скажу, молодцы товарищи!

Глаза его подчиненных оживленно заблестели.

Прохладная атмосфера, постоянно присутствующая в кабинете генерала, согрелась от теплых улыбок сослуживцев.

Только начальник Межведомственного Управления улыбался немного виновато.

— Как, же твои проморгали, Виктор Родионович?! — Покачал головой генерал Пчелкин, обращаясь к нему.

— Совершенно непредсказуемая ситуация. — Развел полковник Шконда, руками. — Пограничники осмотрели, в аэропорту, вещи задержанной. Обнаружили планшет. Сами просканировали. Ничего особенного не обнаружили — стандартная комплектация, стандартная схема. Запрещенной информации не содержал. Передавать, в информационный отдел, для дополнительной проверки, не стали. Кто мог подумать, что из него можно соорудить спутниковый передатчик! Да еще такой мощности!

— Мой отдел уже вплотную приступил к изучению примененного оборудования. — Встрял полковник Фирсов. — Специалисты говорят, что головоломка, еще — та! Комплектация только выглядит, как стандартная. На самом деле все узлы с двойной начинкой и вся эта изнаночная сторона активизируется, при вводе пароля…

— Давайте, о главном. — Сказал генерал, останавливая Фирсова доброжелательным помахиванием руки.

Бурый понял, что настал его черед и откашлялся.

— После того, как было определено место, из которого пользователям «Сети» открывается несанкционированный доступ к «Интернету», об этом был немедленно, оповещен начальник районного управления. В данном случае — Московского. Координировать операцию, по задержанию, было поручено его заместителю, куратору из ЦСО.

Ориентируясь в ситуации, Бурый, экспромтом, делал угодные генералу замечания:

— На начальном этапе, речь шла только об идеологической диверсии.

Пчелкин благосклонно кивнул.

Бурый продолжил:

— На место незамедлительно выдвинулась группа быстрого реагирования. После точной локализации, конспиративной квартиры злоумышленников, было произведено задержание. Была обезврежена террористическая ячейка, в составе одиннадцати граждан Республики и одной гражданки России.

— Установили её личность? — Поинтересовался генерал Пчелкин, имея в виду не только паспортные данные.

— Некая Елена Александровна Белая. Журналистка. Прибыла за день до этого, с экологической туристической группой. Срок пребывания в Республике — двадцать дней.

— Желтая пресса? — спросил Пчелкин.

— Как раз — нет. Журналистка газпромовского издательства. Правда, начинающая. По непроверенным данным, училась за границей.

— Может это провокация «Газпрома»? — Вслух подумал подполковник Федосов.

— Большая часть того, что производим — на внутреннее потребление идет. Чего им нас провоцировать? — Пробурчал Шконда.

— Может, это российские либералы хотят нам подгадить? — Пожал плечами Фирсов. — Хотят, чтобы мы расплатились по кредитам?

— Какие либералы, могут быть в «Газпроме». — Усмехнулся генерал и махнул рукой Бурому, продолжай, мол.

— При задержании был применен подстраховочный вариант, с распылением грибной пыльцы, так что арестовали их, для начала, без громкого шума, по обвинению в употреблении наркотиков. Наш спецназ сразу покинул место события. Дальнейшие оперативные мероприятия, в целях сохранения стабильности, проводились силами милиции. Всех, сразу, отправили в наш изолятор, где арестованные рассредоточены по одному в отдельных камерах.

— Двенадцать камер, это не шутка… — Покачал головой Пчелкин.

— Ничего. Пока, уплотнили старожилов. Мне доложили, что все сидят по одному.

Бурый не стал уточнять, что изолятор, собственно, пустовал, и уплотнять пришлось лишь одинокого педофила, который в силу тяжести совершенного злодеяния, проходил по их ведомству.

— Разумно. — Сказал Пчелкин. — Теперь надо вплотную заняться всеми, этими экотуристами.

— Уже. — Сказал Бурый. — Еще вечером была дана команда, на самое плотное наблюдение за всеми членами туристической группы. Пока ничего необычного не произошло. Туристы, как туристы. Группа наполовину, состоит из озабоченных экологов, наполовину — из озабоченных игроманов. И те и другие — небольшими партиями, шлялись всю ночь по казино и клубам. Под утро вернулись в номера. Отсутствие Белой осталось незамеченным, так, что до вечера можно спокойно с ней работать, не делая никаких заявлений.

— Уже дано указание. — Сказал генерал. — Следственная группа сформирована. Чтобы ускорить процесс, на первом этапе, с задержанными, будут работать четверо дознавателей. Диверсия замышлялась масштабная. Мы тоже будем действовать масштабно.

Генерал положил руку на стол.

— Так. — Сказал он. — Полковник Фирсов, ускоренными темпами разобраться с, той, хренотенью. С которой они подключались. С попытками взлома, ты справился. Молодец! Но теперь надо разработать методы распознавания, чтобы, в дальнейшем имелась возможность предотвращать провоз, через границу, подобного оборудования. Немедленно делиться всеми наработками, с управлением Шконды. Еще отправь, пожалуй, к полковнику парочку своих специалистов. Пусть они там поманиторят…

— Понял, товарищ генерал.

— Ну, ты Федосов, сам знаешь, что надо делать. Отдел у тебя, не зря аналитический, иди и анализируй. Разбирайся, кто, куда вчера залез. Кто, чем интересовался. Особый упор делай на тех, кто интересовался клеветническими сайтами. Особенно белоэмигрантскими! В первую очередь, обрати внимание на тех, кто что-то оттуда скачивал. Это первоочередная задача. Крупномасштабную диверсию мы подавили в зародыше, но может появиться много мелких пакостников, которые, вместо травматиков и котят, начнут выкладывать в «Сеть» всякое безобразие.

Федосов подумал, про себя, что, в сущности, его дело — контрразведка, но возражать не стал. Половина старых шпионов разъехалась. Новых в страну не засылали…

— Есть время, заняться подрывными элементами. — Подумал он молча кивая.

— Полковник Бурый.

— Слушаю, товарищ генерал!

— Сиди, сиди. Значит, так. Первое — группу туристов держать под неусыпным контролем, с целью выявить возможного пособника Белой. Если таковой окажется, не суетись. Я доложу наверх, потом примем решение.

Бурый многозначительно кивнул.

— Второе. Федосов будет поставлять, по мере поступления, тебе информацию о всяких ненадежных элементах. Проконтролируешь работу районных подразделений. Здесь, нам не надо лишней шумихи. Вызвать их на беседу и уговорить добровольно выдать, незаконно полученную, информацию. Всех, разумеется, взять на заметку. Если, кто попробует юлить… У таких, конфисковывать носители информации и административный арест, для начала. Потом, когда немного разгребемся, будем рассматривать каждого несговорчивого конкретно.

— Федосов, ты понял? Выдавать информацию Бурому постепенно, а не комом.

Федосов убедительно кивнул.

— Фирсов. Ты, тоже, информируй Бурого. Он должен быть в курсе всего. И подготовь справку, о том, что было пресечено, какие объекты оказались под угрозой.

Фирсов задумчиво кивал, видимо, на ходу придумывая чего, там, в этой справке понаписывать покрасивее.

Генерал встал. Подчиненные вскочили.

— По мере поступления новой информации, мне докладывать немедленно. По коням, хлопцы!

После совещания у генерала, состоялись совещания во всех управлениях.

Бурый, собрав, всех, заместителей, для начала, кратко обрисовал усложнившуюся оперативную обстановку. После чего, каждому было очерчено конкретное направление деятельности.

В конце было сказано:

— На нас очень надеются, товарищи. Мы не должны обмануть эти надежды. Генерал сегодня дал понять, что именно нашему управлению предстоит выполнить основную работу, по выявлению зарубежных провокаторов и неблагонадежных элементов, внутри страны. Не говоря о том, что ход расследования контролируется с «Самого Верха».

После совещания, когда начальники отделов, не просто разошлись, а разлетелись по рабочим местам, он попросил старшего лейтенанта Шелепову принести ему чай и начал подробно просматривать информацию на задержанных.

Он успел добраться до пятого задержанного, которым оказалась двадцатилетняя девица, студентка второкурсница по фамилии Жевжик, когда ожила громкая связь и лейтенант Шелепова сообщила:

— Вас просили зайти. Сам. Срочно.

Поднимаясь по лестнице, к кабинету генерала, Бурый старался рассуждать здраво.

— Никакой новой информации, еще не поступало. Она вся должна была сходиться к нему. Вчера все прошло гладко. Глаже не бывает! Почему, срочно?!

В кабинете у генерала присутствовал начальник следственного комитета — полковник Терещенко.

Он не сидел за столом, у генерала, а стоял рядом. Не на вытяжку, но стоял… Пульс у Бурого стал учащеннее.

Сам генерал стоял у окна, глядя, куда-то вдаль.

Когда Бурый вошел в кабинет, он медленно повернулся к нему и, выдержав паузу, спросил:

— Сколько граждан Республики было вчера, среди арестованных?

— Одиннадцать, товарищ генерал.

— Куда их поместили?

— К нам, в изолятор, товарищ генерал!

— Хорошо. Вот, начальник следственного отдела мне докладывает, что в изоляторе находятся, только десять задержанных граждан Беларуси. Так, Терещенко?

— Так точно, товарищ генерал. Из наших, в наличии — шесть задержанных женского и четыре мужского пола.

— Кого не хватает?

— Некого Рахметова. Двадцать лет. Холост. Член БРСМ. Электромонтажник. РСУ «Городские сети». — Коротко доложил Терещенко.

— Этого не может быть. — Холодея, сказал Бурый.

— Четверо следователей комитета, прибыли сегодня утром в наш изолятор, с целью провести первичное дознание. В наличии оказалось, только одиннадцать задержанных. — Монотонно произнес Терещенко.

— Вы, хорошо искали? — Изумленно спросил Бурый. — Он, где-то — там… Просто, сунули не в ту камеру.

— Работники зарегистрировали прибытие, только одиннадцати задержанных, но, в целях установления истины, был произведен тщательный досмотр, в ходе, которого задержанный Рахметов обнаружен, не был. Сейчас, производится досмотр ИВС, в котором задействованы дополнительные силы, причем досматриваются не только камеры предварительного заключения, но и камеры подследственных, служебные помещения, вся территория.

В кармане у Терещенко завибрировал телефон.

— Это — служебный звонок, товарищ генерал. Звонят по поводу ИВС. — Не доставая телефон из кармана, сказал Терещенко.

— Ответьте.

Терещенко извлек телефон из кармана и приложил его к уху.

Пчелкин выстукивал пальцами, по подоконнику, какой-то бравурный марш.

Бурый, не скрывая надежды, буравил непроницаемого Терещенко взглядом.

Отняв телефон, от уха, Терещенко взглянул на генерала и отрицательно покачал головой.

— Пусть продолжают. — Сухо, сказал Пчелкин.

— Начинайте заново и более тщательно. — Сказал Терещенко, в трубку, и отключился.

— Вы, можете объяснить происходящее? — Спросил Пчелкин, обращаясь к Бурому.

— Никак нет, товарищ генерал.

— Вы понимаете, что этот Рахметов, наряду с Белой — центральное звено, в группе заговорщиков? — Раздельно выговаривая слова, спросил председатель комитета. — Понимаете, что именно его знания особенностей кабельных подключений, позволили подобраться вплотную к активатору?

Бурый озабочено промолчал.

— Допрос задержанных, тоже, ничего не дал. — Пожал плечами Терещенко, задумчиво глядя в ковер. — Правда, допросить удалось, пока, только четверых, имеющихся в наличии. Шестеро еще находятся в «неадеквате». Многовато им вчера «трухи» вдули.

— Задержание производил спецназ. — Неуверенно сказал Бурый. — Они перестарались.

Тут, в голове у начальника Центрального управления тихонько щелкнуло.

— Транспортировка задержанных, чтобы не привлекать лишнего внимания, осуществлялась силами милиции, товарищ генерал! Возможно, по их вине, произошла какая-то путаница. Надо разобраться!

— Идите и разбирайтесь. — Кивнул Пчелкин.

Когда Бурый, серой птицей лесной, выпорхнул из кабинета, генерал обратился к Терещенко:

— Что еще говорят задержанные?

— Говорят одно и тоже. Дескать, слушали музыку, танцевали. Раз группа террористическая, значит конспирация налажена. Про Белую, никого еще не спрашивали. Пока все не придут в себя, это преждевременно.

— Тебе виднее. — Согласился Пчелкин. — Но, как только очухаются, в первую очередь, следует выяснить, кто ее туда пригласил или привел. Не сама, же она пришла. Просто так, с улицы.

— Понял, товарищ генерал.

— Кто координирует действия следственной группы?

— Я, сам. Лично.

— Хорошо. Поезжай туда и проконтролируй. Докладывай, без промедления. Действуй!

Выскочив из кабинета Пчелкина, Бурый неторопливо, чтобы не смущать сотрудников, прошел по коридору верхнего этажа и, так же неторопливо, спустился по лестнице. Уже завернув в свое крыло, он начал постепенно ускоряться и в приемную ворвался, широко шагая.

Старший лейтенант Шелепова, чей чуткий слух, несмотря на плотно закрытые двери, всегда распознавал походку начальника, определяя по этой походке его настроение, встретила его стоя.

Ни слова не говоря, Бурый размашисто проследовал в свой кабинет. Через пять секунд, ожила громкая связь.

— Скрипака и Барабанова, ко мне!

Задействовав все каналы связи, Лидочка уже через минуту сообщила обоим заместителям, что их вызывает, к себе начальник, а задействовав кодовую фразу: «Что-то срочное», дала понять, что прибытие на место, требует максимального ускорения.

Усевшись за стол, Бурый едва успел пробежать глазами справку, на задержанного Рахметова, как майор Барабанов и подполковник Скрипак возникли в его кабинете, словно сказочные человечки из пенька. Вот, только что их не было, и, вот они уже здесь.

— Что надо, хозяин?! — Вопрошали их светящиеся глаза.

Причем, если глаза майора Барабанова, светились жаждой деятельности, то свет, в глазах подполковника Скрипака, был совсем другого рода. Это было алчное свечение глаз алкоголика, который знает, что впереди его ждет неминуемая пьянка.

— На мое место, метишь, гад. Дядя — у тебя… — Мрачно подумал Бурый. — Ну, подожди, еще — не вечер.

— У нас ЧП. — Коротко, сказал он, и глаза подчиненных потухли, став холодными и серьезными.

Заместители вытянулись.

— Бесследно… На данный момент — бесследно, пропал один из задержанных, участник вчерашней провокации.

Слово «провокация» прозвучало зловеще. До этого времени речь шла о диверсии, что сулило немалые дивиденды и бурный карьерный рост, всем непосредственно задействованным в этом деле.

Провокация не сулила ничего хорошего. Слово «провокация» всплывало тогда, когда участники мероприятия, где-то облажались.

Барабанов, воспринял ситуацию относительно спокойно. Вид у него, стал задумчивый.

Потухшие глаза Скрипака остекленели. От того, что мысли у него в голове, начали летать, как шальные пули, он мгновенно весь взъерошился. Вся его выправка, которую он выработал в институте физкультуры, пропала бесследно.

— Есть предположение, что он исчез, при транспортировке к месту назначения. — Озвучил, собственную версию, полковник. — Ну, пока, больше нам плясать не от чего. Надо срочно выяснить, что произошло. Опросить всех участников задержания, всех присутствовавших, на месте. Всех до одного. Даже понятых и свидетелей. Если они присутствовали, конечно. Впрочем, даже если не присутствовали, все равно придется опросить.

Бурый встал, из-за стола, и прошелся по кабинету. В росте, полковник на голову превосходил заместителей, и те смотрели на него снизу вверх.

— Скрипак, Вам… Немедленно, проверить, все обезьянники и изоляторы; все больницы, травмопункты. Даже наркологические амбулатории. Всех, кто был задействован в операции, собрать вместе. Нет не так. Оцепление собрать отдельно, тех, кто участвовал в транспортировке — отдельно.

Бурый подумал немного и добавил:

— Оцепление собрать в районном управлении, транспортников — где-то в отделении милиции. Поручите, это нашему куратору в РУВД. Ко мне — начальника районного управления милиции, немедленно. И, кто там, руководил, операцией, на месте?

— Капитан Труба, из Московского. Он — здесь! — Встрепенулся Скрипак.

— Где — здесь?

— Пишет, рапорт, у меня, в общественной приемной.

— Успеет написать. — Злорадно сказал Бурый и, нажатием кнопки интеркома, вызвал приемную.

— Капитана Трубу, ко мне! Немедленно! Он, сейчас — у Скрипака.

— У тебя, есть новости? — Спросил он у Барабанова.

— Пока все — тихо. Никакого шевеления. Наблюдение усилили. Пробиваем более подробную информацию о каждом.

— Нужно усилиться еще! — Сказал полковник. — Подтяни дополнительных людей. Создай резерв, на случай непредвиденной ситуации.

— Слушаюсь.

— Все, выполняйте. — Выдержав драматическую паузу, поставил точку Бурый. — Если этот Труба в приемной — пусть заходит.

Координатор ЦСО, по Московскому району, капитан Труба, прибыл в головную контору без вызова. Являясь, закаленным в подковерной борьбе, сотрудником Желтого Дома, он, всеми фибрами души, воспринимал малейшие изменения в магнитных колебаниях термосферы.

Руководство вчерашней операцией, по задержанию преступников, поставивших, на уши весь город, явно сулила что-то хорошее. И не просто хорошее, а прямо — необыкновенно замечательное! Главное сейчас было замаячить на глазах высокого начальства, раньше чем это сделает начальник районного управления. А вырвавшись в фавориты, он, Труба, свои позиции не сдаст.

Получив вызов, к полковнику Бурому, капитан стремительно бросился выполнять приказ. Быстрым шагом войдя в приемную начальника управления, Труба вопросительно, без излишней фамильярности, взглянул на Лидочку, которая приветствовала его коротким кивком головы и указала пальчиком на диван.

Не успел капитан присесть, как его непосредственный начальник — подполковник Скрипак вышел из кабинета полковника, вместе с майором Барабановым. Видимо он, что-то хотел сказать, но в присутствии Барабанова, не стал этого делать, а только непонятно изогнул брови.

— Заходите. — Кивнула Шелепова, Трубе, на дверь кабинета.

Переступив порог, тот почувствовал, как его мгновенно окатила волна холода, идущая от монументально застывшего за столом полковника.

Бурый встал и начал прохаживаться по кабинету, перед вытянувшимся в струнку подчиненным, не зная с чего начать.

— Вы руководили вчерашней операцией? — Наконец спросил он, решив начать с самого начала.

— Так, точно!

— От начала до конца?

— До прибытия следственной бригады.

— Что было, после задержания?

— Неотлучно находился в квартире, отослав оттуда сотрудников милиции. Обеспечивал сохранность улик.

— Сколько было задержанных?

— Двенадцать. Пять мужчин и семь женщин.

— Проконтролировали их отправку?

— На выходе из квартиры, сдал их, с рук на руки, капитану Одинокову, из управления. Из Московского РУВД. После этого неотлучно находился в квартире.

Делая упор на сохранность улик, капитан нутром чуял, что холодный ветер дует не совсем в его направлении.

Бурый снова прошелся по кабинету. С одной стороны, капитан был прав. Но с другой стороны, ему хотелось разорвать подлеца голыми руками.

— Мог бы и подсуетиться. Проявить избыток служебного рвения. — Думал он, останавливаясь перед стоящим, в позе обелиска, Трубой. — Мало мне Скрипака и Барабанова — Труба нарисовался! Прямо камерный зал, а не управление…

— Значит, так, капитан. Довожу до вашего сведения, что у нас, на данный момент, имеется всего одиннадцать задержанных. Один из злоумышленников, некий Рахметов, находиться неизвестно где. — Вкрадчиво сказал Бурый.

Капитан Труба зашатался.

— Мать честная, — пронеслось у него в голове, — вся карьера — насмарку!

— Поскольку, все задержанные проходят по нашему ведомству, отвечать придется нам. На данный момент вы самый крайний. Вам это понятно? — Бурый покрутил пальцем, у него перед носом.

— Так, точно!

— Ну, соображайте, соображайте.

— Складывающаяся оперативная обстановка требовала немедленного реагирования, поэтому дверь выбили с помощью направленного взрыва. — Наморщив лоб, размеренно, без выражения, заговорил Труба. — Я находился на верхнем пролете лестницы. После этого, спецназ вошел в квартиру. Я вошел за ними. Помещение было уже обесточено. Пересчитал задержанных. Двенадцать единиц. Спецназ дождался прихода патрульных и вышел. Милиция изъяла документы у задержанных. Передали мне. На выходе, я еще раз пересчитал задержанных — двенадцать.

Глаза Трубы лихорадочно шевелились в орбитах, видимо вместе с извилинами.

— Так! Одного выводили, под руки. Практически несли. Трудно было определить причину. — Заговорил он, оживившись. — То ли спецназ перестарался, то ли парень занюхал сверх меры. Одно могу сказать, ноги он переставлял. Значит, был живой.

Бурый перестал сверлить его взглядом и отошел к столу. Нажав кнопку интеркома, сказал в микрофон:

— Старший лейтенант, капитана Злыдника — ко мне!

— Того задержанного, по фотографии, опознать сможете? — Спросил Бурый у Трубы.

— Не знаю. Волокли его. Голова была опущена.

— Значит, не можете. Вот, к чему приводит халатность. При исполнении служебного долга. Поленились, одним легким движением руки, приподнять голову и заглянуть в лицо!

Оставив Трубу стоять, по стойке смирно, он сел и задумчиво уставился в окружающее пространство.

Руководитель инициативной группы, капитан Злыдник явился так, как это любит начальство — мгновенно. Труба, даже еще не успел, до конца, проклясть свою злодейку судьбу.

— Капитан, вы в курсе происходящих событий?

— Да. — Запросто ответил Злыдник.

— Этот всегда в курсе. Неизвестно, только, каким образом. — Раздраженно подумал полковник.

Задача инициативной группы, заключалась не в проявлений или выдвижении, каких либо инициатив, а, наоборот — в выявлении и пресечении инициатив вредоносных для государства. Правда, в Минске группа работала редко. В основном, деятельность подразделения сводилась к устранению последствий катаклизмов, вызванных неуемным рвением отдельных руководителей на местах. Тех, кто своими подвигами, надеялись заслужить перевода в столицу.

— Выяснилось, что один из злоумышленников, в ходе задержания… Хм, сильно ослаб. — Задумчиво сказал Бурый. — Руководитель операции, к великому сожалению, опознать его не может.

Злыдник безмятежно, без всякого злорадства и осуждения, взглянул на Трубу.

— Поручаю, капитан, вам разобраться с этим делом. Сейчас участников задержания, со стороны милиции, собирают где-то там… Узнайте сами, где. Поедете, разберетесь с этой публикой.

— Вы, капитан, — обратился подполковник к Трубе, — поднимайте ваших сотрудников. Всех, какие есть. Проверьте все лечебные учреждения, морги, в своем районе. Подполковник, вам объяснит. Если капитану Злыднику потребуется помощь — реагировать немедленно! Идите! Труба — идите, Злыдник — останьтесь.

Оставшись наедине с капитаном, Бурый задумчиво сказал:

— Ты с ними, там не церемонься. Могло быть и так, что объект откинулся по дороге…

— А они взяли и выкинули его, где-нибудь, в канаву. В смысле — посадили на бордюр. — Завершил мысль начальника Злыдник.

— Придурков в милиции хватает. — Сказал подполковник.

— Да, там — больше, чем у нас. — Согласился капитан. — Разберемся. Разрешите, идти?

— Надеюсь на тебя, Иван. — Задушевно сказал Бурый.

Когда за Злыдником закрылась дверь, из приемной донесся его приятный баритон:

— Как живешь, малая? Регулярно?

— Ванька, уйди-и-и! — Сдавленно пропищала, в ответ, старший лейтенант Шелепова.

Глава третья

В опорном пункте, расположенном на втором этаже, в боковой пристройке торгового центра «Волгоград» собрались, наряды и водители патрульных машин, учувствовавших во вчерашней секретной операции. Всего в просторном помещении собрались один прапорщик, одиннадцать сержантов и капитан Одиноков, собственной персоной.

После того, как участникам задержания стало известно о вчерашней диверсии в Сети, им не составило труда сопоставить это событие со вчерашним захватом странной преступной группы. С виду те были похожи на обычных декадентов, но силы и средства задействованные для их нейтрализации, настораживали с самого начала. Только, когда стало известно о масштабной хакерской атаке на «Сеть», все стало на свои места и позволило связать два происшествия в одну неразрывную цепь.

— А, я думаю, чего это конторские крутятся? Может там грибная лаборатория? Как зашли, вижу чисто. А, оно, вон — чего!

— Я сразу понял, что здесь, что-то не то! Вижу, выходят в черном, но не ОМОН! Какие-то — другие!

— Я сам, сразу, подумал, что наркота. Потом вижу, что нет, здесь — дело посерьезнее!

— А, я сразу думал — белоэмигрантское подполье. Не меньше.

— А, чего собрали, чего собрали, как думаете?

— Ну, благодарность наверно вынесут.

— Ага, и медаль повесят. Конторские наверно лекцию читать будут, чтобы держали язык за зубами.

— Да, весь город знает.

— Мало ли, что!

— Достанут нас, теперь, секретностью…

Капитан Одиноков, вальяжно развалившись на стуле, не учувствовал в дискуссии младшего командного состава.

— Повезло. — Думал он. — Повезло, что в этот день было мое дежурство. Ордена, медали это нам ни к чему. Вот перевод в Центральный район, это — да! Из «Центрального», можно подняться до заоблачных высот!

Дискуссия, в опорном пункте, перешла в другую фазу, и шум голосов нарастал. Теперь спорили, кто отличился больше всех. Громко зазвучало: «А, я!». Но даже это не вывело капитана из состояния мечтательности. Только когда раздались шаги на лестнице, Одиноков покинул мир сладких грез, и прикрикнул на подчиненных:

— А, ну тихо! Тишина, я сказал!

Стало отчетливо слышно, что наверх поднимаются двое. Это были легкие шаги вприпрыжку и тяжелые грузные, поспевающего следом.

Первым в помещение вошел молодой симпатичный парень, спортивного телосложения, вторым, отдуваясь и вытирая со лба пот, психолог отдела, майор Брыль.

Пока молодой весело разглядывал присутствующих, Брыль выступил вперед.

— Представляю вам, капитана Злыдника, сотрудника органов безопасности.

— Удостоверение показать? — Спросил капитан.

— Не, не надо… Да, что вы! — Заулыбались сотрудники правоохранительных органов.

— Ну, и ладненько. Лекций я вам читать не буду. Лекцию вам прочитает майор Брыль.

Психолог, отступивший за спину Злыдника, натянуто улыбнулся.

— Начну с главного. Короче, так, разгильдяи. Передо мной, сейчас сидят потенциальные кандидаты в полевые обходчики. Я уже вижу, каждого из вас, в красивой форме, с кукурузными початками на шевроне; да, еще — на вышке, посреди арбузной бахчи…

Первым, на слова Злыдника, среагировал прапорщик Мелешко, который сперва тревожно заерзал, а потом встал со стула. Следом за ним, поднялись сержанты.

Капитан Одиноков сел, прямо.

— Слышь, майор, есть здесь отдельное помещение, где можно поговорить тет-а-тет?

— Нет. Я думал, что разговор будет носить общий характер.

— Неправильно думал. Так. Этих забирай. — Злыдник сделал широкий жест рукой. — Пусть покурят, пока, на улице. А, я побеседую с капитаном. Кстати, здесь все?

— Нет. Только те, кого успели собрать. Остальные оповещены и подтягиваются. — Лицо Брыля стало наливаться кровью.

— Ладненько. Уводите этих.

— За мной. — Скомандовал психолог, и обескураженные герои поплелись к выходу, вслед за шумно сопящим начальством.

Капитан Злыдник ловко присел на стол, перед капитаном Одиноковым и, когда тот попытался встать, бережно придержал его, положив руку на плечо:

— Сидите, сидите. Так, нам будет удобнее разговаривать.

В голове у Одинокова все смешалось, и он даже не пытался генерировать, в ней, какие бы то ни было идеи.

— Вы руководили вчера операцией по ликвидации, скажем так, притона наркоманов?

— Руководил. Руководил силами личным составом управления. Спецназ мне не подчинялся. Следственная бригада была не наша.

— Это понятно. Ты мне расскажи капитан, как отправляли задержанных, и я от тебя отстану. — Перешел Злыдник на доверительный тон. — Только, подробненько. Память у тебя хорошая?

Одиноков утвердительно кивнул.

— Значит, так. — Начал он. — Когда спецназ вышел, я зашел в квартиру. Пересчитал задержанных. Несколько раз. Двенадцать человек. Пять мужчин, семь женщин. Первыми стали выводить баб. Потом мужиков. Выводили и рассаживали по экипажам.

— Сколько было экипажей? — Поинтересовался Злыдник.

— Семь.

— Хорошее число семерка. Счастливое. Продолжай.

— Вывели всех. Двенадцать. Я посчитал. Потом приехали ваши, с чемоданами, и я сопроводил их в квартиру, в которой оставался только ваш сотрудник.

— Когда поднимались наверх, всех задержанных увезли?

— Еще нет.

— А, по машинам уже рассадили?

— Не всех. Человека четыре еще ждали очереди.

— Точнее.

— Две машины уехали. Это точно. Две отъезжали, а три стояли в боковом проезде. Там двор очень тесный. Не разъехаться. Оставались четверо. Трое мужиков и одна девушка.

— Это точно?

— Точно. Четверо. Одного еще под руки держали.

— А, когда спустились вниз?

— Все, всех забрали. Я убрал оцепление. Отослал дополнительные наряды…

— Дальше не надо.

— А, что произошло, товарищ капитан?

— Ой, лучше тебе не знать. Езжай в управление. Там все изложишь письменно, от руки. На имя майора Брыля. Будешь выходить, скажи — пусть прапор заходит…

Опрос остального личного состава проходил, в таком же ускоренном темпе.

Прапорщик руководил пешими патрулями, подтянутыми, чтобы отгонять любопытных и ничего не знал. На разговор, с ним, ушло тридцать секунд.

Пятеро старших экипажей патрульных машин четко отрапортовали, что приняли на борт по двое задержанных и доставили четко по месту назначения.

Пятеро водителей это подтвердили.

Подтянувшийся, к этому времени, шестой, сержант Пшеничный дал самые интересные показания.

Мало того, что Пшеничный вчера сильно принял на грудь, так он, вдобавок, успел с утра опохмелиться и не испытывал особого трепета, перед собратьями по оружию. Поэтому разговор проходил в доверительной обстановке.

— Дело было так. Мне было приказано ждать капитана, чтобы отвезти его в отдел. А, Агейкин заглох. Загородил дорогу.

— Задержанных, сколько оставалось? — Спросил Злыдник.

— Да, двое же! А сколько могло остаться? Мы их по двое сажаем. Пацан и девица остались. Девица ухоженная, такая. Она, на свежем воздухе, немного оклемалась, и начала права качать. Шум подняла…

— Так, так!

— Ну, я пока кругом объехал, Агейкин уже завелся. И тоже подъехал! Тут, наркоша этот блевать начал. Куда их вместе сажать. Я, конечно девку к себе посадил, а Агейкину сказал, чтобы он этого гада к себе сажал. У меня машина новая, на мне, даже, начальство ездит, нельзя его ко мне сажать. Он возникать начал…

— Кто задержанный?

— Да, нет — Агейкин… — Пшеничный тяжело вздохнул и замолчал, раздумывая о чем-то важном.

— Эй, не спим! Что дальше было?

— Короче, задохлика сунули к Агейкину, а дамочку ко мне. Ох, и намучался я с ней. Сначала, пока мы ее запихивали в кабину. Потом всю дорогу доставала… Потом, по дороге, сказали, что ее нужно везти по другому адресу…

— Ладно, сержант, достаточно. Отправляйся, со всеми. В отдел, писать рапорт. Давай шагай! Майора пришли, сюда.

Когда запыхавшийся майор Брыль, предстал перед капитаном Злыдником, тот спросил:

— Агейкина оповестили?

— Оповестили, наверное…

— Что, значит — «наверное»?

— Сейчас узнаю у дежурного. — Схватился Брыль за телефон.

После короткого телефонного разговора, стало понятно, что Агейкина, нигде найти не могут.

— Он женат? — Спросил Злыдник.

— Холост. — Отрапортовал майор.

— Может, его экипаж прибыл в управление?

— Сейчас узнаем.

На этот раз, ожидание затянулось. Пришлось подождать, пока дежурный добежит до актового зала, где собирали оцепление.

— Там, никого, из этого экипажа, тоже нет. — Растерянно сказал Брыль.

— Это, конечно плохо, но уже кое-что. — Сказал Злыдник и скомандовал:

— Здесь, нам, больше делать нечего — едем к вам, на Грушевскую. Оцепление свободно. Всех, кто — внизу, переместить на освободившееся место, в актовый зал.

Здание управления милиции Московского района, было творением, какого то безумного архитектора, который творил, взяв за основу бункер с «Линии Сталина». В итоге получилось, не многоэтажное здание, а нагромождение, поставленных одна на другую, огневых точек, что, очевидно, по замыслу автора, должно было внушать ужас преступному миру.

Курившие у входа, сотрудники, при виде майора Брыля, вылезающего из машины, в сопровождении подозрительно самоуверенного товарища, отошли от крыльца подальше и приветствовали начальство издали.

Брыль влетел в дежурку, раздувая ноздри и сверкая глазами.

— Где Агейкин?

— Не знаю. — Растерянно пожал плечами дежурный, старший лейтенант Андрющенко.

— Где Агейкин, я тебя спрашиваю? — Помахал кулаком, у него под носом, майор-психолог.

Андрющенко вскочил.

— Агейкин, сегодня выходной, не можем дозвониться…

— Экипаж его где?!

— Не знаю…

— А, что, ты вообще знаешь! Разыскать немедленно! Его экипаж, где? Ботов, Янушко?

— Ботова, тоже не можем разыскать. А, Янушко… Жена сказала, по телефону, что, еще в шесть утра отправился на службу, но в отделе он не появлялся, по телефону не отвечает…

— Поднять всех на ноги! Этих троих разыскать немедленно!

— Агейкин, скорее всего, у какой ни будь бабы зависает. — Сказал пожилой прапорщик, помощник дежурного, который, в силу своего пред-пенсионного возраста, остался сидеть на стуле. — А, где Агейкин, там и Ботов. Они, по бабам, на пару ходят. Янушко, тот, сегодня выходной. Но он вчера поломался. Чинится, наверно…

— Позвонить в гаражи! Послать туда человека! — Затряс кулаком Брыль.

— Не надо никого туда посылать. — Спокойно сказал прапорщик.

— Почему? — Искренне, поинтересовался капитан Злыдник, до этого времени, молча наблюдавший за происходящим.

— В наших гаражах, разве починишься? Скорее всего, загнал машину к какому-нибудь знакомому…

— Замечательно. — Сказал Злыдник и потянул майора за рукав.

Вытянув упирающегося майора в коридор, капитан спросил:

— Вчера, дежурил — кто?

— Дежурил? Где дежурил? — Рассеянно спросил майор Брыль, чуть не подпрыгивая на месте, так его тянуло обратно в дежурку, чинить там суд и расправу.

— По району, вчера кто дежурил? — Вкрадчиво спросил капитан Злыдник.

— Андрющенко, ты кого менял? — Крикнул в приоткрытую дверь майор.

— Матюхина. — Отозвался дежурный.

— Этот Матюхин, где он? — Спросил Злыдник.

— Сменился. — Ответил майор Брыль.

Капитан поднял глаза к потолку и тяжело вздохнул.

Майор сорвался с места и ринулся в вожделенную дежурку.

— Андрющенко! Матюхина вызвать немедленно!

Дежурный, одной рукой схватился за телефон, пальцами другой руки стал ожесточенно стучать по клавишам компьютера. Прапорщик молча отобрал у него трубку и набрал номер по памяти.

— Матюхина пригласите к телефону. — Сказал он, когда, на другом конце провода, ответили.

— Это с работы — помощник дежурного. — Сказал он в трубку, видимо, отвечая на вопрос: «Кто спрашивает?»

Выслушивая ответ, он немного удивился, а потом включил громкую связь.

–… и знать не хочу. — Услышали, все присутствующие, в том числе и стоящий в коридоре капитан Злыдник, вибрирующий, на повышенных тонах, женский голос.

— Дети, без отца, растут. Он если не на работе, то в бане. Не в бане, так на охоте! Тошнит уже от этих морских свинок! Еще, и в выходной, им Матюхин понадобился! Без Матюхина, всех алкашей не переловят! Пусть бабки, с трусами, один день спокойно поторгуют! — Проверещала женщина, видимо жена Матюхина, и бросила трубку.

— Звони, на мобильный! — Скомандовал майор Брыль.

Прапорщик вздохнул и, вынув, из трясущихся рук старшего лейтенанта Андрющенко мобильник и, набрав номер, сразу переключил его на громкую связь.

— Сама проститутка! — Раздался из трубки голос Матюхиной, после чего послышались короткие гудки.

— Послать за ним машину! — Взметнулся Брыль.

— Этот, ваш Матюхин женат? — Спросил Злыдник.

— Женат. Жена — красавица! Имеет двоих детей. — Отрапортовал майор, подозрительно отводя глаза.

— Ну, хоть это — слава богу… — Вздохнул капитан и, на мгновение задумавшись, сказал решительным тоном:

— Проводите меня, к себе в кабинет. Не возражаете? А, потом давайте — по бабам!

— Не понял? — Закрутил головой психолог. — По каким бабам?

— Ну, не по своим, конечно. По бабам Агейкина. Ищите, майор. Ищите! Опросите личный состав. Кто-то должен знать, куда он похаживает.

Оперативный дежурный, в желтом доме, только чесал в затылке, читая поступающие от капитана Злыдника запросы.

В первом, запрашивались сведения на некого Адамовича, по кличке «Агдамович», предположительно автомеханика, работающего в автомастерской, расположенной в гаражах, по улице Слободской; состоящего в дальнем родстве с младшим сержантом милиции Янушко, несущим службу в Московском УВД.

Этот запрос, без задержки, был переправлен в Аналитическое Управление.

Второй запрос, поступивший минут через пятнадцать, был намного шикарнее.

«Прошу установить, по описанию, следующие личности:

1. Александра. Пол женский. Отзывается на имена Саша и Алеся. Лет двадцати двух, двадцати трех. Медсестра четвертой городской больницы. Высокая. Черноволосая. Среднего телосложения. По отзывам — симпатичная. Проживает в районе станции метро «Грушевская».

2. Марина. Пол женский. Отзывается, на имена, Марина и Маруся. Около двадцати лет. Продавщица в универсаме «Рублевский», расположенном на проспекте Газеты «Звязда». Невысокого роста. Полненькая. Приятной внешности. По отзывам — веселая. Возможно, проживает по улице Рафиева.

3. Вероника. Пол женский. Около тридцати лет. Место работы — парикмахерская, где-то в микрорайоне «Малиновка — 1». Замужем. Муж — водитель-дальнобойщик. Сама — довольно ничего. Невысокого роста. Худовата, но, с лица — симпатичная. Любит ярко одеваться.

4. Анжела. Пол женский. Около тридцати лет. Продавец на рынке «Московский». На внешность — ничего такая. Среднего роста. Среднего телосложения. Вид — довольно потрепанный. Бухает.

5. Ольга. (Первая). Она же Ольга Викторовна. Пол женский. Около тридцати пяти лет. Заведующая детского сада. Среднего роста. Лицо кругленькое, симпатичное. Телосложение странное. Верх, еще, куда ни шло, а низ туловища массивный. Ноги толстые, трутся одна о другую. Семейное положение, не выяснено. По отзывам, с такой стервой, никто постоянно, жить не станет.

6. Ольга. (Вторая). Малый предприниматель. Торгует секонд-хендом, на «Ждановичах». Лет около тридцати пяти. Состоит в разводе. Прописана с мужем, но тот дома, почти не бывает. Работает, где-то на районе. «Ничего, такая баба, но бухариков не любит». Проживает в районе станции метро «Пушкинская». По непроверенным данным, на улице Жудро.

7. Регина. Медсестра первой городской больницы. Лет около двадцати пяти, двадцати семи. Не замужем. Возможно, самая симпатичная, из всех вышеперечисленных. Плотного телосложения, но не толстая. Фигуристая. Проживает в районе станции метро «Восток». До первой городской, работала в больнице скорой помощи».

Оставив дежурку, на заместителя, оперативный помчался к Бурому.

— Вот, что прислал Злыдник. — Тяжело дыша, сказал он, положив листок, с текстом запроса, перед подполковником.

Бурый быстро пробежал, глазами, запрос и лицо его просветлело.

— Выполняйте немедленно. Полученные данные отсылать, в первую очередь, Злыднику, потом мне. Потом, во все районные управления. Передайте, пусть задействуют для поиска, этих лиц, все имеющиеся у них, силы. Пусть ищут, хоть под землей, хоть под водой! С Федосовым, я сам переговорю, насчет срочности. А этот запрос, немедленно в Аналитический отдел!

Как, только дежурный вышел, Бурый схватился за телефон.

— Злыдник, что, там, у тебя?

— У меня — бардак, товарищ полковник.

— Короче!

— Если покороче, то обычное разгильдяйство. По нашей линии упущений нет. — Разговаривая с подполковником Бурым, из кабинета психологической разгрузки, Злыдник дружески подмигнул майору Брылю. — Самое главное, что никак не можем разыскать стрелочников.

— Стрелочники есть?

— С избытком.

— А, что по этому… — Бурый замялся. — Больному?

— Если болезнь неопасная, то поправится, даже если что ни будь серьезное, все равно вылечим. Так, товарищ майор? Вот, майор говорит, что обязательно вылечим.

— Тут, у меня — список, женсовета…

— Это — пассии, одного молодого человека, которого все ждут на работе и никак, не дождутся. С их помощью, надеемся его разыскать, а когда он объявиться, все выяснится окончательно.

— Куратор будет связываться с тобой, немедленно.

— Пусть трубит на мобилу. Здесь у них, в дежурке, душно очень. Никакой вентиляции.

— Ты, тоже докладывай без промедления, мне лично.

— Слушаюсь!

Подполковник Бурый отключился, и капитан Злыдник сунув телефон в карман, подмигнул бледному майору.

— Ничего, разберемся.

В комнату психологической разгрузки робко постучались, и вошел дежурный Андрющенко.

Товарищ майор, разрешите доложить!

— Докладывай.

— Капитана Матюхина, дома не оказалось. Вчера, после семейной ссоры, он убыл в неизвестном направлении и пока дома не появлялся.

Майор Брыль, в очередной раз поменяв цвет лица, теперь его побило желтыми пятнами, беспомощно махнул рукой:

— Продолжайте искать.

С любопытством наблюдая, за колористикой лица майора, капитан Злыдник сказал:

— Красивая жена — бич семейной жизни. И, вообще красавицы — дело ненадежное. Я, по молодости, побегал за такими… Вспоминать тошно.

— У Матюхина проблема посложнее. — Сказал майор. — Он, даже ко мне, за психологической помощью обращался.

— Иди, ты… В смысле — не может быть! — Подскочил, на стуле капитан. — Это получается — человек дошел, до ручки!

— И не говорите. — Согласился Брыль. — Это, у меня — единичный случай, добровольного обращения. Остальных приходится затаскивать в принудительном порядке. Разумеется, это останется между нами?

— Разумеется! — Уверенно сказал Злыдник.

— Жена, у него, правда — красавица. И, не какая-то дегенеративная Анжелина, а форменная Моника Белуччи! Матюхин, сам — парень видный. По нему, вся женская половина управления сохнет. Но жена, ему попалась со сдвигом. Вертит хвостом налево и направо. Ладно бы, еще просто крутила. Так нет — патологически вертит. У нее прямо — страсть, ко всяким уродам. Подавай ей всяких монстров и все, тут! Как какого хромого или, вообще, безногого увидит, все — пошла плясать губерния! А, Матюхин к ней присох. Намертво. Вот, такая чехарда получается.

Злыдник, даже не нашел слов, что бы прокомментировать обрисованную ситуацию.

Тут, телефон в кармане капитана, стал урчать и подпрыгивать. Поднеся его к уху, он, радостно улыбаясь, выслушал сообщение и коротко сказал собеседнику:

— Вези его сюда. Я в комнате психологической разгрузки.

После этих слов, последовал ожидаемый вопрос от неизвестного собеседника, на что Злыдник ответил:

— Релаксирую! — И повесил трубку.

Взгляд майора, устремленный на капитана, выражал робкую надежду. Робкую, поскольку сотрудник службы безопасности, с одинаковым энтузиазмом, воспринимал, как негативную так и позитивную информацию.

— Нашли, этого вашего, Янушку. — Позевывая, сказал Злыдник. — Везут сюда.

— Янушко. — Сказал майор.

— Ну, а что говорю?

— Янушко. Фамилия не склоняется.

— Янушко, так Янушко. Хотя, у нас, в принципе, все склоняется! — Сказал капитан Злыдник и в очередной раз озорно подмигнул психологу.

В двенадцать десять, в кабинете подполковника Бурого ожила громкая связь, и старший лейтенант Шелепова сообщила:

— К вам — майор Барабанов.

— Пусть заходит!

Барабанов вошел в кабинет, с озабоченным видом.

— Что у тебя?

— От наших наблюдателей, поступило сообщение, что один из гостей проявляет настойчивую активность, выясняя местонахождение Белой.

— Кто такой?

— Ломако Иван Семенович. Анкета, просто, идеальная. Какой-то менеджер среднего звена. Романтический турист. Любит плавать на байдарке, по рекам Московской области. Любитель бардовской песни.

При этих словах, Бурый, едва заметно, поморщился. В Республике, исполнение песен, под гитару, не считалось антисоциальным поведением, но часто являлось первым шагом на скользком пути.

— Вчера, до двух ночи, слонялся по городу. — Продолжил Барабанов. — Заходил в несколько казино, но не играл. Хотя наблюдал за игроками с увлечением. По ходу, постоянно пил. Упился почти до бесчувственного состояния. Жмот. Еле стоял на ногах, но пытался воспользоваться услугами общественного транспорта. После долгих сомнений, все же прибег к услугам такси. Ночевал в номере. Встал рано. Бар в гостинице был еще закрыт. Сходил в магазин за пивом. Выпил бутылку в сквере, после чего, снова посетил магазин и, купив большую бутылку водки, вернулся в номер.

— Идеальный турист. — Сказал Бурый.

— Просто — эталон. — Согласился Барабанов и продолжил читать сводку:

— Без десяти одиннадцать, спустился в бар уже здорово поздоровевший. Заказал коньяк и кофе. Там уже находились четверо его спутников. Подсел к ним и перевел разговор, на Белую. Не получив никакой информации, поднялся на этаж и долго стоял, у двери ее номера, прислушиваясь. Потом снова спустился в бар. Стал уговаривать некую Туманову Ирину Андреевну, двадцати шести лет, незамужнюю, сотрудницу туристической фирмы «Дальние дали», подняться, к Белой, в номер и проверить, как та себя чувствует. В конце, концов, уговорил. Они поднялись, на этаж, где Ломако долго стучался в дверь. Туманова постояла и ушла обратно, в бар. После этого, Ломако расспрашивал портье и дежурную по этажу. Те, согласно полученным инструкциям, отвечали расплывчато и неопределенно. Сейчас, Ломако, засев в баре, проявляет признаки беспокойства.

— Вот это уже — кое-что. — Кивнул Бурый.

— Это, еще не все.

— Так, так!

— Мы выяснили, что на карточке, у Ломако, лежит приличная сумма, великоватая, для менеджера среднего звена.

— Насколько большая?

— Годовая зарплата. Если, не больше. А, всего карточек, у него — пять. Но пользовался он, пока одной. Если представится случай, попытаемся проверить остальные.

— Твои соображения, на этот счет?

— Я думаю, что Ломако ведет себя, скорее, не как турист, а как командировочный. Деньги на карточке у него казенные и он пытается экономить, чтобы присвоить определенную сумму.

— Ты, пожалуй, прав. — Задумчиво сказал Бурый, который сам когда-то был молодым специалистом.

— Усильте наблюдение, за этим Ломако.

— Уже!

— Постоянно докладывайте, как развиваются события. Действуйте!

Когда майор Барабанов покидал кабинет полковника Бурого, капитан Труба заводил в кабинет психологической разгрузки, Московского РУВД, младшего сержанта Янушко, который предстал, пред очами высокого начальства, во всей красе. Т.е. в порванных кроссовках, спортивных штанах и потрепанном милицейском парадном кителе. Причем вся одежда была покрыта маслянистыми пятнами и источала запах бензина.

Капитан Злыдник поспешно вскочил, из-за стола, и ринулся навстречу младшему сержанту. По дороге, он широко распахнул объятия, но обнимать водителя не стал, руки тоже не подал, а сжав кулак поднял ее вверх, приветствуя того, в стиле «Рот фронт».

— Ну, наконец-то! А, мы заждались. Пропал Янушко! А, он трудится, в поте лица. Проходите, присаживайтесь. Вы, почему трубку не брали?

— Так, переоделся я, а телефон остался…

— Нет, садитесь, садитесь! Это ничего, что вы в рабочем обмундировании. — Настаивал Злыдник, видя, что младший сержант нерешительно мнется, у стола.

— Товарищ майор, узнайте, пока, как там продвигаются поиски, остальных, а мы здесь, втроем побеседуем.

Майор Брыль, все понял и вышел из кабинета, плотно прикрыв за собой дверь.

Капитан Труба, на всякий случай, выглянул в коридор и, убедившись, что враг пока дремлет, прошел в кабинет и уселся на одно из, стоящих в ряд у стены, кресел.

Когда младший сержант Янушко робко примостился на краешке стула, перед сидящим за столом капитаном, тот спросил:

— Вчерашний день хорошо помните?

Янушко молча кивнул, теряясь в догадках, кто перед ним сидит. Если привез его целый капитан госбезопасности, то этот, веселый, пожалуй, в более высоких чинах, не ниже полковника!

— Рассказывайте. Хотя нет! Я начну, а вы продолжите! — Сказал капитан Злыдник.

— Вчера, вы участвовали, в задержании опасной преступной группировки, так? Так! Хорошо. Преступники были обезврежены, силами спецназа. Было, такое дело? Было! Сколько было задержанных, не помните?

— Двенадцать задержанных, было! — Четко отрапортовал Янушко.

— Прекрасно! Это получается, по два человека на экипаж?

— Так-то оно так, только я вез одного.

— А, что так?

— Там, что получилось — девка одна буянить начала и ее к Пшеничному посадили, потому, что второй, ну пацан, который — задержанный, мне сзади все заблевал. Девка орет, а этот блюёт и блюет, блюет и блюет. Пшеничный, девку в пенал запихивать не стал и посадил на сидение. Повез. Он уехал уже, а мы никак этого посадить не можем…

— Но, посадили?

— Посадили, кое-как.

— Куда было приказано доставить задержанных?

— Так, по адресу, же! У Агейкина, все записано!

— И, что доставили?

— Так, не доставили!

— Почему? — Неподдельно, удивился капитан Злыдник.

— Так сломался я, по дороге! — Удивился, в свою очередь, младший сержант. — Агейкин сразу доложил дежурному.

— Капитану Матюхину?

— Да, ему. Тот говорит: «Ведите пешком, в управление».

— Что, так и сказал?

— А, что делать, ни одной машины нет, все в разъезде?! Он говорит, ведите в управление, пока что-нибудь не найдем. А куда его вести — он на ногах не стоит! Агейкин так и сказал. Говорит, что задержанный еле на ногах стоит, как мы его поведем? Половина пятого. Народ, после работы, валит. А, тут мы волочем, под руки, полумертвого в наручниках. Скандал!

— Да, не хорошо. — Согласился Злыдник.

— Ну, вот! — Воодушевился Янушко. — Матюхин, тогда спрашивает: «Вы где?». А, я, как раз, на проспекте Дзержинского сломался, возле большой развязки. Он, долго не думая, говорит: «Волоките его на Прилуцкую. Пусть он там трошки посидит, пока наши его не заберут». Агейкин говорит, что никто его там, у нас, не примет.

— «Примут, примут!» — Говорит Матюхин. — «У меня, там знакомый хороший, он примет на пару часов».

— И, что было дальше? — Спросил Злыдник.

— Ну, что дальше? Повели.

— Что, так, без документов — прямо в СИЗО?

— Да, не в СИЗО! На сутки…

— Приняли его там?

— Наверно приняли.

— Почему «наверно»?

— Так, я точно не скажу. Его Агейкин с Ботовым, через сквер, поволокли, а я возле машины остался, «аварийку» ждать. Почти три часа ждал, пока дождался…

— Агейкин, с Ботовым не возвращались?

— А чего им возвращаться? Дежурство, то закончилось! Пошли оружие сдавать.

— Еще один, интимный, вопрос. — Никак не можем разыскать ваших сослуживцев. Они — холостяки, дело понятное. Скажите, вы ведь тесно общаетесь…

Капитан достал из кармана блокнот и, заглянув в него, продолжил:

— У кого, кто-либо из них, может находиться? Вот, у меня есть имена — Александра, она, же — Алеся, Марина, она же — Маруся, Вероника, Ольга Первая, Ольга Вторая, Анжела и Регина.

— Так, у Наташки они, у сеструхи Регининой. — Сказал Янушко. — Регина в однокомнатной живет, а Наташке, от мужа, четырехкомнатная квартира осталась. Они там и кувыркаются.

— Адрес не знаете?

— Точно не знаю, но где-то на Кабушкина. Не могу точно сказать… Я человек женатый.

— Спасибо, товарищ младший сержант, за содействие. — С чувством сказал капитан Злыдник. — Сейчас идите в актовый зал. Там все, что вы только что рассказали, изложите в виде рапорта, на имя майора Брыля.

Янушко подмывало задать вопрос и даже не один, но он сдержался и бочком, бочком выбрался из кабинета психологической разгрузки.

Оставшись наедине, капитаны дружно переглянулись и, так же дружно, озадачено покачали головами.

— Ищи этих ловеласов и этого Матюхина. Найдешь — сразу ко мне, где бы я ни был. — Сказал Злыдник. — Ты проверял Прилуцкую?

— А, как же! Посылал сотрудника. Тот доложил, что искомое лицо не обнаружено. Он у меня дотошный. Труба помолчал и взорвался:

— Я, же не могу проверить все сам!

— Да, не психуй, ты! Видишь, вот, тут, березки… Утки плавают. — Кивнул Злыдник на размалеванную стену. — Успокойся.

— Да, успокоишься тут!

— Поеду я сам, на Прилуцкую, съезжу.

— Думаешь пропавший, где-то там и сидит, до сих пор?

— Может быть, хотя меня терзают смутные сомнения. После всего, что мне пришлось сегодня пережить в этом борделе… — Злыдник махнул рукой. — А, там — дурдом, почище этого… Пошли. Я запрос, на эту Наташку, по дороге отправлю. А, ты дуй на Кабушкина. Адрес, тебе или по дороге придет, или жди ответа, в том районе. Я сразу скину. Чует мое сердце — там Агейкин и Ботов. На эту Регину данные пришли?

— Пришли. Уже проверили. Нет ее ни на работе, ни дома.

— Вот, видишь? В Серебрянке они, точно!

— Дай-то бог, дай-то бог! — Воззвал к всевышнему, капитан Труба, шагая в ногу, с капитаном Злыдником.

Глава четвертая

Проводив Трубу, Злыдник отправил оперативному дежурному, запрос на Наташу, сестру, известной уже Регины Ермак. После этого, он попросил дежурного по УВД, Андрющенко подбросить его на Прилуцкую и, пока подгоняли машину, дружески беседовал с ним, настаивая на том, что каждый имеет право, в свободное от работы время, заниматься чем угодно. Старший лейтенант Андрющенко, в свою очередь, был убежден, что каждый сотрудник правоохранительных органов, должен и в выходной день быть начеку.

Расстались они, почти друзьями. К тому же, Злыдник попутно выяснил, что Матюхин вчера сорвался с места, «как сумасшедший», после того, как ему кто-то позвонил.

— И, вообще, беда у него, с этой Аленой. Ревнует он ее страшно!

Поручив Андрющенко, «если выпадет свободная минутка», выяснить авторство этого звонка, Злыдник на патрульном седане отправился на Прилуцкую.

У ворот СИЗО, он вышел из машины и отпустил водителя.

У проходной, беспокойно мерил тротуар шагами невысокий, полноватый молодой человек, с озабоченными глазами. Когда Злыдник вылез из машины, он подскочил к нему и, вполголоса, спросил:

— Капитан Злыдник? — И, когда тот утвердительно кивнул, представился, предъявив удостоверение:

— Старший лейтенант Бондаревич! Приказано, оказать вам всемерное содействие!

— Это ты — вовремя, Бондаревич! — Обрадовался Злыдник. — Тебя, кто прислал? Ты, как тут оказался?

— Подполковник Скрипак прислал! Присутствую, в качестве наблюдателя! Проводится инспекторская проверка СИЗО.

— Так, ты тут — не главный?

— Главный — майор, из следственного…

— Пойдем, посмотрим, что тут, у них, творится. Да не сюда, а туда. — Злыдник показал пальцем, на неприметное четырехэтажное здание, в стороне.

— «Пункт размещения временно задержанных». — Вслух, видимо, специально для Бондаревича, прочитал капитан табличку у калитки.

Предъявив документы, оба беспрепятственно миновали проходную.

Во дворе, с десяток понурых мужчин, неопределенного возраста, красили бордюры и вскапывали клумбы с цветами. Вид у всех был, настолько потерянный и унылый, что казалось эти люди, достигли предела человеческих страданий. Было видно, что каждый готов поменять теперешний легкий труд, на работу в каменоломне, но только за забором этого учреждения.

— Красиво, тут, у них. — Выразил свои впечатления Злыдник, заруливая в широко распахнутую дверь здания.

Старший лейтенант, сидящий перед компьютером, вопросительно взглянул на вошедшего в дежурку. Потом заприметил, маячившего за его спиной, второго, похожего на первого, но более важного и самоуверенного.

Злыдник, не заходя за барьер, развернул удостоверение и коротко представился:

— Капитан Злыдник. Оттуда — мы, откуда — ты подумал.

Старший лейтенант, закашлявшись, выскочил из-за стола и торопливо откинул барьер, перед посетителем.

— Старший лейтенант Судзиловский! Дежурный…

— Хорошо, хорошо. — Взмахнул рукой Злыдник. — Мы, к вам, на минутку заскочили. Уточнить надо, кое-что.

— За время моего дежурства, никаких происшествий, не случилось! Все строго по инструкциям. — Отрапортовал Судзиловский, не теряя бдительности и продолжая стоять по стойке смирно.

— Да, не волнуйтесь вы так! — Улыбнулся Злыдник. — Нам, просто нужно, кое-что уточнить.

Он прошел в дежурку и присел на, стоящий сбоку от стола, стул.

Старший лейтенант Судзиловский, неуверенно сел на свое место, за столом.

— Вы, случайно не родственник, известной актрисы Олеси Судзиловской? — Спросил Злыдник.

— Нет. — Сокрушенно помотал головой лейтенант.

— Жаль. А, то неплохо было бы навести мосты. Ладно. Что я, у вас, хотел спросить? Да! Вот, вы вчера заступили на дежурство, кого поменяли?

— Капитана Хоменюка.

— Ничего необычного не случилось?

— Все было, как всегда.

— Дебет с кредитом сошелся?

— Это, как? Ага, понял! Все сошлось. Бомжи, те, что — без выхода все на месте. С работы вчера вернулись все.

— А, что бывает не возвращаются? — Поинтересовался Злыдник.

— Бывает. К каждому, ведь, конвоира не приставишь. Кто-то выпил лишнего и по жене вдруг соскучился… Таких, обычно, в тот же вечер, наряд доставляет. Кто-то с друзьями повстречался. Такие или сами, потом, возвращаются, или их участковый отлавливает.

— А, вчера, значит, такого не было?

— Вчера, точно не было. Можете проверить журнал регистрации… Да, чего, там проверять. Ручаюсь, вчера вернулись все.

— Верю, верю! — Успокоил его Злыдник и безмятежно спросил:

— А, лишних, вчера, не было?

— Каких — лишних? — Совершенно искренне, удивился Судзиловский. — У нас, тут все по минутам. Во сколько задержали, засекли время, срок пошел. Прошло пятнадцать суток — выпускаем хоть днем, хоть ночью.

— Понял, понял. Вы, вот, что! Дайте, нам, данные на Хоменюка. А, лучше всего — пошлите за ним, машину, чтобы все было в ускоренном темпе. Есть у вас машина?

— Имеется.

Пока, лейтенант препирался по рации, с водителем, ожил телефон Злыдника.

Тот приложил трубку к уху:

— Слушаю. Ага! Ну, мне тоже на телефон, скинули! Там! Я, же тебе говорил! Чего говорят? Так. Так. На первом? Номер помнят? Нет? Вези их, ко мне. Я — на Прилуцкой. Пусть покажут пальцем. Всё!

— Раз, Цодик — разобранный, возьмешь его с собой. — Говорил дежурный в рацию… Вот посмотрим… Надо будет, отвечу… Все, бери Цодика и езжайте. Отбой!

— Наташа, Наташа! Три рубля и наша! — Весело пропел Злыдник и подмигнул лейтенанту:

— Ну, что? Пошли, посмотрим твое коммунальное хозяйство!

Судзиловский, не став уточнять, что «хозяйство» уже было сегодня осмотрено, дотошным парнем из их ведомства, вскочил со стула, и крикнул в приоткрытую форточку:

— Глушеня! Прапорщик Глушеня!

— Ну, чего, там, такое срочное?

— Глушеня, мать такую! В темпе, сюда!

— Да, иду уже, иду. — Раздался голос помощника дежурного, у самого входа в здание. — Ну, как, ты, красишь?! Как, ты, красишь? Мажешь, а не красишь!

— Глушеня, бегом!

— Да, тут я, тут. Пришел уже. — Сообщил прапорщик Глушеня, возникая в дверях дежурки.

Обнаружив, в служебном помещении, двух посторонних штатских, не похожих на подопечных, он приостановился, загораживая дверной проем, во весь свой немалый рост, и на его лице стала образовываться удивленная мина.

— Шевелись!

Новый окрик дежурного, не дал ему, до конца, завершить сложное формообразование лица.

— Подмени меня! — Сказал Судзиловский, нервно бренча связкой ключей.

— Куда? — Коротко спросил он у Злыдника.

— Взглянем на первый этаж. Все помещения. Что здесь у вас?

— Камеры, душевые, кабинеты, санузлы… Арестованных сейчас, на этом этаже, нет. Все — на работе.

— Вот и будем осматривать все. Как говорил президент России: «Враг, может притаиться, даже в сортире!»

— Ключи есть от всех помещений? — На ходу, спросил Злыдник.

— Кроме кабинета начальника…

— А, что, разве, по инструкции, не положено иметь ключи от всех помещений?

— По инструкции — положено, только… — Лейтенант развел руками.

— Ничего, разберемся. Пойдем, по порядку. Чтобы ничего не упустить.

Осмотр первого этажа, проходил быстро, но тщательно. Старший лейтенант Судзиловский открывал ключом замок, после чего, в помещение запускали старшего лейтенанта Бондаревича, который, с азартом фокстерьера, обнюхивал все углы.

Пока капитан Злыдник мило беседовал с Судзиловским, он, ворвавшись в помещение, заглядывал под столы и открывал шкафы, а в пустующих камерах ощупывал нары. В душевой Бондаревич заглянул в каждую кабинку, а в служебном туалете, который подвергся досмотру, в последнюю очередь, отчего-то долго смотрел в унитаз, потом с досады плюнул в него и, выйдя в коридор, развел руками.

— Ладненько. — Обрадовано потер руки капитан Злыдник и, достав из кармана телефон, сделал выразительную паузу.

Когда Судзиловский и Бондаревич понятливо переместились в дежурку, он набрал номер Бурого.

Полковник отозвался мгновенно.

— Это я. — Сказал Злыдник и, выслушав стандартный вопрос, стал докладывать:

— С СИЗО, можно заканчивать. Нет его там, и не было. Точно, точнее не бывает. Сюда его привозили. На Прилуцкую, только не в СИЗО, а в пункт размещения… Это, пусть, вам начальник РУВД объяснит… Да, я сам в шоке… Первый этаж осмотрен полностью. Для осмотра всего здания, требуется подкрепление… Снимите взвод ОМОНа, с СИЗО. Пусть дуют сюда… Человек двадцать хватит… Да… Да… Понемногу разгребаю. Куда он денется, с подводной лодки?! Понял… Понял… Доложу сразу.

Едва он отключился, из дежурки выглянул Судзиловский:

— Товарищ капитан, вам звонят из РУВД!

— Иду, иду.

Прапорщик Глушеня, сидя за столом, передал телефонную трубку, подошедшему капитану, и, приоткрыв рот, стал прислушиваться к разговору. Видимо, прапорщик находил, все происходящее, чрезвычайно забавным, оживляющим рутинную службу.

— Злыдник слушает! — Сказал Злыдник, в телефонную трубку. — А, Андрющенко! Нашел пропавшего. Молодец! Так. Ночевал в опорном пункте? Да, достали человека. Ты его своими силами сюда, ко мне, доставишь? Доставишь? Ну, и ладненько! Состояние не играет роли. Вези его сюда. Все, жду!

Положив трубку, Злыдник доверительно сказал прапорщику Глушене:

— Андрющенко звонил. Дежурный, по РУВД. Мировой парень!

Обернувшись к дежурному, он задумчиво почесал нос и приказал:

— Ты, это, давай, заканчивай, с хозяйственной деятельностью. Давай всех по пещерам.

— Слушаюсь! — Вытянулся старший лейтенант.

— Глушеня! — Окликнул он прапорщика.

— А!

— Что — «а»?! Не слышал?! Давай всех — по местам. Разводи всех по ка-ме-рам…

— Слушаюсь. — Поднялся прапорщик со стула и вышел из дежурки.

У выхода из здания, послышался его голос:

— Ты, что первый раз кисть, в руки, взял? Тут не докрасил… Смотри — асфальт весь заляпал. Что, теперь асфальт придется красить? Где я, на вас краски наберусь?

Старший лейтенант Судзиловский подскочил к окну и, забравшись на стул, высунул голову в форточку:

— Глушеня, поторапливайся! Даю две минуты!

— Понял, понял. — Донеслось со двора. — Так, все идут сюда. Инструмент, несем с собой. Сашка, смотри, чтобы ничего не оставили! Все буду принимать по списку. Что кому выдал, тот мне и сдал, что ему выдавали. С той стороны никого нет? Двое? Веди их сюда. — Распоряжался прапорщик Глушеня и, видимо, отвечая на вопрос невидимого собеседника, раздраженно сказал:

— А, я знаю? Начальству виднее.

Когда дежурный слез со стула, Злыдник задумчиво спросил:

— Сколько арестованных отправили сегодня на работу?

— Около двухсот сорока, сейчас скажу точно. — Дежурный заглянул в компьютер, и в попытке открыть нужный файл, с досадой застучал по клавишам клавиатуры.

— Глючит собака, после вчерашнего. — Он, с опаской, взглянул на сотрудников госбезопасности, и пояснил, стараясь изъясняться обтекаемыми фразами.

— Вчера, сбой был, какой-то, в Сети. К нам, всяких вирусов и прочей хренотени поналетало… Ничего серьезного — защита, просто сработала с опозданием. Только, теперь, ищешь — одно, выскакивает — вообще неизвестно, что! Вот — оно! Так, двести тридцать семь арестованных, имеющих право на вывод, сегодня отправили на работу, по запросу двадцати девяти организации.

— Солидный автопарк, у вас! — Присвистнул старший лейтенант Бондаревич.

— Автопарк, у нас — никакой. Все идут самовывозом. А, сволота, опять глючит!

— Чего нибудь интересненького налетело вчера? — Поинтересовался Злыдник.

— Если бы. — Вздохнул Судзиловский. — Все утро, то аллилуйя, то — «Спаситель придет!». Надо сводку передавать, а клавиши залипли, экран мигает. То Иисус, с распростертыми руками, то Маша с медведем на балалайке играют. Пока техник приехал, пока колупался — машин у проходной собралось тьма-тьмущая. Чуть справились. Тут, и так — дурдом, а сегодня — особенно… Видеонаблюдение, до сих пор не работает.

Тут, внимание, находящихся в дежурке, привлек тихий шелест автомобильных шин за окном.

Черный микроавтобус, с затемненными стеклами, проехал по подъездной дорожке, мимо окна дежурки, и притормозил у входа.

Тихо хлопнула дверца, послышались решительные шаги, и в дверном проеме возник капитан Труба.

— Привез? — Спросил его Злыдник, вставая со стула.

— Привез.

— Ну, давай их сюда.

— Обоих или по отдельности?

— Веди обоих.

Подойдя к окну, Злыдник увидел, как по команде Трубы, открылась дверь микроавтобуса, и из него, в сопровождении двух дюжих молодцов в штатском, вылезли два милиционера, довольно расхристанного вида. А, прежде чем дверца закрылась, он еще успел заметить, внутри, две пары стройных женских ног.

Когда милиционеров завели в дежурку, Злыдник спросил:

— Кто, из вас — кто?

— Старший сержант Агейкин!

— Сержант Ботов.

— Отлично. Извините, что пришлось испортить вам выходной. Судзиловский и Ботов идут со мной, остальные — на месте. — Приказал Злыдник и вышел в коридор.

Ботов и Судзиловский, поспешно, последовали за ним.

— Ботов, показывайте, куда сажали арестованного?

Ботов покрутил головой и медленно пошел по коридору, разглядывая двери по левой стороне.

— Где-то здесь… — Закрутил он головой, остановившись на распутье, между двумя камерами.

— Ладненько. — Сказал Злыдник и обернулся к дежурному:

— Открывай обе.

Ботов заглянул в первую и отрицательно покачал головой:

— Не, кажется — не эта.

Заглянув в другую, сержант обрадовано возвестил:

— Ага, сюда его кинули. Точно! Нары по этой стороне. Сюда!

Отлично! — Потер руки капитан Злыдник и кивнул ему головой:

— Заходи!

— Куда? — Удивился Ботов.

— Туда. — Показал пальцем внутрь камеры Злыдник и, когда Ботов, изумленно оглядываясь, переступил порог, приказал Судзиловскому:

— Закрывай, и пошли, за другим.

Агейкин, подобно Ботову, притормозил в простенке, меж двух дверей, только не крутил головой, подобно своему сослуживцу, а замер в тягостном раздумье, почесывая темечко.

— Или туда, или туда. — Вздохнул он.

Ему вначале показали пустую камеру, и Агейкин ее не опознал.

— Нет. Мы его, помню, вот так укладывали. А, тут так не положишь.

Когда открыли другую, посреди которой столбом стоял Ботов, Агейкин сначала удивился, а потом обрадовался:

— Эта. Она самая!

— Порядок. — Сказал Злыдник. — Заходи!

Когда товарищи воссоединились, Судзиловский, не дожидаясь команды, запер дверь и вопросительно взглянул на капитана.

— Это, что, у вас — за камера? — Безмятежно поинтересовался особист.

— Пищеблоковская. Выводная, рабочая. Четвертого комбината.

— Ясно. Только, я у тебя этого не спрашивал. Понял?

— Понял.

— А, если, кто еще будет спрашивать, не скрывай ничего. Выкладывай всё, как есть. Понял?

— Понял!

— Молодец, раз все понимаешь. Если, кто спросит, потом — тонко намекнешь мне.

— Понял!

— Ох! — Вздохнул Злыдник, потягиваясь. — Пошли трудиться, дальше.

По дороге в дежурку, капитан приостановился и переговорил, по мобильнику, с дежурным из РУВД. Тот доложил, что Матюхин уже перемещается, при помощи служебного транспорта, к месту назначения. За это он был поощрен устной благодарностью, от лица командования.

В дежурке, Судзиловский уже говорил, по телефону. Когда вошел Злыдник, он прикрыл микрофон рукой и сказал:

— Везут Хоменюка.

— Отлично!

— Только это… — Замялся дежурный.

— Говори здесь все свои.

— Он совсем никакой. Ничего не соображает.

— Пусть везут, какой есть.

— Я, так и сказал. — Обрадовался Судзиловский и продолжил телефонный разговор:

— Все, никаких разговоров. Взяли, подняли и доставили. В темпе вальса. Да. Приказ получили — выполняйте! Да… Да… Да, там посмотрим… Конечно, еще увидим… Все!

Судзиловский повесил трубку и замер, в боевой готовности, ожидая дальнейших приказаний.

Капитан Злыдник, задумчиво, посмотрел в окно и спросил:

— Труба, ты кого там еще катаешь.

— Так, это, у меня там, еще две сестры.

— Да, ну! — Удивился Злыдник. — Ты, что и их привез? На кой черт?

— Мало, ли. — Сказал Труба. — Лучше перестраховаться.

— Ну, раз привез, надо с ними побеседовать. — Оживился Злыдник и быстро покинул помещение.

Во дворе, открыв дверцу микроавтобуса, руководитель Инициативной группы ласково скомандовал:

— Девушки, выходим!

На свет божий, появились две девицы, не измученные анарексией, но если и страдающие полнотой, то именно в тех местах, где этой полноте и положено располагаться.

Одну Злыдник, сразу узнал по описанию и решил, что описание не передает всего колорита. Вторая не уступала первой, разве, что была чуточку постарше, но от этого не была в проигрыше.

— Регина Петровна Ермак, если не ошибаюсь? — Обратился он к той, что помоложе.

Девушка молча кивнула, испуганно хлопая глазами.

— А, вы — Наталья Петровна Ермак? — Обратился он ко второй.

— Баран. — Сказала она.

— За что, не понял? — Удивился Злыдник.

— Наталья Петровна Баран, это по мужу. — Поправляя кофточку на груди, сказала старшая сестра.

— Тяжелый случай.

— Ой, не говорите!

— До меня дошли непроверенные слухи, что вы, вроде, как вместе не живете.

— Ой, да, вы, все знаете, как я погляжу.

— Чего мы тут стоим? Пойдемте, вон, присядем на скамеечку в тенечке. — Сказал капитан Злыдник, галантно взмахнув рукой.

В тенечке, он проверил не покрашена ли скамейка, после чего девушки присели. Злыдник остался стоять.

— Нас посадят? — Спросила Регина.

— За, что сажать, таких милых девушек? — Развел руками Злыдник. — Вот, закончатся учения, и вас сразу не просто отпустят — отвезут в любое место, куда пожелаете!

— А, так это, у вас — учения! — Сказала Наташа. — А, что за учения, такие?

— Секретные. — Строго сказал Злыдник.

— Понятно…

Милая беседа, в тенечке, бетонного забора, продолжилась и не прервалась, даже, когда к зданию подкатил милицейский воронок, из которого два милиционера вытащили бесчувственное тело, в спортивном костюме.

Когда тело заволокли в здание, оттуда выскочил старший лейтенант Судзиловский и мелкой рысью направился к скамейке, у которой ворковало высокое начальство.

— Товарищ капитан, привезли… — Дежурный неопределенно взглянул на его собеседниц.

— Говори, эти девушки неопасные.

— Привезли Хоменюка.

— Его, к тем двоим.

— Слушаюсь!

Дежурный умчался.

— О! Да, вы — капитан?

— Вы, с Агейкиным служите?

— Тоже, скажешь — служите! Он, у него — начальник!

— Я, вообще-то — из другого ведомства.

— Да, что, вы, говорите?!

Минут через пять, прибыла еще одна милицейская машина, из которой с трудом вылез высокий, широкоплечий милицейский капитан и, нетвердой походкой, направился в здание.

Через тридцать секунд, из тех же дверей выскочил старший лейтенант Судзиловский, но Злыдник, мановением руки, остановил его на полдороге и крикнул:

— Этот, пусть подождет.

Приятная беседа продолжалась еще, какое-то время, пока на подъездной дорожке не показалась группа, затянутых в черную униформу парней, с автоматами

Впереди, без автомата, с пистолетом на поясе, шагал офицер, с погонами майора.

— Извините, девушки. — Церемонно прервал кавалер беседу и, подняв руку, громко позвал:

— Синяговский, я — тут!

Капитан и майор сошлись и обменялись крепкими рукопожатиями.

— А, мне сказали: «Поступаете, в распоряжение нашего сотрудника». А, что — ты, не сказали! — Радостно сказал майор.

Склонив головы, они, вполголоса, стали обсуждать план действий.

В конце беседы, Злыдник спросил:

— Саперы у тебя есть?

— Как, же нам — без саперов? — Удивился омоновец.

— Так, пришли мне толкового парня.

— Тебе рвануть — что, или наоборот — разминировать?

— Рвануть, конечно!

— Есть, у меня, такой парень! Ну, что поехали?

— Я скажу, когда. Еще минутку подождите. — Сказал Злыдник, коварно усмехаясь.

Вернувшись в дежурку, Злыдник обратился к капитану Трубе:

— Это, ты, просто молодец, что прихватил этих девиц. Просто кладезь ценной информации. Я их у тебя забираю, под свою ответственность.

Труба, который нетерпеливо маялся по дежурке, из угла в угол, сказал;

— Да, забирай, на здоровье. Тебе, ведь, Бондаревич больше не нужен? Его Скрипак срочно вызвал. Народу, у тебя, теперь достаточно. И, я пойду. Нечего мне тут делать… Или я, тебе, нужен? У меня своих дел — невпроворот.

— О чем — разговор! — Сказал Злыдник. — Иди, конечно.

— Пока! — Махнул Труба, на прощание, рукой.

Когда сослуживец вышел, Злыдник, непривычно официально, сказал:

— Старший лейтенант Судзиловский!

— Слушаю!

— Сейчас, в помещении изолятора будет произведена тщательная проверка. Оповестите дежурных, на этажах. Осмотр помещений. Проверка и сверка всего контингента арестованных. Самый тщательный обыск. Координировать действия ОМОНа и сотрудников изолятора пошлите прапорщика Глушеню. Он парень дотошный, не проморгает, если что…

Злыдник повернулся к капитану милиции, которого привезли недавно. Тот стоял, прислонившись к стене, и недоуменно щурился.

— Капитан Матюхин? — Спросил Злыдник.

Тот убедительно кивнул, сместив центр тяжести, от чего, всем корпусом, пошел вперед, грозя обрушиться на подлогу, но сумел восстановиться и снова прислонился к стене.

— Просили, вчера, капитана Хоменюка, приютить на время арестованного?

— Не помню, такого! — Помотал головой Матюхин.

— Выражаясь, словами классика, это бывает. — Сказал Злыдник и, оглядев дежурку, заметил объявившегося неизвестно откуда, старшего сержанта милиции, в лихо сдвинутой фуражке.

— Это кто? — Спросил он, обращаясь к Судзиловскому.

— Дежурный, по этажу, старший сержант Чудаков! — Отрапортовал Судзиловский.

— Пусть, посидит, вместо тебя. Капитан Матюхин, следуйте за мной. Судзиловский — маршрут прежний.

В коридоре, пока Злыдник, руководил неуверенно ориентирующимся в пространстве Матюхиным, лейтенант обогнал обоих, и встретил обоих, распахнутой дверью камеры.

— Заходите. — Вежливо сказал Злыдник.

Матюхин, остановившись на пороге, удивленно заглянул внутрь, повернулся к Злыднику и грозно спросил:

— А, ты, кто — такой?

— Сейчас расскажу, если будешь настаивать! — Улыбнулся тот, во всю ширину лица.

Не дав конфликту, двух капитанов, выйти за пределы уставных отношений, Агейкин и Ботов подскочили к Матюхину сзади, и, подхватив под руки, уволокли к себе.

Лязгнула дверь. Щелкнул замок.

— Спрашивали. — Тихо сказал Судзиловский, кончив возится с запорами.

— Можешь, не продолжать. Я уже понял, что спрашивали. Известно и, кто спрашивал. Дураков, лейтенант, на свете — не просто больше, чем все думают, дураков, в этом мире — подавляющее большинство.

Вернувшись в дежурку, Злыдник достал рацию, которую ему при встрече передал майор, и внятно сказал:

— Синяговский, сколько на твоих золотых? Пятнадцать-пятьнадцать? Аналогично! Ну, что! Поехали!

В тот, же миг, блаженный покой полуденного затишья был разорван громкими голосами, подающими отрывистые команды, и топотом нескольких десятков обутых в тяжелые ботинки ног.

ОМОН, всей своей тяжкой силой, вошел в здание и растекся, по этажам.

— Слышь, майор, ты мне обещал специалиста прислать. — Громко сказал Злыдник в рацию.

— Туточки, я! — Сказал молодой паренек в омоновском берете, заглядывая в дежурку.

— Все, майор, здесь он. Нашелся. Отбой!

— Судзиловский, за мной! — Крутанулся на месте Злыдник.

В коридоре, он остановился, перед сапером-омоновцем, который хотя и носил черную униформу, но телосложением, явно, не дотягивал до положенного в спецназе стандарта.

Оглядев специалиста с ног до головы, Злыдник, явно, остался доволен увиденным и радостно потер руки:

— Иди за мной! Как зовут?

— Вова.

Остановившись перед кабинетом начальника, Злыдник указал на дверь:

— Вот, смотри, Вова! Эту дверь нужно вскрыть!

— Да, проще простого!

Сапер покопался в сумке и достал оттуда небольшой комочек «пластилина» и миниатюрный детонатор.

— Сейчас замочек шпокнем, и всех делов!

— Нет, Вова. Ты, не понимаешь! — Сказал Злыдник. — Мне самому, тут, с отмычкой — пять секунд работы. Когда я сказал вскрыть, то имел в виду совсем другое.

— Ну, так бы сразу и сказали! — Обрадовался паренек. — Это мы могем! Косяк оставляем?

— А, ну его к черту! — Сказал Злыдник. — Сейчас, новые двери сразу с косяком ставят.

— Минут пять подождите. — Сказал Вова. — Мне прихватить кое-что надо!

— Действуй!

Злыдник взглянул на оторопевшего Судзиловского и сказал:

— Не дрейфь! Все беру на себя. Все равно, новый начальник, обычно новую дверь ставит.

Последние слова, не сразу проникли в сознание лейтенанта, но после короткого раздумья, щеки его порозовели, и взгляд стал осмысленным.

— Да. Совсем забыл! Ты тут, не стой. Иди в дежурку. Вот, тебе деньги…

Злыдник достал из кармана стопку «двадцаток» и, отсчитав несколько бумажек, протянул Судзиловскому.

— Стоп! — Остановился он, на полдороге и добавил еще порядочную сумму.

— Пошлешь, этого, своего Чудакова в магазин. Пусть купит девушкам водички, конфет, мороженое. На остальные пусть купит водки. В фонд восстановления репрессированных коллег. Бутылок пять, я думаю, хватит.

Не задавая вопросов, Судзиловский ретировался в дежурку, откуда через десять секунд стрелой вылетел Чудаков.

— Стоять! — Окликнул его Злыдник.

Сержант, включив торможение, пошел юзом.

— Водки бери на все оставшиеся! Понял?

— Понял!

— С Богом!

Чудаков помчался выполнять приказ, чуть не сбив с ног сапера Вову.

Полковник Бурый держал пост. Еда не лезла в горло. И, хотя от чая, без сахара уже тошнило, он стойко отвергал все попытки старшего лейтенанта Шелеповой соблазнить его разной вкуснотенью.

Генерал Пчелкин принял его доклад, о продвижении в поисках Рахметова, холодно. Сообщение о том, что вероятно обнаружен сообщник Белой, было встречено более благосклонно, но отношения оставались натянутыми.

— Товарищ полковник, тут меня угостили пирожками домашними… — Раздался из динамика голос Лидочки.

— Не время, товарищ старший лейтенант, думать о еде! Не время!

— Барабанов пришел.

— Пусть заходит.

Барабанов вошел в кабинет, возбужденно раздувая ноздри, словно собака идущая по следу.

— Ну, что, у тебя? — Нетерпеливо спросил Бурый.

— Этот Ломако — еще тот фрукт! — Радостно потер руки Барабанов.

— Ну!

— После утренней безуспешной попытки проникнуть в номер Белой, объект сильно расстроился и пьянствовал в баре, пока не достиг образного состояния. После этого последовал непродолжительный сон, после которого Ломако снова спустился в бар и, похмелившись, занялся поисками Белой. Расспрашивал согруппников и персонал гостиницы. Ничего не добившись, впал в уныние и снова засел в баре, но сильно напиваться не стал. Вскоре покинул гостиницу и направился в город. Тут началось самое интересное. Сразу стало понятно, что объект опасается слежки. Хаотично передвигаясь по городу, он постоянно оглядывался, останавливался перед зеркальными витринами. Короче, проверялся. Потом стал петлять. Стремился попасть в многолюдные места. Побывал на «Немиге», в «ГУМе», в «ЦУМе». Везде старался затеряться в толпе. В здания заходил через один, а выходил через другой выход. Ребята просто оборжались.

— Может придурок, какой нибудь психический? — Высказал предположение Бурый.

— Наши, тоже, так подумали. Но, потом обозначилось направление его следования. Когда он подался проверяться, в Ботанический сад, стало ясно, что он идет на Калинина.

— Что, у нас — там?

— Соловьев, там, гад, обосновался.

— Это тот, веселый, из ФСБ?

— Он, самый. — Подтвердил Барабанов. — У него, еще в подъезде, постоянно написано: «Здесь живет сотрудник ФСБ». И дверь ему регулярно подпаливают.

Бурый грустно усмехнулся.

— Ломако, после Ботанического сада, направился прямиком к нему. Зашел. С порога, сказал пароль и сразу: «Пропало очень важное лицо!» Потом послышался звук удара, следом звук упавшего тела. Потом, как всегда, стали шуршать бумагой. Переписывались. Долго. Потом из форточки повалил дым. Жгли переписку. После этого, Ломако покинул Соловьева и прямиком направился к себе, в гостиницу. После его ухода, последовал короткий сеанс связи, по спутниковому телефону. Вот текст.

Барабанов протянул Бурому листок бумаги, на котором было написано: «Исчезла Вера Павловна Белая. Находящаяся, в составе туристической группы, экологической направленности, в городе Минске. Вчера вечером вышла из номера и до сего времени не вернулась».

— Чертовщина, какая-то? — Сказал Бурый. — ФСБ, здесь — с какого боку? И, чего он не пошел тогда в посольство?

Барабанов только развел руками.

— Ничего не понимаю! Этот Соловьев, у них, вообще, вроде, как законсервированный. Москвичи, к нам, молодых бравых ребят понаслали. Кадровых разведчиков. Этих хоть в Солсбери посылай. Они через посольство на связь выходят. По «Рунету». Все честь по чести!

— Хорошо! — Махнул рукой Бурый. — Продолжайте наблюдение за Ломако, усильте контроль за Соловьевым. Но в их действия не вмешивайтесь. Как ни как — у нас союзное государство. А, дальше будет видно. Идите.

Только ушел Барабанов, пришел Скрипак. Когда он вошел в кабинет, Бурый, по его светящимся глазам понял, что тот принес хорошие новости.

— Разрешите доложить!

— Докладывай уже.

— Капитан Труба сообщил, что он вычислил вероятное местонахождение преступника и просит разрешения на проведение оперативного мероприятия.

— Информация достоверная, проверенная? Сколько ему понадобится времени?

— Достовернее не бывает! Времени ему понадобится — меньше часа!

— Под твою ответственность?

— Согласен! Разрешите действовать?

— Действуй!

Когда, за Скрипаком закрылась дверь, Бурый задумчиво взглянул на аппарат внутренней связи, напрямую связывающий его кабинет с кабинетом генерала Пчелкина, но после продолжительного раздумья, решил с докладом повременить. Тем более, что у него существовала стопроцентная уверенность, что генерал уже в курсе.

Вместо этого, он достал мобильник и позвонил капитану Злыднику.

— Что, там — у тебя? — Спросил он.

— Работаем. — Безмятежно доложил Злыдник.

— Работаем… Мне, вот, доложили, что объект уже вычислили. Кое-кто уже сверлит дырочку в кителе, для очередного ордена.

— Да, ну! — Удивился тот, но как-то не искренне.

— Ты, что-то знаешь?

— Я одно знаю, что поспешишь — людей насмешишь. Этот «Кое-кто», пусть себе сверлит. В нашем деле, главное — чтобы не пришлось дырочку от звездочки штопать. На погонах.

Капитан Труба влетел в здание Московского РУВД, со скоростью кометы. За ним, в качестве шлейфа, тянулись трое молодецки скроенных парней с непроницаемыми взглядами и старший лейтенант Бондаревич.

— Майор Брыль, где? — Спросил Труба у, ошарашенного его эффектным появлением, дежурного Андрющенко.

— У себя.

— «У себя» это, где?

— У себя в кабинете…

— Кабинет его — где?

— Кабинет его — в комнате психологической разгрузки.

Оставив сопровождающих за дверью, капитан Труба ворвался в кабинет психолога и, подскочив к столу, хлопнул по нему ладонью так, что подскочили «дела» и сувенирная мраморная чернильница. Майор Брыль, в свою очередь, подскочил на стуле.

— Так, Брыль! — Яростно сверкая глазами, рявкнул Труба. — Медлить нельзя ни минуты! Дело очень серьезное. Речь идет о вчерашнем инциденте. Имеется возможность разрулить ситуацию к нашей, общей с тобой, пользе! Понимаешь, о чем речь?

— Понимаю! — Вскочил Брыль на ноги.

— Будем действовать совместно. В конце, концов, это дело наших районных управлений. Нечего всяким пришельцам перебегать нам дорогу! Так?

— Так! — Брыль радостно оживился. — От меня, что требуется?

— Поддержка. Сколько можешь в короткий срок собрать людей?

— Да, у меня, в актовом зале, двадцать человек без дела сидят! Дело такой государственной важности, а тут — двадцать бойцов на привязи!

— Транспорт есть?

— Транспорт будет!

— Подъем — сорок пять секунд. Всех вооружить, по полной выкладке. Загрузится в транспортные средства. Место назначения сообщу позже.

Через пятнадцать минут, два микроавтобуса и четыре патрульных газика, завывая сиренами и нарядно сверкая своей иллюминацией, мчались к четвертому пищеблоку.

Внутри машин, ошалевшие от скорой перемены обстановки сотрудники, стукаясь касками, судорожно заканчивали прилаживать бронежилеты. Водители, опьяненные остротой момента, не обращали внимания на «лежачих полицейских». В эти моменты милиционеры взлетали вверх и чертыхались. Автоматы стучали об пол. Звенели каски.

Бабки, на перекрестках, торгующие несортифицироваными продуктами питания и всякой полезной в хозяйстве мелочью, становились в позицию «низкого старта», но не разбегались.

— Если с громом и молнией, то это — не за нами. — Говорили они друг другу.

— Шпиёнов ловят. — Шептали осведомленные.

— Так, вчера же всех переловили?!

— Всех, да не всех! Самого, то главного, упустили! По сей час ловят!

Глава пятая

В «ближнем» ангаре, площадки складирования вторичной продукции, четвертого комбината, царило ленивое умиротворение. Рабочий день практически подошел к концу.

Горел костерок, на котором, в емкости от кабачкового сока, подогревалась вода.

Утомленный Толик обматывал ноги полиэтиленом.

Слава, присев перед огнем на корточки, осторожно ворочал на углях, завернутые в фольгу кабачковые семечки.

Сергей Очкарик накрывал на стол — резал кабачки и кусок тыквы, на застеленном чистой бумагой ящике.

— Ты их не передержи. Они, если их передержишь, стрелять начинают, что твой шифер! — Поучал он Славу.

— Не учи ученого… — Ворчал тот, щурясь от дыма.

— Бетон тоже стреляет. — Сказал интеллигентный Сергей. — Один раз, по весне, поехал я на Неман, на рыбалку. Дело было, еще до Эволюции. Ну, приехал. Погода хорошая была. Дождик, такой мелкий, и тепло-тепло.

— Какая, же она — хорошая, если дождь идет? — Подал голос Морозов, осоловело, покачиваясь на перевернутом бочонке.

— Для рыбалки, дождик — то, что надо! — Сказал Сергей. — Клевало, в тот день — просто жуть! Днем решил я обсушиться. Залез под мост. Ну, тот большой, что на Брестской трассе. Развел костер прямо под мостом. Разделся, одежду развесил, для просушки. Сижу, кайфую, дрова подкидываю. Костер, когда угорится, в нем и мокрые дрова горят. Тут, что-то в костре шпокнуло. Что за черт, думаю? Может, с дровами, что попало? Глянул — нет ничего. Сел. Курю дальше. Тут, как бабахнет — искры, в разные стороны. Я отскочил… Потом, как пошло-поехало! Как начало все рваться! Война в Крыму! Костер-то я на бетоне разложил… Короче, чуть утек я, с под того моста! Чтобы шмотки собрать, подползал по-пластунски! Семечки не бетон, но, Вы, Слава, все-таки, следите за температурным режимом.

— Не боись, Серега! Все будет нормально! — Отозвался Слава.

Румын, который до этого сладко спал, за остовом какого то станка, на картонных коробках, вылез из своего угла и потягиваясь вышел на открытое пространство. Подойдя к столу, он капнул в одноразовый стаканчик арбузовки. Выпил. Смачно крякнул и сказал:

Конец ознакомительного фрагмента.