Пиво, стихи и зеленые глаза (сборник)

Михаил Ландбург, 2006

Каждая новелла, вошедшая в сборник – сжатый до нескольких страниц роман. Насколько емок иврит, насколько спрессованы мир и война, история и религия, жизнь и смерть, любовь и ненависть, на, казалось бы, крошечной территории Израиля; настолько насыщены тексты Миши Ландбурга. Каждого приехавшего в Израиль поражает то, как на протяжении считанных километров меняется климат, природа, пейзаж страны. Так и читателя новелл и на иврите и в авторском переводе на русский, захватывают резкие, но такие естественные повороты сюжета. В книгу известного израильского писателя Михаила Ландбурга вошли новеллы, написанные пером мастера и посвященные вечным темам: любви, верности, одиночеству, жизни, смерти…

Концерт Шумана

Э. Р.

— Уймись, парень! — сказал полицейский.

* * *

Несколько часов назад молодой человек спросил:

— Прогуливаетесь?

Женщина молча повернула голову.

— Мне с вами можно?

Она не ответила.

Внезапно подул холодный ветер, и закружились лёгкие капли дождя.

— Наверно, я веду себя смешно? — спросил он.

— Наверно!

— Ну, и пусть!

— Пусть! — отозвалась она.

— Я ведь не обязан оправдываться?

— Нет! — склонив голову на бок, она смотрела в даль улицы.

— Вас кто-то ждёт?

Она не ответила.

— Понятно! — рассмеялся он.

Она резко остановилась.

— Простите! — прошептал он. — Ради Бога, простите!

Вдруг капли дождя стали крупными и тяжёлыми.

— Холодно? — спросил он.

Она продолжала стоять молча.

— Мы не прихватили с собой зонтики, — заметил он. — Без зонтиков холодно…

— К чему же тогда спрашивать?

— Действительно, ни к чему… Там, в пассаже, небольшой ресторанчик…

Они сидели за столиком возле окна и поедали горячие сосиски с горчицей.

— Нормально? — спросил он.

— Терпимо! — женщина вдруг поднялась с места. — Мне пора.

— Уже? — он с грустью посмотрел на тарелки с недоеденными сосисками.

Она улыбнулась:

— Уже!

— Вы — красивая! — сказал он.

— Ну, и что?

— Как что?

— Вот именно, ну, и что?

— Вы уходите?

— Разумеется!

— Я провожу!

— Нет-нет!

— Тогда я позвоню?

Она покачала головой.

— Нет? — спросил он.

— Зачем вам? — она задумчиво посмотрела в окно. — Я старше вас…

— Правда?

— Разве не заметно?

— Я подумал, что…

— Я просто решила немного пройтись… — перебила она. — Потом был дождь, и стало холодно… Сосиски были горячие… Теперь дождя больше нет…

Он положил деньги на столик, и они пошли к выходу.

— Надо же: мы с вами живём в одном городе, — сказал он.

— И что с того?

Заглянув в её лицо, он надеялся увидеть улыбку, но женщина не улыбалась.

— Если, — прошептал он, — если захотите ко мне в гости, то… Если вдруг…

— Нет!

— Нет?

Она пожала плечами:

— Решили побаловаться? — спросила она.

Он тоже пожал плечами:

— Пожить! — ответил он.

Она замедлила шаг и тихо проговорила:

— Балуетесь жизнью?

Он улыбнулся:

— Она-то ведь нами балуется…

Женщина опустила глаза. Он ждал, что она что-нибудь скажет. Она не сказала.

— Бывает, что ждать некого, — проговорил он, — но, тем не менее, ждёшь… Вы не из таких?

— Не из таких! — отозвалась она.

Он покачал головой.

— Я даже не знаю, как вас зовут, — сказал он.

Она назвалась:

— Вайнер!

— Это ваша фамилия?

— Верно!

— А имя?

— Вайнер — этого достаточно…

— Достаточно для чего?

— Вот именно, для чего?

Небо опустилось совсем низко и стало быстро темнеть.

— Я пройдусь еще, — сказал он, не трогаясь с места.

— Прощайте! — весело проговорила женщина и перевела взгляд на угловое здание в конце улицы.

— Ваш дом — там?

— Мой дом — во мне, — она уходила широким торопливым шагом.

Он видел, как женщина входила в подъезд углового здания, и вдруг подумал: «Кажется, моё сердце скулит».

Побродил ещё.

Подумал о всякой всячине.

Всё казалось несущественным.

Повернул к себе домой.

В комнате было, как в рассказе Хемингуэя, светло и сухо. Включив проигрыватель, он слушал ля-минорный концерт Шумана.

Закрыл глаза.

Расслабился.

Открыл глаза.

Посмотрел на книжную полку, на тёмное окно, на узкий диван, на свои руки.

Снова закрыл глаза.

Вернулся к Шуману и, вдруг вздрогнув, подумал: «Что со мной?..»

Книжная полка.

Тёмное окно.

Узкий диван.

Ночь.

Шуман.

Набрал по сотовому 114:

— Девушка, поможете отыскать номер телефона госпожи Вайнер?

— Помогу! — ответила девушка и помогла.

Заставляя себя не торопиться, он считал: «Один, два, три…»

Шуман… «Карнавал»…

«Семь, восемь, девять…»

Он обожал Шумана.

«Шестнадцать, семнадцать, восемнадцать…»

Он обожал всех трёх парней на букву «Ш»: Шопен, Шуберт, Шуман.

«Двадцать один, двадцать два, двадцать три…»

Снова достал сотовый и спросил:

— Хотите видеть меня?

— Нет! — сказала женщина.

Он слушал её дыхание.

— Почему замолчали? — спросила она.

Он объяснил:

— Даю вам время передумать!

Она не передумала. Послышался щелчок упавшей трубки. Шуман…

Заканчивалась первая часть концерта.

«Каждому своё место, — подумал он. — Моё — на этом диване… На этом…»

Позвонил снова:

— Запишите номер моего сотового! Пожалуйста!

— Зачем?

Он не ответил.

Схватив проигрыватель, спустился к машине.

В воздухе пахло ночным бездельем.

«Дослушаем вместе, — решил он. — Всего лишь это… Мы дослушаем концерт Шумана вместе, и я вернусь к своему дивану…»

Подключив проигрыватель к сети электропитания машины, он повернул ручку громкости до предела и широко раскрыл дверцы.

Ночь была холодная.

И руки.

И спина.

И губы.

Огромная серая туча неторопливо, но угрожающе заползала на луну.

Он растёр себе спину.

И грудь.

И колени.

Напряжённо вгляделся во вдруг запорхавшие в окнах углового здания огоньки и неожиданно понял, что ночь — частица жизни.

И страха.

И радости.

И надежды.

Заиграл сотовый.

— Вы разбудили весь дом! — сказала женщина.

— Хотел не весь дом… Я подумал, что, если не я вам, то хотя бы Шуман понравится…

— Господи, не понимаю, зачем вы это…

— Радостно мне! — сказал он. — Хочу, чтобы и вам тоже… Чтобы нам вместе…

* * *

— Уймись, парень, — повторил полицейский, — поостынь!

Высунув головы из окон углового здания, сонные люди с изумлением разглядывали стоящую посередине проезжей дороги машину с широко распахнутыми дверцами, а подле неё грозно мигающий синими глазами полицейский джип.

В одном из окон он увидел её и ощутил, как замечательно скулит его сердце.

— Виноват! — сказал он полицейскому. — Мне слишком хорошо!

— С ума сошёл? — спросил полицейский.

В густых ветвях деревьев, подняв неуёмный крик, всполошились птицы.

— А вы, господин полицейский, их послушайте! — ответил он и, кивнув на деревья, раскатисто, никак себя не сдерживая, рассмеялся.