Легенды об оружии бессмертных

Михаил Мазель, 2015

Поэма «Легенды об оружии бессмертных» посвящена истории создания 7-й «Ленинградской» симфонии Дмитрия Шостаковича и истории её исполнения в блокадном Ленинграде и в Нью-Йорке оркестрами под управлением Артуро Тосканинини и Карла Элиасберга. Также в книгу включены несколько стихотворений, навеянных музыкой и фактами из жизни Дмитрия Шостаковича.

Легенды об оружии бессмертных

Поэма

I. Раздвигая пределы

Самолёт приземлился в Нью-Йорке.

Обычное дело.

Пассажир сел в такси

и поехал на нём в Ривердейл.

Через трафик и дождь,

раздвигая эпохи пределы.

Это после мы скажем,

«отметив» её передел.

Вереница огней колыхалась, как море,

и город

нависал над дорогой

и таял в дожде за спиной

ожиданием встречи,

волненьем про гордость и горе

и о том, что никто не находит

дороги иной.

А дорога петляла

неспешною красной гирляндой

и внезапно рассыпалась

с тихим шуршанием шин

за воротами сада.

Дом встретил симфонией ладной —

птиц.

Пахнуло Гудзоном и хвоей.

Спешите?

Спешим!

— Проходите, Маэстро!

С приездом.

Маэстро Вас примет!..

Во и он.

Невысокий.

Старик,

но лицом — молодой.

Жизнь в усталых глазах.

Что нашёл

пилигрим в пилигриме?

Непохоже,

что сад в этом доме

порос лебедой.

(Посетитель был в курсе:

хозяин

живёт, как отшельник.

Скоро год…)

Он хотел поклониться

и

сразу уйти,

но по просьбе… остался.

Так много

на свете расщелин.

Так редки остановки

на нашем тернистом пути.

II. Лёгкий след

Прилететь из соседней галактики

слушать пластинку?

Для кого-то абсурд.

Для другого —

подарок небес.

Соткан звук и намотан на память

живой паутинкой.

И зудит паутинка на душах,

как вечный порез.

В полумраке,

подсвеченном тусклым мерцаньем

камина,

проживая до дна

свою долгую трудную жизнь,

он опять дирижировал… звуком,

но было не мнимым

ощущенье от горькой,

но светлой

и чёткой межи.

Он на время исчез.

Он стоял, как всегда, пред оркестром,

сидя в кресле, он им управлял

через…дцать долгих лет.

И он слёз не стеснялся —

навеки великий

Маэстро,

и слеза оставляла

у всех

на щеках

лёгкий след.

Как они говорили?

Непросто,

двойным переводом.

Как?..

О музыке той, что звучала.

О дальней стране,

из которой и гость и создатель симфонии

родом.

О Победе…

Смотрели журналы.

Начало турне.

Гость,

дослушав,

уехал навстречу «открытью эпохи».

Фотография с дарственной надписью…

Громкий успех.

А хозяин остался…

Умерьте, пожалуйста, вздохи.

Он прошёл долгий путь.

Он достоин расставленных вех.

III. Служить, как дышать

Он не молод,

да что там он — стар:

ему семьдесят пять.

Он уже потерял три страны

и любимый La Scala.

Пусть на радио…

Новый оркестр, что новая пядь.

Миллионы сердец его палочка

разом ласкала.

Да, он — стар,

но не сломлен

и может продолжить борьбу.

Он — в Нью-Йорке,

но каждою нотой он против фашизма.

Седины не добавить

и складок не видно на лбу.

Не сломать его духа

и не переполнить трагизмом.

Страха нет.

Только боль и желанье

служить, как дышать.

Никогда не уронит он чести —

сын гарибальдийца.

Он читает газеты и рвётся

страдая душа.

Согласитесь: не каждый

страданием сможет гордиться.

Да. Он знает теперь,

чем внесёт в этой битве свой вклад.

Он запишет её…

Он достанет её партитуру.

Слава Б-гу, за право её исполнять

не устроили гвалт,

посчитали за честь для него

без единого тура.

Его палочка часто звучала сквозь тучи войны,

вдохновляла борцов,

собирала для них сотни тысяч.

Слава Б-гу,

он не был раздавлен стандартом двойным:

итальянец в Америке…

Славу из камня не высечь.

IV. За кадром кадр

Кружным путём на юг:

в Ташкент,

в Иран, Ирак, Египет…

Как в «Касабланке»…

О, My Lord!

My Captain, please keep it!

Атлантика… За кадром кадр.

Минуя

минные поля,

Он попросил,

и

Он следил за

кораблём,

благоволя.

За кадром кадр.

Лист за листом.

Так нужно и

так должно.

Желанье противо->

<-стоять.

На фильм не снята лонжа.

Жара в Нью-Йорке. Пыль. Корабль. С

ней не сравнится

жар внутри.

Ну наконец-то!

Сколько дней

рошло?

Пять дней?

Нет —

целых три.

Победа? К сожаленью, нет!

Участие? Бесспорно!

Рыдают флейты, да гремят

литавры да валторны.

За звуком — звук.

Отправлен диск.

Назад:

путём опять кружным.

В оружии бессмертных нет

иных

деталей и пружин.

Он вытворяет чудеса.

Летает иммельманом.

И телеграмма, год спустя,

в кармашке с талисманом

под сердцем. Шквал в Нью-Йорке.

Эх…

(молчанья в Куйбышеве залп).

Не маг. Волшебным жезлом бой

и боль

в единый

вдох связал.

«Автограф» Верди на груди

хранит его полвека.

Что человек в руках судьбы?

Что звук без человека?

Он темп хранит.

Всё дело в нём.

В нём пульс

и

долгий чистый звук.

Все партитуры в голове.

Они,

как будто дело рук.

V. Чудо рождения

Он никогда не считал себя храбрым,

однако

в эту трагичную осень

подолгу бродил он

между бомбёжками.

Всюду

он чувствовал знаки.

Всё говорило:

Быть стойким — необходимо.

Резким контрастом с

на редкость прекрасной погодой

в лицах читалась тревога,

но с нею — решимость.

И,

продолжая бродить

по любимому городу,

мог ли он знать,

что

симфонией новой кружим он.

Сколько не рвался,

был признан он к службе негодным.

Вместе с другими

тушил зажигалки на крыше.

Могут ли люди, как боги, влиять на погоду?

…Делалось небо яснее, прозрачней и выше.

Ясность

давала отчётливей слышать безумье.

Звёзды дрожали,

и

в этом дрожании звуки

в крепость слагались и

он

Конец ознакомительного фрагмента.