Война нервов

Михаил Нестеров, 2006

Боевая группа диверсантов ГРУ Евгения Блинкова никогда не останется без работы. К командиру Джебу обратилась за помощью некая дама, чтобы тот разыскал убийц ее дочери. Блинков вскоре выяснил, что отец девочки Петр Юсупов исчез при загадочных обстоятельствах, и его по всему миру ищет начальник безопасности ордена «Опус Деи» Морето. Бывший сотрудник Моссад, Морето готов на все, чтобы выманить Юсупова из его убежища, даже на убийство его дочери. Бойцы Джеба добрались до моссадовца, и тот сообщил, что Юсупов якобы похитил две тонны золота, вывезенного фашистами из России во время войны и в наше время принадлежащего ордену. Теперь Блинкову нужно найти самого Юсупова, чтобы выяснить истину, ведь столько золота для родины не будет лишним…

Итак, не бойтесь их: ибо нет ничего сокровенного, что не открылось бы, и тайного, что не было бы узнано.

Евангелие от Матфея, гл. 10, ст. 26

Глава 1

Исповедь

1

Мадрид, Испания, апрель 2003 года

Старый епископ умирал…

Он уносил с собой в могилу тайну, отчетливо осознавая, что молчание не украсит его смерть.

Неожиданно улыбнулся, вспомнив поговорку: «На смерть и на солнце во все глаза не взглянешь». Даже если зрение твое острое, как у сокола, и ты умрешь с открытыми глазами, все равно они запечатлеют лишь этот мир. В них не отразится даже черта, разделяющая жизнь на земле и вечную жизнь на небесах, называемая смертью.

Епископ Рейтер лежал на жесткой кровати, укрытый до груди тонким белым одеялом. У изголовья умирающего сидел Петр Юсупов. Он склонился над священником, повинуясь жесту его иссохшей за восемь с половиной десятков лет руки, и против воли не мог представить его молодым, хотя бы тридцатилетним…

Епископ прошептал на ухо единственному в этой комнате человеку:

— Quo vadis?

Две тысячи лет тому назад на этот вопрос апостола Петра, бежавшего из Рима от легионеров Нерона, Христос с крестом на плечах ответил: «Иду в Рим, чтобы снова быть им распятым». И стал невидим. Апостол, страдая за Иисуса, возвратился в «город без границ» и был заточен в Мамертинскую тюрьму.

Юсупов принял слова епископа за бред умирающего, покачал головой и снова выпрямился.

— Пойдешь ли ты за мной? — прозвучал более четкий, но в то же время пугающий вопрос священника.

«Пойти за ним? — Юсупов непроизвольно дернул плечами. — Умереть, что ли?»

Он не стал скрывать улыбки — несмотря на то что Рейтер, казалось, смотрел на него в упор. Старик был страшен: тонкие седые волосы рассыпались по плечам, кожа на руках и шее пугала рубцами от глубоких ожогов; а там, где не было шрамов, кожа высохла и истончилась до состояния пергамента.

Епископ поднял тонкий и длинный палец, призывая слушателя к вниманию. Юсупов услышал лишь одно слово на родном языке священника:

— Mysterium.

Оно означало тайну, таинство. У древних греков и римлян — тайный религиозный обряд с участием в нем только посвященных.

Епископ заговорил неожиданно окрепшим голосом:

— Тайны — это оплот всех орденов. И нашего ордена тоже. Что делает нас могущественными? Отвечай, сын мой, — потребовал он.

— Хранение тайны, монсеньор, — ответил Юсупов.

— Во все времена, — продолжил священник, — в тайны любого христианского ордена посвящали не всех, и по принципу, который ты знаешь и скажешь его сейчас для меня. Ну же, — поторопил он Юсупова, — у меня мало времени.

Тот снова повиновался:

— Если ты достаточно умен, чтобы вникнуть в суть тайны, значит, тебе разрешено знать, что она собой представляет.

И здесь речь шла об избранных, мысленно добавил Юсупов. И едва не вздрогнул, когда епископ повторил то, о чем он подумал.

— Речь идет об избранных… Меня скоро не станет. Пока у меня есть силы, пока я могу четко изъясняться, послушай меня не как священника, а как дипломата. Испания и Португалия получили значительное количество нацистского золота, которое поступило в начале сороковых годов в эти страны из Швейцарии.

Как ни странно, Юсупов тоже слышал недавно об этом золоте. В одном из новостных блоков об этом объявил в Вашингтоне один из сенаторов-республиканцев. Он возглавлял расследование о судьбе золота, конфискованного нацистами у евреев в оккупированных Германией странах, а затем помещенного в швейцарские банки.

Сенатор вел переписку с испанским и португальским послом в Соединенных Штатах, делал запросы относительно судьбы золота. Он хотел узнать, был ли драгоценный металл переправлен в Латинскую Америку, где после капитуляции Третьего рейха нашли убежище многие нацистские военные преступники. Сенатор ознакомился с одним из рассекреченных в 1991 году документов, находящихся в Национальном архиве США. В нем указывается, что Швейцария направила в Испанию сорок пять грузовиков с золотом и восемьдесят девять — в Португалию. В документе приведены номера машин, которые пересекли несколько государственных границ. С января 1942 года по май 1944 года было перевезено сто восемьдесят восемь тонн золота. На сегодняшний день удалось восстановить пути следования золота из Швейцарии в Мадрид. Испания купила около трех тысяч слитков. Но до сих пор нет ответа на вопрос о двух тоннах золота, которое немцы хранили в своем посольстве в Мадриде. Оно бесследно исчезло к концу войны^[1].

Припоминая заключительные слова сенатора, Юсупов подумал: «Выходит, существует и продолжение».

Он не сводил заинтересованных глаз с епископа. Старик говорил с трудом, но пока еще внятно, даже акцентированно:

— Я перенес золотые слитки сюда, в этот дом, и сейчас они подо мной. Потому что в посольстве хранить их было опасно. С каждым днем все труднее и труднее. Но и здесь угроза была слишком велика. Я подумывал о том, чтобы переправить золото в Барселону. Навел справки в коммерческой компании грузоперевозок. Практически весь путь груз провел бы в товарном вагоне — через Сарагосу и Таррагону. А в Барселоне рассчитывал воспользоваться паспортом прикрытия. На имя Карла фон Фрикке я хотел приобрести судно, одно из немногих, что можно было купить в то время. А потом отправиться на нем туда, где никогда не было и не будет войны…

Епископ перевел дух, облизнув потрескавшиеся губы. Отказался от глотка воды, предложенного гостем.

— Я грезил о райских кущах, сын мой. Но еще за год до этого мне на пути повстречался основатель католического ордена «Опус Деи». Я послушал одну его проповедь, другую… Уже не помню, какой у него был взгляд, но голос обладал магнетизмом. Много позже понял, что райские кущи не имеют ничего общего с моими представлениями о них. На самом деле они в голове, в сердце, в вере. И неважно, нищ ты или сказочно богат.

«Неважно, кто ты и как тебя зовут, — в тон Рейтеру мысленно продолжил Юсупов. — Бывший советник германского посольства в Мадриде Вильгельм Рейтер или Карл фон Фрикке».

Он примерил дворянский титул на епископа и покачал головой: «Нет, ему на роду написано быть священником. Голубая кровь для него смертельна». Однако это имя — Карл фон Фрикке — не вызывало дисбаланса и подходило старику.

Епископ снова передохнул и продолжил:

— Ты вправе сказать: «Епископ, ты украл золото». Ну и что? На мне нет вины перед орденом, потому что я в то время не помышлял о вступлении в орден. Но именно орден в лице простой монахини, назвавшей меня по имени в госпитале, подсказал мне, что делать и как поступить. Я ждал подходящего момента. С другой стороны, надеялся, что во главе ордена не станет толстосумов. Так и не дождался…

Юсупова пронизала острая мысль: сейчас старик предложит ему дождаться той долгожданной поры, свободной от богатых дельцов в сутанах. Не выйдет. Просто не выйдет.

И только после этого едва не хохотнул: он поверил в тайну нацистского золота! Глядя на священника по-новому, он едва не потребовал от него доказательств его существования. Поймал себя на сумасшествии: епископ откладывает запланированную на сегодня кончину, оставляет одр и манит гостя за собой. Ведет его в подвал и показывает на груду продолговатых ящиков. Нереально.

Старик закашлялся и был вынужден принять от гостя воду.

— Возня вокруг нацистского золота началась давно, — продолжил он. — Я был лично знаком с итальянским послом в Мадриде. 20 сентября 1944 года он написал письмо и направил его в испанский МИД. Он написал, что нацисты захватили во время оккупации Рима девяносто восемь тонн золота в Банке Италии, и просил содействовать его возвращению в страну. Итальянцы рассчитывали пополнить свои полупустые сейфы.

— Так просто?

— Вот и ты так думаешь. — В голосе старика прозвучали уважительные нотки.

— А как же диктаторы Испании и Португалии?

— Они были хорошо осведомлены о происхождении золотых слитков.

— О преступном происхождении слитков, — непроизвольно поправил Петр Юсупов, потомок ногайских мурз, российских князей, участников походов, войн, заговоров. Втягиваясь в разговор, он все же не верил в золото, все еще хранившееся в этом доме.

— Как и я, ты, Петр, военный человек. Вначале ты надел военную форму, а уже потом сделал выбор в пользу нашего ордена. Я всегда ценил это качество в военных людях. Трезвый выбор и долгое служение делу. Я сделал выбор в твою пользу и по той причине, что ты…

Рейтер еле слышно прошептал: «Нет, рано. Пока он услышал то, что его не удивило и не могло удивить. Пора заканчивать эту лживую, позаимствованную прелюдию и раскрыть ему глаза на правду».

— Я передам тебе тайну, которая может разрушить орден до основания, расколоть Ватикан, пошатнуть папский престол. — Епископ указал на себя: — Quelle^[2]…

И вдруг содрогнулся. Юсупову показалось, что он затрепетал от ужаса.

Гость спокойно смотрел в лицо умирающего епископа, провожал последние мгновения его жизни. Он не испытал к нему, как раньше, жалости. И все же глаза полковника испанских ВВС наполнились печалью; в них не было лишь одного, что почти всегда стоит за глубокой грустью: уверенности в том, что все будет хорошо.

Нет, на этой земле епископу Рейтеру хорошо уже не будет. Может быть, на том свете, куда в этот миг готовилась улететь его душа, ему уже припасли тихий и светлый уголок…

Юсупов не мог думать в другом ключе, глядя на священника, обезображенное лицо которого к этому моменту стало умиротворенным.

Для Юсупова он сделал много. По сути, полковник, не имеющий духовного сана, стал его духовником и принял необычную исповедь от него. Он только что не сказал «спасибо», наклоняясь над епископом и касаясь губами его лба.

Он перекрестился сам и осенил крестом умершего священника со словами:

— Покойся с миром, отец…

2

С мыслью: «Нужно позвонить прелату в Рим и сказать ему о кончине епископа», показавшейся ему ненужной, лишней, не имеющей смысла, Юсупов оставил комнату покойника и вышел в коридор. Он много раз бывал в этом доме на западе Мадрида, в небе которого некогда советские истребители охотились за немецкими бомбардировщиками…

Юсупов неожиданно ощутил во рту металлический привкус. Он сглотнул, понимая, что кусок не полезет в горло, хотя и чувствовал голод. «Сколько я не притрагивался к пище?» — подумал полковник, направляясь, однако, в кухню. Он открыл холодильник, достал кусок плавленого сыра в пластиковой упаковке и бумажную тарелку с чуть подсохшими ломтиками копченой колбасы. Такую пищу епископ Рейтер не ел уже много лет. Гость предположил, что колбасу могла купить и нарезать для себя монахиня, которая последние дни не отходила от постели епископа и лишь сегодня получила передышку.

Намазав сыр на хлеб, положив сверху колбасу, Юсупов откусил бутерброд и тут же почувствовал значительное облегчение. Достал из шкафа красное вино и, делая мелкие глотки, стал смотреть в окно на улицу.

Фасадная часть дома выходила на парк Атенас, по обе стороны которого разместились, утопая в зелени, часовня Святой Девы дель Пуэрто и церковь Святой Девы Альмудены. А сразу за ней — Королевский дворец, самый красивый в Европе, вместивший в себя множество музеев: живописи и декоративного искусства, музыки, аптеки, вооружения, нумизматики…

Как ни странно, Юсупов больше любил не сам Мадрид, расположенный в центре Иберийского полуострова, а его окрестности. Раз в году он бывал в Толедо, где восемь веков ежегодно из собора выносят святые мощи…

Он поймал себя на странной мысли: все восемь столетий епископ Рейтер принимал участие в этом торжестве.

Гость доел бутерброд, сполоснул руки под краном и задумался — что-то упустил из виду, забыл. И вздохнул от досады: оповестить прелата ордена о смерти Всадника^[3], старейшего члена католического ордена.

Не сейчас.

Юсупов спустился в подвал, поскольку только там, по его мнению, и могли храниться золотые слитки. Он старался не думать о них, чтобы было легче пережить разочарование. Все же он невольно настроился на положительный результат и действовал в таком ключе, будто сопровождал свою копию.

Подвал проходил под всем домом, и лишь в той части, которая после взрыва газа подверглась ремонту, все пустоты были заделаны бетоном и камнем.

В дальнем углу подвала находились котельная с дровяным отоплением и немалый, на несколько лет, запас дров. Если где и есть потайная дверь, то за аккуратными поленницами.

Юсупов не решал никаких головоломок. О католическом ордене, в котором он состоял уже пятнадцать лет, рассуждал с позиции военного. Со времен инквизиции функции папской разведки, контрразведки и ведения дознания возлагались на доверенных лиц из числа кардиналов, епископов и прелатов, возглавлявших особые структуры и ордена. Сегодня иезуиты уже не имеют прежнего влияния в католическом мире — их место занял другой орден Ватикана — «Prelatura della Santa Croce e Opus Dei»^[4].

Он неожиданно вспомнил: накануне конклава кардиналов, который избрал краковского епископа Кароля Войтылу новым папой, Иоанн Павел II посетил один из ватиканских церковных склепов и пал ниц, распростершись на плите из зеленого мрамора с надписью «Хосемария Эскрива де Балагер». Это была могила испанского священника — основателя светского католического ордена «Опус Деи».

Он разобрал один ряд дров, отбрасывая дубовые поленья за спину, и приступил к другому. Прошло не меньше четверти часа, прежде чем перед взором Юсупова предстала шероховатая стена. Он уже успел сориентироваться: эта стена являлась фундаментом для несущей стены в комнате епископа. А вот соседняя часть здания с широким окном, предназначенным для выгрузки в подвал дров, выходила во внутренний двор дома.

Юсупову пришлось еще потрудиться, пока он не обнажил большую часть отштукатуренной стены. Он вернулся на середину подвала и нашел там колун, точнее, топор с длинной ручкой и узким лезвием для лесорубов. Вооружившись им, он ударил в стену, еще раз, на слух определяя ее толщину: не шире одного кирпича. Семь, восемь, десять ударов. Пара соседних кирпичей поддалась, и следующий удар выбил их из стены; они повалились, ударившись обо что-то.

«Я перенес золотые слитки в этот дом».

Только теперь Юсупов, стоя перед проломом, подсчитал, сколько раз спускался в подвал Вильгельм Рейтер, тогда еще посольский работник, принося по одному стандартному слитку весом в двенадцать килограммов. Полторы сотни раз он пересчитывал ступени…

И теперь уже сам содрогнулся. Почему эта невероятная мысль пришла ему голову, он так и не понял. Ведь ничто не указывало на Вильгельма Рейтера как на убийцу. Юсупов представил: Всадник маскирует смерть хозяйки под взрыв газа. Ему нужен этот дом, этот подвал, способный вместить все золото наци. В строгом костюме и галстуке он стоит над трупом женщины… Может быть, уже тогда он представлял себя «рыцарем в сутане».

Вильгельм Рейтер был немцем, рассуждал Юсупов. Но не членом германской фашистской партии. Но так ли это?.. В начале восьмидесятых годов прошлого столетия папа римский даровал «Опус Деи» статус своей личной прелатуры — структуры, которой сейчас управлял один из его прелатов. Многие священники объявили идеологию «Опус Деи» одной из разновидностей фашизма. Есть ли тут связь с Рейтером, немцем по национальности?..

Юсупов вернулся в дом за фонариком. В комнате епископа он окончательно определил: подвал находился точно под ней. Спохватившись, он подошел к кровати, высвободил из-под скрещенных рук покойника одеяло и накрыл его с головой.

Потайная комната оказалась полметра в длину и два с половиной в ширину. И едва луч фонаря высветил содержимое первого ящика, Юсупов, чувствуя каждый волос на голове, прошептал:

— Мне одному с этим не справиться.

И снова всплыл в голове доклад американского сенатора. В нем он говорил о номерах машин, которые пересекли несколько государственных границ. То было в далеких сороковых. Скоро еще одна машина, нагруженная золотом, пересечет несколько областей Испании и окажется в Кадисе. Юсупов в этом не сомневался.

И еще одна усмешка, последняя в этот день, возникла на лице Юсупова. Если бы епископ Рейтер сумел размуровать хранилище десять, тридцать, пятьдесят лет назад, он бы не увидел своих сокровищ.

Вильгельм Рейтер, Всадник и епископ «Опус Деи», был слеп.

Примечания

1

По материалам «Независимого военного обозрения».

2

Источник (нем.).

3

Рейтер по-немецки — всадник.

4

«Прелатура Святого Креста и дела Бога».