Дочки-мачехи

Михаил Серегин, 2001

Повесть входит в сборник: «Вольный стрелок: Киллер рядом – к покойнику; Дочки-мачехи.»

Глава 3

Жизнь за жизнь

Свиридов некоторое время неотрывно смотрел на Алису, а потом выпил протянутый ему стакан водки и сказал таким тоном, словно они расстались только вчера и при самых обыденных, повседневных обстоятельствах:

— Ну… как ты, Алька?

— Ничего, — медленно ответила она, не глядя на Владимира и не снимая руки с мощного плеча своего спутника. — А ты, я смотрю, не так процветаешь, как прежде?

— Почему ты так решила?

— Просто раньше ты не был на побегушках у таких уродов, как вот эти, — она кивнула на горланящее сборище, — напротив, они были на побегушках у тебя.

— Нет, я в порядке, как говорят в американских боевиках крутые парни после того, как прошибут своей башкой пять стен, размолотят кулачищами десятки черепов и уложат из автомата пару сотен злых и нехороших хулиганов, — ответил Владимир. — Можно сказать, моя жизнь… ну просто песня.

— Какая песня? Свиридов хитро прищурился, притаив в глазах, как клинок в ножнах, горькую, печальную иронию, и после короткой паузы ответил:

— Знаешь такую — «полковнику никто не пишет, полковника никто не ждет»? Милая песенка, правда?

— Да, — ответила Алиса. — Понятно.

— Давно ты в Калиниграде?

— Да нет… не очень. Выпьем?

— Выпьем, — машинально ответил Владимир.

— Только не здесь. Ты посмотри на этих орангутангов, — презрительно сказала Алиса и покосилась на сидящую прямо на столе в нескольких метрах от нее довольно миловидную и совсем еще юную девицу лет восемнадцати, рот которой нафаршировывал клубникой здоровенный амбал с лицом сторожа звероводческого хозяйства где-нибудь этак на Таймыре.

— Да я уж третью неделю любуюсь на это пиршество фауны. Но в таком количестве и концентрации, признаться, видеть не приходилось.

— Э-э-э… Алиска… — внезапно обернувшись и попутно свалив два блюда, вазу с фруктами и два бокала с героиновым пойлом на колени своему собутыльнику, промямлила восемнадцатилетняя дама на столе. — Ты че… типа срыгивать собралась отсюда?..

— Пойду прогуляюсь. А что?

— Ты мне это, Алиска… не вздумай св-в-валить. Ты же бате слила, что типа за мной присмотришь… типа чтобы непоняток не было. А то я вот…

Конец фразы был съеден вместе с изрядным количеством клубники, которую горстью отправил в рот вульгарной малолетки «сторож звероводческого хозяйства».

Закрыв таким образом ей рот, гоблин налил огромный бокал — чуть ли не на пол-литра — вина и протянул Алисе:

— На-ка, Алиска.

Свиридов невольно побледнел: выпей Алиса предложенное ей вино, она немедленно ужабилась бы в хлам, как то красочно определял Фокин.

Свиридов взял молодую женщину за локоть и негромко произнес:

— Не надо пить. Пойдем отсюда.

— А ты… вообще уткнись, халдей, — попытался было приструнить инициативного работника общепита собутыльник вульгарной девицы, но Свиридов только отмахнулся от него, как от назойливой мухи.

Они вышли на палубу. Парень с благообразным лицом, бывший, по всей видимости, личным охранником Алисы, последовал за ними на некотором расстоянии.

— Нахальная леди, — произнес Владимир. — Что-то я ее тут раньше не видел, но ведет себя, как будто в собственном доме.

— А она и есть как в собственном доме, — негромко проговорила Алиса. — Вся эта богадельня принадлежит ее почтенному папаше.

— Понятно. Честно говоря, я до сих пор не знаю, кто владелец этой посудины.

— А ты про него сегодня много слыхал. Всякие байки про глистов из задницы таджикского ослика как средство для кардинального похудания.

— Я так и думал, что это реальное лицо из местных толстосумов и толстопузов.

— Куда уж местнее. Котов Филипп Григорьевич. Он же Кашалот. Это его «шестерки» тут куражатся.

— Это сборище — Кашалотова братва?

— Ну да. Это так… «бычки». А настоящая Кашалотова братва по прокуратурам, администрациям губернатора да по Законодательным Собраниям заседает. Не говоря уж о всяких там ГИБДД и налоговых полициях.

— Милый и законопослушный гражданин, — тоном резюме проговорил Владимир. — Понятно. Но как ты-то попала в это привилегированное общество?

Алиса покосилась на Владимира и, неопределенно пожав плечами, посмотрела на выползшего из зала ресторана бритоголового молодого человека, которого буквально тащили под руки его собутыльник и дама, раскрашенная так интенсивно, что не представлялось возможным определить, сколько ей лет.

Молодой человек, судя по всему, допившийся до кондиции, в которой не станет находиться ни одна уважающая себя свинья, перегнулся через борт и начал усиленно загрязнять водную стихию разноцветными рвотными массами.

— Так, ладно… Не будем об этом… Какие у тебя планы на вечер? — быстро спросил Владимир, чувствуя, что его — неожиданно для него самого — по коже продирает искристый мороз почти мальчишеского волнения. Давно… давно ему уже не приходилось чувствовать подобное.

— Планы на вечер? Ну… ты же слышал… мне отсюда никуда нельзя. Да и мои сопровождающие меня не отпустят.

Владимир покосился на застывшего у борта здоровяка с культурным лицом библиотекаря-тяжеловеса и откликнулся:

— И что?

— Да ничего. — Алиса прислонилась к борту, а потом, приблизив к Владимиру свое бледное лицо с темными зеленовато-серыми глазами, проговорила, слегка понизив голос:

— Ты помнишь, что я спасла тебе жизнь?

— Спасла?

— Я хотела сказать, что… ты помнишь, что я сохранила тебе жизнь, когда… когда по всем понятиям ты был достоин смерти?

— Когда это ты стала жить по понятиям?

— Не придирайся к словам, — строго произнесла Алиса. — Я не о тех понятиях, о которых ты подумал.

— Прости. Я не хотел тебя обидеть. Конечно, я все помню, Алька.

— Ну, так вот, — сказала Алиса. — Я сохранила твою жизнь, а теперь ты… Теперь ты помоги сохранить мне мою.

* * *

Конечно, Владимир прекрасно помнил, что имела в виду Алиса, когда говорила о сохранении его жизни и о том, что он был достоин смерти.

Такое не забывают.

…Они прожили с Алисой даже не неделю — шесть дней. Потом грянул расстрел Белого дома, в события вокруг которого был активно вовлечен Свиридов. И Владимир исчез из жизни Алисы на несколько лет.

В девяносто восьмом они встретились на вилле Валерия Маркова — саратовского авторитета по прозвищу Китобой. Валерий Леонидович был известным бизнесменом, который располагал весьма эффектным рычагом воздействия на конкурентов.

Этим «рычагом» был суперкиллер, известный под именем Робин, или Стрелок.

В это же время Алисе удалось узнать, что ее родителей отработал именно киллер Робин. Но его паспортных данных она не знала.

Впрочем, ФСБ (естественно, сотрудничество не носило официального характера) за весьма значительную сумму помогло вычислить место нынешней дислокации убийцы ее родителей.

Вот со всем этим Алиса и отправилась в Саратов, чтобы уже на месте узнать, как можно выйти на Робина и познакомиться с ним поближе.

На Китобоя надавили, и он вынужден был дать согласие на сдачу своего суперкиллера: он пригласил его на свою загородную виллу на торжество к дню своего сорокалетнего юбилея. На юбилее он должен был указать на человека, который носил звучное имя староанглийского героя Робин Гуда.

Но, не успев этого сделать, он погиб в своем роскошном бассейне в результате взрыва, подстроенного ему какими-то «доброжелателями».

Личность киллера по имени Робин продолжала оставаться неизвестной.

И, тщательно проанализировав всю имеющуюся у них информацию и подытожив свои наблюдения за гостями Китобоя, Алиса и ее куратор из ФСБ майор Шепелев, он же Ян, пришли к выводу, что Робин — это священник Воздвиженского храма Саратова отец Велимир.

В миру он звался Афанасием Фокиным.

Шепелев и Алиса Смоленцева предъявили ему обвинение, но Фокин не смог ни опровергнуть его, ни подтвердить: события стали развиваться так бурно, что никто не успевал отслеживать их и анализировать.

Но вот настал момент, когда Алиса, Фокин (точнее, его бесчувственное тело) и Владимир Свиридов остались одни.

— Твой лучший друг — убийца, Влодек. Он наемный убийца, — с усилием произнесла Алиса. — Он раньше работал в спецотделе Главного разведуправления… «Капелле»… может, слыхал? Ты же тоже в каком-то спецназе служил, да, Влодек?

Свиридов кивнул, не сводя с нее внимательного, цепенеющего взгляда. — Помнишь, когда мы встретились с тобой тогда, в ночном клубе… много лет назад? Ты еще сидел мрачный и пил все подряд. В тот день тебе исполнилось двадцать восемь лет. Ведь помнишь?

— Да, конечно, Алька, — машинально проговорил Свиридов, уже холодея от предчувствия того, что угадал следующие слова Алисы. — Конечно, помню.

— Так вот, накануне убили моих родителей. Застрелили в упор. Я… я долго искала того, кто сделал это… И все пыталась понять, кто и за что… я даже училась в школе при… при… в общем, я нашла этого человека. Этого убийцу. В документах «Капеллы» он числится как… и здесь, в этом городе, он известен как Робин.

Несмотря на все самообладание Владимира, он вздрогнул, почувствовав, как волна смешанного с будоражащей тревогой леденящего ужаса продрала позвоночник, высекая искры мурашек на коже. Побледнел как полотно и, не справившись с собой, сказал что-то совершенно неуместное:

— А не выключить ли нам свет? Очень жарко… то есть я хотел сказать… очень ярко.

Алиса, словно не услышав этих слов, нервно облизнула губы и проговорила, понизив голос почти до шепота:

— Так вот, Влодек… моих родителей убил он, Фокин. Я спросила у него это сегодня прямо в лицо, и если бы ты видел эту гримасу, что появилась у него… До этого момента я еще сомневалась, но такого выражения лица не может быть у человека, который невиновен.

Свиридов молчал.

Он просто не знал, что должен и что не должен говорить. Конечно, он прекрасно понимал, по какой причине так изменился в лице Фокин. Афанасий знал истинного убийцу Владимира Казимировича и Марины Алексеевны. Тогда это не было преступлением, потому что было просто исполнением долга. Бжезинский был нечистоплотным и максимально криминализированным дельцом, по которому плакала тюрьма.

Но теперь — перед ним, их убийцей, сидела дочь этих людей.

Его, Свиридова, жена…

Их разговор был неожиданно прерван. По приказу майора ФСБ Шепелева Алису и Владимира безжалостно бросили в подвал, обрекая на голодную смерть.

Шепелеву были не нужны лишние свидетели. Ему был нужен только киллер по прозвищу Робин, которым он продолжал ошибочно считать Афанасия Фокина.

И он увез его с виллы Китобоя. Можно сказать, похитил.

А потом… Потом для Владимира и Алисы был побег из того мрачного каменного склепа, в который их бросили люди Шепелева, и головокружительная гонка за машиной с Афанасием… Были ярость и азарт погони… а потом перестрелка, короткая схватка на обочине и полные торжествующей злобы слова «псевдо-Робина» Фокина, опрокинувшего на землю майора Шепелева:

— Не того искал, придурок!

Шепелев тогда оторвал от земли перепачканное в пыли лицо — Свиридов никогда не забудет этого ошеломленного выражения! — и тихо спросил у подошедшего Владимира, словно не замечая стоящей за его плечом Алисы:

— Кто вы… такой?

За Свиридова тихо ответил Фокин:

— А это и есть Робин. Тот самый суперкиллер, о котором вы так много слышали. Что ему стоило расправиться с вами, а, майор? Ведь он — тот самый… а вовсе не я. Китобой сдал тебе не того.

— Это правда? — хрипло спросил Шепелев.

И тогда Владимир, не оглядываясь на застывшую Алису, которая, вероятно, еще думала, что ей отказывает слух, чувствуя, что только одно слово может спасти и очистить его хотя бы перед лицом самого себя, уронил:

— Да.

Шепелев покачал головой и, подняв на Свиридова холодный, стеклянный взгляд, вдруг рассмеялся.

— Ты что? — опешил Фокин.

— Сами догадайтесь…

Свиридов, повернув голову, увидел Алису, которая стояла, широко расставив ноги, и целилась в его, Владимира, голову.

— Сколько же лет ты мог мне врать? — тихо проговорила она. — Теперь все ясно… Как же я сама не поняла столь очевидное? Господи, ведь у меня было предчувствие, что все это неспроста… та встреча в ночном клубе, тот разговор и потом… ведь есть же бог на земле. Значит, это ты, Влодек… значит, это ты убил моих родителей?

— Да.

Наибольший эффект слова Алисы оказали, кажется, на Фокина.

Он сдавленно простонал и, схватившись руками за голову, опустился на землю:

— Ой, какой же я дурак… я забыл…

— Ничего, Афоня, — не двигаясь с места, проговорил Свиридов. — Ты сказал правду. Если бы это не сказал ты, пришлось бы говорить мне, но не при таких благоприятных условиях.

— Бла-го-при-ят-ных? — выдавил Фокин.

— Смотря для чего, — внезапно заговорил Януарий Николаевич. — Для Алисы Владимировны они, например, как нельзя более благоприятны. Алиса Владимировна… ведь вы же так долго искали убийцу своих родителей. Истратили на поиски целое состояние. По сути исковеркали свою жизнь. И вот теперь он стоит перед вами и подтверждает, что это он выполнил заказ спецслужб. Почему же вы медлите?

— Володя, можно, я его пристрелю? — сквозь зубы спросил Фокин.

Свиридов не ответил. Он смотрел в источающие пламя глаза Алисы и думал, что вот так, от руки женщины, которая если и не любила, но, во всяком случае, помнила о его существовании долгие годы, — вот так умирать обиднее всего.

— Да… я бывший киллер «Капеллы», — хриплым голосом произнес Свиридов. — Да и сейчас, откровенно говоря… мои занятия не сильно изменились. Вот поэтому я и не сумел вернуться к тебе после участия в штурме Белого дома. Именно поэтому меня вычеркнули из списка живых, поместив мою фамилию в список погибших.

— Ты меня уничтожил, Влодек, — твердо сказала Алиса. — Уничтожил. Оказывается, все эти годы я искала тебя с помощью вот этого человека… Он тоже предал меня, но не так больно, как ты.

— У нас нет времени для душещипательных бесед, — жестко проговорил Свиридов. — Через пару минут здесь будут менты. Так что решай, кто из нас предал тебя больней… как ты говоришь. Потому что один из нас не должен оставаться в живых. Тот, кто выживет, спишет вину за перестрелку на мертвого и…

— Хватит, — перебила его Алиса. — Майор, подойдите сюда. Как вы думаете… кого мне пристрелить? — тихо и зловеще проговорила она, медленно вдавливая курок нацеленного в голову Свиридову пистолета. — Его или вас, который, кажется, собирался сгноить меня в бункере, где было обнаружено что-то очень интересное.

— Обоих, — за Шепелева ответил Владимир.

И тогда грохнул выстрел.

Но за считанные доли секунды до того, как он прозвучал, молниеносным движением Алиса перевела дуло пистолета со Свиридова на Шепелева.

Майор ФСБ беззвучно упал на землю…

— Не могу, Влодек, — тихо проговорила Алиса. — Пусть тебя убьет кто-нибудь другой. Не могу…

И она снова ушла из жизни Владимира, как он тогда думал, навсегда.

И вот теперь она стояла перед ним, а в его ушах еще отдавались негромкие и такие, казалось бы, спокойные и выдержанные слова:

— Я сохранила твою жизнь, а теперь ты помоги сохранить мне мою.

Свиридов, немного помолчав, спросил:

— Чем я могу тебе помочь?

— Поговорим позже, — сказала она. — Та-а-ак… А это, кажется, к тебе.

И она выразительно посмотрела поверх плеча Свиридова на направляющуюся к ним группу бритых граждан в сильном подпитии.

— А вон он… офффицьян-н… — протянул один из них, тыча пальцем в направлении Владимира, — а то смотрю, один там только на подпаске у наших… Че за дела?!

Это он выкрикнул уже непосредственно в лицо Свиридову, ошеломив того децибелами и винно-водочным напалмом изо рта.

Из-за спины наглеца вынырнул вездесущий Мосек, который, по всей видимости, был еще пьянее своих товарищей, и заплетающимся языком брякнул:

— А этот-то… он и раньше бере…гов не чуял… поляны не сек. Я чего-то не… допираю, братва: он что из себя корчит: метрдотеля пы…пыринца Конде?

Владимиру первый раз приходилось сталкиваться с отморозком, который мог выговорить слово «метрдотель», да еще и слышал о принце Конде. Поэтому Свиридов широко улыбнулся и проговорил:

— Одну минуту, ребята… иду.

«Ребята» переглянулись.

— В натуре… он, кажется, не понял. Ты хоть просек, с кем базаришь?

— Прекрасно вижу, — выразительно сказал Владимир, смерив красноречивым взглядом красные рожи братков.

— Не, ты не понял… ты не сюда смотри. Ты туда смотри… — И один из парней ткнул пальцем в Алису. — Ты вот сюда смотри…

— Шел бы ты, Витечка, до дому до хаты, — не выдержала та. — Мне нужно поговорить. А будешь много базарить — скину Филиппу Григорьевичу, что ты начал борзеть. Сам знаешь, что тебя быстро на ноль умножат, сявку.

Владимир едва не расхохотался, увидев, как тут же стушевался упомянутый Витя. Даже чрезмерное количество принятого героинового «винца» и самопальной водки не давало ему набраться храбрости и, выпятив грудь, молодецки гаркнуть: «Да клал я на тебя и на твоего Филиппа Григорьича, жаба!»

Зато Мосек, который, как уже было заметно многократно, за словом в карман не лез, подскочил к Владимиру и, схватив того за рукав белой рубашки, дернул так, что послышался треск рвущейся ткани, впрочем, немедленно заглушенный мосековскими обертонами:

— Да ты че, бля?! Да ты, в натуре, чисто гонишь?! Пацаны, по ходу, этот баран типа не рулит… надо его, в натуре, наказать!

Гоблинарии всех видов и мастей удивительно любят включать в свой незатейливый лексикон глагол «наказать». Вероятно, полагают, что это придает основательности и солидности их речи, однообразно испещренной всяческими «чисто», «ебть», «в натуре» и прочими «типа».

Но Мосека снова урезонили.

Подошедший охранник Алисы, не сводивший глаз со всей этой мизансцены, спокойно взял недомерка за плечи, развернул на сто восемьдесят градусов, а потом напутствовал таким пинком, что бедняга, неловко икнув, выписал в воздухе незамысловатую траекторию и только чудом разминулся с выходящей из ресторана… той самой девчонкой, что, по словам Алисы, была дочерью Кашалота.

Ее сопровождали двое парней.

Девица, ковыляя и виляя бедрами самым невероятным образом — потому как была пьяна, да еще волокла сползавшую с ноги туфлю, — приблизилась к Алисе и Владимиру и, прищурив левый глаз, почти пропела:

— А-а-а… воркуешь, Алиска? А что скажет папаша, ты не подумала… курица?

— Замолчи, жаба! — неожиданно резко прервала ее Алиса, а потом, жестом велев уже стушевавшимся браткам отойти, кивнула на Владимира и негромко произнесла:

— Вот это тот самый человек, который нам нужен.

По лицу пьяной девицы, калейдоскопически сменяя одно другим, промелькнули несколько выражений: недоумение, досада, удивление. Наконец, подозрение, быстро сменившееся все тем же презрительным недоумением.

— Вот он? — недоверчиво протянула она. — Ресторанный… служка?

— Да. А чем он тебе не подходит, Ленок? — подделавшись под вульгарный тон девчонки, насмешливо спросила Алиса.

Лена, переведя взгляд на Свиридова, захихикала, а потом, фамильярно похлопав Владимира по щеке, нараспев произнесла:

— Да… мужчинка очень даже… ничего. Милашка. Но вот только он не…

— Он не!.. — перебила ее Алиса. — Он вполне соответствует, поверь мне. И вообще, бесценная Елена Филипповна, идите лучше к вашим болванам и забавляйтесь дальше. Не мешайте.

Слово «бесценная» было произнесено особенно выразительно. Лишь через несколько дней Владимир до конца осознал, какие смысл и эмоции вкладывала Алиса в это — ключевое для всех последующих бурных и запутанных событий! — слово: «бесценная».