Карлик и Роза

Михаил Эльмот, 2001

Мрачная сказка для взрослых в духе Вильгельма Гауфа. Я благодарю Елену Сполохову, Сергея Савушкина, Анна Семёнову, Иру Ра, Андрея Фадина и всех, кто так или иначе помогал мне в работе над этой сказкой.

Он стоял над осколками разбитого стекла. Из разрезанной руки шла кровь. Он почти не чувствовал боли.

— Ты опять разбил зеркало! — слышался крик. Женский голос, визгливый, противный. Он ненавидел этот голос.

— Где ты, несносный карлик?!

Карлик. Он — карлик. Снова напомнили об этом, а так хотелось забыть. Он посмотрел на свои маленькие слабые руки, сжатые кулачки, кривые короткие ноги. Потом перевёл взгляд на зеркало в золотой раме. В зеркале зияла дыра, от которой расходились по стеклу трещины, и лица он не увидел, но знал, что его лицо уродливо. Он ненавидел своё лицо.

— Долго я буду звать, Ганс?! Тебя ждёт наказание! — надрывался голос."Заткнись, Агнета, — подумал карлик, — я уже иду".

Он спустился по мраморной лестнице с золотыми перилами, прошёл вдоль стены с висевшими на ней дорогими картинами, мимо дубовой мебели, обитых атласом кресел, бархатных штор, мраморной скульптуры, изображавшей яростного льва в момент прыжка. Наглая кричащая роскошь. Он ненавидел всё это. Он ненавидел весь этот замок.

Спустившись, карлик оказался на кухне — в царстве огня, кастрюль, сковородок, в чаду всевозможных варев. Здесь правит Агнета. Вот и она сама: пожилая ведьма с перекошенным от злости лицом стоит посреди своих владений с хлыстом в руках. Карлик покорно снял рубашку и повернулся спиной к Агнете…

…Хлыст змеёй извивался в руках ведьмы, оставляя на его голой спине кровавые полосы-укусы. Он вздрагивал от ударов."Хоть бы раз забила до смерти, — думал карлик, — одного раза вполне достаточно". Он хотел смерти уже давно, вечность, но всякий раз, когда он собирался убить себя, ему не хватало духу. Ему не хватало духу ни на что, кроме как быть безропотным рабом, и за это Ганс презирал себя."Бей сильней, Агнета, — думал карлик, — я хочу этой боли". Агнета старалась. Наконец, она устала, отпустила Ганса, и он смог, шатаясь, уйти.

Он не помнил, как всё началось, он не помнил, кем был, он помнил только тёмную вечность замка — вечность без начала и конца, и себя в этой вечности — карлика, уродца; и ещё тоску и боль.

Тоска въедалась в душу, и Ганс бродил по бесконечным комнатам, коридорам и лестницам замка, стараясь не заглядывать в зеркала, но иногда всё равно останавливался перед одним из них. Он долго смотрел на отражение, а потом терял контроль над собой и отчаянно бил зеркало (не зеркало — отражение), и тоску сменяла боль, а боль сменяла тоска, и крутилось тёмное колесо, и никогда не останавливалось. Карлик думал, что колесо это никогда не прекратит свой бег, от этого тоска становилась всё больше и нестерпимее.

А ещё карлик помнил страх. Страх приходил в виде высокого человека в черном, со злым лицом, некрасивым, но притягивающим. Он обладал тёмной силой, и цветы вяли, когда оказывались рядом с ним, а люди при его появлении замолкали и улыбки сходили с их лиц. Барон Отто фон Шварцкопф — хозяин замка и хозяин карлика Ганса.

Барон приехал вечером того же дня. Обычно он появлялся в замке только накануне полнолуния, а потом уезжал вновь. Карлику хватало этих нескольких дней, чтобы увидеть ад.

Прямо перед замком возвышалась стена густого леса. Ганс ждал барона у ворот, вглядываясь в темноту. Хозяин выехал на своем любимце — черном как смоль коне с горящими глазами и жутким оскалом зубов. Карлик с трудом отвел коня в стойло, а того, кто был связан и перекинут через седло — в подвал.

Ганс прислуживал барону за ужином, стараясь не смотреть в глаза. Карлик ждал, когда хозяин начнет шутить. Это было обычное занятие барона за столом.

— Ну, как ты тут, Ганс, без меня? Скучал? — улыбаясь, спросил барон. Карлик молчал.

— Подай-ка мне, Ганс, вон ту саблю, — приказал Шварцкопф. Карлик посмотрел на саблю, висевшую на высоте двух его ростов.

— Мне не достать её, хозяин.

— Мой глупый Ганс, — сказал барон, — видишь тот сундук в углу? Возьми его и достань саблю. Карлик попытался поднять сундук.

— Он слишком тяжелый для меня, хозяин.

— Но ты же у меня сильный, Ганс, — язвительно улыбаясь, отвечал фон Шварцкопф. Ганс с трудом взвалил сундук на спину. Свежие раны отозвались криком боли. Шаг, другой, только бы не упасть. Еще шаг, еще и еще. Дошел. Поставив сундук и взобравшись на него, карлик с трудом достал саблю и подал ее барону.

— Молодец, Ганс, — похвалил его тот, — а теперь поставь сундук на место.

— Хорошо, хозяин, — покорно произнес карлик, снова взвалил сундук на спину и пошел. Как же далеко до этого проклятого угла! Как же долго туда идти!

Ноги карлика тряслись. На пределе сил он дошел и поставил свою ношу, тяжело и шумно

дыша. Барон вертел в руках саблю.

— Пожалуй, она мне больше не нужна. Повесь ее на место, Ганс.

— Хо… хорошо… хозяин, — отозвался карлик. Он обреченно поднял сундук, шагнул раз, другой и упал. Сундук придавил его.

Барон встал над карликом, довольный, словно кот, наевшийся сметаны.

— Ладно, отдохни, бедняга Ганс, — произнес он, — а когда отдохнешь, отнеси еду нашему гостю. Ты ведь не забыл, что завтра полнолуние, Ганс?

— Нет, хозяин, — с трудом ответил карлик, будучи не в силах даже пошевелиться.

— Вот и славно, — барон повесил саблю на стену и вернулся к еде.

Вскоре карлик выполз из-под сундука. Ему еще предстояло опять поставить сундук в угол и убрать со стола. Покончив с этим, он понес миску с едой в подвал. Там, в темноте, за решеткой сидел юноша. Карлик просунул ему миску между прутьев.

— Что со мной будет? — спросил пленник. Но карлик отвернулся и молча ушел.

— Что со мной будет? — повторил вопрос юноша, когда следующей ночью Ганс повел его, скованного цепями, через лес. Карлик молчал."Об этом ты вскоре узнаешь, — думал карлик, — узнаешь и почувствуешь. Это называют страхом, страданием и смертью".

— Кто ты? — настойчиво спрашивал пленник."Кто я? — думал Ганс, — я похож на тебя. Я раб, пленник, жертва. Но сейчас жертва — ты, а я — твой палач. Ты увидишь ад, а я отведу тебя туда.

Медленно брели они в темноте. Луна поднималась над верхушками деревьев. Мертвую тишину изредка нарушали только одинокий волчий вой или хлопанье крыльев нетопыря, пролетавшего неподалеку. Наконец они остановились на небольшой поляне.

— Где мы? — спросил юноша, уже не надеясь на ответ."Алтарь Дракона и ворота в ад — так мы называем это место", — думал карлик, но не говорил ни слова.

Посреди поляны стоял широкий деревянный помост в полтора человеческих роста. Ганс сколачивал его из досок перед каждым полнолунием. По углам помоста он вбивал четыре железных штыря с огромными цепями, на концах которых были такие же штыри. Сейчас цепи свободно свисали, и Ганс должен был приковать ими руки и ноги жертвы.

Карлик прижал пленника к доскам, взял лежавший рядом молот и принялся за работу. Раз! Два! — раздались гулкие удары — карлик забивал штыри. Три! Четыре! Прижатые цепями, руки юноши безвольно повисли. Он посмотрел на Ганса тяжелым, мутным взглядом, полным такой знакомой карлику тоски и боли.

— Отпусти меня, — прошептал юноша.

Рука карлика, сжимавшая молот, задрожала. Он не мог нанести следующий удар."Что это?" — взволновался Ганс. Столько раз он уже проделывал все это; неужели его сердце не совсем еще зачерствело? Карлик смотрел на человека, которого он привел на смерть. Юноша был красив, у него было прекрасно сложенное тело. И душа его была прекрасна и чиста — Ганс в этом не сомневался, ведь Шварцкопф старался брать именно таких.

Когда-то давно, в самом начале темной вечности (хотя, как у вечности могло быть начало — карлик сам этого уже не понимал) барон рассказал ему о силе.

— Силу я получаю, принося жертву на Алтарь Дракона каждое полнолуние, ровно в полночь — говорил барон, — Драгоценная сила, дающая власть! Чем чище душа принесенного в жертву, тем больше силы дается мне. Это может быть юноша, лучше девушка, а лучше всего чистая невинная душа ребёнка. Но только не младенца! Когда я вижу дитя, лежащее в люльке, я не могу знать, кем оно станет — праведником или бандитом. Нет, мне нужен ребёнок настолько взрослый, чтоб можно было понять наверняка — его сердце останется чистым несмотря на все соблазны и грязь этого мира. Погубить такую душу для меня — особенное блаженство, и от этого я получаю огромное количество силы! Вот только трудно сейчас найти подобную жертву. Почти у всех людей души с какими-то червоточинами. Либо вовсе грязные. А от грязных мало проку. Вот от твоей, Ганс, вообще бы не было никакого.

— Вы — зверь, — сказал тогда ему карлик и услышал в ответ жуткий, леденящий кровь смех.

— Да, Ганс, — смеясь, говорил барон, — я зверь. А ты, Ганс, ты — мой зверёныш.

Карлик всегда выполнял волю хозяина, всегда — в своей вечности, и сейчас он должен был закончить начатое, но не мог. Забытое уже давно чувство жалости к другому, как иголка, больно кольнуло его в сердце, и этой боли он не хотел. Карлик рассвирепел. Он не может закончить работу?! Так он знает, что надо делать!"Ты так прекрасен, — со злостью подумал карлик, — а я — урод. Я ненавижу твою красоту. Ты имеешь всё, чего нет у меня — и потому ты должен умереть! Вот так!"И он крепко сжал молот. Пять! Шесть! Семь! Восемь! — раздавались яростные удары. Вот и всё, руки и ноги пленника прикованы, теперь осталось только дождаться хозяина.

Карлик положил молот и сел около помоста. Близилась полночь. Луна поднялась уже высоко, в её свете лес был красив мрачной красотой. В глубине леса вдруг показался маленький красный огонёк, рядом с которым Ганс увидел два чёрных силуэта. Они приближались к карлику. Это были фон Шварцкопф и Агнета. Отблески красного огня горели в их глазах. В руках у барона был факел.

— Славно, Ганс, — сказал фон Шварцкопф, подойдя к карлику. Факел осветил поляну.

Показалась нарисованная на земле огромная пентаграмма, по углам которой стояли черные свечи высотой в половину человеческих роста. Помост — жертвенник стоял внутри пентаграммы, между центром и одним из ее углов.

Барон стал поочередно зажигать свечи. Когда над каждой из них появился ровный огонек, барон встал перед пентаграммой, взглянул на луну, на пленника и начал медленно, нараспев, произносить слова на непонятном языке. Агнета и Ганс стояли неподалеку и напряженно ждали. Фон Шварцкопф продолжал говорить. Резкий порыв ветра всколыхнул пламя свечей. Голос барона стал страстным, слова — жёсткими и отрывистыми. Послышался странный гул. Он шёл из-под земли. Гул становился всё громче и сильнее, налетали сильные порывы ветра. Фон Шварцкопф раскинул руки, запрокинул голову к небу и исступленно кричал одно и то же.

"Сейчас", — подумал карлик, глядя в центр пентаграммы. В земле появилось отверстие, которое быстро расширилось и остановилось, достигнув границ пятиугольника. Гул стал нестерпимо громким, в нём можно было различить звуки, похожие на рычание и вопли. Внезапно из отверстия рванулось нечто — громадный дракон серо-зелёного цвета, хвост которого терялся в бездне. Чудовище вонзило челюсти в тело юноши, сорвало его с плиты и исчезло с ним в бездне. Жертва была принесена.

Барон всё стоял, раскинув руки. Карлик подошёл к краю отверстия и посмотрел в него, но не увидел ничего, кроме грязно-жёлтой лужи с мерцающими то здесь, то там красноватыми вспышками. Отверстие уменьшалось в диаметре, пока не закрылось совсем. На его месте оказалась всё та же нетронутая земля, как будто и не было ничего. Свечи погасли. Пора было возвращаться в замок.

***

Впервые карлик увидел Матильду в гостиной. Она ужинала с бароном. Матильда была прекрасна — так показалось карлику.

В тот раз барон приехал задолго до дня наступления полнолуния, чем очень удивил Ганса. Карлик не ожидал барона так скоро и не смог встретить его, как обычно, у ворот. Тем более было удивительно, что приехавшая с бароном девушка не была отправлена в подвал, а сидела за одним столом с фон Шварцкопфом, как гостья.

Карлик удивленно смотрел на них — такого ему здесь видеть не приходилось. Фон Шварцкопф светился от счастья. Матильда была очаровательной девушкой в простом красном платье. Она показалась карлику живым и ярким цветком, вдруг выросшим неизвестно как среди мертвенной пустоты и грязи замка (конечно, замок нельзя было назвать ни пустым, ни грязным, но карлик так чувствовал, а не видел его).

— Поприветствуй нашу гостью, Ганс, — сказал барон. Карлик поклонился.

Ганс стал, как всегда прислуживать, а Матильда и фон Шварцкопф продолжили беседу. Карлик почти не слушал их, занятый собственными переживаниями, однако отметил, что Матильда, хотя и выглядит как простая деревенская девушка, но держится с бароном на равных и ведёт себя как настоящая светская дама. Вдруг что-то пискнуло в углу.

— Ганс! — радостно воскликнул фон Шварцкопф, — здесь мыши! Ну-ка, покажи нам, на что ты способен! — эта шутка была у барона одной из любимых. Карлик знал, чего ждет от него хозяин. Он встал на четвереньки и, вытянув дугой спину, начал ходить вокруг стола. Матильда нахмурилась.

— Что это значит? — спросила она.

— Ну же, мой котик! — с азартом требовал барон. Ганс замяукал. — Так, — воскликнул барон, — давай, Ганс! — Отчаянно мяукнув, Ганс прыгнул в угол и тут же вернулся к столу. С мышью в зубах. Матильда бросила вилку.

— Какая гадость! — сказала она. Улыбка сошла с лица барона.

— Я, кажется, увлекся, — сказал он. — Простите меня, Матильда, я не хотел Вас обидеть.

— Вы обидели его, — ответила девушка.

— Ну что Вы, право, — широко улыбнулся барон. — Это всего лишь шутка! Мы часто так шутим. И Ганс нисколько не в обиде. Ведь так, Ганс? — Карлик кивнул головой, заодно тряхнув хвостом всё ещё зажатой в зубах мыши. Матильда встала из-за стола.

— Простите, барон, — сказала она. — Я хочу уйти. Вы обещали показать мне мою комнату.

— О, конечно, конечно, — засуетился фон Шварцкопф.

Вместе они вышли из гостиной. Ганс выплюнул мышь. Ему хотелось плакать.

Вскоре у карлика с бароном состоялся разговор.

— Как тебе она, Ганс? — восхищенно спрашивал фон Шварцкопф. — Это редкая душа, поверь мне. Даже тебя пожалела, подумать только! Эта девушка — поистине большая удача для меня. Она стоит того комфорта, с которым будет жить здесь, до срока, конечно.

— Она — жертва? — спросил карлик.

— Ну естественно, мой недалекий Ганс! Но не просто жертва, а одна из лучших моих жертв! Вот так, Ганс, — барон повернулся и пошел прочь, напевая какой-то марш. Вдруг он обернулся к карлику. — Я устраиваю бал для высшего света. Она там будет. И знаешь, Ганс, — барон усмехнулся, — если хочешь, ты тоже можешь там быть.

Конец ознакомительного фрагмента.