Чай вдвоём в Литературной газете

Михаил Юрьевич Коломенский, 2021

Сборник маленьких рассказов-диалогов, которые в 1999-2000 годах еженедельно печатала существовавшая тогда Южная версия «Литературной газеты». Их герои, обычные люди, искренне старались понять происходящее в стране – и примириться с ним. Результаты их напряжённых умственных усилий, часто неожиданные, но всегда безукоризненно логичные, способны и сегодня помочь тем, кто ищет ответа на животрепещущие вопросы. Не утратило актуальности, например, решение по выборам: за кого голосовать надо умом, за кого сердцем, за кого печёнкой, желудком и иными органами, а за кого и сапогами (догадайтесь) – имена, слава богу, спустя двадцать лет всё те же. Ещё одним достоинством этой книжки является то, что она – историческая. В ней ничего не придумано. Всё, о чём в ней говорится, – всё так и было.

Рубеж эпох

«Литературная газета. Юг России» 22.12.1999

— Ну, вот, — сказал Виктор Петрович. — Вот мы и дожили.

— Да, — сказал я. — А собственно, до чего?

— Как до чего? До двадцать первого века.

— Ещё год доживать, — уточнил я с удовольствием. С некоторых пор я перестал приветствовать быстрый ход времён.

— Какой ещё год?.. Всё! Уже!..

— Ошибаешься, — сказал я. — В новом году мы продолжим жить в старом веке.

Виктор Петрович вскочил.

Стало очевидно, что придётся объяснять. Я сел поудобней.

— Давай посчитаем. Вот наступает две тысячи первый год…

— Двухтысячный, — перебил Виктор Петрович.

— Ладно. Двухтысячный. Но после него — какой?

— Две тысячи первый.

— И вот он наступает. Две тысячи первый, десять тысяч первый, сколько угодно первый — если он первый, то, значит, он первый?

— Ну безусловно! — сказал Виктор Петрович.

— Значит, две тысячи первый год — это первый год нового века, так?

— Ну так, так!

— А двухтысячный — это тогда какой?

Виктор Петрович задумался.

Я развивал успех:

— Ты полагаешь, 1999-й — это последний год…

— Это факт! — вскричал Виктор Петрович.

— Но если он последний, а 2001-й — первый, то 2000-й — это какой?

Виктор Петрович засунул руки в карманы и заходил по комнате.

— Промежуточный, — сказал он наконец. — Или никакой.

— Но так не бывает, — я настойчиво вёл его к правильному результату.

— Не бывает.

— Тогда, значит, что?

— Подожди, — он остановился. — 1999-й — это последний год старого века. А 2000-й — это начало нового! Это его первый год!

— А 2001-й — это второй?

Виктор Петрович опять подумал.

— Ну, да. Первый — это второй. Хотя нет. Тут что-то не так. А! Я понял. 2000-й год — это год нулевой! Ясно? Не никакой, а нулевой. Это даже астрономически более научно.

К этому я готов не был. Действительно: если принять 2000-й год за нулевой… а он нулевой и есть… аж целых три нуля… Но тут меня осенило.

— То есть этого года нет?

— Почему?

— Ну, если это ноль.

— Нет, он есть… но не считается.

Я торжествующе встал:

— Год может считаться за два! Но не считаться совсем он не может!

— Но если он нулевой?..

— В таком случае он не войдёт тебе в стаж для пенсии — это раз…

— Достаточно, — Виктор Петрович опять начал ходить. — Значит, 2001-й — это первый…

Я успокоенно сел.

— Да.

— 99-й — это последний…

— Нет!

— Ну, как это «нет»?..

— В том-то и дело! Он предпоследний! А последний — 2000-й!

— Чушь! Чушь говоришь! — когда Виктор Петрович волновался, он прибегал к литературным выражениям. — 2000-й не может быть последним!

— Почему?

— Потому, что он первый! Это уже новый век! Мы сейчас переходим рубеж эпох!

— Переходим! Но не сейчас!

— А когда?

— Через год!

— Нет! — отрезал Виктор Петрович и сел.

Мы замолчали. Потом я прервал молчание.

— Почему ты не хочешь, чтобы рубеж эпох был через год? — спросил я миролюбиво.

— Потому, что он сейчас.

Я вздохнул поглубже.

— Согласись, — сказал я, — что 2000-й — это последний…

— Да как это может быть?..

— Ради бога! — взмолился я. — Ну, почему? ты! не хочешь! признать! 2001-й — первым?..

Виктор Петрович неподвижно сидел на табуретке. С неожиданной тоской он глянул мне в глаза.

— 2001-й — признаю… Но что делать с 2000-м?

— Встретить! Прожить! И всё!

— И не считать его новым веком?

— Конечно, нет!

Помолчали ещё. Я уже хотел предложить ему чаю, но Виктор Петрович вдруг встал.

— Так, — сказал он и одёрнул на себе одежду. — 2001-й — это первый. Согласен. Но 2000-й — это начало нового века. Понял? А 99-й — это последний. Понял? И рубеж — будет сейчас!

— Но так же не может быть!.. — я не выдержал, вскочил, даже подпрыгнул.

— Всё равно все думают так, как я, — сказал Виктор Петрович, уже без всякой тоски глядя на меня в упор.

Против этого мне возразить было нечего. Тут он был прав.