Заметки 2, Китайские Стихи Японских Поэтов

Мицунари Ганзицу (2023)

Вторая часть эссе «Заметки» посвящена переводам японской поэзии канси. Автор вместе с читателями воссоздаёт атмосферу создания трёх императорских антологий «Рёунсю», «Бункасюрэйсю» и «Кокинвакасю», мало известных в русских переводах. Любителей древней японской и китайской поэзии ждёт увлекательное историческое и поэтическое расследование тайн и загадок более 70 оригиналов и прочтений произведений мастеров слова и малоизвестных авторов, некоторые стихи переведены на русский язык впервые.

Инцидент Кусуко

А время между тем все ближе подходит к часу Х, но будущие участники, которые будут вовлечены, чаще помимо своей воли, в молниеносную череду судьбоносных событий, те же самые, которые позже будут включены или не включены в число авторов в антологии канси, пока ещё не знают об этом.

В 809 году здоровье императора Хэйдзэя вновь серьезно ухудшилось.

Хотя и нет достоверных данных, было ли это новое заболевание или рецидив прежней болезни, которая его настигла в 794 году, а некоторые поговаривали, что это и вовсе предлог, используемый для каких-то определенных целей, а именно избежать мести «гневных» — горё, «мстительных» — онрё и «злых» духов акурё. Но как бы то ни было, Хэйдзэй отрекается в пользу своего брата, Ками-но синно, который всходит на престол уже как император Сага. Вот здесь и хотелось бы поставить точку в предыстории и перейти непосредственно к прочтению подстрочников поэзии канси. Тем более что именно в 809 году Рё-дзо назначается главой Гагакурё, как сказано, «за особые таланты и достижения в музыке и танцах, литературе и каллиграфии», и это обещало спокойную творческую атмосферу на ближайшие годы, что позволило бы ему проявить свои таланты во всем их разнообразии.

Но что-то пошло не так, а именно произошел «инцидент с отставным императором Хэйдзэй», или, как называли это событие раньше, инцидент Кусуко.

После отречения экс-император вместе со своими приближенными, состоявшими у него в свите, со всеми женами и наложницами переехал обратно в Нару — то есть туда, откуда его отец, покойный император Камму, так стремился вырваться, по большей части, из-под власти буддийских монастырей.

Экс-императору Хэйдзэю тридцать семь лет, он считает, что младший брат, которому только исполнилось двадцать четыре года, будет воспринимать его как своего наставника и прислушиваться к его советам и пожеланиям. В то время как сам император в отставке, почти не осознавая этого, считал своими желаниями те, которые были вложены ему в голову наиси-но ками (главной распорядительницей) его Внутренних покоев, дочерью застреленного архитектора Нагаока-кё и матерью одной из его наложниц. Точно так же, как и ранее, так и в этом случае отставной император снова стал вольным или невольным соучастником политической борьбы представителей клана Фудзивара за власть.

Влияние Фудзивара Кусуко и его брата Наканари на Хэйдзэя может быть продиктовано не только «любовью всей его жизни», которая чуть не стоила ему жизни на самом деле, но и манипуляцией чувством вины, апеллированием к тому факту, что в результате смерти их отца именно Хэйдзэй получил возможность стать наследным принцем, впоследствии — императором, поэтому отдавать власть, за которую заплатил жизнью их отец, в руки младшего брата — не только расточительно, но и неблагодарно. Но это, конечно, просто один из возможных вариантов психологического давления, которое было оказано на Хэйдзэя, помимо множества других механизмов воздействия. Потому что ничем другим его последующие действия невозможно объяснить, как только нахождением в невменяемом состоянии. Хотя на самом деле «любовная составляющая» могла быть не самой существенной в этой ситуации банального конфликта власти и управления. Ведь ранее императоры на покое, ушедшие в отставку, имели право продолжать принимать участие в политической жизни страны и даже иметь некое подобие собственного двора с частью служб и управ; части использовали одни и те же, что и правящий император.

Только при отставке Хэйдзэя был практически сформирован второй императорский двор, но уже не в Хэйан-кё, а в Хэйдзё-кё. Побудило Хэйдзэя создать конкурирующий двор с двором действующего императора решение Саги внести изменения в региональную инспекционную систему, детище Хэйдзэя, то есть политический конфликт не во время передачи власти, а в момент начала ведения самостоятельной политики новым правителем.

Причиной острой фазы конфликта осенью 810 года между братьями (правящим императором и императором в отставке) послужило распоряжение Хэйдзэя, обращенное к Саге, о возвращении столицы из Хэйан-кё обратно в Хэйдзё-кё, то есть в Нару.

Фактологическое изложение этого инцидента есть во всех публикациях, посвященных периоду Хэйан, поэтому не стану подробно пересказывать. Для меня важно, в первую очередь, как эмоционально восприняли это событие многочисленные участники. Но, видно, младший брат знал характер старшего даже лучше его самого.

В результате он, Сага, сын императора Камму, недрогнувшей рукой казнит детей Танэцугу без всякой оглядки на заслуги их отца перед своим отцом. Император Сага лишил статуса наследного принца сына Хэйдзэя и назначил Отомо-синно (будущий император Дзюнна) — их общего с Хэйдзэем сводного брата, ведь все они сыновья императора Камму.

То есть по факту он создает ситуацию, когда права на наследование у всех не просто равные, а равные вне зависимости от влияния клана Фудзивара, то есть, исходя из логики действий правителя в подобных ситуациях, ему необходимо минимизировать влияние ближайших родственников на проводимую им политику. Но это не означает, что императору Саге не нужна поддержка аристократических семей, ведь инцидент практически чуть не расколол на две противоборствующие стороны все аристократические семьи. Причем не только между, но и внутри самих семей. Так, Фудзивара Фуюцугу, второй сводный по матери старший брат Рё-дзо, в момент событий занимал должность главы Императорского архива, а первый сводный брат Манацу (по настоянию отца Фудзивара Утимаро) состоял в свите отставного императора Хэйдзэя и до конца событий оставался с ним в Хэйдзё-кё и вполне обоснованно опасался того, что может быть обвинен в нелояльности правящему императору. Иными словами, в отличие от «китайского» варианта, когда при отстранении родственников от правления возвышался «сторонний» наемный чиновник, в данном случае были отодвинуты от рычагов управления, до которых можно было бы дотянуться, все ближайшие родственники и чуть-чуть приближены дальние, которые конкурировали за вступление в ближний круг императорской семьи, тем самым создавая аналог «системы сдержек и противовесов».

В такой же ситуации оказались практически все приближенные двора отставного императора, которые и не планировали участвовать в противостоянии между Хэйан-кё и Хэйдзё-кё.

Примечательна на этом фоне история потомка одного из древних аристократических родов, Каминоцукено Каэхито, состоявшего в свите Хэйдзэя, который был в составе одного из посольств Японии в Китае (вернулось посольство в 804 году) в качестве переводчика, так как служил в Палате по делам посольств и монастырей (Гэмбарё). Хотя, по воспоминаниям некоторых современников, владел только письменным переводом, то есть сопровождение встреч и синхронный перевод точно не были его сильными сторонами.

После разделения дворов продолжил службу в Гэмбарё уже в Хэйдзё-кё. Узнав об обострении противостояния вплоть до вооруженного мятежа, воспользовался первым удобным случаем и бежал из Нары в Хэйан, к императору Саге, практически первым сообщив о происходящих событиях, за что впоследствии был повышен в ранге и должности, получил обширные земельный участки, а также включен в состав авторов императорской антологии канси «Рёунсю».

Из интересного, говоря о политическом в составе «Рёунсю», а не только поэтическом, нельзя не обратить внимание на исследование Алексея Степановича Родина именно в такой траектории — от политики к поэтике или наоборот. Политической предпосылкой составления антологии «Кайфусо», по мнению Родина, и в этом я с ним (и с Мещеряковым, разумеется) согласен, является Смута года Дзинсин (672 г.), и ни одному автору «Рёунсю» не уйти от вопроса: «А где вы были в дни инцидента Кусуко?»

Вот как раз стих антологии «Рёунсю» под номером пятьдесят пять передает все тонкости переживания Каминоцукено-но Каэхито в связи с ответом на этот вопрос. Инцидент он пережил и довольно успешно воспользовался предоставленной возможностью поменять двор Хэйдзэя на двор Саги. Правда, закончил он все равно плохо: в конце жизни спился, что для меня почему-то неудивительно. То есть в инцидент Кусуко Каминоцукено Каэхито попал в возрасте сорока четырех лет, когда уже считаешь себя состоявшимся и в профессии, и в жизни, но не тут-то было: жизнь проверяет тебя на прочность до последнего, ведь изначально он добросовестно и добровольно нес службу при дворе отставного императора и думать не думал выбирать чью-либо сторону между двух братьев.

В начале работы с авторами «Рёунсю» хотел проигнорировать это произведение, но после 24 июня поменял к нему свое отношение. По двум причинам: первая — к такому жизнь Каэхито точно не готовила, хотя история знает немало примеров возвращения на престол бывших правителей, пример его выбора, возможно, будет кому-то и полезен; вторая — для этого произведения точно отсутствует китайский образец для подражания, с которого можно было бы «списать» сюжет.

В этом стихе возможны два прочтения: одно более официальное, там он описывает, что получил в результате службы при дворе императора Хэйдзэя и, если так можно сказать, моральное обоснование своим действиям:

春日歸田直疏 — Весенним днем, «возвращая поле», написал докладную записку.

Если считать «возвращая поле» служебной формулой, которая означает «уход в отставку», то учитывая, что в дальнейшем Каминоцукено Каэхито продолжил службу при дворе императора Саги, то, скорее всего, идет речь об отставке со службы при дворе императора в отставке Хэйдзэя (тавтология какая-то получается, но пока оставлю так, пусть разберутся более профессионально подготовленные, если захотят).

Второе прочтение, о котором говорил вам, уважаемые любознательные читатели, скорее всего, просто мой «вольный перевод по мотивам». Могло ли быть у этого стиха ещё одно прочтение, то самое, «между строк»? Все может быть, что и могло, для этого только надо будет уточнить, когда у 花 «цветка» появилось значение «рана»? Возможно, когда-нибудь филологи дадут ответ на этот вопрос, а сейчас можете просто сравнить два варианта «считывания информации» по контексту — вполне может быть, что его докладную записку могли услышать и таким образом:

Только закончилась моя придворная служба,

Вернулся обратно, найдя лазейку в воротах,

В сад, заросший, проник, окруженный стенами,

Поранился, бамбуковый частокол миновав в одиночку,

Безоружным добирался, голодая, до места,

Головою поникнув, от солнца теряя сознание…

Жизнь во времена перемен — бедствию подобна,

Где доведется встретить тепло милости высочайшей?

Известно, что в этот драматический момент к разрешению конфликта между братьями был привлечен, наряду с другими влиятельными чиновниками и военачальниками (знаменитый зять Фудзивара Утимаро — Саканоуэ Тамурамаро — усмиритель айнов), Кая-но Тоётоси, когда-то он был наставником экс-императора, в бытность его наследным принцем Атэ, мнением которого дорожили оба брата. Но, возможно, не надеясь на силу одних только разговоров, действующий император без всякого промедления поднял императорскую гвардию и перекрыл все заставы вокруг Хэйдзё-кё, дабы в корне пресечь любую попытку получить военную поддержку двора бывшего императора. Если так посмотреть, то Фудзивара Утимаро, расставив своих сыновей Манацу и Фуюцугу в правительственные учреждения к Хэйдзэю и Саге, внимательно выжидал, чью сторону будет занять наиболее выгодно; победила решительность и молодость.

Все произошедшее оставило достаточно заметный след в умах и сердцах всех участников, причем урок был усвоен на целых тридцать лет: до кончины императора Ниммё, племянника императора Саги, сына его брата, следующего, пятьдесят третьего императора Дзюнны, а пока ещё наследного принца Отомо, никаких споров о власти между братьями и кланом Фудзивара не будет. Все начнется позже, и будет это совсем другая история.

А что же наш главный герой, который как будто бы потерялся на фоне столкновений интересов первых лиц, облеченных большими властными полномочиями? Нет, нисколько не потерялся, а даже наоборот. Напомню, что в четвертом лунном месяце 809 года он дослужился до младшего помощника начальника стражи Правой личной охраны императора, а уже к концу года становится младшим военачальником Правой личной охраны императора Саги. В инциденте Кусуко Рё-сёсё без колебаний обеспечивал безопасность правящего императора, своего младшего сводного брата, от возможных провокаций со стороны старшего.

В следующем, 811 году, Рё-сёсё становится главным архивариусом Императорского архива и по совместительству занимает позицию сасёбэна (младший ревизор Левой ревизионной канцелярии), а сам Фуюцугу занимает позицию санги — придворного советника.

Примечательно, что старший брат Фуюцугу Манацу не подвергнут никаким взысканиям, но и не продвинут по службе, наказан тем, что не поощрен. Во главе Императорского архива, ответственного за «правильное сохранение» информации о событии, произошедшем с отставным императором, последовательно находились сначала представитель Северной ветви (дома) клана Фудзивара, а потом главным архивариусом стал тот, кто был связан единокровными узами с императорским домом и был единоутробным братом представителю Северного дома, так что «разночтений» в оценке событий быть не могло: «Хэйдзэй обманут коварными братом и сестрой, представителями Церемониальной ветви клана — Сиккикэ».

В результате инцидента Кусуко Северная ветвь получает практически абсолютное главенство среди всех остальных домов клана Фудзивара (Столичная ветвь — Кёкэ — никогда не процветала, а Южный дом продержался только два года после Смуты Дзинсин и практически угас к 764 году).

А 811 год интересен ещё и тем, что впервые за три года с момента возвращения из Китая ко двору призван монах Кукай. Возможно, что именно тогда и могло произойти первое знакомство Рё-сёсё и будущего Кобо Дайси. Во многих исследованиях их потом назовут друзьями, но это то же самое, что если всех авторов императорских антологий канси, например, назвать друзьями или родственниками. Это заявление не будет ложью, но и не будет являться действительно истинным.

Одно точно — у них будут общие интересы и даже некоторые общие цели, но у меня складывается впечатление, что их взаимодействие все-таки ближе к взаимовыгодному сотрудничеству, чем к дружбе. Или, возможно, я неоправданно серьезно отношусь к различиям в этих двух формах общения.

В 813 году Рё-сёсё назначается губернатором провинции Тадзима, и хотя чаще всего эти назначения были довольно формальными и лишь для статуса, он относился к ним со всей ответственностью и всячески заботился об улучшении методов ведения сельскохозяйственных работ не только в подведомственных, но и в других провинциях, тем самым показывая личный пример, как следует поступать другим «инспекторам провинций». Учитывая, что некоторые из них вообще не знали, где находится инспектируемая земля. В результате Рё-сёсё неоднократно переназначается губернатором не только Тадзимы, Танго, но и таких неспокойных провинций, как Муцу и Дэва. Карьера его медленно, но верно идет вверх, успехи присутствуют не только в делах, но и в семейной жизни — в 814 году рождается второй сын, которого позже в «Ямато-моногатари» так же, как и когда-то отца, назовут Рё-сёсё. Но это мы слишком далеко забежали вперед. А пока, ещё в 814 году, Рё-сёсё дважды повышался до начальника стражи — сначала дворцовой, а затем привратной, поэтому теперь мы можем к нему обращаться Рё-ками.

Но, пожалуй, все же более значимым событием не только культурной жизни того времени, но и в личном послужном списке Рё-ками стало завершение создания по приказу императора Саги первого сборника китайской поэзии канси, получившего название «Рёунсю», в которую были включены и два стиха Рё-ками.

Небольшое научное, а не лирическое, отступление. С интересом познакомился с работой соискателя ученой степени доктора философии Высшей школы искусств и наук Колумбийского университета Кристофера Л. Ривза, написанной в 2018 году под названием «О поэзии, покровительстве и политике: от Саги до Митидзанэ, китайская поэзия при дворе раннего Хэйан». Полагаю, что за это время степень доктора философии соискателем уже давно получена. Так вот, на странице сто восемьдесят пятой, в первом абзаце обсуждаемой работы, автор Кристофер Л. Ривз, когда пишет о «Рёунсю», отмечает (работа доступна только в английском оригинале, поэтому перевод мой): «К сожалению, неизвестно, в какой день или даже в каком месяце „Рёунсю“ было представлено императору». Что на это могу сказать… С пониманием отношусь к проблемам докторов философии Высшей школы искусств и наук Колумбийского университета, которые не могут располагать полной исторической картиной событий. Попробую ответить на вопрос доктора философских наук Кристофера Л. Ривза.

Так как нам известны даты карьерных назначений Рё-ками, мы можем приблизительно ориентироваться в дате «написания и опубликования» не только произведения, но и самого сборника. Известно, что господину Рё в 814 году в седьмой день первого лунного месяца присвоен четвертый младший ранг, младшая степень (従四位下), в двадцать третий день пятого лунного месяца он назначен начальником стражи Левой дворцовой охраны Сахё-но ками Хёэфу (左兵衛督), в двадцать седьмой день восьмого лунного месяца переведен на должность начальника стражи Левой привратной охраны Эмонфу (左衛門督), что выглядит как ротация кадров, но, учитывая, что он служил практически во всех военных ведомствах, то, скорее, направлен на усиление.

В, так скажем, «примечании к оглавлению» сборника к стихам 49 и 50 значится: 左兵衛督從四位下兼行但馬守 二首, то есть «начальник стражи Левой дворцовой охраны (Сахё-но ками Хёэфу), четвертый младший ранг, младшая степень, инспектор (губернатор) Тадзима, два стиха».

В результате получаем: антология вышла в свет не ранее 23 мая и не позднее 27 августа 814 года. Если бы я был императором Сага, то выбрал бы дату седьмой день седьмого лунного месяца, тут и думать нечего — конечно, уважаемые читатели, и простые, и любознательные, это добрая шутка.

В принципе, более точную дату «публикации» антологии можно было вычислить на основе данных послужного списка любого из придворных поэтов, но мне было важно знать, в каком именно чине, звании и в какой именно управе из шести служб сторожевой охраны «находился при исполнении» Рё-ками в то время, когда его включили в число двадцати трех избранных авторов «Рёунсю». Но уточнениями деталей пусть занимаются профессора истории, думаю, что теперь они смогут ответить на волновавший их вопрос.

Составителями собрания канси выступили Сугавара-но Киётомо (прадед того самого Сугавара-но Митидзанэ) и Оно-но Минэмори (прадед той самой Оно-но Комати). Самим составителям исполнилось на момент завершения работы над этой первой антологией соответственно сорок четыре года и тридцать шесть лет.

Вот приблизительно с такими общими представлениями об основных авторах первой императорской антологии канси и началось мое «прочтение заново» китайских стихов японских поэтов, написанных до 814 года включительно.