Постельная дипломатия

Мишель Селмер, 2013

Ровене приходится смириться с ролью пленницы собственного властного отца-сенатора, который не дает ей и шагу ступить без разрешения. Ее заключение в золотой клетке заканчивается, когда к сенатору приезжает красивый и обаятельный английский граф. То, что начинается как несерьезная интрижка, заканчивается свободой жить и любить.

Глава 2

После долгого дня многообещающей совместной работы с сенатором и ужина с ним и несколькими друзьями Колин нашел тихий темный уголок у бассейна, чтобы отдохнуть. Из особняка его не было видно. Только здесь Колин чувствовал себя в одиночестве. А это было ему необходимо. Вытянувшись на шезлонге, он смотрел в ясное небо, полное звезд, и потягивал лучший виски сенатора.

Зазвонил телефон, и, к своему удивлению, он увидел на дисплее номер своей сестры. В Лондоне было 5.30 утра.

— Ты рано проснулась, — сказал он вместо приветствия.

— У мамы тяжелая ночь, — ответила она, — так что я не спала, смотрела телевизор. Вот и решила проверить, как ты там.

— М-м-м… Интересно.

Он рассказал сестре про предупреждение сенатора, и сначала она решила, что Колин шутит.

— Чистая правда! — поклялся он.

— Ее отец действительно сказал, что она под запретом?

— Именно так и сказал.

— Невероятная бестактность!

— Очевидно, у меня есть определенная репутация.

Колин не мог не признать, что огненно-рыжие волосы Ровены и ее выразительные изумрудные глаза в других обстоятельствах вызвали бы у него интерес. И немалый. Но он вполне мог держать себя в руках при красивой женщине.

— Может, тебе стоит вернуться домой, — сказала Мэтти.

Она имела в виду Лондон. Однако, хотя Колин почти весь период восстановления провел там, это место было для него домом не больше, чем в детстве. Его домом была частная школа-интернат, а затем та страна, в которой располагался его полк.

— Ты столько пережил, и раны все еще заживают, — настаивала Матильда.

Старше на двенадцать лет, она всегда была ему больше матерью, чем сестрой. И еще больше после аварии.

Конечно, ему повезло выжить, но не стоило зацикливаться на прошлом. Самые страшные раны затянулись, и ему нужно продолжать жить. Разумеется, забыть все полностью невозможно, да Колин и не хотел бы этого. Он гордился службой и честью защищать свою страну. В глубине души он навсегда останется воином.

— Знаю, ты делаешь это ради семьи, — продолжила Матильда, — но политика? Колин, это… недостойно тебя.

К сожалению, Матильда, которая большую часть жизни провела вдали от королевской семьи и в изоляции от реальности, не могла в полной мере понять необходимость договора.

— Я должен это сделать. В личную жизнь нашей семьи столько раз вторгались, столько вреда наносили нашей репутации. Это должно прекратиться. И для этого нужен договор.

— Я просто за тебя волнуюсь, — вздохнула сестра. — Тебе не холодно?

Колин рассмеялся.

— Я же в Южной Калифорнии. Тут не бывает холодно. — В отличие от Вашингтона, где он остановился ненадолго перед перелетом на Западное побережье. Там жестокий ветер и температура ниже нуля терзали его кости, напоминая болью и судорогами, что пройдет немало времени, прежде чем он полностью восстановится.

Они поболтали еще несколько минут, а потом Матильда начала зевать.

— Попытайся еще немного поспать, — посоветовал он.

— А ты обещай, что будешь осторожен.

— Обещаю. Люблю тебя, Мэтти. Передай горячий привет маме.

— Я тоже тебя люблю.

Колин убрал телефон в карман и закрыл глаза, мысленно перебирая все, что они сделали за день, и сколько работы еще осталось. Сенатор ко всему подходил тщательно и настаивал на том, чтобы они разобрали договор до последней запятой. А потом его так же тщательно будут проверять в Британии, прежде чем принять решение.

Кажется, он задремал, потому что проснулся от громкого всплеска. Вскинувшись в шезлонге, Колин отчаянно заморгал, секунду не понимая, где он. Он успел пожить в стольких местах, что все они сливались у него в голове.

Ах да. Поместье сенатора. Бассейн.

Он заметил движение в воде на дальнем конце бассейна. Подсвеченная лампами на дне, воду рассекала неясная фигура. Когда она приблизилась, Колин узнал уже виденный уникальный оттенок рыжих волос.

Ровена нырнула и поднялась на поверхность на другом конце бассейна, совсем рядом с шезлонгом Колина. Перевернувшись, она оттолкнулась от бортика, рассекая воду. Колин смотрел, завороженный грациозными движениями ее тела, умелыми ровными взмахами рук, тем, как стремительно она пересекала бассейн из стороны в сторону. Через некоторое время она наконец остановилась на дальнем конце, устало цепляясь за край и переводя дыхание. Но всего через минуту она снова принялась плавать.

Наблюдая за ней, Колин наконец задумался о том, что его появление может быть неправильно понято сенатором. Чем больше он об этом размышлял, тем более неприличным казалось его присутствие. Можно было бы попытаться незаметно уйти, но если кто-то его увидит, то это только усилит впечатление, что ему есть что скрывать. Надо было уходить, как только Ровена нырнула в бассейн, а так Колин оказался в тупике. Разумнее всего было бы, наверное, дать о себе знать, а потом удалиться.

Все еще кипящая после выволочки, полученной сегодня от отца перед всем ее персоналом за то, что она потратила на тридцать долларов больше на краски и кисти, Ровена загоняла себя в бассейне, пытаясь выплеснуть раздражение. Руки и ноги уже казались резиновыми, а плечи ныли. Она не пила уже три года, два месяца и шесть дней, а сенатор все равно ждал, когда она оступится. И хотя Ровена не отрицала, что совершила много ошибок, она уже давно за них расплатилась. Она делала все, что требовал от нее отец, но этого всегда было недостаточно. Она всегда будет черной овцой, будет пытаться ему угодить, но так и не сумеет.

Трудно произвести впечатление на человека, который этого не хочет.

К концу заплыва она настолько вымоталась, что едва сумела выбраться из воды.

— Вот это нагрузка, — раздался из темноты позади нее незнакомый зловещий голос.

Она испуганно обернулась, но увидела только тень большой и угрожающей фигуры. Сердце замерло, а потом забилось втрое быстрее, по телу пробежала волна адреналина: Ровена сразу подумала про насильника или серийного убийцу. Она успела вообразить, как уборщик бассейнов Хосе находит ее распухшее посиневшее тело или как бедный бегун наткнется на ее труп на беговой дорожке в лесу.

«Беги!» — сказали ее инстинкты, и она отступила — прямо с края бассейна. Но когда она уже падала в воду, из темноты вылетела рука и крепко поймала ее запястье, притягивая навстречу неизбежной судьбе. Ровена попыталась вырвать руку, но нападавший не отпустил ее, и в результате они оба с громким плеском полетели в бассейн.

— Какого черта вы творите? — спросил он, и на этот раз Ровена узнала голос — четкий акцент, шелковые и карамельные тона, в которых на самом деле не было ничего зловещего.

И когда рядом с ней вынырнул Колин, Ровена могла думать только о том, что отец ее убьет.

Если Колин не успеет первым.

— Ох, простите, пожалуйста, — взмолилась она.

Колин ухватился за край бассейна и подтянулся наверх. Однако Ровена так ослабела от облегчения после пережитого волнения, что, когда сама попыталась подтянуться, руки подвели ее, и она снова соскользнула в воду.

— Позвольте, — сказал Колин, протягивая ей руку. Ровена колебалась, и он со вздохом добавил: — Да возьмите же меня за руку.

Если она не согласится, то придется плыть к ступенькам на другом конце бассейна, а она сомневалась, что на это хватит сил. Так что Ровена схватила протянутую руку, и Колин как будто без всяких усилий вытащил ее из воды. Его сила заставила Ровену задаться вопросом, как получилось, что она утянула его в воду. Может, адреналин придал ей самой силы. Сейчас же она дрожала от слабости и холода.

Колин схватил ее полотенце со стула, но не стал вытираться сам, а накинул его на плечи Ровене. Ее скромный купальник вряд ли можно было счесть сексуальным, однако она чувствовала себя очень уязвимо.

Мокрые брюки и свитер Колина отчетливо демонстрировали, что он не собирался купаться. Разве что нагишом.

Ровена бы на это посмотрела.

На ее глазах он вынул из кармана промокших брюк дорогой телефон, потряс его, нажал несколько раз кнопку — но ничего не включилось. Если он расскажет об этом ее отцу, Ровене придет конец.

— Простите, пожалуйста. Я не знала, что здесь кто-то есть. Обычно я одна пользуюсь бассейном.

— А я не хотел вас напугать, — ответил Колин, выжимая рукава свитера. — Я сидел у бассейна и, видимо, задремал. Проснулся, когда вы нырнули.

— Ваш телефон, его можно спасти?

— Сомневаюсь, — отозвался Колин, засовывая мобильный обратно в карман.

Свитер тоже выглядел не слишком обнадеживающе. Отец отыграется на ней за все.

— Мне так жаль, Колин. Сначала краска на брюках, теперь это…

Он перестал возиться со свитером, растянутым и обвисшим, и сказал:

— Вы не одолжите мне полотенце?

— Конечно! — Ровена отругала себя за отсутствие манер. Снабдить его полотенцем — самое меньшее, что она могла сделать после того, как ее попытка спастись от воображаемой гибели обернулась вполне реальной гибелью его телефона, одежды… и обуви, похоже, тоже. — Они все вон там, в павильоне.

Колин последовал за ней. Подошвы его кожаных ботинок скрипели на плитке. Ровене оставалось молиться, чтобы он не носил дорогие, но не переносящие воду часы.

Дверь оказалась заперта, но Ровена достала запасной ключ из тайника — отходившей панели у дверной рамы. Павильон при бассейне был по размерам с небольшую квартиру и оборудован всеми ее благами. Колин скинул ботинки у двери, входя следом за ней.

Ровена заглянула в ванную, откуда отдельная дверь вела к бассейну, и нашла на полке пляжные полотенца. Вышла она как раз тогда, когда Колин стягивал с себя мокрый свитер, демонстрируя грудь и живот, которые свидетельствовали о годах упражнений. Узкие бедра, сильные руки и ноги, которые под прилипшими мокрыми брюками выглядели длинными и мускулистыми.

Потом он повернулся, бросая мокрую одежду за дверь, и Ровена беззвучно втянула воздух. Неровные розовые шрамы от ожогов зажили, но все еще выглядели болезненно свежими. Они начинались чуть ниже плеч и спускались по всей длине спины, уходя под пояс брюк.

Ровена успела скрыть изумление к тому моменту, как Колин повернулся обратно. За исключением шрамов, его тело было воплощением совершенства.

— Полотенце? — попросил он, протянув руку.

— Простите.

— Прощаю, — измученно вздохнул Колин. — И перестаньте, наконец, извиняться.

— Изви… — Под его взглядом Ровена пожала плечом. — Привычка.

Глядя, как он вытирает восхитительно подтянутые бицепсы и трицепсы, Ровена ощутила заинтересованное покалывание в тех местах, которые очень давно не давали о себе знать. Хотя это последнее, чем ей сейчас стоило интересоваться.

Но Колин производил впечатление покладистого человека, так что Ровена рискнула попросить его:

— Может, можно не говорить об этом происшествии моему отцу?

Он одарил ее одной из своих очаровательных улыбок:

— Это будет нашим маленьким секретом.

Мысль о том, что у них будет общий секрет, не важно, большой или маленький, заставила ее сердце пропустить удар. Боже, в свои двадцать шесть Ровена чувствовала себя влюбленной школьницей.

— Сенатор требует от вас совершенства? — спросил Колин.

— У него очень высокие стандарты.

— На меня ваш детский сад произвел впечатление.

— Спасибо, — отозвалась Ровена и добавила, сама не зная почему: — Это была моя идея.

Вместо того чтобы отмести ее слова или усомниться в них, Колин как будто искренне заинтересовался:

— Правда?

Наверное, стоило на этом закончить, но у Ровены не получалось замолчать.

— Отец всегда использовал имидж типичного американского семьянина. — Какая ирония: в реальности он мало внимания уделял семье, работа всегда была на первом месте. — Среди вопросов, которыми он занимался, были доступные детские сады для семей работающих родителей. В том числе для его собственного персонала. Логично было открыть детский сад для них. Это пошло на пользу карьере отца и помогает людям, которые на него работают.

— Значит, это ваш проект?

Ровена с нервным смехом покачала головой:

— Нет-нет, конечно, это его проект. Хотя мне нравилось помогать с планированием и смотреть, как все складывается. Я объезжала детские сады по всему городу и искала идеи в Интернете.

— Так почему тогда проект не ваш? — недоуменно сказал он.

— На чеках не мое имя. — И Ровене давно пора было замолчать.

— Чеки выписывать несложно. — Колин как будто опирался на свой опыт. — Похоже, всю трудную, настоящую работу делали вы.

Если сенатор узнает, что она утверждает, будто детский сад был ее идеей, то просто взорвется.

— Право, я ничего такого не сделала.

— И все же вы очень гордитесь тем, для чего ничего такого не сделали. Судя по тому, что рассказали, — гордитесь по праву.

Но ее гордость работой не стоила того, чтобы наступать отцу на мозоли. Зачем она вообще об этом заговорила…

— Вы как будто нервничаете, — заметил Колин.

— Иногда мой язык опережает мои мысли, и я говорю то, что не следовало бы.

— Вас успокоит обещание, что все, что вы мне скажете один на один, сенатор никогда не услышит?

Ровена выдохнула с облегчением:

— Я точно буду благодарна за это.

— Хотя жаль, что вы скрываете свои достижения.

«Это инстинкт выживания».

— Наши с отцом отношения… непростые. И всем будет лучше, если я не буду его сердить.

— Могу понять.

«Правда?»

Ровена посмотрела на часы:

— Ох, я и не заметила, что уже так поздно! Нужно идти в дом, а то Бетти решит, что я утонула.

— Бетти, экономка?

Ровена кивнула.

— Она присматривает за Диланом, пока я плаваю. Обычно это занимает всего сорок минут… — Она замолчала, подсчитывая время. — Вы же сказали, что проснулись, когда я нырнула в бассейн?

— Меня разбудил плеск.

Однако Колин не дал о себе знать, пока она не закончила плавать. Что он все это время делал?

— Да, — сказал он, словно читая ее мысли. — Я смотрел, как вы плаваете. Понимаю, что это нарушение границ… Единственное мое оправдание, хотя и слабое, — вы меня заворожили. — Колин взял ее за руку обеими своими ладонями, и… снова это покалывание! Руки у него были большими, сильными и немного шершавыми. — Надеюсь, вы примете мои извинения.

Ох, как он хорош. Ровена совершила ошибку, посмотрев ему в глаза, и ее буквально затянуло в их синюю глубину. В таких глазах можно утонуть.

Не отводя взгляда, Колин сказал:

— Почему запретное хочется намного больше?

«Возьми меня», — хотела ответить она. Но потом напомнила себе, что он политик, и, хотя его слова звучат искренне, на самом деле он может врать не моргая. Но очень убедительно.

Однако невинный флирт никому не повредит. Правда?

Взгляд Колина встретил ее собственный, а затем скользнул к губам. Естественно, это заставило Ровену посмотреть на его губы, и все ее мысли заняло то, насколько они располагали к поцелуям, как она хотела их целовать.

Колин поднял ее ладонь и прижался поцелуем к тыльной стороне — и земля разверзлась у нее под ногами. Как давно мужские губы не касались ее тела!

— Было очень приятно с вами поговорить, — сказал он. Ровена была абсолютно согласна.

— Может, повторим как-нибудь.

— Может быть. — Колин выпустил ее руку, но медленно, скользя по ее пальцам своими и задержавшись, когда они соприкасались только кончиками.

«Не уходи», — подумала она, но вслух сказать не посмела. Колин же, видимо, потерял дар чтения мыслей, потому что развернулся, подхватил свои ботинки и свитер и удалился.

Молча глядя, как Колин исчезает в темноте, Ровена мечтала снова повторить этот флирт, но понимала, что лучше бы не повторять ничего. Все равно ничего большего не получится.

Когда Ровена вернулась в свои комнаты, их горничная Бетти лежала на диване и смотрела повтор «Династии» по телевизору.

— Ты так долго плавала, — заметила она, садясь и выключая телевизор. Тугие седые кудряшки на затылке сплющились.

— Извини, Бетти. Я не планировала так задерживаться.

— Можно подумать, у меня есть более интересные занятия, — фыркнула Бетти. Она не спрашивала, почему Ровена задержалась, и та не стала делиться.

Бетти медленно поднялась с дивана, потягиваясь артритной спиной. Горничная служила их семье с тех пор, как сама Ровена была ребенком. Она научила девочку печь печенье, рассказала про птичек и пчелок, отвела на примерку первого лифчика. Мать Ровены не тратила время на такие глупости. Но теперь возраст сказывался, физически она уже с трудом справлялась с работой, и скоро ей придется уходить на пенсию.

— Дилан просыпался?

— Даже не шелохнулся.

— Спасибо, что присматриваешь за ним, — сказала Ровена, обнимая горничную.

— Не за что, милая. Завтра в то же время?

— Если тебе не трудно. — Провожая Бетти к двери, Ровена как бы между прочим спросила: — Как тебе наш гость?

— Мистер Миддлбери? Ведет себя приятно, очень вежливый. Любит пофлиртовать, наверное… но ведь какой красавчик! — Она оглянулась на Ровену. — Ваше поколение еще называет мужчин красавчиками?

— Вполне.

— Вот и славно. Ему точно подходит. Будь я лет на тридцать помоложе… — ухмыльнулась она. — А почему ты спрашиваешь?

Ровена пожала плечами:

— Просто любопытно.

— Приглянулся?

— Вовсе нет. Ты же знаешь, я не встречаюсь с политиками.

— О, так он не политик. Просто делает услугу своей семье. Они считают, что раз он герой войны, то в Вашингтоне у него будет больше влияния.

Не политик? Любопытно.

— Ты много о нем знаешь, — заметила Ровена.

— Мы пару раз болтали. И тебе стоит.

Ровена не стала упоминать уже случившийся разговор.

— Я об этом подумаю.

Проводив Бетти, Ровена проверила, как там Дилан — он крепко спал в кроватке, — а затем приняла душ, переоделась в пижаму и забралась в кровать с ноутбуком, чтобы проверить свой электронный почтовый ящик, в основном забитый спамом. Уже собираясь выключать ноутбук, она вдруг подумала, что было бы неплохо найти какую-нибудь информацию о Колине. В результатах поиска вместо светских колонок с перечислением любовниц и выходок герцога обнаружились новостные статьи о его героизме во время войны.

Он явно заслужил такую честь. Во время его последнего тура на Среднем Востоке вертолет, в котором он летел, разбился. Его выбросило, но, несмотря на сломанную ногу, Колин приполз обратно и вытащил пилота, потерявшего сознание. Оба серьезно обгорели, но выжили.

Похоже, ему очень повезло. За исключением маленького шрама, рассекающего бровь, у него не осталось видимых следов. Конечно, пока он не снимал одежду. Но Ровене совершенно не стоило сейчас думать про Колина без одежды. Иногда ей не хватало свиданий. Но в конце концов, она всем могла сама себя обеспечить — в спальне и вне ее.

Но ведь было бы так славно…