Своенравная невеста

Мишель Смарт, 2015

Друзья со студенческих лет, состоятельные красавцы Рокко Монделли и Кристиан Маркос, меняют женщин, как перчатки. Но однажды очередной подругой Кристиана становится не кто-нибудь, а сестра Рокко, Алессандра. Найдет ли Кристиан путь к сердцу красавицы и смирится ли Рокко с выбором друга?

Глава 3

Кристиан вошел в великолепную столовую, где уже подавали завтрак. Его голова пульсировала от боли. Алессандра уже была там. Тут же сидели Стефан, Зайед и еще кое-кто из гостей, решивших провести ночь на вилле, вместо того чтобы отправиться на борт собственной яхты или покинуть поместье на частном вертолете.

Практически все они выглядели не лучшим образом, как и Кристиан. Но его это мало утешало.

Он так и не сумел напиться до того градуса, к которому стремился. И все же организм нещадно наказывал его за излишества.

Алессандра резко повернулась к нему. Взглянув на нее, любой, без сомнения, подумал бы, что она тоже страдает от похмелья. Лишь Кристиан понимал, что краснота ее глаз и темные круги под ними вызваны совсем иными причинами.

Он сомневался, что она спала больше, чем он сам, — то есть совсем мало.

И все же ее очарование оставалось при ней. Ее блестящие, как всегда, волосы широкой волной спускались до середины спины.

Кристиан сел рядом с Зайедом, жадно глотавшим черный кофе. Он налил себе чашку напитка, а на вопрос официанта о завтраке отрицательно покачал головой. Все, что ему нужно, — горячий сладкий кофе. И горсть обезболивающих таблеток.

Лишь только он сделал первый глоток, как Алессандра поднялась из-за стола, шепнув что-то Стефану. Тот страдальчески хохотнул, тотчас схватившись за голову.

Чтобы не возбуждать подозрений, Кристиан еще посидел в зале, пожаловался приятелям на похмелье и наконец, заявив, что хочет полежать, направился к выходу.

Комната Алессандры располагалась в крыле, противоположном тому, где во время визитов на виллу останавливались Кристиан и его друзья. Дойдя до нее, он несколько раз постучал и наконец рывком открыл дверь.

Комната была пуста.

Крадучись, он вышел из здания и направился в сад.

Он обнаружил Алессандру на ступеньках каменной лестницы, спускавшейся к озеру Комо.

Она не подала виду, что заметила его.

На ней были обтягивающие белые джинсы, открывавшие щиколотки, и бледно-розовая кашемировая блузка. Глубокий треугольный вырез открывал ложбинку между набухшими грудями — единственным физическим свидетельством перемен, происходивших в ее теле.

В его памяти вдруг ярко вспыхнуло воспоминание о совершенстве ее груди, о том, как ладно она ложилась в его ладонь. Казалось, стоило закрыть глаза, и он мог ощутить ее вкус…

— Как ты себя чувствуешь? — резко сказал он, присаживаясь рядом с ней и усилием воли отгоняя воспоминание о ее нагом теле.

— Не хуже, чем бывает в моем положении, — откликнулась она после долгой паузы.

— Вчера я не спросил тебя, как проходит беременность… я имею в виду, в смысле здоровья.

Алессандра вновь помолчала.

— Пока все хорошо — никакой тошноты или чего-то еще в том же духе.

— Я перекроил свое расписание, чтобы на несколько дней задержаться в Милане. Завтра с утра мы с тобой пойдем к врачу.

— Завтра у меня съемка. — Она негодующе посмотрела на него. — И прежде, чем ты опять обвинишь меня в эгоизме, хочу напомнить, что из-за отмены съемки график придется перекраивать десятку людей. Так что сходить к врачу можно и днем.

Что ж, по крайней мере, она согласна пойти с ним к врачу. Неплохо для начала.

— Значит ли это, что ты согласна на брак?

Несколько мгновений Алессандра молчала.

— Если мы поженимся, оба станем официальными опекунами ребенка.

Этого я и хочу. — Брак, сколь бы негативно он к нему ни относился, для него оставался единственным способом получить официальное признание своего отцовства.

Алессандра внимательно посмотрела на него:

— Но если со мной что-то случится, ты останешься один с ребенком на руках.

Она говорила очень серьезно, и от этой серьезности Кристиан похолодел:

— Почему ты об этом говоришь?

— Ты знаешь, как умерла моя мать?

— Рокко не любит об этом говорить. Он упоминал лишь, что, когда она умерла, ему было семь лет. — Значит, прикинул он, Алессандра тогда была совсем малышкой…

— Она умерла родами. Когда рожала меня.

Theos…

— Рокко никогда не упоминал… — Он потряс головой, пытаясь переварить эту новость.

— Рокко страдал сильнее всех.

— Как это произошло? — спросил Кристиан, пытаясь представить их — семилетнего Рокко и малышку Алессандру, которая осталась без матери, едва появившись на свет…

Он попытался вспомнить, сколько лет было Рокко, когда он стал жить со своим дедом, Джованни Монделли. Кажется, восемь. Значит, Алессандре едва исполнился год.

Она никогда не знала ни материнской, ни отцовской любви.

— Преэклампсия, — тихо проговорила она.

Вскипевший гнев мгновенно вытеснил из его души жалость, вызванную трагическими обстоятельствами ее рождения.

— Так какого черта ты еще не была у врача?!

— Это состояние проявляется лишь на поздних стадиях беременности. Сейчас со мной все в порядке. Мать не знала, с чем столкнулась, — ведь она уже родила здорового ребенка без всяких осложнений. С тех пор медицина шагнула далеко вперед, и мы можем подготовиться к тому, что предстоит. Вероятность того, что со мной случится что-то плохое, невелика. Но — я специально говорю об этом сейчас, прежде чем дать согласие на что бы то ни было, — я должна знать, что, если что-нибудь произойдет, ты сделаешь все, что обязан сделать по закону и из чувства долга, и вырастишь нашего ребенка.

— Я никогда не брошу нашего ребенка, — хриплым голосом произнес он. — Я сам жил без отца и знаю, каково это — не знать, чей ты. И никогда не позволю, чтобы наш ребенок прошел через это.

— То же самое сказал мой отец матери. Он обещал любить нас и заботиться о нас. Но он нарушил обещание, данное умирающей. Он бросил и меня, и Рокко.

— Я — не твой отец. Он поступил гнусно. Меня тоже предал отец, но я не предам свою плоть и кровь.

— Мне придется поверить тебе. Хотя я с трудом доверяю мужчинам. И, если я останусь незамужней, я сама смогу выбрать того, кто сумеет поддержать меня.

Если бы взгляд действительно мог метать пламя, Алессандра запылала бы в огне, струившемся из глаз Кристиана.

— Я не позволю! — вскрикнул он. — Я буду сражаться за своего ребенка в любом суде, в любой стране!

Тугой узел, стянувший душу Алессандры, казалось, немного ослаб.

Она поверила ему.

У их ребенка будет отец. Нормальный отец.

Ей оставалось лишь надеяться, что она не ошиблась.

— Прости за эту мелодраму, — проговорила она. — Но я должна быть уверена. Мы оба должны быть уверены. Если мы поженимся, дело будет сделано — к лучшему или к худшему. Да, и если я дам согласие, ты должен будешь пообещать проявлять осмотрительность в своих амурных делах.

— В амурных делах?

— Я не дурочка. — Она изо всех сил старалась, чтобы ее голос звучал безразлично. Даже если выйдет за него, она должна понимать, на что идет. Кристиан — привлекательный мужчина. Нет, это слабо сказано — он действительно великолепен! Более красивых глаз она не встречала ни у одного представителя сильного пола. Прозрачно-голубые, они были словно два спокойных океана, залитые солнцем. Стоило ему остановить на ней взгляд, в ней тут же вспыхивала целая буря чувств, которые она мучительно пыталась понять.

А какие чувства он возбудил в ней той ночью…

Он привык к тому, что женщины вешаются на него. Она была не настолько наивна, чтобы поверить, что брак все изменит. Их союз не был основан на любви.

— Наш брак будет заключен ради ребенка, но я не хочу унижаться, читая отчеты о твоих похождениях на первых страницах таблоидов, — продолжала она. — Поэтому прошу тебя об одном — выбирай себе подружек с умом.

Кристиан медленно выдохнул. Глядя на его крепко сжатые зубы, она всерьез испугалась, что сожми он их хоть немного сильнее — и они начнут крошиться.

— Еще что-нибудь? — ледяным голосом спросил он.

Она смотрела на него, не отводя глаз:

— Только одно. Я не собираюсь брать твою фамилию.

Кристиану казалось, что ее ледяной взгляд вот-вот обратит его в камень.

— Почему нет? — поинтересовался он сквозь сжатые зубы.

— Потому что мне нравится моя фамилия. И потом, я не хочу начинать все заново. Я уже семь лет занимаюсь карьерой, но лишь недавно мое имя стало известно благодаря моим работам, а не моему семейному наследию и делам минувших дней.

Алессандра смотрела на вещи трезво: да, сейчас она знаменита, но если она отойдет от работы на несколько месяцев, в модной прессе о ней вскоре забудут. Но было и еще одно, более важное соображение, которым она не хотела делиться с Кристианом. Она не думала, что их брак станет долгим. Она полагала, что он протянет примерно до того дня, когда их ребенку исполнится год, после чего Кристиан непременно возжаждет свободы.

— На работе ты можешь оставаться Монделли, но официально должна носить фамилию Маркос.

— Не говори мне, что я должна делать, а что нет! Даже если мы поженимся, ты не станешь моим тюремщиком!

— Конечно нет. Но наш брак — это способ обеспечить стабильность и объединить нас. Смена фамилии служит именно этому.

— Если для тебя это так важно, можешь сам стать Монделли.

— Это не обсуждается.

— Почему? Потому что ты мужчина? Никогда не думала, что у тебя такие пещерные взгляды.

— Это — брачная традиция.

Наш брак весьма нетрадиционен. Сейчас двадцать первый век, и масса пар женится не меняя фамилий. Прости, что разочаровываю тебя, но менять фамилию я не буду. Это даже не обсуждается.

— Но у ребенка будет моя фамилия. — Он смотрел на нее, и его голубые глаза, обычно такие теплые и живые, излучали ледяной холод. — Это тоже не обсуждается.

— Пусть будет так, — произнесла она столь же холодным тоном.

— Хорошо. — Лед в его глазах, казалось, слегка подтаял. — Означает ли это, что ты согласна выйти за меня?

— Неужели ты все еще хочешь жениться на мне? — с едва заметной усмешкой спросила она. Да, если Кристиан хотел заполучить жену, которой можно вертеть как угодно, он наверняка уже понял, что с ней это не пройдет. Она не хотела вредничать специально, но понимала, что правила надо устанавливать еще на берегу. Она слишком много и тяжело работала, чтобы стать тем, кем она стала, чтобы сдать свои позиции без боя. Тем более ради мужчины.

— Я хочу сделать так, как будет лучше для ребенка.

— Как и я.

Что ж, если ради этого придется выйти замуж за Кристиана, значит, так тому и быть. Рокко всегда говорил, что Кристиан — человек слова. А значит, если она откажет ему, он не объявит о своем отцовстве раньше, чем ребенок появится на свет. Пресса раздует скандал, вываляет в грязи ее, Рокко… Разве Рокко заслужил это? Он достаточно настрадался из-за нее.

Но сильнее всего от слухов и сплетен пострадает ребенок. А этого Алессандра не хотела.

Нет, в этой ситуации замужество будет весьма практичным шагом.

— Как мы осуществим это все на практике? — спросила она, пытаясь оттянуть момент, когда ей придется вслух согласиться стать женой Кристиана.

— Каждый из нас по-прежнему будет жить собственной жизнью. — Он внимательно смотрел на нее. — Свадьба будет скромной. На публике мы будем демонстрировать единение, но при этом можем жить в разных комнатах и вообще сохранять независимость.

— На это я согласна, — кивнула Алессандра.

— Но в первую брачную ночь и во время медового месяца нам придется спать вместе. — Кристиан не сводил с нее взгляда. Как и Алессандра, он считал, что в их союзе не должно быть недоговоренностей. И если они не раскрывают души навстречу друг другу, то глаза у них обоих должны быть открыты.

— Думаю, нам не стоит так далеко заходить. — Щеки Алессандры залил румянец.

— Я хочу, чтобы наш брак был законен во всем. Чтобы наш ребенок был защищен от скандалов и сплетен, люди должны верить, что мы любим друг друга. — Он старался мерить этот брак мерками бизнеса, рассматривая его как сделку между двумя компаниями. Ребенок, выращенный вместе, должен был стать доходной статьей контракта.

В детстве Кристиану приходилось ютиться в тесном жилище вместе с матерью, и с тех пор он всегда искал уединения. Дом для него был крепостью и убежищем. Даже постоянные слуги жили в отдельных помещениях.

Алессандра стала первой женщиной в его жизни, рядом с которой он проснулся не желая уходить.

В ту ночь он впервые желал женщину с такой жадностью. Он так хотел ее, что, казалось, готов был проглотить. Если бы он не боялся, что после лишения девственности это окажется для нее слишком болезненным, то занимался бы с ней любовью всю ночь напролет.

Щеки Алессандры стали еще пунцовее.

— То есть ты считаешь, что в нашем браке должен присутствовать секс?

— Нет. — Голос Кристиана дрогнул, воспоминание о темно-розовых сосках Алессандры само собой возникло в памяти. Заметив упавшую на ее лицо прядь волос, он бессознательно потянулся, чтобы убрать ее. — Но мы будем женаты. Чем супруги занимаются наедине, это их личное дело. — Он наклонился к ней. — Когда мы будем останавливаться где-либо, кроме нашего собственного дома, мы будем делить постель. А чем в ней заниматься, нам решать.

Да, их брак будет союзом по расчету. Но он будет отличаться от слияния двух компаний — это будет союз двух людей из плоти и крови.

Что-то неуловимое мелькнуло в глазах Алессандры. Кристиан был уверен: она вспоминала о том, как хорошо им было вместе.

Тогда между ними вспыхнула настоящая страсть.

Подавленные воспоминания о той ночи вспышками фейерверка хлынули из памяти.

Она была дикой и необузданной. Она стремилась дарить удовольствие и получать его, прикасаться и ощущать его прикосновения.

Ее возбуждение было живым и настоящим.

Алессандра откашлялась:

— А если я решу просто спать с тобой?..

«Тогда я, наверное, просто взорвусь», — подумал он.

— Значит, ты будешь просто спать, — сказал он тихо, склонившись к ней ближе. — Но если ты решишь не только спать, я не буду жаловаться.

— Потому что тебе все равно, с кем делить постель? — напряженно спросила она.

— Нет. — Покачав головой, он приблизил губы к ее уху. — Потому что ты — самая сексуальная женщина из всех, с кем я встречался, и мне тяжело даже думать о том, чтобы отпустить тебя, не затащив в постель.

Отодвинувшись, он увидел, как распахнулись ее глаза.

— Я отлично понимаю, что твое мнение о моей сексуальной жизни отнюдь не лестно, — продолжал он, думая о том, как идет ей румянец смущения. — Но уверяю: я думаю той самой головой, которая у меня на плечах, а не той, что спрятана в плавках.

Она сглотнула прежде, чем откликнуться:

— Я считаю иначе.

— Понятно. Но чтобы доказать свою правоту, я в любом случае не прикоснусь к тебе до свадьбы.

Он увидел короткую вспышку пламени в ее глазах и вновь наклонился к ее уху:

— Но при этом за тобой остается право отказаться.

Он вдохнул ее запах. Все его чувства обострились: он ощущал жар ее кожи, понимая, что физическая тяга, кинувшая их в объятия друг друга, по-прежнему жива.

— Нам обоим придется пойти на жертвы, чтобы план сработал, — произнес он. — Но в постели нам нет нужды в компромиссах. Здесь брак может принести удовольствие нам обоим.

Она порывисто выдохнула, и это прозвучало почти как стон. Повисло напряженное молчание.

— Я не буду спать с тобой только потому, что ты от меня этого ждешь, — произнесла она наконец.

Он отодвинулся, чтобы иметь возможность рассмотреть ее как следует:

— Лично я жду от тебя только одного: на публике ты будешь делать вид, что мы любим друг друга.

Кинув на него короткий взгляд, она вновь отвернулась к озеру:

— Bene.

— Значит, договорились?

— Договорились. Я выйду за тебя.

Кристиан с облегчением выдохнул. Кто бы мог подумать, что согласие женщины выйти за него замуж вызовет у него такую реакцию?

— Лучше будет пожениться поскорее, пока твоя беременность еще не видна.

— Я не буду строить конкретных планов, пока не поговорю с Рокко.

Имя ее брата было для Кристиана словно удар наотмашь.

— Мы поговорим с ним вместе, — заявил он.

— Лучше я сама. Он — мой брат.

— И мой лучший друг. Его все это вряд ли обрадует.

— Я бы предпочла получить его благословение. Ну а если нет… — Она вздохнула, на ее лице появилось озабоченное выражение.

— Мы подождем его возвращения из свадебного путешествия, — уверенно сказал Кристиан, хотя у него внутри все переворачивалось при мысли о том, как отреагирует Рокко.

Рокко его никогда не простит.

Ну что ж, он примет от него любую реакцию. Что бы то ни было, он заслужил худшего.

Он вспомнил свою первую встречу с Рокко, Стефаном и Зайедом. Это случилось в первую же неделю учебы в Колумбийском университете. До этого он ни разу не покидал Афины. Нью-Йорк стал для него целым миром. Он чувствовал себя не соответствующим этому месту, особенно сравнивая себя со своими состоятельными друзьями из хороших семей. Он никак не мог понять, почему они принимали его как равного.

Даже теперь, обладая одним из величайших состояний в мире, он не мог разобраться, что они нашли в нем тогда.

Он был Кристиан Маркос, подзаборный нищий без гроша за душой. Она была Алессандрой Монделли и принадлежала к одной из лучших семей Италии. В ней был класс, была порода. Она была достойна стать принцессой.

В идеальном мире она бы вышла замуж за кого-нибудь, соответствующего ей по рангу. За того, кто достоин ее.

И все же, хоть они были из разных миров, в браке у них было кое-что общее: серьезные отношения не были нужны никому из них. Она никогда не будет нуждаться в нем, никогда не потребует большего, чем он в состоянии дать.

И для него она тоже не станет необходимой.

Тяжелые и малопонятные чувства не будут потрясать их брак.