Глава 4
Хайден
— О ЧЕМ ТЫ ДУМАЛА, РАЗГОВАРИВАЯ С ТОНИ СОРРЕНТО? — спрашивает папа, как только выводит меня танцевать.
Ужин прошел мучительно. Я жевала сухую курицу и делала вид, что наслаждаюсь рассказами папиных друзей. Они все говорили о себе, о своих успехах и деньгах. Знаю, что все в клубе богатые и успешные, но разве мы не больше этого? Нам следует обсуждать мировые проблемы и варианты их решений — учитывая, сколько у всех здесь денег.
Но нет. За этим столом одно сплошное «мой банковский счет больше твоего».
Некоторые сегодня пришли с сыновьями. Все довольно привлекательные, лукавить не буду. Один чрезвычайно хорош собой. Сидит напротив меня и каждые пару минут сверкает в мою сторону наглой улыбкой, как будто ожидает, что я от одного его взгляда растаю. Его отец перечисляет достижения сына, будто выставляет жеребца на продажу.
Папа чуть ли не слюни пускает — так что своего тот мужчина добился. Жеребцом оказывается игрок в лакросс[13]. Учится в Гарварде. Готовится поступать в медицинский. Хочет стать пластическим хирургом, как его отец. Именно он, судя по тому, что Лори с ним явно хорошо знакома, подарил ей силиконовые сиськи, выпирающие из ее синего платья.
Я смотрю на свою грудь. По сравнению с Лори — доска. Ничего не имею против имплантов. Понимаю, почему женщины так ими увлекаются. Но я бы не хотела грудь, которая вываливается наружу при любом неловком движении.
— Кто такой Тони Сорренто? — уточняю я у отца. Я строю из себя дурочку — прекрасно понимаю, что он говорит о Тони из Range Rover.
И вообще, почему бы мне с ним не поговорить? Он здесь самый горячий парень.
Папа глубоко вздыхает и медленно выдыхает, кружа меня по танцполу. Играет живая музыка, певец исполняет какую-то балладу, кажется, из девяностых.
Ужасно.
— Не лучший выбор.
Звучит банально. Значит, он никогда не разговаривал с Тони.
— Ты знаешь его?
— Я знаю достаточно.
— Так ты знаешь его лично? Вы общались? В гольф вместе играли? Собутыльники?
На его лице мелькает раздражение:
— Нет, я с ним никогда не общался.
Так и думала.
— Тогда откуда ты знаешь, что он такой плохой? Осуждать людей, которых не знаешь, как-то нечестно, — возражаю я.
От гнева его щеки краснеют. Папа обычно довольно спокойный, его редко что-то может вывести из себя — кроме упоминания о моей маме. И изредка его довожу я.
— Его отец — сволочь.
— Так может, он на него совсем не похож.
— Яблоко от яблони недалеко падает.
Я смеюсь:
— Ну вот мы с тобой совершенно не похожи.
— Мы с тобой похожи больше, чем ты думаешь, — ухмыляется он и крепче сжимает мою руку в своей. Он любит поговорить о себе. — Просто… забудь про этого парня. Я даже не знал, что у Сорренто есть сын, а он еще и твоего возраста.
— Тогда как ты узнал, что это он? — спрашиваю я. Мой вопрос звучит невинно, но я хочу узнать, почему отец так относится к этим Сорренто.
— Я видел, как ты разговаривала с ним, и разузнал, кто он такой. — Папа бросает на меня строгий взгляд. — Держись от него подальше.
Ох, как глупо. Теперь меня еще больше тянет к Тони. Неужели родители этого не понимают? Если объект твоего интереса под запретом, тебе только и хочется, что обладать им.
Я оглядываю зал, продолжая танцевать с отцом, но Тони нигде не видно. К тому же здесь довольно темно — свет приглушили, как только заиграла музыка, так что разглядеть что-то довольно трудно.
— Прошу прощения, могу я украсть у вас Хайден? — спрашивает уверенный мужской голос.
Я поднимаю глаза. Это Джозеф, сын пластического хирурга. На лице папы сияет широкая улыбка. Он отпускает меня и ведет по направлению к Джозефу.
— Конечно. — Папа подмигивает мне и быстро уходит с танцпола. Придется танцевать с Джозефом. Он обнимает меня, но держится на уважительном расстоянии. Он двигается плавно, надо отдать ему должное. Интересно, ходил ли он на уроки котильона[14]? Я — да. Меня хотели отправить на бал дебютанток, но я убедила родителей, что это не для меня. Хотя они сильно настаивали. Зря, что ли, потратили столько денег на уроки танцев? Можно сказать, они были в ярости. Уверена, они отправят туда Палмер.
— Рад, что мы наконец встретились, — Джозеф прерывает молчание.
— И я, — отвечаю я, слабо улыбнувшись.
— Твоя мачеха мне много о тебе рассказала, — сообщает он.
— Она не моя мачеха, — поправляю я.
— Ой… ну, девушка твоего отца. Она очень милая.
— Ага. Да. Ну она нормальная вроде бы. — Я бросаю на него многозначительный взгляд: я не хочу говорить с ним о Лори. — А почему ты не на учебе?
— Приехал на выходные. Завтра у папы день рождения. — Его рука перемещается на мою спину и спускается все ниже. Если он продолжит в том же духе, она окажется на моей заднице, а такого я не потерплю. Мы едва знакомы.
— Здорово. А вечеринка будет?
— Да, завтра днем у нас дома. — Просияв, он восклицает: — Приходи! Лори и твой отец тоже приглашены.
— Может быть, хотя завтра мне нужно возвращаться домой.
— А где ты живешь?
— Во Фресно.
Его лицо кривится. Тут все так по-снобски относятся к Фресно.
— Почему там?
— Я учусь в Калифорнийском государственном.
— И на кого учишься?
— Свободные искусства. — Он хмурится, услышав мой ответ, а я продолжаю: — Хочу стать учителем.
Он смеется:
— Дай угадаю. Для первоклашек?
Не знаю, почему его догадка так меня разозлила. Может, дело в насмешливом тоне? Веселье в его взгляде заставляет меня думать, что он смеется надо мной.
— Извини, мне нужно в уборную. — Я вырываюсь из его объятий, не дождавшись конца песни, и ускользаю с танцпола так быстро, как могу. Я нахожу нужный коридор, проталкиваюсь в женский туалет и прячусь в кабинке, чтобы прийти в себя в одиночестве.
Да, Джозеф здорово меня разозлил. Почему богатые люди не могут мечтать о чем-то простом? Папа с самого детства твердил, что я могу стать кем угодно. Так чем же плоха учительница младшей школы? Почему все считают мое решение шуткой? Не понимаю.
Дверь в туалет открывается, и я слышу разговор двух женщин. Они говорят тихо, словно не хотят, чтобы их слышали.
— Здесь точно никого нет? — произносит знакомый голос. — Ты уверена?
Вот черт. Я точно ее знаю.
— Уверена, — твердо говорит вторая женщина, — а теперь расскажи, что происходит, пока никто не вошел.
— Это все Джозеф, — отвечает девушка, которая показалась мне знакомой, — он хочет, чтобы я завтра пошла на вечеринку к его отцу.
— Ну а чего б не пойти? Вечеринки у них крутейшие.
— Потому что он опять попытается ко мне подкатить. Я это предвижу.
Я в шоке прикрываю рот рукой. Это Лори. И она утверждает, что Джозеф — парень, с которым я только что танцевала, мистер будущий пластический хирург, — к ней подкатывает. Хотя и знает, что она с моим отцом.
Отвратительно!
— А что в этом плохого? У нас с тобой мужчины постарше, но иногда ужас как не хватает молодой плоти, — смеется незнакомка.
— Согласна, хотя у Брайана с этим все в порядке, если ты понимаешь, о чем я.
Боже мой, она говорит о папе. Я не хочу это слышать. Но если выйти, они поймут, что я все слышала.
— Энтони все время такой уставший. А когда пьет, так вообще.
— Не встает?
— Ага. А потом вырубается и храпит так громко, что я иду спать в гостевую комнату. — У нее вырвался вздох. — Что думаешь о моем пасынке?
— Красавчик, — пылко отвечает Лори. — Высокий, темноволосый. Такой загадочный.
— Думаешь? По-моему, он просто шикарен. И сильно обижен на Энтони. Интересно, захочет ли он ему отомстить, трахая мачеху?
Они смеются. Значит, вторая женщина — мачеха Тони.
Вдвойне отвратительно.
Дверь распахивается, и входят, болтая, несколько женщин. Я жду, молясь, чтобы Лори и мачехи Тони здесь уже не было. Выхожу из кабинки — все чисто. Поспешно мою руки. Я почти бегу по коридору — нужно найти отца и рассказать, что у Лори может быть роман с кем-то моего возраста. Я останавливаюсь. Джозеф ближе к Лори по возрасту, чем мой отец. И она не говорила, что у нее роман с Джозефом. Скорее всего, это он к ней подкатывает. А это разные вещи. Не уверена, что хочу копаться в их грязном белье, когда у меня нет никаких доказательств.
Вздохнув, я поворачиваюсь и направляюсь во двор подышать свежим воздухом. Здесь людно — в основном уединившиеся парочки, но я не задержусь здесь надолго. Мне нужно собраться с мыслями. Я направляюсь в дальний угол террасы и замечаю его. Сидит в одиночестве, во рту сигарета. Редко вижу кого-то моего возраста с сигаретой — все курят вейпы. И курильщиков я не нахожу привлекательными. Курение убивает. Ужасная, отвратительная привычка.
Но перед Тони Сорренто, ссутулившимся, при полном параде, с ослабленным галстуком и с сигаретой, зажатой между полными губами, я не могу устоять.
— Тони Сорренто.
Он поднимает взгляд при звуке своего имени. Слабо улыбается, отнимая сигарету от губ.
— Хайден Ченнинг.
Хмм, ему кто-то рассказал обо мне.
— Ты знаешь мою фамилию, — говорит он, наклонив голову.
— А ты мою, — отвечаю я. — Мне о тебе отец рассказал.
— То же самое. — Он заколебался на мгновение. — Мой старик ненавидит твоего.
— А мой твоего. Похоже, они заклятые враги.
Я подхожу ближе и встаю прямо перед ним. Налетает ветерок и подхватывает оборки моей юбки. Они касаются его коленей.
— Твой тоже запретил тебе со мной разговаривать? — он вопросительно поднимает темные брови.
Я разражаюсь смехом:
— Нет. Хотя он назвал тебя, цитирую, «не лучшим выбором».
— Я никогда в жизни с ним не встречался. Он меня даже не знает, — говорит он, хмурясь.
— Вот я ему так и сказала! Как он может судить о тебе, если с тобой не знаком? — Я качаю головой.
— Вот именно. Люди любят осуждать ни за что ни про что. — Его взгляд блуждает по мне, слишком долго задерживается на моей груди. Мне становится жарко. Похоже, он не имеет ничего против настоящей груди. — Могу я тебе кое в чем признаться?
Если он скажет, что я ему нравлюсь и он хочет улизнуть куда-нибудь в чулан, я соглашусь без лишних вопросов.
— Конечно, — холодно отвечаю я. Как будто мне все равно.
— Сегодня я увидел отца впервые за много лет, — признается он. — Мы иногда созваниваемся или переписываемся, но этим наше общение обычно ограничивается.
О. Это даже близко не то, чего я ожидала. Хотя в автосалоне он говорил, что давно не встречался с отцом.
— И как давно вы не виделись?
— Плюс-минус лет шесть. — Он пожимает плечами.
— Серьезно? — восклицаю я. Он кивает, и я продолжаю: — Но, если вы не виделись, как же он подарил тебе машину?
— Прислал. Он всегда так делает. Шлет подарки по почте, деньги переводит на счет. Следит, чтобы нам с мамой всего хватало. Когда я переехал ближе к университету, он позаботился о моей учебе, расходах на проживание. Обо всем, в общем.
Он смотрит вдаль. Ветерок ерошит его темные волосы:
— Он дает мне все, кроме своего времени.
У меня болит сердце за него. Я понимаю, что он чувствует.
— Может, он сильно занят?
— Да, занят. Своей новой семьей, — бормочет он с видимым отвращением. — Сегодня я познакомился с мачехой. Хотя она не сильно старше меня.
Интересно. Неудивительно, что она вела себя так, словно он новенькая игрушка.
— Значит, у тебя был важный день.
— Да. Это точно.
Он роется в кармане, достает зажигалку, вставляет в рот сигарету, подносит зажигалку к ее концу и прикуривает. Тут же выпускает струйку дыма. Я хмурюсь.
— Видимо, ты не куришь.
— Это вредная привычка, — выпаливаю я.
— Уверен, у тебя тоже есть такие.
Он бросает на меня понимающий взгляд.
Оох. Это было сексуально.
— Что, хотел бы узнать о них? — поддразниваю я. Надеюсь, мой глупый ответ прозвучал заманчиво.
Он улыбается, но молчит. Меня это нервирует.
Мужчин я никогда не боялась. Всегда любила пофлиртовать. Мне нравится мужское внимание, но оно мне не требуется двадцать четыре часа в сутки. Да, в старших классах у меня были отношения, но в институте я стала больше думать о себе.
Да кому нужны отношения? Точно не мне. Мне еще слишком рано. Я лучше буду свободной. Посмотрите на людей, которые влюбляются и женятся.
Они лгут. Изменяют друг другу. Ссорятся. Разводятся. Нет уж, спасибо.
Поэтому я стараюсь не усложнять. Не позволяю мужчинам влиять на мою самооценку или заставлять делать то, что мне не интересно.
А этот парень? Он держит меня в напряжении. Хуже того, вызывает мой интерес, и я не совсем понимаю почему. Может, дело в том, как он внимательно смотрит на меня?
Курить — отвратительно. Никогда не понимала, чем курение так привлекает, но что-то есть в том, как он подносит сигарету ко рту, слегка сжимает ее губами, а потом выдыхает дым.
Это… о боже, не могу поверить, что думаю об этом, — так заводит.
— А зачем ты вообще куришь? — спрашиваю я. Надеюсь, он не заметил моего раздражения.
— У меня стресс, — объясняет он.
Я хмурюсь.
— Прямо сейчас?
— Ну конечно, прямо сейчас, — отвечает он, вздрагивая, и проводит рукой по челюсти. — Извини. Тяжело иметь дело с отцом и его дурацкой семейкой и участвовать в этой вечеринке, или как, черт возьми, это называется. На меня напялили костюм Gucci и заставили вести себя солидно ради отца, хотя я чувствую себя ребенком, который играет в переодевалки.
Ой. Он очень откровенен со мной. Я не сдерживаюсь, сажусь на стул рядом и поворачиваюсь к нему.
— Тебе станет легче, если я скажу, что костюм Gucci тебе очень идет? — кокетничаю я.
Я пытаюсь изменить тональность нашего разговора. Я не умею быть серьезной. Нам сейчас это не нужно. Серьезность означает что-то большее, а сейчас мне нужно… точно ничего такого. Хочу поразвлечься.
Он проводит длинными пальцами по лацкану пиджака, а я представляю их касания на своей коже.
— Что ж, похоже, костюм окупился.
Я смеюсь. Он тоже усмехается. Мы смотрим друг на друга.
И я совершенно не чувствую неловкости.
— Нельзя, чтобы ты мне нравился, — мягко признаюсь я.
— А ты мне. — Он улыбается, и в уголках его глаз появляются морщинки, а я тихо выдыхаю после его слов.
— Но ты мне нравишься, — шепчу я.
Он медленно наклоняется вперед, тушит сигарету о пепельницу на столике перед нами, который я даже не заметила, сосредоточившись на Тони. Он так близко, что может коснуться моего бедра. Пусть Тони Сорренто трогает меня, где хочет.
— Хочешь, сбежим отсюда? — спрашивает он низким голосом, от которого у меня бегут мурашки. Я замираю от его вопроса.
— И куда мы поедем?
— Не знаю. Ты на машине приехала?
Я медленно качаю головой.
— И я без машины, — разочарованно говорит он.
— Можем вызвать Uber, — предлагаю я. На его лице появляется улыбка, от которой у меня перехватывает дыхание.
— Мне нравится ход твоих мыслей.
— А твой отец не рассердится, если ты уедешь раньше? — переживаю я.
— Как будто меня это волнует. Он не видел меня годами. Ему даже нечего мне сказать, — отвечает Тони с презрением.
Не могу винить его за эти чувства. Должно быть, это больно — расти без отца, хотя я также давно не видела маму. Почему богатые занятые родители думают, что могут купить нашу любовь? И что дорогие вещи смогут их заменить?
Конечно нет. Я не отказываюсь от папиных подарков, но иногда мне просто нужно его внимание. Особенно я нуждалась в нем, когда была младше. В старших классах я играла в волейбол. Получалось не так хорошо, как у Палмер, но я умоляла его прийти и посмотреть на мои матчи. Всего лишь раз в сезон. Преданные родители моих одноклассников приходили на каждую игру, болели за своих детей. Между ними существовала связь, и на них было приятно смотреть. Я ценила это внимание намного больше, чем другие девчонки из команды, ведь их родители всегда были рядом. Для них это являлось нормой, их родители даже дружили между собой.
А я? Я была счастлива, что папа пришел на целых две игры за всю старшую школу. Две из, кажется, миллиарда. Все. И то он едва отрывал взгляд от телефона.
Когда закончила школу и уехала, я словно вдохнула полной грудью. Расстояние помогло забыть обиду, но сегодня она вернулась. Я знаю настоящую причину, по которой мы сюда пришли. Он хотел меня показать. И свести с кем-то. Как будто я продаюсь.
— А твой отец разозлится, если ты уедешь? — спрашивает Тони.
Я медленно качаю головой, хотя, конечно, не уверена в этом.
— Он поймет.
Если бы он знал, что я собираюсь запрыгнуть в такси с Тони Сорренто, сыном его заклятого врага, никакого понимания он бы не выразил. Он был бы вне себя от ярости.
Видимо, это шанс, которым мне нужно воспользоваться.
