Твёрдая власть. Записки русского патриота

М. Н. Катков (2023)

«Все законы подчиняются требованиям безопасности государства, когда оно в опасности, — писал Михаил Катков, главный идеолог консервативно-охранительного направления в России второй половины XIX века. — Пора развязать себе руки и перестать стыдиться чего-то в пользовании властью, когда дело идет о спасении и пользе государства». Он писал об особой русской цивилизации, непонятной и чуждой Западу, о врагах России как за ее пределами, так и внутри страны. Для сохранения России необходима твердая власть, говорил М.Н. Катков, при этом, все общество должно оказать ей содействие, поскольку «в нормальном обществе каждый должен быть оберегателем общих интересов; каждый должен быть как бы правительственным агентом и полицейским служителем». В книге представлены лучшие публицистические работы М.Н. Каткова на эту тему. В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Духовные скрепы России

Пробудившийся патриотизм

(из статьи «Истинный и разумный патриотизм»)

Чувство постоянного унижения, в котором мы теперь находимся, состоя под судом и следствием, нестерпимо для народа, не лишенного чувства чести и уважения к себе, и совершенно невозможно для великой державы. С чем можно сравнить, например, эти наглые требования, которые заявляются иностранной печатью, чтобы наше правительство заключило перемирие на время конференций или даже на целый год?

Да и вообще самый факт дипломатических объяснений по возникшим у нас затруднениям (независимо даже от того презрительного тона, с каким ведутся эти объяснения, независимо от придирок, грубости и недобросовестности, с которыми к нам обращаются, не затрудняясь даже приисканием благовидных предлогов), самый факт этих объяснений есть для России невыносимая обида, особенно когда он как бы узаконяется и длится неопределенное время. Весь этот факт есть надругательство над нами, есть оскорбительное изобличение нас в несостоятельности; этим фактом вынуждаемся и сами мы чувствовать себя бессильным и униженным народом. Такое чувство, a la longue, либо подорвет силу народного духа, либо доведет его до крайнего раздражения.

В самом деле, только к слабому и презрительному можно обращаться так, как обращаются к нам теперь европейские державы. Вначале Европа, может быть, и действительно была уверена, что мы лишены всякой силы отпора, что мы оторопеем и будем согласны на всякие требования. Теперь Европа этого не думает; она уверилась, что русский народ не есть бездушная масса, с которой можно поступить как угодно; она уверилась, что Русская земля есть цельное живое единство, которое сильно отзовется во всех своих частях при всяком на него покушении; Однако переговоры продолжаются; факт, оскорбляющий наше народное чувство, остается во всей силе; нам грозят еще конференциями; нас хотят совсем взять в опеку.

Значит, для заявления силы недостаточно одних слов, как бы они ни были искренни и как бы ни мало было сомнения в их способности и готовности перейти в дело. Слова все-таки не более как слова; они разносятся ветром и забываются. Слов недостаточно для того, чтобы заявить серьезную готовность народа отстаивать свою честь и свое достояние. Верное и несомненное правило: для того чтобы предупредить войну, надобно показать серьезную к ней готовность, para bellum, si vis pacem (готовься к войне, если хочешь мира). Вооруженный и готовый к защите менее подвергается опасности нападения, нежели невооруженный и беззащитный. Придираются только к слабым, а не к сильным.

* * *

Всякий, кто наблюдал теперь настроение духа во всех слоях нашего народа, знает, каким сильным патриотизмом оживлены у нас все сословия и как дружно сливаются они в этом чувстве.

В патриотических заявлениях, которые от всех сословий и со всех концов России раздаются теперь перед престолом, везде говорится (и конечно, не для украшения слога) о полной готовности жертвовать всем для спасения отечества. Но обещания жертвовать всем недостаточны для того, чтобы поправить наши дела и восстановить наше национальное достоинство; они недостаточны именно по своей крайности и чрезмерности. Общество проснулось, подняло голову и громогласно, тысячами голосов, провозгласило, что оно встанет и будет крепко защищаться, когда придут грабить его дом и резать его детей. Достаточно ли это? Может ли это внушить к нам уважение? Может ли это восстановить нашу честь, особенно когда после этих провозглашений мы снова завернемся и заснем? Наконец, согласно ли с достоинством великой державы допускать мысль о такой опасности, которая потребует от нас крайних жертв, особенно в деле, где мы совершенно правы и где должны быть несомненно могущественны?

К сожалению, наше общество не привыкло к самодеятельности, и русские люди не вдруг обнаруживают энергию и находчивость в общественном деле. Однако и нам пора уже выходить из нашей обычной апатии; пора и нам, между изъявлениями нашей готовности к крайним жертвам и действительным принесением этих жертв, поставить что-нибудь на полпути, что-нибудь посредине, что было бы посильнее слова и еще было бы далеко от кровавых и тяжких жертв и что, напротив, могло бы избавить наш народ от необходимости приносить их.

Только энергическим принятием таких предупредительных мер можем мы сохранить нетронутым наш резерв тяжких и кровавых жертв, которые мы готовы принести. Мудрость и сила человеческих дел заключается в предусмотрительности. Это пуще всего должны зарубить себе на уме наши патриоты.

Теперь, когда у всех на языке вопрос о войне, вы беспрерывно будете слышать проекты о том, как будем мы формировать народное ополчение, для того чтобы встретить врагов; сколько, например, батальонов выставит Москва и как в две недели мы обучим их стрельбе и всякой военной хитрости. Мы слышали подобные речи от людей серьезных и патриотов, и, признаемся, слышали не без грусти. Вот так-то мы всегда действуем, а потом жалуемся на нашу горькую участь!

Успокоившись чувством своего патриотизма и своей готовностью на всякие жертвы в минуту опасности, мы ничего и не делаем для ее предотвращения, между тем как истинный и разумный патриотизм состоит в том, чтобы заблаговременно ограждать отечество от опасности и тем всего вернее предотвращать ее.

Какая радость жертвовать всеми нашими средствами, благосостоянием целых классов общества и вести на бойню дружины наших мужичков, которые, конечно, не задумаются, как курская дружина в Крыму, броситься с топорами на огнедышащие батареи?

Чувствуют ли эти патриоты, как расточителен их патриотизм, сколько в нем апатии и как он мало согласуется с истинным гражданским мужеством, с истинной любовью к отечеству, с истинной преданностью к своему народу?

Нет, истинный патриотизм постарается сделать ненужными подобные крайние и часто так бесплодные жертвы. Истинный патриотизм состоит в решимости подвергнуть себя заблаговременно некоторым тягостям и лишениям, чтобы поддержать честь и права своего народа и тем избавить его от страшного расточения крови и сил.

* * *

Европа имеет некоторое основание думать, что внутри Россия теперь менее безопасна, чем в другое время; она знает, что, кроме великих держав, с которыми нам приходится теперь иметь дело, мы имеем дело еще с особой державой, у которой нет территории, но которая, как воронье, является везде, где только есть или где только готовится падаль.

Конец ознакомительного фрагмента.