Путч будет завтра (Старинный романс)

Наг Стернин, 1998

Середина августа 1991 года. Страна бурлит, раздираемая противоречиями. В крымском санатории рядом с Форосом собралась небольшая компания людей разного возраста и различных профессий. Их политические взгляды часто не совпадают, а иногда и прямо противоположны. Они ожесточенно спорят друг с другом, в их спорах и даже судьбах причудливо переплетается настоящее и далекое прошлое страны. Все это не мешает им относиться друг к другу с уважением и даже любовью. А вокруг пышным цветом вылезают из щелей ядовитые побеги – предвестники надвигающегося катаклизма. Путч будет завтра.

3

За столом в соседстве с Алексеем Алексеевичем оказалась приятная пожилая — лет уже под шестьдесят — пара. Сосед чем-то неуловимо напоминал знаменитого некогда артиста Бориса Чиркова, а соседка… соседка была женщиной, обаятельной женщиной, женщиной до мозга костей. Алексей Алексеевич был очарован и невольно подумал о том, насколько… опасна… да-да, именно опасна была она в молодости.

— Давайте знакомится, — сказала соседка, безо всякого стеснения рассматривая Алексея Алексеевича, — только уж, пожалуйста, не надо отчеств, хорошо? Меня зовут Ольга, моего мужа — Борис, а Вас?.. Алексей?.. Скажите, Алеша, это Вы сегодня так красиво, так мощно плыли? Ну что же Вы смущаетесь, это прекрасно, когда человек делает что-то профессионально, и даже не просто профессионально, а с блеском.

— Например, отдыхает, — ввернул Борис.

— Отдыхать тоже надо уметь, — возразила Ольга.

— У меня такая ласта, — сказал Алексей Алексеевич, — а вот отдыхать я не умею. По крайней мере, на курорте.

— Это заметно, какой-то Вы неприкаянный, — сказал Борис, а Ольга добавила:

— Научим.

Из столовой они вышли вместе.

— Вы рощу реликтовых сосен уже видели? — спросил Борис. — Идемте, мы Вам покажем. Тут везде воздух замечательный, ну а уж там — это нечто. И вечером обязательно зайдите в бар.

— Полюбоваться на Викторию Павловну, — язвительно ввернула Ольга.

— Это барменша, — невозмутимо сказал Борис. — Посмотреть есть на что. Кстати, она прекрасная теннисистка…

— Конечно-конечно, — с еще большей язвительностью снова ввернула Ольга.

–…но дело не столько в ней, сколько в коктейлях. Она их составляет на базе Новосветского шампанского с коньяком и прочими причиндалами, представляете?

— Нет, — честно сознался Алексей Алексеевич, — не представляю. Зачем разбавлять такую чу́дную вещь, как Новосветское шампанское, всякой дрянью, хоть бы и коньяком?

— А Вы приятный в общении человек, Алеша, — с некоторым удивлением сказала Ольга. — Говорите прекрасным языком, политика наша кретинская Вас не интересует. И вообще, в Вас есть шарм. Вы должны очень нравиться женщинам.

— Вот уж не замечал, — пробормотал Алексей Алексеевич.

— Так-таки и… — с сомнением в голосе протянула Ольга. — Будь я хотя бы лет на десять моложе, мы с Вами непременно наставили бы этому обормоту рога, — и она взъерошила мужу волосы.

— Что Вы такое говорите, — ужаснулся Алексей Алексеевич, а Борис с коротким смешком заявил:

— Да куда бы Вы, Алеша, делись, коли бы она, тогдашняя, Вас атаковала? Таки и наставили бы. Но! Будь мы с тобою, мать, на десять лет моложе, я на этот мелкоприскорбный факт не обратил бы ни малейшего внимания. Виктория Павловна? Ха! Тут появилась такая девочка… — он выпятил грудь, приставил ладонь козырьком ко лбу и по-орлиному огляделся. — Да вон она.

По параллельной дорожке их стремительно догоняла льдышка из третьего купе.

— И ведь Борхеса читает, заметьте Алеша, Борхеса. Кстати, Вы его Каббалу читали?

Каббалу Алексей Алексеевич читал.

— Прекрасно, — с удовлетворением отметил Борис. — Я так и думал, кстати сказать. Так вот, у нас с женой по поводу одного места ведется давний спор. Рассудите нас. Помните, он там говорит…

Прав в этом споре, по мнению Алексея Алексеевича, был Борис. Однако, из чисто рыцарских побуждений, поддержал он Ольгу, благо аргументы — достаточно веские, или, по крайней мере, сходу не опровергаемые — у него нашлись.

— Ага! — орала Ольга, — Ну, что? Нашла коса на камень? Давай-давай, опровергай! Где твоя хваленая аргументация?

Спор разгорелся жаркий, обе стороны не сдавались, пришлось перенести его на скамеечку в роще реликтовых сосен. Через некоторое время Алексей Алексеевич с удивлением обнаружил, что девушка из третьего купе сидела от них неподалеку с открытой книгой на коленях, но явно не читала, а к их спору внимательно прислушивалась. Это подстегнуло его, он удвоил усилия, и, наконец, Борис заявил:

— Ну, ладно. Не могу сказать, что Вы меня убедили, но встречных аргументов у меня сейчас нет.

Ольга хлопала в ладоши и кричала в совершенном восторге:

— Вот так! Вот так! Это тебе не меня по стенке размазывать. Я всегда знала, что права.

Борис смущенно почесал в затылке.

— Аргументация у Вас нетривиальная, достаточно доказательная, но что-то в ней… я должен все как следует обмозговать. С вашего позволения, оставляю за собой право к этому спору вернуться. А кто Вы по профессии, Алеша? Филолог?.. Историк?..

— Читатель, — рассмеялся Алексей Алексеевич. — Читатель.

— Значит, профессиональный читатель… неплохо.

Девушка из третьего купе закрыла книгу, встала и направилась вниз, к морю.

— Она, что же, где-то тут сидела? — удивился Борис. — А я и не заметил.

— Где уж тебе заметить, — язвительно сказала Ольга. — Ты разливался соловьем. Токовал, можно сказать. А вот Алеша, я это видела, заметил.

— Токуют глухари. Нет, постойте, так она, может быть, нас слушала?

— Еще как, — рассмеялась Ольга. — Ни словечка не пропустила. Ну что же Вы, Алеша, вперед! Идите за ней. Развивайте успех.

— Это не по моей части, — сказал Алексей Алексеевич, морщась. — Тем более что она меня почему-то терпеть не может.

— Главное, что не равнодушна, — наставительно сказала Ольга, супруги, обнялись и, распевая развеселую песенку о пижоне, отправившемся в турпоход в модных заокеанских “шузах”, пошагали вслед за девушкой и исчезли за колоннадой, которой заканчивалась реликтовая роща. Алексей Алексеевич остался один. Что делать, отдых как-то не вытанцовывался.

Неподалеку раздавались звонкие удары по мячу и веселые выкрики. Алексей Алексеевич не спеша побрел в ту сторону и через некоторое время вышел к теннисным кортам, два из которых были свободны, а на третьем его соседка по автобусу — та, что привезла с собой гитару — и режиссер энергично орудовали ракетками.

— Алексей Алексеевич! — заорал Нахапаров. — Идите сюда. Вы в теннис играете? А то Ирочка меня совсем загоняла. Смените, дайте дух перевести.

— Стоит ли? — усомнился Алексей Алексеевич. — В юности пробовал, но с тех пор лет сто в руках ракетку не держал.

— Идите — идите, — махала рукой женщина. — Подумаешь, не держал! Вот сейчас и возьмете… Ну же, идите скорей сюда. Что Вы как тень отца Гамлета…

— Да нет, спасибо, как-нибудь в другой раз, — ответил Алексей Алексеевич и, отвернувшись, побрел прочь. За спиной снова послышались звонкие удары ракеток по мячу. На работу, что ли, позвонить? — подумал Алексей Алексеевич. — Где у них здесь телефон?

Телефон, как оказалось, расположен был в вестибюле второго корпуса. Очередь Алексею Алексеевичу тут же и сообщила, что корпус этот в санатории самый “фешемебельный” и элитарный — надо же, и среди элиты есть своя элита, рассеянно удивился Алексей Алексеевич — что находятся в оном корпусе исключительно люксы, а уж если и не люксы, то самые клевые номера на одного человека. В разгар обсуждения этой животрепещущей темы в вестибюль вошла льдышка из третьего купе и целеустремленно направилась к лифту. Поймав на себе ее взгляд, Алексей Алексеевич сделал большие глаза и со всеми возможными почтительностью и пиететом оглядел окружающую роскошь. Девушка нахмурилась, хотела что-то сказать, но дверцы лифта открылись перед нею, она отвернулась, шагнула внутрь и уехала. Настроение у Алексея Алексеевича тут же несколько и улучшилось, отчего самому ему сделалось смешно.

Пятнадцатикопеечные монеты — вещь на юге безумно дефицитную — Алексей Алексеевич предусмотрительно привез с собой во вполне достаточном количестве, можно было не экономить. Новость, которую он услышал, того стоила. “Сашка-охламон”, оставшийся вместо него исполнять обязанности завлаба, просто захлебывался от возбуждения и желания как можно скорее сообщить “Ал-Алу” все успевшие накопиться новости.

От О’Нила, оказывается, пришло письмо, содержащее сразу два потрясающих известия. Во-первых, Алексей Алексеевич вскоре должен был получить приглашение принять участие в конгрессе,"имеющем себя быть"в апреле будущего года в Сиэтле. Во-вторых, О’Нил прислал “дорогому другу” Алексею Алексеевичу тезисы своего доклада, по которому хотел бы знать “дорогого друга” Алексея Алексеевича мнение.

— Это часть нашей пятнадцатой, вся шестнадцатая и боком залезает на семнадцатую серии, — орал Сашка в трубку. — Он сегодня звонил, спрашивал тебя. Так я ему сказал, что у нас есть во многом схожие результаты, вот только основной массив данных лежит в верхней части спектра, да и истолковываем мы их несколько иначе. Старик заволновался, предлагает обменяться полными результатами серий и попробовать подготовить общий доклад. Или, во всяком случае, как-то состыковаться. А насчет денег на загранкомандировку, Ал-Ал, не сомневайся, я ходил к “столпу”, он обещал выделить, — “столпом науки”, или сокращенно “столпом” сотрудники института окрестили зама по научной работе.

Трубка вибрировала и тряслась, голос Сашкин, казалось, слышно было даже за пределами корпуса. Смысл всех его воплей сводился к тому, что и заболел, и уехал “на юга” шеф уж очень не вовремя и, вообще, некстати, ну а что теперь делать и как быть он, Сашка, представления не имеет.

Алексей Алексеевич с трудом вклинился в Сашкин монолог и велел, с тезисов О’Нила копию сняв, с проводником ближайшего поезда оную копию ему, Алексею Алексеевичу в Севастополь переправить.

— Звонить тебе буду домой завтра поздно вечером. Не забудь только номер вагона и имя проводника записать, а то знаю я тебя. Ты будешь каяться и извиняться и бить себя в грудь кулаком, а я вдоль состава бегать, проводников ловить и опрашивать: не оставил ли кому длинный лохматый очкарик бумаги для передачи…

Вести были неоднозначные, как к ним относиться, вот так сразу Алексей Алексеевич решить не мог. О’Нил наступал на пятки в области, где Алексей Алексеевич привык считать себя и сильнее, и дальше продвинутым. Но, с другой стороны, совместный доклад был вещью лестной и вполне в духе времени, а если бы удалось договориться и скоординировать усилия, они с О’Нилом рванулись бы вперед с такой скоростью, что прочим конкурентам в их непростой проблеме делать стало бы и вовсе нечего.

Алексей Алексеевич машинально глянул на часы и обмер. Еще полчаса назад ему полагалось быть у врача. Он и побежал. Нет, что ни говори, а санаторный отдых грозил обернуться делом хлопотным и суетливым.

Кабинет врача отыскался как-то сам собою. Против ожидания, вместо длинной очереди мающихся людей перед дверью кабинета сидела лишь одна оживленно беседующая пара — гаремная дама-конфидентка и очень импозантный мужчина с красивыми седыми висками. Алексей Алексеевич пристроился рядом. Дама сухо кивнула ему, чему Алексей Алексеевич, в ситуации сходу не разобравшись, невнимательно удивился.

— Так я подожду Вас там, внизу, — говорил мужчина, глядя на даму маслено. В это время дверь кабинета открылась, выпуская… — тесен мир санаторный! — льдышку из третьего купе. Конфидентка скользнула внутрь, и Алексей Алексеевич остался один, поскольку и девушка, и мужчина с красивой сединой покинули коридор с редкостной стремительностью.

Ждать даму пришлось долго. А когда она появилась, то в разговоры с Алексеем Алексеевичем вступать не стала. Ну, что ж, — подумал Алексей Алексеевич с самого себя рассмешившим облегчением, — эта проблема, похоже, разрешилась сама собой. Он постучал, сунул голову в приоткрытую дверь, спросил: “Можно?” и услышал в ответ сакраментальное:

— А-а, вот это кто. Это за Вами сегодня спасатели на катере гонялись?..

Закончив обследование, врач некоторое время смотрел на него пристальным немигающим взглядом. Алексей Алексеевич поежился и, прерывая затянувшееся молчание, сказал:

— Ну что, доктор, сейчас Вы мне скажете, чтобы я сидел — себе на песочке и на море только поглядывал, а вот плавать — ни-ни?

— Отчего же, — возразил врач. — Плавайте на здоровье. Не с такой интенсивностью, конечно, но море Вам не противопоказано. Профиль у нашего санатория не Ваш, Вам бы лучше в Кисловодск. Но уж раз приехали, подлечим. Мышцу сердечную не перенапрягайте. И при малейших неприятных ощущениях, уж пожалуйста, сразу ко мне. А назначу я Вам пока вот что…

Назначений было много. И ванны, и массаж, и какие-то токи Бернара, и озокерит, и уколы. Особенно поразил Алексея Алексеевича своей экзотичностью некий “кислородный коктейль”. Показался он ему вещью крайне глупой, никчемной и даже вздорной, но уж раз назначают… врачу видней.

— Таблеточки попьете, — говорил, между тем, врач, — я тут Вам в санаторной книжке написал, обратитесь к старшей медсестре, она выдаст. А насчет плавания, вот что. Я всегда мечтал освоить баттерфляй. Кролем-то я плаваю, и даже, вроде бы, неплохо… может, покажете?

Алексей Алексеевич рассмеялся и, увидев, что врач растерянно захлопал глазами, поспешно сказал:

— Никаких проблем. Тут у меня уже целая группа собирается. Отчего же, конечно, научу.

Он поблагодарил врача, попрощался и вышел из прохладного здания наружу. После полумрака кабинета яркий свет буквально ослепил его. Легкий ветер шелестел глянцевой листвой деревьев, и одуряюще пахли цветы. Алексей Алексеевич взглянул на часы. Время подбиралось к ужину, но жаркое южное солнце стояло еще очень высоко. Первый бестолковый санаторный день никак не желал приближаться к концу.