Шальная

Надежда Голубицкая, 2023

Каролина Харольская, дочь разбогатевшего иммигранта, живет в ожидании самого счастливого дня в своей жизни, свадьбы с любимым человеком. Но накануне этого торжественного события она узнает то, что полностью переворачивает ее жизнь. Она вынуждена бежать из солнечного Майами, возвращаться на родину, чтобы найти родных людей и распутать все тайны прошлого. Ее путешествие принесет ей много неожиданных приключений, а самое главное – любовь, которая сможет преодолеть все трудности и преграды.

Глава 1

— Кэролайн! Ты думаешь вставать или нет? Если опоздаешь к Даяне, останешься без свадебного платья, — голос матери звенел на два этажа.

Она уже приходила меня будить, но так и не смогла заставить подняться с постели. Я попыталась открыть глаза и порадоваться солнечным лучам, устроившим дискотеку на моей подушке. Видимо, мать подняла жалюзи. Но глаза не желали открываться. Я лениво потянулась и уже собиралась перевернуться на другой бок, чтобы досмотреть свой счастливый сон про нас с Майком. В нем он кружил меня на руках на нашем любимом пляже, мы смеялись и вместе падали в воду, затем дурачились, окатывая друг друга серебристыми брызгами.

Я решила, что до нашей с ним свадьбы еще есть целых три дня, портниха Даяна успеет сделать последнюю примерку моего подвенечного платья и подгонит, если что-то будет не так. Но я совершенно не беспокоилась, что могла набрать вес. Сейчас моя фигура и мой внешний вид не причиняли мне беспокойства, как в детстве, когда я не могла спокойно смотреть на себя в зеркало. Я была не просто пухленькая, а очень толстая, с колонноподобными ногами, с круглыми щеками и двойным подбородком. Уже подростком я пыталась сидеть на диетах, отказывалась от мучного и сладкого, но результат почему-то был нулевым. От отчаяния диета забывалась, а вес еще больше увеличивался. И всякий раз мама говорила, что у меня снова не хватило силы воли, и я так и останусь при своих килограммах.

Я всегда с восхищением смотрела на свою ухоженную мать и спрашивала себя, почему я не выгляжу как она. Ведь многие говорили, что мы с ней похожи, у нас одинаковые зеленые глаза и неопределенный русый цвет волос. В детстве я думала, что если бы я была так же хороша, возможно, мать была бы ласковее со мной и мы, может, нашли бы общий язык. Тогда в сотый раз я принимала решение прекратить есть пирожные, чтобы можно было заслужить одобрение матери, и в сотый раз губительное предчувствие говорило, что мне не хватит на это силы воли.

Я знала, что моя комплекция не просто не нравилась матери, она ее просто раздражала до такой степени, что она лишний раз не показывалась со мною в обществе. Но однажды все изменилось. Как-то мы пришли в какой-то дорогущий салон, мама отобрала с десяток вечерних нарядов, а я должна была подождать, пока она все перемеряет и определится с выбором. Я сидела на мягком диванчике и уплетала за обе щеки предложенные администратором шоколадные конфеты. Мать вышла из примерочной, на ней было слишком узкое серебристое платье. При каждом движении создавалось ощущение, что оно вот-вот лопнет. Но для меня тогда оно было верхом совершенства. Мама крутилась у зеркала, оглаживая свою идеально стройную фигуру, и спросила, повернувшись ко мне:

— Ну, как?

Что я могла ответить на этот вопрос?

— Просто сказочно. Я тоже хотела бы быть такой красивой.

Администратор, наверное, чтобы угодить выгодной клиентке, заметила:

— А ты и будешь точно такой же красавицей и очень скоро.

— Ей никогда не стать красавицей, если она не научится отодвигать тарелку в сторону! — безапелляционно припечатала мама и пошла мерять следующий наряд.

После этого случая у меня внутри словно сломался насос, который раздувал меня вширь. Я начала резко и быстро худеть, при этом совершенно не меняя свой рацион. Жизнь стала налаживаться. Сколько я себя помнила, до этого случая в школе я всегда была где-то на задворках, а потом неожиданно почувствовала себя частью высшего круга. Появились подруги, и мальчишки начали замечать. А когда мне предложил встречаться самый популярный парень колледжа, я вообще стала звездой, и никто даже не вспоминал, что раньше мои щеки были шире моей нынешней талии.

— Кэролайн, я сейчас поднимусь наверх и окачу тебя холодной водой! — послышалась снизу угроза матери.

И почему она называет меня на американский манер, зная, что мне это не очень нравится? Отец, Майк, все друзья и подруги звали меня Линой. А вообще, я Каролина Харольская, дочь простого русского эмигранта, который здесь, в Майами, не только смог открыть свое дело, но и сколотить приличное состояние, войдя в список самых богатых людей штата. Несмотря на свой американский успех, отец никогда не забывал свои корни. Хоть родители и уехали в Америку, когда я была совсем маленькая, но отец настоял на том, чтобы у меня была гувернантка, знающая русский язык, в итоге я в совершенстве владела им, также как и английским. Дома на русском говорили все, даже прислуга, кроме мамы, которая упорно делала вид, что не понимает его, выдавая себя за коренную американку.

Нужно было вставать, иначе мать могла исполнить свою угрозу, а ледяной душ пока не входил в мои планы. После ванной я одевалась перед высоким зеркалом на стене: примерила пару блузок, приложила к себе легкое яркое платье, а потом решила не заморачиваться и надела темно зеленую майку на тонких бретелях и пару самых обычных джинсов. Такой наряд не приветствовался мамой, но могла же я немного позлить ее напоследок. После свадьбы раздражающий ее фактор в моем лице переедет в собственный дом и не будет ее доставать. Как я в свое время завидовала подружкам, у которых были доверительные дружеские отношения с матерью, у нас все было не так. Я знала, если приду к ней со своей проблемой, то получу не поддержку, а скорее обвинение в том, что сама во всем виновата. В школе я делилась трудностями с отцом и гувернанткой, а потом научилась самостоятельно решать свои проблемы, не полагаясь ни на кого.

Я стянула в высокий хвост волосы, доходившие мне до плеч и ложащиеся крупными волнами. Майк обожал их пшеничный оттенок, утверждая, что они мне придают особую солнечность и яркость. Лично мне цвет моих волос не нравился, наверное, теперь из-за того, что такой же был и у матери. Только она получала этот оттенок путем старательной работы парикмахера, а меня им одарила природа, которая, словно подшутив надо мной, перемешала у меня на голове все оттенки от пепельного блондина до темно-русого. От этого казалось, что волосы либо выгорели на солнце, либо их мастерски окрасили. Сейчас мне хотелось быть шатенкой. Мне казалось, что темные волосы удачно подчеркнут зелень моих глаз. Но когда я однажды заявилась на свидание к Майку в темном парике, его чуть удар не хватил. Он заявил, что подобный цвет еще и в сочетании с яркой помадой делает меня похожей на девушку древнейшей профессии. На этом мои эксперименты закончились.

Решив не заморачиваться с макияжем, я, наконец, спустилась в столовую. У нас было заведено: сколько бы ни было дел, мы всегда завтракали вместе. Сейчас отец как обычно погрузился в свежую газету и не спеша попивал кофе. Я порывисто обняла его за шею и чмокнула в щеку, прежде чем занять свое место рядом с ним.

— Шальная, чуть не задушила! — произнес он с улыбкой.

Шальной меня еще в детстве прозвала наша домработница миссис Льюис.

— Шальная егоза. Не девочка растет, а веретено, — вздыхала она всякий раз, когда обрабатывала очередную мою ссадину или царапину.

— Ты можешь ходить спокойно? — ворчала тогда мать. — Обычно такие пышечки спокойные и неповоротливые, а ты носишься как взбесившийся слоненок. Действительно шальная!

Сегодня мама вошла в столовую, благоухая как свежая майская роза. Свободные домашние брюки, легкая блузка, идеальная прическа и макияж, все выглядело стильно и элегантно. Мне иногда казалось, что она и спать ложится при полном параде. Сколько бы я не старалась, никогда не выглядела столь идеально. К ней на шею я не бросалась. Мать бы этого не поняла и не оценила.

— Неужели ты соизволила спуститься? — недовольно бросила она.

— Лилиан, пусть поспит, пока еще не замужем, — усмехнулся отец, заговорчески подмигнув мне. — А то потом начнется семейная жизнь: муж, быт, заботы. Бедная девочка!

— Это Майк бедный. Угораздило его связаться с нею, — отрезала мама и, повернувшись ко мне, добавила: — Вот опоздаешь на примерку, и не подгонят по фигуре выбранную тобою ночную сорочку. По-другому я не могу назвать твой подвенечный наряд. Что тогда делать будешь? В джинсах пойдешь под венец или примешь мой вариант?

Вот уже на протяжении полутора месяцев у нас велся спор по поводу моего свадебного платья. Мать хотела видеть меня если не королевой, то хотя бы принцессой, утопающей в пене воздушных тканей, рюшей и кружев. И то, что выбирала я, ее никак не устраивало. Наконец, я вспылила и настояла на платье из молочного атласа на тонких бретелях, с глубоким декольте и оголенной спиной. На платье не было ничего лишнего, но от матери оно заслужило оценку «вульгарная ночная сорочка». После чего она недовольная покинула салон, предоставив мне возможность самой решать и выбирать. Получив, наконец, свободу, я смогла выбрать именно то, в чем чувствовала себя даже не королевой, а богиней. Однако я представляла, какой шок ожидает маму, когда платье привезут домой. Прежнее, выбранное мной, покажется ей супер скромным.

На скорую руку проглотив завтрак и схватив ключи от своего джипа Вранглер, я помчалась на примерку своего подвенечного наряда. Кстати, моя машина была еще одним камнем преткновения в наших с мамой отношениях. По ее мнению, девушке надлежало ездить на какой-нибудь классической непременно красненькой машинке, такой же женственной и миниатюрной, как и сама хозяйка, а не рассекать улицы на рычащем монстре с огромными колесами. Но я ведь шальная, и машина у меня должна быть именно такой. Такую отец мне и подарил на день моего совершеннолетия.

Как я и предполагала, платье не нужно было подгонять, оно село просто идеально. Когда консультанты салона, набросив невесомую полупрозрачную фату, отделанную по краю кружевом, вывели меня в центр зала окруженного зеркалами, я замерла рассматривая свое отражение. Платье было сказочным. Полностью ажурное с силуэтом «русалка» и очень глубоким декольте. Особенность его была в том, что создавалось впечатление, будто кружево надето на обнаженное тело, бежевая подкладка-сетка была в цвет кожи и совсем незаметна. Кроме того на этой же невидимой сетке держались кружевные расклешенные рукава, начинающиеся от локтей и спускающиеся к самому низу.

Я уже представляла реакцию матери на это чудо. Но она практически никогда не была довольна мною и моим выбором, так что потерпеть один день ее осуждающий взгляд и недовольное лицо я смогла бы. Зато я представляю, как Майк будет пожирать меня глазами, и это того стоило.

Загрузив пакеты в машину, вдруг в витрине магазина напротив я увидела мужскую куртку из светлого натурального замша. Майк давно хотел именно такую. Я, не раздумывая, вошла в бутик. На ощупь куртка оказалась еще лучше, к тому же нужного размера. В предвкушении того, как буду вручать ему этот подарок, я полезла в сумочку за кошельком, но его там не оказалось. Скорее всего, я оставила его дома, а той мелочи, что была в кармане сумки, не хватало на покупку. Попросив продавца отложить куртку хотя бы на полчаса, я рванула к отцу в офис, который находился в этом же районе.

Секретаря на месте не было. Наверное, ушла по какому-то поручению отца, но она мне и не была нужна. Мне позволялось приходить к отцу в любое время, даже когда шли совещания. Я решительно направилась к двери в его кабинет, которая была неплотно закрыта, и уже положила руку на ручку, как вдруг разговор за ней заставил меня замереть и прислушаться.

— Послушай, мы договаривались о тридцати процентах акций, а ты теперь требуешь пятьдесят, — в голосе отца слышались недовольные нотки.

— Да потому что вы мне обещали акции и красавицу дочь в жены, а Кэролайн хоть и красива, но характер у нее просто ужасен, и это требует денежной компенсации.

Я, словно пораженная громом, в голосе собеседника отца узнала Майка, но то, что он говорил, совершенно не вязалось с моим любящим женихом.

— Если ты снова решишь пугать меня полицией, то ничего этим не добьешься, — резкие ноты в голосе отца усилились. — Я уже замел следы своей глупой аферы, и твой шантаж ничего тебе не даст. Я соглашаюсь дать тебе тридцать процентов акций и руку своей дочери только потому, что Лина любит тебя. Можешь считать это ее приданным.

— Это очень хорошо, что вы понимаете, что ваша дочурка влюблена в меня как кошка. Вы, наверное, не хотите, чтобы она страдала, — я с трудом узнавала голос Майка, столько в нем было яда. — Тогда лучше делайте, что я говорю, а то я могу передумать на ней жениться. Ее страдания будут на вашей совести. А полиция, если ее умело направить, уверен, обнаружит следы…

Они еще что-то говорили, но я выключилась, уши словно заложило ватой, а мысли разбежались. Мозг не подавал признаков жизни, отказываясь воспринимать услышанное, и я как сомнамбула направилась к выходу, села в машину и помчалась домой.