Арина-травница

Надежда Игоревна Соколова (2024)

Я — ведьма-травница, попаданка с Земли. У меня есть домовой, говорящий кот и куча проблем с нечистью, которая совсем от рук отбилась. Меня не интересуют всякие там женихи. Я сама разберусь со своей жизнью. И вы, мужчина, тоже мимо проходите!

Глава 2

— Тогда что тебе здесь надо? И не нужно про невесту твердить. Снова стукнуть.

— Дай приворотное зелье, матушка травница! Век о тебе богов молить буду!

Ну да. Этот помолится, этот так помолится. Потом знать не будешь, куда деваться от божественной щедрости.

— Приворот срабатывает, только если вторая половина не против, — нравоучительным тоном сообщила я. — Если она к тебе ничего не чувствует, тебе же хуже станет. Ты точно согласен?

— Точно, матушка травница, — часто закивал этот балбес. — Она не против! Я спрашивал!

И мне бы уточнить, у кого он спрашивал. Но я что-то ступила, каюсь. Собралась по-быстрому избавиться от Ваньки. И вручила ему заветный флакончик с приворотом.

Ванька засиял, как солнышко, которого на небе не видать, схватил флакончик, прижал к груди и выскочил из моего дома.

— Ох, чую я, напрасно ты это сделала, — проворчал Кристик, проявляясь из воздуха.

— Да я вот тоже… чую… — задумчиво ответила я. — Но, с другой стороны, он же ушел. Да и, может, не все так плохо будет?

— Ты сама-то в это веришь? — скептически поинтересовался Кристик.

Не верила. Но ответить не успела.

В приоткрытую дверь, которую Ванька так и не удосужился закрыть, влетел мокрый, грязный, голодный кот. Ну, здравствуй, Васенька. И где ж ты шастал, ирод ты этакий?

Васька был не просто котом. Нет, он был котом говорящим. Редкость для этого мира. Тут если кто и говорил, так исключительно оборотни из соседнего государства. А они, по непонятной для меня причине, отказывались считаться животными. Никто другой из живности тут рта не открывал.

Понятия не имею, кто именно научил Ваську складывать фразы в три этажа при ругани и выдавать цветастые перлы. Возможно, Васька просто всю свою жизнь внимательно слушал витиеватую и образную крестьянскую речь, но уж лучше бы он молчал, право слово. Потому что этот наглый комок шерсти был уверен, что все вокруг — его должники, до самого окончания мира. Потому и нахальничал Васька всегда и везде, за что и огребал частенько.

— Ага, дома сидишь, да? — начал он с порога качать права. — Я, значит, под дождем страдаю, а она дома сидит!

— А ты неделю страдаешь. Непонятно где, — невозмутимо откликнулась я.

— И проголодался за этот срок, между прочим! — парировал Васька. — Корми, Аринка, меня! И посытней!

— Фигу тебе, — отрезала я. — Сначала вымойся и высушись, а потом права качай, туша грязная.

Кошачье шипение я, естественное, проигнорировала. Совсем страх потерял, обормот этакий.

Кристик, весело фыркнув, предложил и Ваську в бане попарить. Тот обиделся, нырнул в дальний угол и принялся вылизываться с видом: «Не подходи — убью!»

Я тоскливо посмотрела на дождь за окном, пожелала водяному с кикиморами отвратительных суток, ну а заодно — и всей оставшейся жизни. И полезла на печку — греться.

Не то чтобы на улице было холодно. Скорее, сыро. А сырость я не любила — я ж не русалка. И не кикимора. Чтоб их комары сожрали!

Но пока что комары желали жрать только меня. Один так и зудел над ухом, гад такой! Я отмахивалась от него, сама себе напоминая вертолет.

Бесполезно. Эта зудевшая сволочь ни в какую не желала ни ловиться, ни улетать!

— Это тебе, Аринка, наказание, от богов, — назидательно заявил Васька, закончив мыться. — За то что ты честных котов голодными держишь!

— Честные коты дома сидят, а не шастают где ни попадя сутки напролет, — проворчала я. — Кристик, покорми его! Он же не отстанет! Похуже комара!

Домовой так не считал, но Ваське выделил и кусок мяса, и плошку с молоком. Серая туша принялась набивать брюхо. Я же растянулась на печи. Хорошо. Комара бы прибить еще, так вообще все отлично станет.

Сама не знаю, как я провалилась в сон. То ли Васькино чавканье этому помогло, то ли капли дождя, бившие по подоконнику. Но я заснула. И оказалась в деревне. В той самой, в которой жил Ванька. Стояла на околице, с недоумением осматривалась и понимала, что все-таки поехала крышей.

Вокруг орали бабы. Бегали девки. Матерились мужики. И везде, повсюду, едва ли не в каждом дворе, мелькала узнаваемая макушка Ваньки.

— Милый мой, ненаглядный! Суженый мой! Ну что же ты прячешься? — разносился по деревне заливистый голосок Нюшки, местной нищенки, еще в юности поехавшей головой, да так и не выправившейся. Сама Нюшка, одетая в нарядный сарафан, совершенно адекватная, бегала по деревне и однозначно кого-то искала, возможно, даже Ваньку. — Выходи, любый мой! Свадебку играть будем!

На последней фразе я проснулась, ошалело замотала головой и, зевая, позвала:

— Кристик! Ты во сны веришь? Ну, вещие которые?

— Хоть хорошее увидела-то? — уточнил от печки домовой.

— Да как тебе сказать, — задумчиво откликнулась я. — Нюшка с Ванькой скоро свадебку сыграют.

И тишина в доме. Даже Васька чавкать перестал.