Ведьма с бобровой плотины

Надежда Салихова, 2023

Большой семейный дом Паровозовых стоит на краю леса. За лесом – бобровая плотина – место странное и загадочное. Говорят, там живет ведьма. А может, это просто сказки?Тридцатилетняя Олеська Паровозова спешит в отчий дом встречать Новый год. Она загадает желание и… Только что она хочет? Она и сама не знает.Новогодние каникулы с веселой семейкой пройдут ярко, как целая жизнь. Старые друзья, болезненные видения и неожиданная встреча перевернут всю Олеськину жизнь.

4 глава. Жили-были слоники

Машка была наказана. За сосиски.

Когда блудную дочь нашли, волнение и смех улеглись, народ снова собрался в гостиной. На раз-два умяли оставшиеся салаты, а заодно обсудили и Машкино поведение.

— Я чуть с ума не сошла, — нервно покусывая губы, заявила Наталья.

— Вот скажи пожалуйста, зачем ты это сделала? — обратилась она к дочери.

— Што жделала? — подняла на мать свои голубые глазища Машка.

— Что… Ну, во-первых, взяла без спроса сосиски и скормила их Тобику, а во-вторых, никому не сказала, вышла на улицу раздетая…

— Во-первыф, — бесцеремонно перебила мать Машка, — Тобик тоже куфать хочет, а во-фтовыф…

Машка застыла. Она стояла, подперев левой рукой бок, а правую картинно подняла ладонью кверху.

— Ну, что у тебя там «во-фтовыф»? — насмешливо спросил Димка.

— Я жабыла… — Машка крутанулась на пятке и вприпрыжку поскакала к дивану.

Коротенькая юбочка подлетала, открывая взору чуть спущенные колготки, а сползший на бок огромный белый бант подпрыгивал в такт своей хозяйке.

— Нет, ну надо же было додуматься — сосиски на шею намотать! — воскликнула Наташка.

— А тут и думать особо не надо было, — заступилась за племяшку Олеська. — Вон, в журнале как тетенька с сосисками красиво смотрится. И с кобасками.

— Нечего детям смотреть взрослые журналы, — отрезала Ленка.

— Нечего взрослым оставлять свои взрослые журналы без присмотра, — парировала Олеська,

— Вы бы еще Плей Бой на столе оставили, — буркнула она.

Услышав ее слова, Димка почему-то немного покраснел.

— А ты не выгораживай свою любимицу, — прикрикнула Ленка. — А то тоже будешь наказана за компанию. И, кстати, почему ты не отобрала у нее сосиски, когда увидела, что она с ними творит?

— Потому что она сказала, что обязательно должна показаться в этом образе папе и маме, а я не могла допустить, чтобы родители пропустили такую красоту, — невозмутимо ответила Олеська,

— Ну и у меня нет такого авторитета, как у вас, уважаемая Елена Петровна, — с сарказмом добавила она.

— Ах, авторитета нет? — медово улыбнулась Ленка — Елена Петровна — Тогда разделишь наказание с этой малолетней хулиганкой. Мы отправимся гулять, а вы останетесь дома.

— Да, пожалуйста. С удовольствием, — отозвалась Олеська, — Все равно малУю дома одну не оставишь, за ней приглядеть надо будет.

— Угу, ты-то приглядишь… — ехидно вставила свои пять копеек Наталья, — Приглядела уже — и сосисок мы лишились, и ребенка потеряли.

— Так нашли же, — меланхолично ответила Олеська, — А сосиски есть вредно. Там мяса нет, они на 95% из туалетной бумаги состоят.

В обсуждении Машкиного поведения не принимали участия только Лев Львович и Данька. Профессор уткнулся в телефон, сосредоточенно листая новостную ленту. Его желание всегда быть в курсе всех мировых событий не ослабевало даже в праздники. А Данька набыченно ковырял вилкой остатки салата в тарелке. Его грызла досада — надо же, Машка такое натворила, а ей даже не попало. Ну, подумаешь, на прогулку не возьмут. Вот ему всегда влетало по первое число за малейшую провинность. Ну и хорошо, что этой пигалицы не будет на прогулке. Надоела она уже ему. За один вечер надоела.

Через полчаса все собрались, и отправились на прогулку до леса. Это у семьи Паровозовых уже было традицией — первого января, прихватив друзей, отправляться всей компанией в лес, чтобы разжечь там костер, жарить сосиски, хлеб, и просто устраивать активные игры на свежем воздухе.

Дед Василий попытался заступиться за Машку — дескать, праздник, зачем девочку лишать удовольствия. Но Елена Петровна задавила его своим учительским авторитетом, а больше за Машку никто не рискнул заступиться. К тому же погода стояла морозная, столбик термометра опустился до отметки минус двадцать пять градусов. Наталья со вздохом отметила, «пусть дома сидит, нечего ребенка морозить».

Олеська ничуть не расстроилась, что тоже осталась дома. На улице и правда холодно, а дома так хорошо. К тому же побыть одной — это не наказание, а радость. Ну, в данный момент она конечно не одна, а с Машкой. Общение с племяшкой Олеське всегда доставляло радость. И оставшись с Машкой вдвоем, Олеська наслаждалась приятной тишиной, которой, порой не хватает, когда вся семья собирается вместе. Этот дом для нее с детства был родным, несмотря на то, что жила она с родителями не здесь, а в благоустроенной квартире на другом конце села. Но в детстве большую часть времени Олеська проводила именно в этом доме — с сестрами. Тогда еще были живы бабушка и дедушка, а к дяде Васе уже тогда намертво прилипло имя-звание"дед Василий", хотя он еще был довольно молодой. Солнышко расстелило на широких досках пола свои теплые квадраты, повторяющие рисунок оконных переплетов. Тихонько потрескивали в печке дрова. В дом давно провели газовое отопление, но Ленка с дедом Василием решили оставить печь и часто зимой топили ее. Во-первых, для большого дома в сильные морозы, не хватало мощности газового котла, а во-вторых, — так здорово, когда в доме топится печь. Дом сразу становится уютнее…

Машка, по-видимому, тоже не расстроилась, что ее не взяли на прогулку. Вообще, она была достаточно самостоятельный ребенок и не раз оставалась дома одна. И практически без последствий, и разных инцидентов вроде того, с сосисками. Кряхтя, Машка примостилась на диване рядом с Олеськой, привалилась к ее боку и замолчала. Олеська задумчиво поглаживала девочку по волосам, потом тряхнула головой и спросила:

— Ну, Марья, мы с тобой сегодня как два арестанта. Но передвижение по дому у нас не ограничено. Чем займемся?

— А что такое авештанта? — нахмурив белесые бровки, спросила Машка.

— Арестант — это что-то вроде наказанного. Но мы с тобой не наказаны — вот еще! Мы просто остались дома, потому что нам так хочется. Итак, чем займемся?

— Итак, — деловито откликнулась Машка, — Будем шитаться. Я жнаю ховошую шиталку. На кого упадет, тот и выберет, чем жаняться.

И затараторила:

— У шатра штоит вагон

Раш, два, тви, пвиехал шлон.

Раш, два, тви, четыве, пять —

Штал он в цивке выштупать.

Вштал на тумбу,

Начал ешть:

Шъел он каши

Ведев шешть.

Шемь тажов морковки шхвяпал,

На дещевт — вощмую шляпу.

Девять квемовых товтов

И дещатый шъешть готов.

Шважу видно — этот шлон

В математике шилен!

Водить выпало Олеське. Машка немного огорчилась, но когда Олеська сказала, что они сейчас будут читать, оживилась и закричала:

— Тогда пво шлонов читать будем!

И побежала за книжками. Сначала они прочитали книжку с красивыми и яркими картинками, про то, как Слоненок был сначала зонтиком, потом лейкой, потом пожарным. А потом Машка с благоговением открыла большую детскую энциклопедию про животных.

— Это мне в школу купиви, — важно сообщила она Олеське. Ее вообще-то не вазвешают пока твогать, но я же не одна шмответь буду, а ш тобой.

Олеська пробормотала про то, что они снова попадают в разряд правонарушителей, но с удовольствием взяла в руки красочную книгу. Ну и конечно, смотреть энциклопедию они начали со слонов.

— Смотри, Маш, как интересно — оказывается, большие уши нужны слону для охлаждения организма. Уши для слона как будто кондиционер! Через кровеносные сосуды, находящиеся в ушах, происходит отдача тепла. Вот как! И чтобы быстрее охладиться, слоны машут ушами.

— Ну, да, — важно ответила Машка, — В Африке ведь жавко, вот шлоны и машут ушами.

— Ага… А вот еще интересный факт: «Африканские слоны никогда не ложатся и спят только стоя. Слон имеет способность «слышать» ногами благодаря специальным рецепторам, которые находятся на подошвах».

— Бедный шлоник, шпит штоя… у него кроватки нет, да? — вздохнула Машка, — А што такое вецептовы?

— Рецепторы — это такие нервные окончания. Звук уходит в землю, вибрирует. И слон это чувствует ногами и таким образом слышит.

Они еще некоторое время рассматривали энциклопедию, со слонов переключились на птиц. Но потом Олеська заметила, что Машка стала вертеться и слушать невнимательно. «Устал ребенок…» — подумала она и спросила:

— Маш, а может уже чем другим займемся?

— Ага! Я хочу шлона шлепить.

— Слепить? Из чего? Пластилин нужен… Или мы во двор выйдем и из снега слепим? — вынесла предложение Олеська.

— Не, я у деда Василия штуку видела. Пойдем, покажу!

Машка соскочила с дивана и решительно потянула за собой Олеську.

— Куда ты меня тащишь?

— В чулок, — уверенно произнесла Маша.

Они пошли в маленькую комнатку, которая раньше выполняла роль кладовки, и называлась чулан. Но с недавнего времени дед Василий приспособил ее под мастерскую. У него вдруг появилось хобби — дед занялся гончарным ремеслом. Лепил из глины разные фигурки, свистульки. А еще купил гончарный круг и потихоньку учился делать кружки и кувшины. Машка по-хозяйски зашла в мастерскую и направилась в дальний угол.

— Вот, тут у деды глина ешть. Из нее мы шлоников налепим. Потом дед их в печку жашунет, а потом мы с тобой их развишуем.

— Дед ругаться будет… — с сомнением ответила Олеська.

— Не будет. Он меня любит, — уверенно произнесла Машка.

— Да, но, — попыталась возразить девочке Олеська. Но та покровительственно ответила:

— Не волнуйша, он и тебя любит. И вообще, он добвый.

Маша отломила от большого куска глины два маленьких кусочка, один взяла себе, второй протянула Олеське. Видно было, что девочка здесь частый гость и лепкой занимается не впервые.

Олеська с увлечением мяла рыжий комок, чувствуя, что глина становится все податливее. Ей такое развлечение пришлось по душе. Она подумала, очень хорошо, что не отправилась гулять со всеми остальными. Что она леса и сосисок не видела? Тем более с сосисками дефицит вышел. А вот такое действо — сродни медитации. Через полчала у нее в руках был вполне симпатичный слоненок с задорно задранным кверху хоботом.

Машкин слон был более основательный — толстые ноги прочно удерживали небольшое круглое туловище. Равновесие помогал удерживать и хобот, что упирался в землю. Но самое замечательное у слона — это были уши. Они по размеру почти превосходили самого слона.

Творцы не заметили, как народ вернулся с прогулки.

— Эй, аууу! — закричала Елена Петровна, — Что-то дома подозрительно тихо. Девочки, вы где?

— Мы у деды в чулке шлонов лепим громко закричала Машка, — Идите все шюда!

Когда все собрались в мастерской, Машка начала объяснять:

— Это мой шлон, и его жовут Вася, как деду. Толштые ноги, это у него потому, чтобы в них вецептовы уместились, а хобот вниж — это шлоник воду из жемли пьет. А уши у Васи шамые больфые, чтобы ему в Африке швоей не жавко было.

Народ умилился Машкиным творчеством. Особенно дед Василий.

— Ох, да ты ж ягодка моя сладкая! — пропел он, — Какого слоника слепила. Я его в печку поставлю, а потом мы с тобой его и разрисуем.

— И Лещинго шлоника в печку.

— Конечно, и Лесиного. Творительницы вы мои.

Судя по чересчур восторженным высказываниям, Олеська поняла, что дед Василий слегка принял на грудь. Она улыбнулась. Но тут из-за спины неожиданно вынырнул Вадик, чем слегка напугал девушку.

— Что, Паровозова, ты у нас оказывается скульптор? Ну-ка, покажь, чего ты там налепила?

— Полетаев! — насмешливо улыбнулась Олеська, — Ты летел мимо, вот и лети.

— Ну, вот, сразу мимо. Я может, хотел попросить, чтобы ты мне этого слоника подарила. На счастье.

Олеська недоверчиво покосилась на Вадика — придуривается или серьезно?

— Он все равно еще не готов, — буркнула она и отошла.

А дед Василий посадил Машку на колени и рассказывал ей интересную историю:

–…вот они шли и на расстоянии наблюдали за львицей. А она несла своего львенка.

— На вучках несла? — уточнила Машка.

— Нет. В зубах. Все животные носят своих детенышей в зубах. Так вот, наблюдали они за львицей, а она очень устала.

— Ну, да, — снова перебила деда Машка, — Львенок, наверное, тяжелый, как я…

— Тяжёлый… И вот, подошел к ним слон. Он решил помочь львице — согнул свой хобот, и львенок запрыгнул на хобот, и они пошли дальше втроем — слон нес львенка, а львица просто шла рядом.

Олеська сидела на диване и наблюдала за всеми. Дед воркует с Машкой, Ленка командует — кому на стол накрывать, кому куда садиться, Наташка с задумчивой улыбкой снует от стола на кухню и обратно. Димка суетится и пытается ей помочь. Все такие родные и милые. Даже Вадик не вызывает раздражения — парень, как парень, ну, разгильдяй немного, а так вполне симпатичный. Сидит вон, в телефоне залип. Кривит губы в усмешке. А вот он потешно так рот приоткрыл и сосредоточенно что-то печатает, наверное, сообщение набирает кому-то.

И тут у нее звякнул телефон — пришло сообщение. Олеська посмотрела и удивилась — от Вадика? Но, открыв сообщение, удивилась еще больше, даже растерялась. «Леся, я правда хочу, чтобы ты подарила мне сделанного тобой слоника. Он мне очень понравился. Не сердись на меня, ладно?»

Олеська подняла голову и встретилась глазами с Вадиком. У него покраснели уши, но взгляд Вадик не отвел. Олеська почувствовала, как у нее тоже щеки начинает заливать краска. Она опустила голову и набрала ответное сообщение: «Хорошо. Доделаю и отдам».

Новый год набирал обороты, в их селе он уже хозяйничало целых шестнадцать часов. Солнце уходило за дальний лес, окрашивая небо сиреневыми закатными красками. И Олеська всем сердцем почувствовала — как же хорошо жить на этом белом свете! И как здорово, что у них такая дружная семья. Им так хорошо вместе, что, пожалуй, больше никого и не надо. Да, друзья и знакомые часто гостят у них. Вот и Лев Львович с Данькой приехали Новый год с ними отпраздновать, они хорошие, но все-таки не свои, не родные. Уехали, и Олеська ощутила облегчение. Остались только свои… И Вадик… Олеська удивленно прислушивалась к себе. Да, с Вадиком они знакомы давно, и он часто приходит к ним, и, бывает даже остается на несколько дней, особенно в праздники. И несмотря на то, что он «приблудный», как однажды выразилась Ленка, Олеська не чувствует напряжения и скованности, когда Вадик находится с ними. И даже все его глупые шуточки и привычка изводить ее не раздражают, как в детстве. «Ну, надо же, — не переставала удивляться Олеська, — Совсем не раздражают».