Фантазиста. Первый тайм

Надежда Сухова

Франческо мечтает стать футболистом, но он ещё не знает, насколько тернист будет его путь к вершине. Большой путь маленького человека.

2

Через неделю тётя Изабелла собрала мои нехитрые пожитки в маленький чемоданчик и снова привела в «Резерв нации». Теперь уже навсегда. Сердце моё тревожно билось в предчувствии, я понимал, что теперь всё будет по-другому, но не осознавал — насколько.

Школа находилась на окраине города, на территории, некогда принадлежащей специализированному интернату, но потом это заведение расформировали, и муниципалитет не знал, куда пристроить огромную территорию с четырьмя корпусами и просторным, но одичавшим садом — и тут так удачно подвернулся Джанлука Менотти. Правда, сначала он открыл здесь тренировочную базу, но детским спортивным школам оказалось неудобно возить сюда учеников. Поэтому через два года идея трансформировалась в спортивный интернат.

Как я уже говорил, по Уставу школы в ней должно было учиться двадцать шесть учеников. Больше принять заведение не могло, потому что комнат для проживания было всего тринадцать. В каждой стояла двухэтажная кровать, квадратный стол, за которым можно было делать уроки вдвоём, два стула и шкаф с двумя абсолютно одинаковыми, зеркально расположенными отделениями. То есть всё в «Резерве» было парным, кроме меня. Я значился двадцать пятым учеником — и это тоже сыграло в моей судьбе непоследнюю роль.

30 августа состоялось открытие «Резерва». Тётя проводила меня до комнаты, помогла распаковать чемодан. Мне было невыносимо думать о том, что она сейчас уйдёт на неделю. Лучше бы она просто довезла меня до ворот школы и оставила там. Но, видимо, тётя чувствовала себя виноватой передо мной, поэтому её попытка обустроить мой одинокий быт была наполнена исключительной женской нежностью. Я держался изо всех сил, чтобы не заплакать, потому что знал: тётя Изабелла боялась моих слёз больше всего на свете. Расстраивать такую хорошую женщину я не хотел.

Разложив вещи по местам, наказав мне чистить зубы и мыть руки, тётя взглянула на часы, ахнула, схватила меня за руку, и мы помчались вниз — на торжественное открытие. Директор школы уже завершала приветственную речь, а двадцать четыре мальчика и их родители внимали этой отважной женщине, задумавшей авантюру, в успех которой никто не верил. К нашему приходу София Менотти как раз закончила и предоставила слово своему мужу.

Джанлука Менотти вышел к микрофону и произнёс незатейливый текст про то, как он рад служить примером для подражания молодому поколению. Но я не слушал его — я смотрел на этого человека во все глаза, и у меня аж дыхание перехватывало. Думаю, с остальными мальчишками было то же самое. Менотти в то время был капитаном столичного клуба. Молодой, сильный, великий — настоящий победитель, настоящий вожак. Ему было двадцать девять лет — возраст для футболиста серьёзный, но как раз такой, чтобы заслуженно стать символом не только клуба, но и национальной сборной.

Сказав текст, он встал в сторонке, рядом с бывшим одноклубником Гаспаро, они начали болтать, Гаспаро улыбался и кивал. Рядом с Джанлукой он блёкнул. Не в том смысле, что Менотти был красивее или сильнее его — нет! Наоборот, Альберто превосходил своего капитана по красоте лица и фигуры. Был он слажен, как древний олимпийский бог — с него бы только скульптуры лепить. Но в позе Джанлуки, в каждом его жесте, в каждой улыбке было столько достоинства и величия, что юный божок Гаспаро выцветал на его фоне.

Под самый конец встречи у Джанлуки зазвонил сотовый телефон, и футболист, ответив, продолжать разговор почему-то ушёл в здание, чтобы не мешали громкие звуки. София Менотти объявила учебный год открытым и сообщила, что сейчас Альберто Гаспаро раздаст ученикам специальные подарки. Мальчики с радостью ринулись к нему, а он, усмехнувшись, махнул рукой и скомандовал:

— Ну что, бобры, вперёд! За подарками!

Эти его «бобры» мне сразу не понравились. Правда, потом я узнал, что у Гаспаро есть своя градация прозвищ. «Бобры» — ласкательное, «олени» — недовольное, а «мелочь» или «мелюзга» — снисходительное. «Бобры», то есть мы, подняв невообразимый галдёж, вприпрыжку бежали за Альберто, который уверенно шёл к небольшому синему пикапу, припаркованному недалеко от поля. На полпути к машине меня догнала тётя Изабелла и, крепко схватив за руку, потащила обратно.

— Но тётя! — упирался я. — Там подарки!

— Подарки именные, хватит на всех, — отрезала она.

Я понимал, что хватит, я просто хотел получить свой из рук Гаспаро!

— Ческо, не отставай! — тётя приволокла меня к тому месту, где недавно было собрание. Некоторые родители уже разошлись искать своих детей, чтобы попрощаться с ними, кто-то остался, чтобы выяснить кое-какие организационные моменты. Тётя Изабелла пристроилась сбоку от толпы и терпеливо ждала. Наконец, когда София осталась одна, моя тётушка ловко подрулила к ней и с настойчивостью, присущей лишь незамужним женщинам, заговорила:

— Синьора Менотти, я вас очень прошу… Если Ческо будет вести себя неподобающим образом или у него что-то разладится со здоровьем, сообщите мне немедленно.

— Синьора Фолекки, неужели вы думаете, что мы будем скрывать от вас что-то? — обиделась София. Всё-таки она была намного красивее моей тёти.

— Просто мальчик меньше всех, его могут обижать. Пожалуйста, проследите за этим, — не сдавалась тётя, подталкивая меня к директрисе.

— Франческо, если кто-то из мальчиков будет тебя обижать, ты должен немедленно рассказать это мне или воспитателю, — строго произнесла София. — Ты понял меня?

Я покраснел как помидор и кивнул. Мне хотелось поскорее убраться с глаз синьоры Менотти и получить уже свой подарок, но тётя держала меня крепко, оставляя собеседнице указания относительно моего пребывания. Наконец, тётя закончила и ласково произнесла:

— Беги, малыш!

Беги! А то бы я пошёл прогулочным шагом! Уж я точно не верил в то, что Гаспаро будет стоять у пикапа до вечера, дожидаясь моего появления. И я припустил, лелея смутную надежду застать футболиста за его нехитрой работой. Однако рывок мой был прерван на первой же секунде. Оказалось, к жене подошёл Джанлука Менотти, которого я не заметил, поэтому, бросившись бежать, я со всей дури влепился в него и упал.

— Осторожней, пострел! — рассмеялся футболист и поставил меня на ноги. — Это жёлтая карточка, не меньше!

Я покраснел ещё сильнее, чем когда тётя рассказывала про меня Софии. Я готов был провалиться сквозь землю!

— Джа-анни, — с укором протянула жена Джанлуки и обняла мужа за плечи.

— Шучу, — тут же исправился футболист и потрепал меня по волосам. — Ты не ушибся?

Он присел передо мной на корточки и заглянул в лицо. Я стоял, забыв обо всем на свете. Время для меня остановилось. Мне кажется, я даже дышать забыл — так был взволнован. У Джанлуки были волнистые русые волосы, добрые серые глаза, от которых расходились маленькие лучики морщинок. Он был слегка небрит (по последнему писку моды), от него пахло дорогим одеколоном, уютным домом и счастливой семейной жизнью. От всего этого набора у меня приятно закружилась голова. Синьор Менотти положил руки мне на плечи и проникновенным голосом пообещал:

— Когда-нибудь тебе пригодится этот навык. Понял меня?

Я понял, да. Я понял, что сейчас грохнусь в обморок. Джанлука щёлкнул меня по носу, встал и тут же потерял ко мне интерес, обратившись к жене. А я на ватных ногах поплёлся за своим пресловутым подарком. И получить его из рук Альберто Гаспаро уже не казалось мне чем-то выдающимся. Пока я обходил здание, я раз сорок обернулся, чтобы посмотреть на Джанлуку Менотти. И как только я видел его фигуру в белоснежной рубашке и серых брюках, я сразу ощущал его запах — запах величия и богатства.

Альберто Гаспаро, надо думать, уже ушёл. Некоторые мальчики сидели на зрительских скамьях возле поля, разворачивая цветастые пакеты, двое носились по стадиону в красивых оранжевых майках, которые, видимо, и были тем специальным подарком. Я остановился, с тоской глядя на происходящее. Многие дети жили тут уже второй день, а потому познакомились и сдружились. Мне же ещё только предстояло заводить дружбу, к чему я был плохо предрасположен с детства.

Если бы не Джанфранко, я бы так и стоял посреди дороги до вечера. Он подскочил ко мне, легонько толкнув плечом, и спросил:

— Это ты за подарком не пришёл?

— Я, — севшим от волнения голосом ответил я.

— Пошли. Синьор Гаспаро велел найти тебя и привести к нему.

Он обнял меня за плечи, и мы двинулись к боковому крыльцу здания. Так, по пути за подарком мы и познакомились. Джанфранко был очень симпатичным мальчиком: чёрные большие глаза, кудрявые волосы почти до плеч, ямочки на щеках. Но что меня порадовало больше всего — его рост. Мы с ним были одинаковыми, хотя ему уже исполнилось девять. Как потом выяснилось, он был старше меня на год и один день.

Получив подарок от Гаспаро, я вдруг вспомнил про тётю Изабеллу и помчался на улицу. Как я и боялся, случилось страшное: она, чтобы не травмировать меня долгим прощанием, уехала. Я пробежал вдоль всей ограды, пытаясь разглядеть её машину, но тщетно. Слёзы подступили к горлу, и я уже готовился разрыдаться, как вдруг увидел на стоянке Джанлуку Менотти. Он что-то искал в бардачке своего прекрасного серебристого «Феррари», потом выпрямился — и наши глаза встретились. Он улыбнулся мне и подмигнул. Этот незатейливый контакт длился секунды три, но моё вселенское горе, связанное с отъездом тёти, внезапно куда-то улетучилось. И я стоял у ворот — счастливый мальчик, одарённый улыбкой великого игрока, — и не сводил с него глаз. Однако Джанлука больше не посмотрел на меня. Он отыскал нужную вещицу, сунул её в карман, завёл мотор и уехал. А я вернулся в свою комнату с двойственным чувством.