Кейс. Доставка курьером

Наталия Левитина, 2008

Юлия Бронникова, сотрудница журнала «Удачные покупки», и ее друг дизайнер Егор приехали в загородное поместье депутата Воскресенского в тот самый несчастливый момент, когда на того было совершенно покушение. Умирающий депутат просит Юлию передать кейс одному криминальному авторитету. С кейсом, набитым деньгами, Юлия ввязывается в очередную авантюру, хотя где найти этого человека – не представляет, как его зовут – не расслышала, а шифр просто-напросто забыла…

Глава 6

Вот и погуляли!

На одной из развилок мы съехали с трассы и вскоре оказались в коттеджном поселке. Глухие кирпичные стены возвышались справа и слева от дороги, они защищали личное пространство собственников дворцов и замков — мы словно ехали по тоннелю.

Глеб по телефону предупредил о нашем приезде.

— Антон Аркадьевич, — сказал он. — Я уже близко… Ага… Ага… Да… Ха-ха! Вы это… открывайте ворота, хорошо? Сломались? А-а… Ладно… Антон Аркадьевич, готовьте к кастингу енотов. Везу благодарного зрителя, малюсенького такого, в памперсах… А? Нет, не племянник… Ну вот, — обратился ко мне дизайнер, — я предупредил Воскресенского.

— А про меня почему не сказал?

— Про тебя?.. А ты будешь, типа, сюрпризом.

— Вот еще. Да Воскресенский меня и не помнит вовсе.

— Ты так считаешь?

— Мы с ним и разговаривали-то всего пару раз на официальных приемах. Как бы он меня запомнил?

— А вдруг ты произвела на него неизгладимое впечатление?

Я с подозрением посмотрела на Глеба:

— Издеваешься? Я не отношусь к категории девушек, способных производить на мужчин неизгладимое впечатление.

— Однако у тебя масса знакомых, и девяносто процентов из них — мужики. Причем многие из них — известные в городе личности.

Хмм…Тонкое замечание.

Да, если подумать, так оно и есть. Издержки (или бонус?) профессии — постоянно вращаюсь в высших сферах. Вернее, вращаются, словно планеты, мои влиятельные и известные знакомые. А я мельтешу между ними, как метеорит.

— Да ладно, Юля, не парься! Воскресенский — мировой мужик. Он гостям всегда рад. И мы же только на минутку.

— Неудобно как-то без приглашения. Я думала, ты хотя бы по телефону спросишь, можно ли…

— Не гунди! — отрезал Глеб. — Мы уже приехали.

Ворота были открыты, «мазда» въехала на широкую площадку перед гаражом, выложенную плиткой — красные ромбы на белом фоне. Загородное поместье Воскресенского занимало обширную территорию, обнесенную монументальным, неприступным забором. Посреди бескрайних зеленых лужаек с вкраплениями красивых цветников возвышался двухэтажный особняк и неподалеку — еще несколько строений. Наверное, конюшня, домик для прислуги и крытый бассейн.

Что-то вроде того.

Я вытащила из авто Мишутку. Ребенок с интересом озирался.

— Антон Аркадьевич, мы тут! — помахал рукой Глеб.

Хозяин дома семафорил нам с террасы, он стоял у открытой двери, завернувшись в клетчатый плед. Ничего общего с плакатным Воскресенским — напудренным, прилизанным, с выверенным взглядом и горделиво поджатыми губами — в нем не было. Уютно-толстый дядька, крупный и фактурный, но слегка усталый, немного сонный и взъерошенный.

Никакого пафоса! Но так — гораздо лучше.

Похоже, Воскресенский ни капли не удивился, увидев свиту дизайнера — даму с дитем на руках.

— Ребята, идите сюда! — крикнул он. — Я сегодня здесь в абсолютном одиночестве. Да еще и ворота сломались, не закрываются. Сейчас жду техника, он обещал к пяти подъехать.

— Здравствуйте, Антон Аркадьевич! Не помните меня? Юлия Бронникова из журнала «Удачные покупки». Мы с вами несколько раз встре…

— Юленька! Здравствуйте! — тут же вспыхнул радостью депутат, так, словно с трудом дождался моего появления. Он ласково приобнял меня за плечи. — Конечно же помню, как не запомнить такую остроумную и очаровательную собеседницу!

Я слегка оторопела от подобного приема. Неужели Воскресенский всех гостей встречает таким же образом? Или это профессиональные увертки опытного политика?

— Спасибо за комплимент, — польщенно улыбнулась я. — У вас тут красиво, Антон Аркадьевич. Просто очень-очень. А воздух какой изумительный, не то что в городе. Хочется дышать полной грудью.

— Пользуйтесь моментом, — улыбнулся Воскресенский. — Юля, вы стали мамой? Прелестный малыш!

— Да, симпатичный, — согласилась я. — Но это не мой, соседский.

— А-а… Выручаете, наверное, подругу? А я, кстати, читаю ваши статьи в «Удачных покупках».

— Вы серьезно? — опешила я.

— Да. А что? Жена любит ваш журнал. Ну и я с ней заодно. У вас, Юля, великолепный стиль. Даже про бульдозер напишете так, что за душу возьмет.

— Спасибо, — растаяла я. — Приятно слышать. А я вас постоянно вижу по телевизору.

— Это естественно. Мне нельзя не быть в телевизоре, я же депутат, — засмеялся Воскресенский.

— А Глеб сказал, у вас еноты и белки?

— Не-а, не еноты, а барсуки. У меня тут целый зоопарк. Давайте покажу.

Воскресенский завязал плед узлом на груди и повел нас по дорожке в сторону конюшни. Сейчас, в домашней обстановке, не на публике, он был напрочь лишен помпезности, присущей политикам, не лопался от важности. И выглядел милым.

Толстые, по-свински откормленные барсуки, заключенные в клетку, привели Мишутку в невообразимый восторг. А белки с внимательными глазками-бусинками довели до экстаза…

Мы сели на диван в гигантском холле. Наверх вела великолепная деревянная лестница с перилами из кованых ажурных завитков. Мишутка подпрыгивал у меня на коленях, а Глеб достал из сумки образцы ткани.

— Антон Аркадьевич, пойдемте наверх, посмотрим, как все это будет выглядеть в спальне.

Волшебный шелк в его руках переливался и играл под солнечными лучами, проникавшими в холл сквозь окна гигантских размеров.

— Глеб, куда ты так торопишься? Юля, вы спешите?

— Мы — нет, — ответила я за себя и Мишутку.

— Вот и славно! А не хотите снять куртки? Ребенок не взмокнет?

Отличная идея!

— Планируете оформить спальню в восточном стиле, — предположила я, разглядывая ткань.

— Ну, у меня их там несколько, — немного смущенно ответил Воскресенский и указал пальцем в потолок. — Три Глеб переделывает.

— И одна точно будет напоминать покои падишаха, — подтвердил дизайнер.

— Давайте-ка я угощу вас кофе, — хлопнул себя по лбу Воскресенский. — А вот этот краснощекий парень явно не откажется от сахарной печеньки.

Он собственноручно сварит нам кофе?

Чудеса!

Приятно наблюдать политика в домашней обстановке. Пусть уволит команду имиджмейкеров — они зря получают деньги. Воскресенский гораздо лучше образа, навязываемого ему этими ушлыми профессионалами.

Кофе, сваренный депутатом, был великолепен. Печенья, шоколада и джема он тоже не пожалел. А для Мишутки Воскресенский принес — чрезвычайно меня удивив — баночку сливового пюре и детскую ложку.

— Ха, я ж опытный дед, — объяснил Антон Аркадьевич. — Давай-ка, Юля, накорми эту хорошенькую козявку.

— У вас уже есть внуки? — удивился Глеб.

— Пока всего один.

— Вы — юный дедушка, — польстила я Воскресенскому.

Сколько же ему?

На листовках, призывавших на будущих выборах голосовать за депутата Воскресенского, указывался его возраст. Вроде бы немного за сорок. Сорок три, наверное.

— Глеб, а ты как-то изменился, — заметил депутат. — Выглядишь… м-м-м… более мужественно. Тебе идет.

Дизайнер зарделся. А я подумала о том, насколько Воскресенский — профессиональный политик — поднаторел в искусстве обольщения. Он делает это чисто машинально! Меня он сразил демократичностью манер и вниманием к карапузу. Глеб тоже услышал от Воскресенского самый желанный комплимент — о мужественности, появившейся в облике дизайнера. Бедняга приложил массу усилий, пытаясь выглядеть брутально, а не изнеженно, и депутат сразу это отметил…

Внезапно на улице раздался шум мотора и визг тормозов. Видимо, кто-то лихо вторгся на депутатскую территорию — так как сломанные ворота оставались распахнутыми настежь.

Воскресенский удивленно и встревоженно замер, потом вскочил с дивана и устремился к выходу. Следом помчался обеспокоенный Глеб — ах, не повредили ли нежданные гости его ласточку — «мазду»?

— Надеюсь, это не бойцы ОМОНа? — сюсюкая, сказала я Мишутке и вытерла бумажной салфеткой мордочку, перепачканную сливовым пюре. — Надеюсь, этот симпатичный толстый дяденька-депутат честным путем заработал денежки на скромную хижину и на славных жирных барсучков?

Услышав про барсуков, Мишутка радостно загугукал. Словно понял. Хотя, наверное, понял. Потому что для наглядности я скорчила рожу — сморщила нос, выставила вперед два передних зуба.

— Да… Надеюсь, сейчас сюда не ворвутся парни с автоматами, в черных масках и бронежилетах? Как ты думаешь, малыш? Ведь могут, могут… Если задуматься, честным путем на такие хоромы не заработаешь. Правда, Мишутка?

— Ы-ы-ы, — довольно заявил младенец и выпустил слюни на подбородок.

— А вдруг? Мы с тобой, моя малявочка, знаем: депутаты нашей гордумы выполняют свои обязанности на неосвобожденной основе. Ты знаешь эту формулировку — на неосвобожденной основе?

— Гумм-гумм-ллииллии…

— Нет? Я тебе объясню. Это когда… Когда основа неосвобожденная. Так звучит понятней, да? Значит, наш милый, славный, демократичный толстячок владеет какой-нибудь фирмой, приносящей немыслимые доходы. Колоссальные, грандиозные, жуткие доходы… Не знаю, чем он там занимается…

— Нняннь-ммуммм…

— Но возможно, на коттеджик и домашний скот господин депутат заработал вполне честно. Фирма у него крутая, тебе понятно, малыш? Фирмочка. Возможно, она приносит миллион-другой. Ежемесячно! Это классно. Ах, Мишутка, вот если бы у меня…

Я не успела закончить речь. Странные звуки, молниеносно квалифицированные мной как пистолетные выстрелы, заставили лоб покрыться испариной, а спину — липким потом. Одновременно с выстрелами раздался придушенный вой, вскрики и топот.

Оледенев от ужаса, я приткнула пацана в угол дивана, придавила его подушкой, чтобы не уполз, а сама метнулась к окну. Черный джип с номерами, заляпанными грязью, криво и косо заехав во двор, остановился прямо на газоне у забора. Тенью промелькнуло несколько фигур. Это были не бойцы ОМОНа — гораздо хуже! Крепкие парни в одинаковых черных куртках. И они явно были вооружены!

Нет, только не это…

Да. Похоже, мы влипли… Посмотрели бесплатный зоопарк, спасибочки. И нарвались на вооруженный десант. А у меня на руках чужой ребенок! Я головой за него отвечаю!

На ватных ногах я вернулась к дивану и лихорадочно принялась натягивать на себя ветровку, а на ребенка — его куртку. Мишутка удивленно таращился, не понимая, почему у меня такое странное лицо — слегка перекошенное, с бешеными глазами.

Это от ужаса, милый.

— Давай, давай скорее, — торопила я младенца. Он, как назло, сопротивлялся, вырывал ручку. — Нам надо или убежать отсюда, или надежно спрятаться. Не хочу получить шальную пулю. Кто тогда доставит тебя домой и сдаст мамочке в целости и сохранности? Где же Глеб?! Где этот подлый дизайнер? Привез нас, скотина, в эпицентр военных действий, а сам смылся!

Подхватив Мишутку, я подбежала к двери. Она в тот же момент распахнулась, и на меня буквально свалился окровавленный Воскресенский. Он зажимал руками бок.

— Юля, сюда, скорее, — прохрипел он и довольно резво для раненого побежал по коридору к лестнице. — Быстрей, умоляю тебя, быстрей!

Ребенок испуганно захныкал. Я вслед за хромающим депутатом взбиралась по лестнице. Почти уже наверху Воскресенский обессиленно повис на перилах, его лицо посерело, из горла рвалось какое-то бульканье и свист.

— Антон Аркадьевич, что происходит?!

— Сюда, Юля, скорее!

Мы ввалились в кабинет, Воскресенский повернул защелку на двери, а потом, задыхаясь и зеленея, сполз на ковер и скрючился в позе эмбриона, подтянув колени к животу. Между пальцев сочилась кровь, пропитывая одежду. Я в ужасе смотрела на него, Мишутка начал тихо поскуливать мне прямо в ухо.

— Антон Аркадьевич, что случилось? Кто эти парни? Подождите, я сейчас вызову милицию и «скорую».

Проклятье!

Я оставила сумку с телефоном в машине!

— Юля, — прохрипел Воскресенский, — не трать время… милицию не надо… у меня свои счеты… свои счеты с этими… мужиками… Ты… возьми кейс… видишь, на столе… лежит… Возьми его, умоляю…

Под ним на ковре расползалось темное пятно. Он хватал воздух губами и со свистом выталкивал его обратно. Я опустилась на колени рядом с Воскресенским и осторожно положила ладонь на его плечо. По телу раненого пробегали судороги, глаза закатывались.

Жуткое зрелище!

Ребенок орал от страха, уткнувшись носом мне в шею, я крепко прижимала Мишутку к себе свободной рукой и сама еле сдерживала слезы и подступающую к горлу тошноту. Впервые у меня на глазах умирал человек, а я не знала, чем ему помочь…

— Антон Аркадьевич, миленький, — всхлипнула я, — пожалуйста… Мы сейчас что-то придумаем… Пожалуйста, не умирайте!

— Юля, открой шкаф… — с трудом прохрипел Воскресенский, — там дверь… Пройдешь в спальню… потом в коридор… потом вниз по лестнице на кухню… там черный ход… Беги к барсукам… слева от клеток… за деревьями… за деревьями калитка…

— Антон Аркадьевич, бедненький, не умирайте! Где тут у вас телефон, надо вызвать «скорую»!!! — заголосила я.

— Юля, да послушай же ты! — из последних сил прорычал Воскресенский и тут же скривился от боли. — Возьми кейс… Ты должна его передать… Это страшный человек… Он контролирует все… почти все в нашем… в нашем городе… Ты должна передать… Обещаешь?

— Антон Арка…

— Юля, обещаешь?!!

— Да!

— Я очень тебя… прошу… Если не отдашь кейс, он истребит всю мою… всю семью…

— Кто?!

— И жену, и детей… Сначала поставит… поставит на счетчик… поэтому обязательно отдай кейс… иначе включится счетчик… Ты понимаешь?.. Умоляю тебя… Там деньги, много денег… это страшный человек… он многие процессы… контролирует… отдай ему…

— Кому?!!! — заорала я.

Напуганный Мишутка вопил как резаный. За дверью на лестнице слышался топот, хлопали двери, раздавались голоса. Меня трясло от страха, Воскресенский хрипел на полу.

— Запомни код… девять… шесть… три, пять, один… ноль… семь, четыре, четыре… Запомнила? Отдай кейс…

— Девять-шесть-три-пять-один-сколько?!!!! — заорала я сквозь слезы.

Мишутка голосил в полную мощь легких, дверь кабинета содрогалась от могучих ударов.

— Девять-шесть-три-пять-один! А дальше что?!

— Юля, милая, ради всего… святого… — почти неслышно прошептал Воскресенский, — умоляю… отдай этот кейс… У тебя всего… пять дней… Но лучше… прямо сегодня… Умоляю… Жизнь моих детей… вся моя семья… ноль, семь, две четверки… Это Андрей прррххх…

— Андрей?! Какой Андрей?!! Фамилия у него какая?! Я не расслышала! Да Антон Аркадьевич же!

Воскресенский отключился, ткнувшись лицом в ковер. Я беспомощно посмотрела на его растерзанную фигуру, затем — на дверь, вздрагивающую при каждом ударе… В комнату вот-вот могли ворваться вооруженные бандиты. Размышлять было некогда, оплакивать бедного депутата — тоже.

Во-первых, я головой отвечала за ребенка и должна была вернуть его матери точно в том же состоянии, в каком получила утром. Во-вторых, умирающий Воскресенский взвалил на меня непосильную ношу: ответственность за судьбу своей семьи.

Весело, ничего не скажешь!

Я подскочила к столу, схватила черный чемоданчик и ринулась к шкафу. Отодвинув влево створку и внедрившись между вешалок с одеждой, я обнаружила, как и обещал депутат, еще одну дверь. Нелегко, между прочим, оперировать конечностями, на одной из которых сидит дитё весом в тонну, а другая держит увесистый чемодан! Но я справилась — открыла дверь и проникла в другую комнату.

Необходимость действовать вернула меня в чувство. Слезы высохли, тошнота отступила. Я была готова стать каскадером и совершить невероятный трюк, лишь бы выбраться из этого страшного дома.

— Малыш, прошу, замолчи, — умоляюще прошептала я ребенку, целуя его в лоб и макушку. — Если ты будешь вопить, нас в два счета вычислят плохие дяди. Поймают и надают по мордасам. Но это лучший вариант. А в худшем случае нас пристрелят, как нежелательных свидетелей. Ну уж меня — точно. Ты же не хочешь, чтобы тетю Юлю грохнули? Как ты без меня доберешься до дому, а?

Ребенок меня понял! Он замолчал. Наверное, я была убедительна.

Мысленно сверяясь с указаниями, полученными от раненого депутата, я преодолела весь путь и очутилась у черного входа. Покрутив замок, осторожно открыла дверь. За спиной, в доме, продолжали перебрасываться короткими фразами налетчики, они шумели на лестнице и на втором этаже.

Мы с младенцем выскользнули на улицу. Озираясь по сторонам, я рысцой побежала к конюшне. И уже увидела сквозь деревья спасительную калитку, как в страхе отпрянула: прямо к клеткам с барсуками направлялся один из захватчиков, огромный светловолосый парень в черной куртке. Совершив невероятное — тройной прыжок с ребенком и кейсом в руках, — я приземлилась за живой изгородью и сквозь ветки кустарника стала наблюдать за головорезом.

Он постоял немного рядом с барсуками, похлопал по решетке, сообщил животным, что они разжирели, как свиньи, а затем повернулся и направился к дому. Через минуту путь был свободен! И мы наконец-то выбрались за пределы депутатских владений.

О, счастье!

Калитка вывела совсем на другую улицу — очевидно, параллельную той, откуда мы заезжали во двор. Я повертела головой, соображая, куда бежать. Но в тот же момент сжалась от страха, услышав за спиной скрип тормозов.

— Юля! Быстро в машину! — крикнул мне Глеб. Это были дизайнер и его канареечная «мазда».

Он не бросил нас в беде!

— Я пятьсот раз тебе звонил! Почему ты не отвечала?

— Глеб, моя сумка осталась в машине! И телефон в ней.

— Ах, это он, значит, играл. А я-то подумал, у меня тут что-то сломалось — пищит и пищит!

— Не пищит. Это Моцарт, — всхлипнула я и зарыдала.

— Ну, не расстраивайся. Хорошо, не пищит, а булькает.

— Не булькает!

— Ладно, не обижайся, я не хотел обидеть твоего Моцарта! Не реагируй так нервно!

— Глеб, ты больной?! При чем здесь Моцарт! Воскресенского убили! Прямо у меня на глазах!

— Убили?! — ошарашенно повторил Глеб. — Ах, боже мой! Вот несчастье. Он был таким выгодным клиентом.

Мы выехали на шоссе и помчались в сторону города. Я судорожно давила на кнопки мобильника и захлебывалась слезами.

— Что ты делаешь?

— Звоню в милицию.

— Юля, перестань.

–?!

— Думаю, нам не следует в это вмешиваться.

— Как это?

— А так. Лучше, если никто не узнает, что мы были у Воскресенского. Тебя видели эти бандюганы?

— Нет.

— И меня тоже. Они бросились за депутатом, а я проскочил к машине.

— Но вдруг Воскресенскому еще можно помочь?

— Чем ему поможешь? Ты же сказала — его убили! Нам свою шкуру надо спасать. Вот ты звонишь в милицию. Зачем, Юля?!

Да, зачем?

Возможно, я даже дозвонюсь. И наверное, сумею убедить дежурного, что вменяема. И моя речь — не бред сумасшедшей, не страшный сон, а пересказ реальных событий.

Что дальше?

— Хочешь поработать свидетельницей? — подсказал Глеб. — Будешь давать показания, поможешь составить фоторобот бандитов? Да, Юля?

Да.

А бандиты, в свою очередь, нарисуют мой фоторобот, узнают адрес, биографию, сексуальные предпочтения… И они, полагаю, будут действовать гораздо оперативнее правоохранительных органов. Мафия почему-то всегда расторопнее милиции.

— Мечтаешь стать свидетелем? — повторил Глеб, оторвав взгляд от дороги и обернувшись ко мне.

— Вовсе нет, — в отчаянии пробормотала я.

— Я тоже не хочу. Поэтому спрячь телефон.

Я послушно спрятала в сумку мобильник. Как мне самой в голову не пришло все это?.. Ну надо же. Глеб, если захочет, соображает. А я-то воспринимала его всерьез лишь тогда, когда речь шла о сочетаемости шмоток в гардеробе. Во всех остальных вопросах, полагала я, мой друг абсолютно не смыслит.

Выходит — ошибалась.

— Глеб, ты, что ли, умный?

— Скорее — опытный. У меня все клиенты — фантастические богачи. А у них не жизнь, а сплошной триллер. Думаешь, я первый раз попал в перестрелку? Да, неприятные ощущения. Тут главное вовремя смыться. Что мы сейчас и делаем.

А я — самая настоящая дура! Ну зачем я согласилась прокатиться на автомобиле Глеба?! Раз у него такие опасные клиенты — пусть сам наслаждается общением с ними. Ему за это платят баснословные гонорары. А я гуляла бы с коляской в сквере — и никуда бы не вмешивалась. И не подвергала бы чудовищному риску жизнь Мишутки. Да и свою тоже…

Серое лицо агонизирующего Воскресенского стояло перед глазами. Ребенок, измученный многообразием впечатлений, спал и временами вскрикивал во сне.

Довела бедняжку, негодяйка!

— А Воскресенский мне еще кейс успел отдать.

Я посмотрела на черный чемоданчик. Компактный, размером с мой ноутбук, но в три раза толще, кейс лежал на сиденье. Он был сделан из матового черного металла, рядом с твердой пластиковой ручкой располагалась панель с кнопками. Видимо, именно с их помощью и вводился код.

Код?! О нет… Я забыла код!

— Кажется, я забыла код, — прошептала я.

Пожилая дама-фармацевт внимательно посмотрела на меня поверх очков.

Что-то не так?

Я просто попросила Глеба высадить нас с Мишуткой у ближайшей к дому аптеки и попыталась купить литр корвалола и два килограмма валерьянки в таблетках. Пока мой заказ напряженно обрабатывался мозгом фармацевтши, я нервно катала туда-сюда коляску, беспощадно грызла французский маникюр и зло поглядывала на кейс. Измученный ребенок все еще спал. Он не проснулся даже тогда, когда я вытаскивала его из автокресла и устраивала в коляске.

— А вы грудью не кормите? — спросила дама, покосившись на спящего ребенка.

— У меня вообще нет груди, — зло буркнула я.

75В — это не грудь, а лишь тонкий намек на нее.

Даже до объема бедер не дотягивает!

— Возьмите лучше вот это, — сочувственно сказала фармацевт и указала пальцем на плакат, рекламирующий чудодейственное средство для психов. — Дороговато, но эффективно. Берете?

— Дайте пять упаковок, — быстро сказала я. — И настойку пустырника. Десять флаконов.

Аптекарша покачала головой, вздохнула и пробила чек.

… — Юля, все в порядке? — спросила Ева, принимая спящего сына. — Ты выглядишь немного странно.

— Все нормально. Просто мы слегка загулялись. Твой ребенок вел себя отлично.