Горькая полынь моей памяти

Наталия Романова, 2022

Первая любовь закончилась трагически – боль, недопонимание, неприятие окружающих, разница в возрасте, воспитании, менталитете – всё было против молодых супругов. Теперь герои повзрослели. Что ждёт их при новой встрече, когда старые обиды так и не забылись, но и врозь быть уже невозможно. Какую тайну скрывает она, на что готов он, чтобы вернуть ту, которую так и не смог забыть?

Глава 4

Дамир. Прошлое. Поволжье

Поповка — небольшое село на крутом, обрывистом берегу Волги. Когда-то оно принадлежало колхозу имени Ленина, тех времён Дамир не помнил, но слышал о них порядком. В колхоз входили окрестные деревушки и сёла, вот и Поповка попала.

С того времени много воды утекло, остался лишь кривой асфальт с выщерблинами, да дома-коттеджи из белого кирпича на два или три хозяина. Две параллельно расположенные улицы таких коттеджей, с кривобокими пристройками и задними огородами, некогда поделёнными точно согласно плану межевания, а теперь — кто сколько успел, тот столько и оттяпал. Далеко Поповка от райцентра, кто проверит? А с соседями всегда договориться можно. Полюбовно, под ядрёный первачок.

Странно, Дамир никогда не касался подобных дел, а нехитрые суждения местного населения словно проросли в него, а может, всегда там были. Как панель управления на сенсорном экране — понятно интуитивно.

— Вот здесь остановись! — крикнула Эля, махнув рукой в сторону одного из коттеджей с намалёванной синей надписью «тридцать два».

Названий улиц в Поповке не было, лишь номера на коттеджах, да и те в большинстве случаев облезли, истёрлись от времени. Остальные, частные домишки, и вовсе обходились без номеров, хватало фамилии. Там Ляушины живут, здесь Сергеевы. Не то что по фамилии или в лицо, со спины друг друга узнавали, чья собака по огороду пробежала, знали, куриц, и тех примечали.

Дамир остановился, заглушил мотор. Как же не хотелось отпускать синеглазую, а что хотелось, с тем к малознакомым девушкам не подкатишь. Не к девчонке в простенькой майке, живущей в Поповке. Иллюзий в отношении нравственного облика жительниц окрестных сёл и деревень Дамир не питал, но и правила были, такие же негласные, как подвезти бредущего по просёлочной, обходной дороге. Правила строгие, протокол соблюдался похлеще, чем в Букингемском дворце.

— Так, говоришь, переехала ты? — как-то нескладно Дамир продолжил начатый пятью минутами раньше разговор. Ехать было до обидного мало. — Откуда?

— Поморье, — Эля облизнула губы. Дамира прошибло с головы до паха, аж в пятках отдалось.

— Поморье, Поморье…. — он начинал туго соображать. Васильковые глаза, бесстыдно торчащие крохотные соски, приоткрытый рот. Он сходил с ума, когда бесцеремонно скользил взглядом по прелестям синеглазой.

Приворожила она его уже тогда. Сидя в собственном автомобиле, он намертво прикипел к ней. Навсегда. До скончания веков. С тех пор он даже сдохнуть не мечтал, переродиться — и снова всё сначала. А он переродится, вопреки всем и вся. Она его не отпустит ни на этом свете, ни на том, никогда.

— На море, что ли? На юге? — растерянно пробормотал Дамир, пожирая глазами губы.

— На севере. Архангельск, — синеглазая звонко засмеялась, как откинула паутину с глаз Дамира. Смотри, мол, внимательно, запоминай в деталях.

— А! — он ответил таким же счастливым смехом. — Ступил. Поймала. Давно в России не был, прости.

— Где же ты был? — вылупила глазищи Эля. — По-русски же говоришь!

— В Штатах, — он пожал плечами.

— Соединённых? — заскакали васильковые чертенята в глазах.

— В них, — он согласно кивнул, ожидая лавину вопросов, обычно сваливающуюся после подобного откровения. Предыдущим вечером он устал рассказывать про своё житьё-бытьё там, едва язык не отвалился. Хорошо, алкоголь сморил Равиля с Наткой раньше, а то наговорил бы какой-нибудь чуши, было бы стыдно наутро.

— Клёво… А можно, я тебя потрогаю? — засмеялась Эля и тут же обхватила плечи Дамира. Он ошалел, но с места не сдвинулся. Впитывал, запоминал, как юркие пальцы скользят по плечам, шее, лопаткам, грудной клетке, впрочем, почти сразу те вздрогнули и исчезли.

— Продолжай трогать, — шутя возмутился Дамир. Шутил он лишь наполовину, до дрожи хотелось продолжить, ответить такими же касаниями, провести ладонью по упругим грудям, скользнуть под майку у лопаток, спустить тонкие лямочки, прижаться губами к коже, почувствовать одурманивающий девичий запах. Почему-то издали казалось, что она пахнет чем-то горьким и до одури родным.

— Не, я убедилась, — Эля качнула головой, одёрнув майку. Лучше бы она этого не делала, целомудренный жест привёл к ровно обратному результату.

— В чём?

— Что ты живой. Знаешь, ты первый человек, которого я вижу, кто в Америке был. Я должна была убедиться, что ты не привидение.

— Убедилась? — он ухмыльнулся. Какая она…

— Ты и на самолёте летал? — очень в тему ответила синеглазая.

— На поезде приехал, — заржал Дамир.

— Ну и шуточки у тебя! — закатилась Эля.

— Может, ты меня ещё раз потрогаешь? — смеясь, с надеждой спросил парень. — Вдруг я первый человек, которого ты видишь, кто на самолёте летал.

— Не первый, — Эля беззаботно махнула рукой.

— Через океан? — он хитро скосил глаза. — Аж до Америки?!

— А, так… Так первый, — и, хохоча, потрогала за плечи.

Говорила Эля сущие глупости, младшая сестра Дамира — Карима, соплячка шестнадцатилетняя, и та разумнее изъяснялась. А трогала как женщина. В каждом движении укол по нервам в самую мужскую суть. Будто не по плечам потрепала, как погладила щенка, а ниже пояса скользнула, опалив горячим дыханием.

— Так значит, ты поморка? — Дамир всеми силами сбрасывал васильковый морок.

Сколько лет этой девчонке, кто родители — ничего неизвестно. Да и не привык он руки распускать вот так, без спроса. Не был девственником, целомудрием не славился, нравственностью не отличался. Но одно дело где-то там, в студенчестве, в Штатах, со взрослыми, знающими себе цену женщинами, другое — с васильковой поморочкой, заявившейся за каким-то лядом в Поповку, потерянную среди лугов Поволжья.

— Да, — кивнула Элеонора, названная в честь Элизабет Тейлор.

— И как тебе у нас?

— Хорошо, только ночи тёмные, но привыкнуть можно.

Интересная характеристика, почти удивившая Дамира, а может, он уже привык к Эле, её странным суждениям, выходкам, и ничему не удивлялся? Да и была правда в словах девчонки. О белых ночах в Архангельске здесь только слышали.

— А почему переехала? Архангельск — город, а здесь что делать? Коровам хвосты крутить, так здесь почти не осталось коров, — Дамир в удивлении пожал плечами.

— Я просто так сказала «Архангельск», чтобы понятно было. Мезень, слышал такой город?

— Нет.

— Вот, а о Заакакурье тем более. Деревня, не больше вашей Поповки, только красивей, — не без гордости добавила Эля. — Здесь колледж ближе, вот я и переехала к папке, — она небрежно повела плечом.

— Тебе сколько лет? — Дамир аж отодвинулся от неожиданности.

Всевышний! В колледж ей здесь ближе! В колледж с какого класса поступают? С девятого? С восьмого? Куда смотрит этот «папка», девчонка через поле одна шлындает, и в каком виде. Дамиру стало душно, он ещё раз глянул на Элю… Пойти набить морду, что ли, этому папаше. Мало, что ли, алкоголиков, дураков, пришлых, чтобы малолетнюю дочь выпускать из дома в таком виде?! О чём только люди думают? Да будь это не Дамир на машине, валялся бы сейчас этот ходячий, источающий порок, соблазн в канаве.

— Восемнадцать, перед выпускным исполнилось, — Эля засмеялась. — Не бойся, уже можно, я сама уголовный кодекс читала, — и выпрыгнула из машины.