Осколки безумной вечности

Наталия Романова, 2022

Она – молодая талантливая скрипачка, верящая, что её ждёт всемирная слава. Он всемирной славы уже добился. Молодой амбициозный спортсмен, многократный чемпион мира и Олимпийских игр, любимец фортуны и женщин, красавец с самыми льдистыми в мире глазами. Она любит его с детства, но между ними океан и…

Глава 12

Погода стояла тёплая, на редкость летняя, такая, что не хотелось никуда уезжать. Ни в какую Хорватию, Италию или Испанию. На семейном совете постановили — к тёплым берегам отправятся, когда спадёт тепло в родных краях. Разве Щербаковых можно удивить жаркими странами, белыми песчаными пляжами, кораллами, морскими звёздами, россыпью цветных ракушек? Нет. А вот побыть всей семьёй удаётся редко.

Бабушка занималась с Алисой, не щадя, не делая поблажек на отдых. Напротив, она безбожно заваливала заданиями, миниатюрами, новыми отрывками. Анна не зверствовала так со времён музыкальной школы Алисы, но та была рада.

Между методичным разучиванием классики и игрой в своё удовольствие, когда Алиса ни с того, ни с сего начинала импровизировать или, к ужасу Анны Эмон, наигрывать современные мелодии, пропадало желание бесконечно жалеть себя.

Разве произошло нечто неожиданное?

Что-то случилось с Элис Эмон? Нет. Элис Эмон строго выполняла задания, выданные ей на летнее время, а также старательно корпела под руководством бабушки. Помня единственно важное: музыка — вот смысл её существования. Всё остальное вторично.

Что-то изменилось в жизни Алисы Щербаковой? Нет. Алиса продолжала жить своей жизнью. Ходила после четырёх на пляж, стараясь не думать, что год назад встретила там Сашу. С удовольствием занималась с Сёмкой, играла с ним, будто снова попала в детство. Прислушивалась к вечерним разговорам родителей после ужина. Беседовала с бабушкой, время от времени споря о возможности играть классику в современных аранжировках, поклонницей которых становилась Алиса. Перекидывалась сообщениями с Чинцией, иногда с приятелями, делилась новыми шутками или впечатлениями. Обычная, размеренная жизнь.

История с Сашей не забылась. Огромной, раскалённой занозой она сидела под ложечкой, заставляя ежечасно, ежеминутно, ежесекундно испытывать боль, разочарование и обиду. Алисе шёл двадцатый год, достаточный возраст, чтобы понимать — Саша Хокканен не обязан помнить единичный эпизод в его жизни, даже если он стал первым мужчиной в жизни девушки. У Александра Хокканена огромная армия поклонниц, в его жизни бесконечная карусель, состоящая из Алис и Марьян, сменяющих друг друга быстрее, чем перегорают неисправные лампочки на этом аттракционе.

Ничего не изменилось от того, что она своими глазами увидела, как Саша уводит другую девушку в свою спальню. Он ведь делает так постоянно, может быть, еженощно. В его жизни нет постоянной женщины, а если есть, то тщательно скрыта от ока всевидящих фанаток и спортивных агентов, в чьих интересах поддерживать имидж холостого, потенциально свободного мужчины.

Алиса всё понимала, всё принимала, но никак не могла смириться. Поэтому попросту не думала. Она продолжала просыпаться утром, заниматься, выслушивать недовольство или похвалу бабушки, бежать на завтрак, играть с Сёмкой, спешить на озеро, нежиться в тёплой воде, идти неспешно обратно, перекидываясь по пути бессмысленными фразами с такими же праздно отдыхающими. Какая-то пенсионная, скучная жизнь, но Алиса чувствовала — одна фальшивая нота, один неверный такт, и вся она — натянутая как струна, — лопнет. Поэтому играла отчаянно сосредоточенно, с полной выкладкой.

Так и жила один день, второй, третий, подходил к закату четвёртый. Алисе казалось — шёл седьмой год, а не четвёртый день после того, как она увидела на балконе Марьяны синий, пронизывающий взгляд Саши. Тогда в ней что-то лопнуло, она даже слышала этот звенящий, высокий, в двадцать тысяч герц, звук. Она взяла минимум вещей, зная наверняка, что в загородном доме родителей достаточно летней одежды, и отправилась в посёлок на границе с Финляндией.

Алиса искупалась, как и всегда, аккуратно бороздя неуверенными гребками вдоль берега, следя, чтобы ноги всегда касались дна. Встряхнула волосы, совсем немного вьющиеся от влаги, накинула лёгкое широкое платье, отдалённо напоминающее абайю, и неспешно пошла по знакомой тропинке вдоль озера.

Между высокими домами и сплошными заборами были проулки, а за ними лес. Усыпанные хвоей тропинки песчаной почвы, возвышенности и низины, заросшие низкими, густыми кустарниками. Алиса свернула в один из проулков, поднимая взгляд к синему-синему небу, совсем как взгляд Саши. В голове крутились новые стихи volitare, они появились день назад на его странице, мгновенно собрали искренний отклик поклонников таланта. Неровные строфы уместились в сердце Алисы, свернулись пушистым комком и погладили мягкими лапами звенящие струны нервов.

Хвоя, перемешанная с песком, шуршала под ногами, врезаясь в нежные пальцы. Непривычно открытые ноги в ярких сланцах реагировали на каждый укол, Алиса не обращала внимания. Незначительные уколы, по сравнению с раскалённой занозой под ложечкой, не доставляли неудобства.

Алисе почудилось — кто-то идёт за ней быстрым, спешащим шагом. Обернулась. Глупости. Никого не было. В их привилегированном посёлке с круглосуточной охраной попросту не могло быть посторонних, особенно с тех пор, как один из постоянных обитателей получил пост в столице. Кажется, охрана была везде, а если присмотреться, то за высокими соснами и густыми кустарниками тянулся зелёный забор, едва ли не с колючей проволокой сверху. Если и торопится кто-то по проторенной тропинке, то однозначно свой.

Она обернулась ещё раз, убедилась, что никого нет, сделала шаг вперёд и остановилась как вкопанная. Льдистый, исподлобья, взгляд пригвоздил ступни к тропинке. Каждая хвойная иголка стала заметна, отдалась болью, примешиваясь к давней боли под ложечкой и разочарованию.

— Здравствуй, Алиса Щербакова, — Саша наклонил голову вбок, смерил её взглядом от растрёпанной макушки с едва вьющимися от влаги волосами до пальцев на ногах, всё с тем же лаком на ногтях.