Закрытый показ. Книга стихотворений 2012–2017

Наталия Черных

Наталия Черных – поэт, эссеист, прозаик, родилась в закрытом городке Челябинск-65, по специальности библиотекарь, училась во Львове и Москве. В начале 1990‐х дебютировала в самиздатском сборнике «Абсолютная жизнь». В 1996 году в издательстве «Арго-Риск» вышел сборник стихотворений «Приют», последующие книги также выходили преимущественно в независимых издательствах. Печаталась в журналах «Новый мир», «Волга», «Воздух» и др. Сотрудничает с популярными сетевыми литературными порталами. С момента знакомства с неофициальной литературой, которой Черных посвятила множество эссе, ее интерес сосредоточен на экспериментальной поэзии. Автор романов «Слабые, сильные» (2015, лонг-лист премии «Большая книга») и «Неоконченная хроника перемещений одежды» (2018). Живет в Москве.

II

Супернатурализм

Супернатурализм, или социальная секс-помощь

1. «Не люблю разговоров…»

Не люблю разговоров

о женщинах и мужчинах.

Мой персонаж, однако, мужчина.

О женщине будет после.

Ни разу в жизни

ему не изменяли женщины.

Он изменял, не считая изменой,

оправдывался эректильной дисфункцией.

Измены лежали стыдливы и неполноценны.

Ближе к пятидесяти захотел подросткового секса,

слушал группу «Japan» и слушал «Black Sabbath»,

говорил: это настоящий секс!

Смотрел «Основной инстинкт»,

говорил: фильм о любви и влечении к смерти.

смотрел «Криминальное чтиво» и говорил то же самое.

Ему легче было вожделеть, чем ложиться и вставать.

Он просто не знал, что делать с телом женщины

от внезапного нежелания.

Но какая-то завелась в его странном белье.

Уже много лет с ним,

всё так же прекрасна. Смотрит он на других.

Ближе к шестидесяти стал рыцарствен и сентиментален.

Начал писать биографию Гитлера.

Придумал, по-видимому сознавая обречённость идеи,

(говорил, что любит обречённость):

«Хотелось бы воплотить сюжет,

где призрак становится женщиной и остаётся с героем.

А может, и не остаётся.

Счастливая сказка!»

Рассказ начинается так:

бабкин дом был старый.

Он и сам напоминал бабкин дом.

Непрорисованный

супернатурализм.

Он мог оказать социальную секс-помощь

одиноким,

ещё привлекательным,

хрупким,

болезненным,

но

так и не понял, что именно в этом его призвание.

2. «Она верила…»

Она верила тому,

что говорят в глаза.

Расстраивалась ребёнком,

узнавая, что говорят за глаза.

Что зла,

что ревнива.

Она не знала о ревности.

У неё даже не было женских проблем,

а вторичная аменорея с пятнадцати лет.

Вожделение справедливости

было слаще ревности и обиды.

Она, к сожалению,

не умела ни того, ни другого.

Если ещё раз послушать песню Нау «Ален Делон»,

картинка будто бы сложится:

лучше секса

музыка и кино,

они дают неоспоримое наслаждение,

без мастурбации.

В какой-то момент маленькой жизни

понадеялась отлежаться в койке:

всё что осталось.

С книгой,

фильмами,

музыкой.

Но жестокая полковая труба

снова и снова

вызывала:

одеваться,

принимать душ,

красить брови,

покупать вещи

(что она так любила когда-то),

выходить из дома

(как будто её могли где-то принять),

что-то значить в своём роде занятий

(как будто её достижения ценили коллеги) —

и прочая, прочая с ними.

Единственное, что было её без остатка —

чувство города.

По счастью, она не отличала домов от гор

деревьев от деревьев,

могла есть всё, что покупала в ближайшем магазине,

видеть смешные сны.

Радость не значит,

что в жизни хоть что-то удалось.

Ей не выписали карточку на секс-помощь.

Она и не знала, что бывают такие карты.

3. социально-религиозный секс

они трахаются по большим церковным праздникам

или в ночь со вторника на среду

со среды на пятницу

или на восьмое марта

не потому что нерелигиозны

или так получилось

она работает

а он её ждёт

он готовит к её приходу праздничный стол

накупит продуктов

а они гниют

наделает блюд

а они гниют

накупит сладостей

а они слиплись

сковородка с гречневой кашей не убрана летом три дня

как-нибудь сама рассосётся

он боится разложившейся пищи

укоряет всех

что пища гниёт

она приходит

всегда озирается

будто неловко ей

будто все знают

как намерена дать ему в этот раз

он сначала копается в холодильнике

а потом копается в ней

она шла от пятёрки

тащила самокат

лиловый хлопчатый животик

вполне привлекательной женщины

круглится

он сказал

однажды весной

теперь знаю про секс в великую среду

потом сказал

мы завязываемся в такие узлы

и потом сказал

а не надо встречаться

пятнадцать минут секса

потом несколько часов

механические движения

вряд ли он бросит её

ждёт

что бросит она

в её лиловом животе после чистки

уже не заведётся жизни

он плакал после той чистки

от меня зачинают и не рождают

в духовке преет дорадо или свинина

ждёт часа на вынос

впрочем,

секс —

прекрасная социальная помощь

мужчине и женщине

у которых может быть нет никого

кроме него и нее

у него трое детей и жена

у неё вполне молодая мать

и психически неустойчивый сын

ему и ей

обоим нужна социальная помощь

4. «подонистость моего героя…»

подонистость моего героя

скорее забавна

чем оскорбительна

засыпая в комнатёнке уже не существующей квартиры

слушала

Анчарова

Галича

Окуджаву

голоса текли

сплетаясь

слова входили в память мгновенно

не было времени

осознать

несколько месяцев с песнями под гитару

из магнитофона

закатно

легли пространством доверия

всему что есть

зыбкий мирок вокруг

но каждая линия навсегда

каждый вечер

жила у подонка

не боялась

что обманет

потом оказалось

хорошие люди

гораздо большие подонки

особенно умные и талантливые

термины есть

умный

талантливый

тот подонок возникает порой

вдруг

внезапно

на улице

еще есть пространство

где изображение было чётким

музыка

стихи

проводы писателя в аэропорт

его собаки

его девочка

его одержимость

как-то попросил денег

перевела

просил в долг и не отдал

одно слово

подонок

возмущался теми же словами

что умные и талантливые

когда жила в его двушке,

не платила за койку

жила как в колыбели

да и сейчас

мне везёт на подонков

впрочем

социально-политический секс

не возник

когда спала

на невесть почему

мне памятной койке