Неспящая. Двоедушники

Наталия Шитова, 2021

В мире происходит странное явление. Люди перестают спать и вследствие этого становятся опасными для общества. На сленге их называют «кикиморами». Главная героиня работает в надзорной дружине за теми, кого поразил этот ментальный недуг. Из-за опасной работы личную жизнь героине устроить непросто, а однажды с ней вообще начинаю происходить странные события, которые приводят к шокирующим открытиям. Во второй книге нас ждем продолжение истории. Лесная коммуна кикимор пытается налаживать жизнь, но проблемы и старые враги не дают о себе забыть. Ладе предстоит столкнуться с новым вызовом и новыми опасными приключениями.

Глава 3

Мне хотелось бегом бежать навстречу нежданному гостю. Нет, вовсе не потому, что я скучала по Лёхе Марецкому. Всё проще: всем моим существом я сразу почувствовала, что Марецкий привёз какую-то неприятность. С некоторых пор исключений из этого правила не бывало.

Знала я Лёху давным-давно, с самых первых моих дней в роли «сестры» питерской надзорной дружины. Когда Марецкий был простым дружинником, а потом старшим группы, иногда я оказывалась с ним в рейдах. Он никогда не подводил, не подставлял, а если я, зазевавшись, подставлялась сама, он принимал меры, и было несколько эпизодов, за которые я была ему по-настоящему благодарна. Но была у него одна поганая черта, из-за которой глаза бы мои на него не глядели. Правила существовали для него только тогда, когда они приносили пользу ему лично. А с тех пор, как он пошёл вверх по карьерной лестнице, быть начальником стало для него удовольствием. И теперь он просто тащился от себя в роли начальника и стража законности и правил. Если раньше он запросто мог, например, избить кикимору, или запугать до чёртиков, или применить запрещённый препарат, когда это было ему на руку, то теперь ему куда больше на руку было строжайшим образом соблюдать все законы и предписания. И нещадно карать подчинённых за то, что совсем недавно легко позволял себе. Если буквальное исполнение законов разрушало чью-то жизнь, его это не останавливало.

Его общую въедливость и придирки ещё можно было терпеть, но когда Марецкий, став начальником дружины, уволил Эрика и сломал всю налаженную систему помощи кикиморам, это уже вытерпеть было невозможно. Конечно, то, как работала система Эрика, несколько отличалось от того, как она должна была работать по правилам и законам, но результаты-то были отличные! А кого это интересовало? Только не карьериста Марецкого.

И уж точно, Марецкий был последним из питерских дружинников, с кем я хотела бы увидеться после долгой разлуки.

Сейчас мне всё же хотелось бежать к нему бегом, чтобы быстрее опознать ту самую неприятность, которую он привёз, и не пустить её к нам на территорию.

Но Никита шёл медленно, и мне пришлось подстроиться под его размеренный шаг.

Пока мы шли от дровяного сарая к бараку, Марецкий вылез из машины и стоял, озираясь по сторонам и щурясь от яркого солнца. Видок у него был неофициальный: удобные форменные берцы и куртку — правда, без опознавательных эмблем — разбавляли голубые джинсы, местами вытертые добела.

Заметив нас, Марецкий довольно улыбнулся и приветственно взмахнул рукой.

— Здорово, Ладка! Как ты?.. Привет, Корышев!

Мне показалось, он хотел ещё что-то сказать, но не успел. На крыльцо вышел немного помятый и взлохмаченный Эрик.

Марецкий повернулся к нему:

— Ну, здравствуй, Эрик Генрихович!

Эрик сдержанно кивнул и внимательно уставился на гостя.

Марецкий подошёл и протянул руку.

Эрик помялся немного — то ли для вида, то ли и правда сомневался, стоит ли оно того, — но потом всё-таки протянутую руку пожал.

— Какими судьбами? — поинтересовался Эрик почти равнодушно. — Затеял внезапную инспекцию?

— Да ты что, Малер? Это же не моя территория, — засмеялся Марецкий.

— Вот это первое, что пришло мне в голову, — обронил Эрик.

— В смысле?

— В смысле — не перепутал ли ты территории, — пояснил Эрик, с трудом сдержав зевок.

— Ну, что ж ты со мной так? — усмехнулся Лёха, качая головой. — Врагом меня считаешь?

— Я тебе войну не объявлял, — отозвался Эрик. — Но и друзьями мы вроде как не становились… Впрочем, это неважно. Согласись, ситуация странная. Когда такой большой начальник приезжает на чужую территорию без сопровождения местных дружинников, это вызывает вопросы…

— Мне не нужно сопровождение местных дружинников, если я не на службе. Никаких проверок, Малер, не напрягайся. К тому же я и так в курсе, как вы тут устроились. Здешние ребята проверили вас за это время вдоль и поперёк. Нарушений нет, да и вообще они на вас не нарадуются — говорят, местной дружине от вас только помощь… Нет, я здесь исключительно частным образом.

— В гости, что ли? — равнодушно уточнил Эрик.

— Да.

— Вот не знаю даже, что тебе на это ответить, — пожал плечами Эрик. — Вроде как не положено прощаться с гостями, не напоив чаем на дорожку, но мне что-то очень хочется поступить именно так, как не положено.

— Так чай у вас всё-таки предлагают? — простодушно улыбнулся Марецкий. — Но не мне?

— Как-то так, да, — согласился Эрик.

Марецкий повернулся и пошёл к своему внедорожнику. Я решила, что он сейчас сядет и уберётся восвояси, но вместо этого он открыл заднюю дверь и подал кому-то руку, а затем и вторую.

Из машины неловко вылезла, почти что свалилась со ступеньки в руки Марецкого невысокая худенькая девушка в стёганом лыжном костюме. Обеими руками она прижимала к себе крошечного младенца в ярком комбинезоне с капюшоном. Марецкий убедился, что девушка твёрдо стоит на ногах, отпустил её и достал с заднего сидения большую спортивную сумку.

Приобняв девушку за плечи, Лёха повёл её к нам.

— Меня можете не поить, но, если вас не затруднит, ребята… — начал он.

— Проходите в дом, — коротко проговорил Эрик и пошёл вперёд.

Мы с Никитой побрели сзади, замыкая процессию.

Эрик провёл всю компанию на свою половину, подставил девушке стул:

— Раздевайтесь и ребёнка разденьте — здесь жарко. Малыша положите на кровать, так будет удобнее…

Никита всё молчал, но не сводил глаз с наших незваных гостей.

— Послушай меня, Эрик Генрихович… — начал было Марецкий, глядя, как его спутница хлопочет над ребёнком. — Я к тебе по делу приехал, и дело это очень личное и очень важное…

И тут распахнулась дверь, и в комнате появилась Вероника.

Марецкий осёкся и замер с полуоткрытым ртом.

Вероника немного побледнела, хотя с её кожей куда уж ещё бледнеть. Затем на её щеках мгновенно вспыхнули пятна нервного румянца. Она бросила вопросительный взгляд на Эрика.

— Всё хорошо, Вера, — спокойно сказал Эрик.

Она кивнула и, повернувшись к Марецкому, произнесла с усилием:

— Здравствуй, Алексей.

Марецкий нервно сглотнул и уставился себе под ноги, качая головой.

И тут подала голос девушка:

— Извините… Мне бы малышку помыть и переодеть…

— Конечно, — кивнул Эрик. — Вера, пожалуйста, проводи наших гостей в душевую. И потом… Как вас зовут?

— Ирина, — пролепетала девушка, подхватывая одной рукой ребёнка, а другой сумку.

— Веруша, и потом напои Ирину чаем, хорошо?

— Даже с печеньем, — улыбнулась Вероника и перехватила у девушки сумку. — Пойдём со мной. Осторожно, там ступеньки…

Мы остались вчетвером. Все молчали.

— Я не знаю, как вы это сделали, — пробормотал Марецкий. — Но должен признать, что никто и никогда ещё так меня не дурил, как это вышло у вас… Сошникова была мертва! Я сам это видел!

— Все это видели, — согласился Эрик. — Она и была мертва.

— Кто?

— Вероника Сошникова. Она действительно умерла на даче у Карпенко, и ты лично засвидетельствовал её смерть. Всё верно.

— А это, по-твоему, кто тогда?! — прошипел Марецкий, кивая на дверь.

— Это? Вера Малер, моя жена, — невозмутимо пояснил Эрик. — В девичестве — Герасимова. Документы в полном порядке. Как ты справедливо заметил, их тоже проверили вдоль и поперёк, как и всё здесь.

— И как вы это обтяпали?

— Никак, — пожал плечами Эрик. — Ты обознался. Моя Вера слегка похожа на покойную Сошникову, но и только.

— Слегка похожа?!

— Ну, да. Слегка похожа. Рыжая, кудрявая. Мой любимый женский типаж. Грешен, — невозмутимые глаза Эрика смотрели так невинно.

Марецкий всплеснул руками, но потом отмахнулся и в изнеможении присел на стул.

— Ладно, ребята… — сказал он обречённо. — Вы сделали из меня дурака. Вы меня переиграли. Я не верю ни одному слову из твоих, Малер, нелепых отмазок, но будем считать, что я поверил. Это будет наш маленький секрет. Если вы мне расскажете, что к чему, согласитесь, это будет уже не так интересно…

Никита, наконец, нарушил молчание:

— Что тебе нужно от нас, Марецкий?

Алексей вздохнул, посмотрел на Никиту, потом на меня и развёл руками:

— Мне нужна помощь, ребята. Я прошу вас приютить Иру и девочку.

— Какая группа? — уточнил Эрик.

— Третья, — поспешно сказал Марецкий, обводя беспокойным взглядом наши лица. — Третья, ребята! Честная железная третья!

— Ребёнок чей?

— Её. Две недели назад родила.

— Это понятно, — поморщился Никита. — Отец кто? Ты?

Марецкий кивнул.

Эрик угрюмо вздохнул. Никита нервно сложил руки на груди. Ситуация становилась предельно ясной и, как по мне — почти неразрешимой. Отказать… Как тут откажешь?! Согласиться… Ещё хуже.

— По условиям регистрации нашей коммуны, — начал Эрик, — пребывание на нашей территории детей-кикимор младше четырнадцати лет и здоровых младше шестнадцати возможно на срок не более двенадцати часов, причём дети не должны оставаться наедине со взрослыми кикиморами. И уж тем более мы не можем нарушать общие положения о родительских ограничениях для кикимор. А ты, Алексей, предлагаешь нам поселить тут нелегалов…

— Я не предлагаю, Малер, — возразил Марецкий. — Я прошу. Я очень вас прошу!

Эрик и Никита молча переглянулись. Это молчание накаляло воздух.

— Подставы боитесь? — то ли возмущённо, то ли обиженно воскликнул Марецкий. — Это не подстава, мужики! Я попал со всем этим… Помогите! Мне надо куда-то их пристроить!

— Если здесь найдут ребёнка, — сурово оборвал его Никита, — не только разлучат его с матерью, но и нас перетряхнут. Вполне могут просто закрыть и разогнать. Так что оставляй девушку. Место ей найдём: народ подобрался хороший, дружный, не обидят. А ребёнка увози от греха.

— Ребята, пожалуйста!

— Чем в детдоме или здесь под постоянным риском, ребёнку лучше быть со здоровым отцом, — сказал Эрик. — Оформи опеку, в чём проблема? Не хочешь карьеру портить — не признавай родство, просто оформи независимую опеку. Или что, дружинникам уже и это запретили?

Марецкий помотал головой и через силу ответил:

— Нет, не запретили пока… Но я не могу заниматься этим официально. Я женат, ребята. Жена не даст согласия… да ей и вообще знать нельзя!

Никита и Эрик уставились друг на друга.

— Нет, нормально, да? — со злостью проговорил Никита. — Двадцать первый век на дворе, а человек при высокой должности догадался, как жене изменять, а как резинками пользоваться, не додумался.

— Ты меня ещё поучи! — вскинулся Марецкий и, подскочив к Никите, цапнул его за воротник. — Чья бы мычала!..

Никита оторвал его руки и оттолкнул от себя:

— Да пошёл ты!.. Вот именно потому, что я сам в таком же положении, я и понимаю лучше всех, что ты себе устроил и на что обрёк этих девочек!

— Хватит! — повысил голос Эрик. — Замолчите оба.

Мой мудрый дядя выходил из себя очень редко. Даже когда его скручивало от ярости, он умел очень долго держать себя в руках.

Эрик прикрыл глаза, устало потёр лицо и произнёс со вздохом:

— Назови мне, Алексей, хоть одну причину, по которой твоя проблема должна стать нашей. Только подумай хорошенько: это должно звучать убедительно.

На Марецкого страшно было смотреть.

— Я не знаю, — сказал он совершенно убито.

Никита фыркнул:

— Ну, ты же почему-то привёз их именно сюда!

— А кроме вас, мне некуда больше их везти. Больше никто не поможет.

— Почему?

— Всем или наплевать, или боятся, — горько усмехнулся Марецкий.

— По себе судишь… — покачал головой Никита. — Полно укромных мест в самом Питере, где можно было найти приют. И я уверен: ты не хуже нашего их знаешь, эти места. Они все у тебя на примете, так или иначе. И не надо было так далеко тащиться.

Марецкий, наконец, поднял голову и обвёл нас взглядом:

— Да, знаю я… пару мест. Но…

Он замолчал, и Никита угрюмо закончил за него:

–…но и тебя там прекрасно знают. И почти наверняка укажут тебе на дверь. Или, помня твои благодеяния, подставят при первой возможности.

Марецкий кивнул:

— Что ж, так и есть. Я приехал сюда, потому что только вам доверяю. У нас были сложные отношения, но я доверяю вам полностью.

— Я тронут, — буркнул Никита. — А вот я лично доверял тебе куда больше, когда знал, что ты упёртый служака и карьерист. Тогда ясно было, чего от тебя ждать. А теперь, когда ты за своё кровное готов на всё, что угодно, я не знаю, на что этакое ты ещё способен…

— Ну, только не на то, чтобы заложить или подставить того, кто может спасти мою дочку и её мать! — рявкнул Марецкий в отчаянии и тут же мгновенно скис. — Я умоляю вас, ребята!..

— Эй, ну вы что?! — встряла я, хотя никто не спрашивал моего совета. — Прекратите! Нельзя так, ну что же вы делаете?! Эрик, скажи что-нибудь, наконец! Зачем эти дурацкие вопросы? Что вы от Лёхи хотите услышать?! Какая разница, что он скажет? А если ничего не скажет? Если бы его тут вообще не было?! Если бы эта Ира с ребёнком просто пешком к нам пришла? Прогнали бы?!

Эрик подошёл ко мне, приобнял слегка, шепнул на ухо:

— Успокойся, Ладка. Всё хорошо. Всё нормально.

Отпустив меня, он вышел из комнаты.

Марецкий без сил снова сел на стул. Мне было очень его жаль. Всё, что говорил ему Никита, было справедливо, но… Но зачем?! Даже если сейчас он со всем согласен, это ничего не изменит. Ни его не изменит, ни обстоятельства.

Никита шагнул к Марецкому, наклонился над ним, потрепал за локоть.

— Ладно, не раскисай. Что-нибудь придумаем, конечно, — сказал он уже значительно мягче. — И твой моральный облик, и наши с тобой прошлые конфликты тут вообще ни при чём. Просто твоя ситуация в нашу жизнь не вписывается вообще никак, вот и всё. Это понятно, я надеюсь?

Марецкий кивнул.

— И за тебя эту проблему до конца никто не решит, — добавил Никита.

— Я понимаю, — печально буркнул Марецкий. — А ты свою проблему решил?

— Решил, — улыбнулся Никита. — Мой брат оформил опеку. Уже несколько месяцев сын живёт у него, за городом. Брат с детьми возиться не умеет и не хочет, но мы с ним сразу договорились, как будем действовать, и нашли хорошую няню. Живут они отсюда далеко, но видимся теперь чаще.

— Ты молодец, — задумчиво констатировал Марецкий.

— Тебе просто время нужно, — уверенно сказал Никита. — Обдумай спокойно: есть много вариантов растить такого ребёнка в домашних условиях, не подвергая никого риску. В конце концов, можно найти не родственника, а просто добросовестного человека, который за разумные деньги формально станет независимым опекуном. На поиски такого человека нужно время. Мы присмотрим за девочками, пока ты будешь это улаживать.

— Спасибо, Корышев.

— Только учти, что мы можем спалиться. В души ребятам не влезешь. Кто-то и сдать может сгоряча, особенно если узнает, что это именно твоя дочь.

— Я наказал Ирине строго-настрого!.. — начал Марецкий.

— Верю, — кивнул Никита. — Но мы все люди. Бывает всё. Может, кто-то уже увидел и узнал тебя… Ну да неважно, по какой причине, но планы наши могут накрыться разом. И не сбрасывай со счетов тот самый риск, из-за которого у кикимор детей отбирают. Мы тут порхаем друг над другом и с бубнами пляшем, но тоже возможно всё.

Марецкий молча слушал.

— А поэтому, Алексей, думай о том, что это временное решение вопроса, двадцать четыре часа в сутки над этим думай. Ищи ребёнку дом с соблюдением всех правил.

Марецкий снова кивнул.

— Ладно, не буду больше тебя жизни учить, ты и сам всё понимаешь, я думаю, — заключил Никита и повернулся ко мне. — Пойду ребятам помогу.

Когда он ушёл, Марецкий задумчиво взглянул на меня и через силу пошутил:

— Надо было жениться на тебе, когда ты предлагала. Может, не влип бы так.

— Надо было. Но, увы, ты упустил свой шанс, — подыграла я ему.

Он криво улыбнулся.

— Ты хоть любишь её?

— Кого? — вздохнул Марецкий. — Ирку, жену или дочку?

— Да хоть кого-нибудь?

— Хоть кого-нибудь, должно быть, люблю, — пробормотал он с досадой. — Иначе не торчал бы тут.

Я, наверное, такую гримасу состроила, что Марецкий понимающе усмехнулся:

— Думаешь, напрасно вы согласились?

— Уверена, что напрасно. Я сразу поняла, Лёша: ты нам большую проблему привёз. Ты на это мастер.

— Кто бы говорил, — скривился он.

— Лёша, ты только давай не…

— Что?! — вскинулся Марецкий. — Ты ещё мне лекцию прочти!

— Я хотела сказать: ты только не забудь обо всём этом. А то отъедешь по шоссе подальше, решишь, что сбросил проблему, и дело сделано…

Он встал, подошёл вплотную, нервно щурясь, словно вдруг стал близоруким.

— А я ведь помню, как своими руками труп Сошниковой в простыню заворачивал, — сказал он задумчиво. — И не забывал никогда. Сколько раз такое делал, а не забывается. А уж то, что я сегодня увидел, вот это всё… Думаешь, я вас забуду теперь?

— Ты что, нам угрожаешь?

Он покачал головой:

— Нет. Я же сказал: я никогда не подставлю тех, кто мне помог.

То ли у меня совсем уж характер испортился, а вовсе не чуть-чуть, то ли я превратилась в параноика в этой глуши, но слова Марецкого для меня прозвучали как угроза. Теперь мы знали его тайну, а он знал нашу. Вроде бы наши тайны должны сделать нас союзниками. Но эта гарантия показалась мне совершенно не надёжной. В конце концов, что за беда — любовная связь с кикиморой и внебрачный ребёнок. И совсем другое дело, когда официально умершая и по документам давно похороненная кикимора первой группы живёт себе под чужим именем.

Марецкий помолчал немного и вдруг спохватился:

— О, слушай, заодно спросить хотел… Хорошо, что не забыл…

Он полез в задний карман и вытащил оранжевую пластиковую молекулу размером с крупную виноградину. Тарк проникновения. Артефакт, открывающий портал в смежный мир.

У меня сердце чуть притормозило, а потом пошло в разгон. Срочно… срочно взять себя в руки!

— Не знаешь, — задумчиво проговорил Марецкий, — что это может быть за ерунда?

— Знаю! — ответила я как можно веселее.

Представляю, до чего это фальшиво звучало! Но Марецкий, кажется, ничего не заметил. Теперь оставалось наскоро придумать что-то, хотя бы отдалённо правдоподобное.

— Лёш, откуда это у тебя?

— У покойного Карпенко в карманах были. Сначала думали, что детали от детского конструктора или фишки для игры какой-нибудь, но порылись в сети и не нашли ничего похожего… А они у него так культурно, в пакетике лежали. Так и пришлось написать в описи: «пластиковые предметы неизвестного назначения».

— Ну, вы почти угадали. Фишки, да… — я взяла у Марецкого тарк и подбросила на ладони. — Реквизит это. Для психологического тестирования.

Алексей недоумённо нахмурился:

— Виталька-то тут при чём? Где был он — и где психология?

— Виталий, как ты знаешь, во всём помогал Эрику.

— Ну? — сурово промычал Марецкий. — И?

— А Эрик перед тем, как ты его из дружины вышиб, — тут мне даже притворяться не понадобилось — злость в голосе сама по себе вылезла, — занимался своей новой методикой. Он придумал систему тестов для кикимор, чтобы выявлять скрытые депрессивные состояния. Метод на основе теории системных расстановок. Слышал?

— Не-а.

— Почитай — интересно.

— Некогда мне вникать, — то ли с упрёком, то ли с раздражением буркнул Марецкий.

— Жаль, — я продолжала подбрасывать тарк на ладони. — И вот такие штучки там как реквизит используются. Виталик их заказать должен был у каких-то своих знакомых умельцев. Не только эти вот рыжие, но и другие разные. У Виталика только эти были?

— Да не только, ещё пирамидки какие-то, кубики, — промямлил Алексей. — Валяются в сейфе вещдоков. Я думал — может, интересное что. А это, оказывается, фигня всякая…

— Ничего не фигня! Если бы не ты, то Эрик доработал бы очень и очень полезную методику! А ты за внедрение ещё и повышение получил бы. Но тебе же надо было власть свою показать. Когда теперь Эрик сможет к этой работе вернуться?.. Может быть, никогда.

Марецкий только плечами пожал.

Я, наконец, перестала подбрасывать тарк и зажала его в кулаке.

— Я оставлю себе? На память… о мирном времени?

Алексей отмахнулся:

— Бери, играйся.

Я засунула тарк поглубже в карман. Невероятно, как мне повезло…

Вернулся Эрик.

— Всё в порядке. Сейчас освободят кладовую… ту, с окном, — Эрик махнул рукой наверх. — С кроваткой для ребёнка что-нибудь придумаем. Пойдём, Алексей, попрощаешься — и быстро уматывай отсюда, пока тебя никто не узнал.

Марецкий подорвался и поспешил за Эриком туда, где ему следовало быстро и тайно попрощаться.

Сверху послышался тихий, но требовательный плач младенца.

Да, я просто уверена была на все сто, что согласились мы напрасно. И на все двести — что не согласиться мы не могли.